Айтор (1/1)
- Как он, доктор? - тихо осведомился Айтор, потирая уставшие от безжизненного больничного освещения глаза. Врач с сомнением покачал головой, говоряще обернувшись в сторону палаты, из которой вышел минутой ранее. - Мы перевели его из реанимации. Его физическое состоянии я могу описать как полностью удовлетворительное. Кризис миновал, однако... - седой высокий мужчина немного замешкался, кажется, размышляя, как поточнее и тем не менее помягче для родственников подать свою мысль. - Боюсь, что теперь это уже не мой пациент, - печально заключил он. - Что вы имеете ввиду? - Айтор почувствовал ощутимое напряжение по левую руку от себя. Стоящая рядом женщина буквально превратилась в слишком сильно натянутую струну, что вот-вот лопнет, издав характерный надрывный визг. - Ваш сын должен будет пройти необходимый курс лечения у психиатра, - вкрадчиво констатировал доктор, обращаясь к обоим "родителям", которых это совершенно не удивило. Сын и сын. Сейчас было не до дурацких пояснений, до которых этому самому доктору тоже не было никакого дела. Однако в светлой голове Айтора все-таки успела промелькнуть мысль о том, что он вряд ли бы хотел иметь такого сына. - Простите, мы все же не понимаем... - с трудом начала Бегония, чувствуя, как мир стремительно уплывает из-под ее вполне устойчивых каблуков. - У него очень сильные галлюцинации, - спокойно начал мужчина, отрешенно глядя куда-то мимо своих собеседников. Было видно, что случай вызывал у него профессиональный интерес, но был не в его компетенции. - Природу которых пока сложно установить, - все с той же задумчивостью продолжал он, потирая переносицу прямо под круглыми очками. - По своей силе и убедительности они похожи на посттравматический синдром. Сотрясение мозга, - он непроизвольно загнул мизинец, словно желая перечислить все, что у него на уме, - плюс некая очень сильная эмоциональная составляющая. Пережитое потрясение... Шесть лет назад у него диагностировали амнезию? - он как-то странно посмотрел на Бегонию. - Я ознакомился с его картой. Вы не поверите, но ее еле отыскали, - он с вполне искренним недопониманием пожал плечами. - Мой предшественник, кажется, сделал все от него зависящее, чтобы о Ёне Аристеги поскорее забыли, - подытожил врач. Он приехал сюда пару лет назад и не особо стремился вникать в дела поселка, однако весьма странный пациент и совершенно нетипичный случай заставили его кое о чем порасспросить. Услышав имя родного сына, Бегония вздрогнула всем телом. Сейчас оно звучало настолько отчетливо и пронзительно, что в буквальном смысле резало слух. - Так в чем же сейчас причина такого рода галлюцинаций? - привычно вмешался Айтор, отводя от нее пристальное внимание собеседника. - Мы думали, у него инсульт. - Сексуальное насилие, которое, как ему кажется, он совершил. Или... - мужчина немного помедлил, - совершил в действительности. Он принимает свои галлюцинации за воспоминания, и вот этим как раз таки должен заняться психиатр. Кроме того, сейчас у него наблюдается ярко выраженная склонность к суициду. Мы контролируем его состояние с помощью комплекса седативных, однако... когда он приходит в себя... - врач осекся, с сочувствием взглянув на мать пациента. Она стала белее собственной блузки. - В общем, я даже выписать его не могу, не имея на руках соответствующего психиатрического заключения. Ваш сын в очень тяжелом состоянии, сеньора, - честно предупредил он. Парень не был похож на богатенького прожигателя жизни за счет родительских капиталов, а потому вызывал сочувствие и у него самого. Бегония едва заметно подалась назад, тут же наткнувшись спиной на участливо выставленную теплую мужскую ладонь. Айтор не смотрел на нее, но, казалось, чувствовал и понимал каждое ее движение. - Могу я увидеть его? - тихо спросила она, в глубине души надеясь, что ответ будет отрицательным. - Не думаю, что это пойдет ему на пользу, - в сказанном доктором не было никакой подоплеки, его тон был совершенно обыденным, но она до крови прикусила губу. - Да и вам тоже, - добавил он, снова заставив ее вздрогнуть. Неужели он что-то знает? Бегония пристально смотрела вслед стремительно удаляющемуся мужчине. Хотя какой смысл мучить себя подобными вопросами, ведь все и так узнается, когда... когда он вспомнит все окончательно под давлением психиатра. Ей не требовалось много времени, чтобы сложить два и два. Она прекрасно знала, как именно поступит ее сын. Он в очередной раз не пожалеет ни себя... ни ее. - Ты говорил, будет правильнее, если он все узнает, - она обратилась к деверю, который точно так же прибывал в не самом бодром настроении. Казалось, сейчас и его оптимизм ощутимо пошатнулся. - Нет, Айтор, не будет правильнее, - она болезненно поморщилась, от чего на ее гладком лбу мгновенно прорезались две глубокие возрастные линии. - Это я виновата, - ей не нужен был его ответ. На этот раз он ее не убедит. - Мне нужно было продолжать держать дистанцию. Отправить