Через мрак (1/1)

- Кого из родных вы хотели бы увидеть? - спрашивает его новый лечащий врач, не отрываясь от заполнения очередного назначения. Ён тем временем глядит на свою мед карту, она становится все пухлее. В отличии от него самого. Кажется, за последние три недели он скинул килограммов десять, не меньше. - Кого? - он удивленно поднимает на дока свои черные глаза. - Не знаю. Я хотел бы увидеть всех. Я здесь уже три недели. - Да. Но вам пока разрешен визит только одного человека. Это не моя прихоть, молодой человек. Так положено, - продолжая писать, спокойно поясняет доктор. - Мать, - не долго думая выбирает пациент. За время своего бреда он ухитрился немало наболтать. Пора было исправлять ситуацию, иначе у нее могут быть проблемы, а Ён этого не хотел. Пока не хотел. По его скромному мнению, только он мог быть причиной ее переживаний. А не какой-то там мозгоправишка, да еще и не самого лучшего пошиба. Здесь вам не Мадрид. И не Париж, это уж точно. Мужчина все еще пишет. Пишет и пишет. Чтобы парень расслабился, не ощущая на себе пристального взгляда. Чтобы потерял бдительность и выдал нужные психиатру эмоции. - Вы уверены? - просто спрашивает он. Его голос ровным счетом ничего не выражает. Но Ёну понятно, куда он клонит. За одиннадцать дней он сломал ему весь мозг, пытаясь выяснить, когда конкретно и кого изнасиловал его подопечный. Ён точно знал, когда... и уже почти что точно - кого. Но это было его делом. И только его. - Да. Я хочу увидеть маму, - с совершенно мальчишеской искренностью и даже недоумением произносит он. Действительно. Какие могут быть сомнения, что из всех своих родственников сын, да и любой ребенок в принципе, выберет мать. В семье, где все отлично, разумеется. - Хорошо, - доктор наконец заканчивает скрипеть пером и по-джентльменски протягивает пациенту назначение. - Вас устраивает подобный список? - Вполне, - кивает пациент, пробежавшись коротким взглядом по исписанной карте. К нему относятся с профессиональным уважением, как к истинному коллеге, считаясь с его мнением. Показуха, но приятно. Хотя Ён и заканчивал медицинский, его профиль был несколько иным. Про список лекарств, он, конечно же, лукавит. От подобной кухни он словно перезрелый кабачок на грядке. Ни черта не соображает, только что слюна не течет из расслабленного ватного рта. Отупевший взгляд и совершенно прямая линия мыслей, как у гусеницы. Но это лучше, это намного лучше, чем постоянно чувствовать под своими пальцами ее кожу, ощущать на каждом шагу знакомый с детства запах духов. В полудреме, которая накатывала внезапно, выбивая из его рук очередную книгу или журнал, слышать ее прерывистое дыхание. Это пройдет. Останется лишь тупая боль и затертое воспоминание, выброшенное на самые задворки сознания. Это жуткое острое ощущение рано или поздно притупится, перестав мучить его во сне и наяву, заставляя вспоминать просто женщину... а не женщину, родившую его. Он обманет психиатра, гипнотерапевта, священника... самого черта. Все они ему не важны. Сыграть в умного дурака было не так уж и сложно, учитывая, что именно в таком обличии он и проживал большую сознательную часть своей жизни. Так было удобнее, чего уж там. Сейчас все это было сто десятым делом. За три недели кромешного ада он выгорел изнутри. Невыносимая пытка, отчаяние, чувство вины и желание смерти стерли его в порошок, из которого он, к своему величайшему стыду и сожалению, по крупицам собрался заново. И... и больше не хотел умирать. Возможно потому, что уже умер. Из пепла растерзанного горем мальчика, он вдруг воскрес самым непримиримым государственным обвинителем. Это было так типично для него, что он даже не удивился... Подонок. Он всегда был таким. И хороший парень, что составлял примерно половину его личности, никогда... ни разу не выигрывал у него. Всегда забит в угол, всегда с пятнами на изрядно потрепанной совести... иногда он плакал по ночам... Что еще оставалось? Он медленно возвращался в палату, привычно ласково улыбаясь и кивая молоденьким медсестричкам, которые мгновенно оживлялись, провожая долгими кокетливыми взглядами загадочного, всегда немного печального и... такого красивого сеньора Аристеги. Ёна. Каждая из них знала его имя, даже если была с другого отделения и даже этажа. То, как он нравился бабам, давно перестало быть для него секретом. Еще со школы, а если быть точнее, с самых младших ее классов. Ён всегда весьма снисходительно относился к подобного рода вниманию, но самому ему нравились не многие. Очень немногие. На посту он выпил положенную гору лекарств, пошутив про себя, что скоро начнет писать сидя. Такую дозу либидо блокаторов не выписывали даже в тюряге особо строгого режима. Видимо, док подозревал в красавчике уйму невыплеснутой агрессивной сексуальной энергии. Что ж, с профессиональной точки зрения он был абсолютно прав. И Ён с истинной благодарностью пил всю предложенную ему больничную микстуру. Он в действительности был так зол, что не ручался за себя в присутствии этих самых сладеньких медсестричек. Вставить бы какой-нибудь из них в зад да придушить как следует. Хоть на какое-то время вырубить себя адреналином. А дальше что? А дальше ничего. Станет еще хуже. Как на второй день похмелья. Нужно просто перетерпеть. - Правда, Рита? - он облокотился о стойку с улыбкой голодного кота, нечаянно оказавшегося перед миской сливок. - Что правда? - симпатичная блондинка примерно его лет, без особого удивления подняла на него слегка раскосые зеленые глаза. Псих он и есть псих, чему тут удивляться?.. Чего бормочет, порой и не разберешь. Перестал буянить, и то хорошо. - Перетерпеть, - с не сходящей с лица улыбкой констатировал сам себе Ён, не отрывая от главной медсестры липкого взгляда. - Иногда надо просто перетерпеть... - почти что мечтательно протянул он. В голове медленно поплыл долгожданный туман. Лекарства начали действовать. Проклятая химия. Быка свалит с ног... Но как же он был благодарен ей за это. - Я вот не знаю, как мне смену перетерпеть, - женщина деловито шуршала за стойкой, раскладывая карточки с назначениями по алфавиту.- Как твой парень? - глухо поинтересовался Ён, чувствуя, как начал неметь кончик языка. Сейчас... сейчас он все забудет... - Козел, - фыркнула медсестра, не без гордости водрузив на стойку красивой формы пышную грудь. - Ты бы хоть пуговку застегивала, - его мутный взгляд невольно утонул в весьма откровенном декольте. - А то он так и будет получать из-за тебя в морду. И сидеть целыми днями в участке... Такой он у тебя ревнивый, знаешь ли... подозрительный... - уже совсем тихо бормотал он, словно пьяный вдрызг. На сегодня порция пыток благополучно завершена. Он больше не услышит ее сдавленный грудной стон, не увидит лицо, искаженное отчаянием и... отвращением. Он панически боялся этого слова, но именно оно подходило больше всего. И именно это чувство она испытывала, глядя на него все это время. А он никак не мог найти причину... Что ж, причина сама нашла его. Но сейчас это не важно. Сейчас его отрубит... Ему надо отдохнуть, чтобы дожить хотя бы до встречи с ней. Его сердце было настолько измотано, что каждый день уже сам по себе являлся чудом. Ён видел свою кардиограмму. - А я смотрю, кого-то уже накрыло, - с добродушной насмешливостью протянула блондинка. - Пойдем-ка, малыш, я провожу тебя в твою палату, - она шустро покинула свою вотчину, не без удовольствия обнимая атлетический, но весьма исхудавший торс. - Пойдем, - с покорной благодарностью проговорил ее подопечный. Словно заблудившийся ребенок, которого добрая тетя сейчас выведет из чащи темного леса. Под действием лекарств этот парень всегда становился именно таким. И Рита всегда неизменно жалела его. Она знала его историю с пропавшей девушкой, но не верила в нее. Он казался ей хорошим. Не способным причинить вреда, что бы там о нем не пели местные знаменитости. Он буквально всем телом навалился на нее, прижимая ее голову к своей груди... Блондинка едва доходила ему до подмышки, однако тащила его в палату исключительно бодро, казалось, и не напрягаясь особо под весом такого кабана. Ей было не привыкать. Сложные лежачие пациенты... пьяный муж, в конце концов. Все это было отличной тренировкой для мышц и силы духа. - Снова тащишь своего любимчика до койки? Это традиция уже, - громко загоготал один из проходящих мимо санитаров. - А ты позавидуй, позавидуй, - медсестра не без очевидного усилия прислонила Ёна к стене, чтобы передохнуть. - А я бы позавидовал, - в голос расхохотался двухметровый детина, - да он сейчас безопаснее моей бабули. А нам с тобой такой вариант не подойдет. - Патологоанатому нашему разве что предложить, - весело поддержал друга второй амбал. Гордо демонстрируя на все отделение то самое пошлое малолеточное движение задницей взад-вперед. Дурачье, что с них спросишь. Рита снова крепко обняла Ёна и направилась с ним к его палате. Благо до нее оставалось совсем чуть-чуть, а он уже едва передвигал ноги. Не выдержит, с грустью подумала она. Если его и дальше продолжат так нашпиговывать этой тошниловкой, не выдержит. С каждым днем молодой и здоровый мужчина слабел и выглядел все хуже, хотя докторишко утверждал, что лечение дает на удивление положительную динамику. Чего он от него добивается?.. Психиатрия - страшное место! И как ее, дуру, сманили на более высокую зарплату. Нет, определенно не было тех денег, которые бы того стоили. Она уложила Ёна на кровать, бережно укрыв его одеялом. Во сне он сильно мерз, стуча зубами на всю больницу. Кровь, испорченная огромным количеством химии явно не грела его. - Мама... прости меня... прости... мамочка, - вдруг тихо застонал несчастный, комкая в руках простыню и морщась, словно от сковавшей его пронзительной боли. Его лицо мгновенно побелело, а щеки ввалились.Поразительные... страшные изменения. Рита замерла в дверях. Она много чего повидала, но от этого зрелища ей стало действительно тошно. Живой труп. Который все еще метался в агонии. Чисто фильм ужасов про пресловутый зомбоапокалипсис. И снова мать. В своем бреду он звал ее постоянно. Рита с сочувствием покачала головой. Бедный. Что же с тобой все-таки случилось?.. А расфуфыренная кошелка так ни разу и не пришла проведать сына. Один раз ей сказали нет, она больше и не появлялась, как будто так и надо. Хотя, кто знает этих богатеньких. Что там у них происходит за стенами их роскошных особняков... Женщина аккуратно закрыла дверь, оставляя болящего наедине с его страданиями. Она ничем не могла ему помочь.