его отсюда любой ценой, - воскликнула она, приблизившись практически к самой его щеке. - На этот раз ты бы потеряла его окончательно, - мрачно проговорил Айтор. У него были свои воспоминания, которых он старательно избегал много лет и которые сейчас обрушились на него истинным камнепадом. Неожиданным и таким мощным, что он едва находил в себе силы слушать свою собеседницу. Да и вообще, просто стоять на ногах... Это было как будто вчера... Он уже собирался ложиться спать, когда на его мобильном высветилось имя "Бегония". Она никогда не звонила ему в такое время. Собственно, и понятно. Невестки обычно не обрывают телефон брата мужа в третьем часу ночи. В сердце нехорошо ёкнуло. Что-то случилось. Плохое!.. После теракта он стал очень чувствителен к такого рода вещам. Словно метеозависимый, что страдает болью в суставах перед надвигающимся штормом. Она стояла на трассе и просила срочно забрать ее оттуда. Пока он ехал, в ушах снова и снова слышался ее голос, которого он практически не узнавал. Только лишь отдельные нотки, индивидуальные для каждого человека, подсказывали ему, что это все-таки была Бегония. Что с ней произошло? Авария... сшибла человека? Нападение?.. Что? Он терзался сотней вопросов... И почему именно ему? Ему она решила сообщить первому и, похоже, единственному. Это было более чем странно, даже с учетом того, что с Сальвадором у них не клеилось вот уже лет пять как. Но он все еще был ее мужем, и все проблемы они продолжали решать вместе, вне зависимости от сердечных дел. И она должна была бы в первую очередь позвонить ему. Чем больше Айтор размышлял, тем больше ему становилось не по себе. Когда он увидел ее машину, сиротливо притаившуюся на обочине дороги, поганое предчувствие сразу перестало быть таковым, мгновенно обернувшись реальностью. Она практически съехала в кусты и моргнула фарами, лишь когда заметила его машину в зеркале заднего вида. Она вышла к нему навстречу, казалось, не успев запахнуть изрядно потрепанное пальто. Она сделала это специально. Он должен был увидеть то, что творилось под этим самым пальто. На долю секунды, но увидеть сам... чтобы все понять. У нее не было сил объяснять, не было сил говорить ту пресловутую фразу. Он должен был понять. И он понял. Без слов. Без ненужных им обоим расспросов. Ему хватило одного взгляда.Его словно выжгли напалмом. Будто бы ничего вокруг не осталось. Только ненависть и бездумная тупая боль, как в тот день... день, когда он очнулся на больничной койке, желая любыми способами почесать нещадно зудевшую ногу. Которой уже несколько дней как не было. Ту боль он не забудет никогда... как и эту. Он прочувствовал ее всем телом, всеми фибрами своей души. Совсем новую, совсем свежую. Непривычную. Он никогда не был женат. Теперь понимал, что к счастью, ибо лишь смутно представлял, что должен был испытать мужчина, с женщиной которого случилось подобное. Она не была его женой, но ноша показалась ему невыносимой. Понятно, почему она не сообщила Сальвадору, что бы там между ними ни происходило. Его брат сойдет с ума. У Айтора не было никаких причин сомневаться в этом. Собственник до мозга костей. Эгоист, у которого, скорее всего, даже не достанет сил не обвинить ее. Не сразу, нет... Он сделает это потом, при очередной ссоре, в попытке оправдать измену или что-то еще. Ему не нужно... нельзя было знать. Бегония была права, как и всегда. Даже сейчас, когда в ней не было ни капли жизни. - Кто? - едва смог выговорить он, стараясь не бросать лишних взглядов на ее припухшую от удара щеку, на рассеченную левую губу, в уголке которой запеклась уже потемневшая кровь. На, казалось, навсегда выцветшие глаза. На голые тонкие ноги, что тряслись на каблуках, один из которых был явно подломлен. Она пыталась убежать. Пыталась! Он почувствовал, как защипали слезы. Если это были отморозки Йосебы, то они попали точно в цель. В самое сердце семьи Аристеги. - Ён, - тихо, но с такой интонацией проговорила она, что у него отпали все сомнения насчет "не расслышал", на счет "показалось". Ён. Она сказала Ён.Лучше бы он умер. Прямо при рождении. Нога была лишь началом испытаний. Мир, который он знал... это уже был не он. Нет. Что это за чертово место?! Ему снится. Ему все это снится. Или бедняжка повредилась рассудком от пережитого? Конечно, ну а как иначе?.. Как иначе жить? - Бегония... - осторожно начал он, подходя ближе. Ему хотелось обнять ее, но он боялся. Боялся, что она испугается его прикосновения. - Тебе срочно нужно в больницу, - конечно, ее избили, возможно, сильная травма головы. Ён. Бредит... она точно бредит. Она смотрела на него совершенно вменяемым взглядом. Ничего в ней не выдавало поехавшего крышей человека. Успокаивать себя чужим безумием становилось все сложнее. - Ты сказала, что... - он не смог закончить фразу. Это было выше его сил. За гранью того, что он мог воспринять. - Айтор... ты должен выслушать меня, - все так же тихо проговорила Бегония. Теперь он узнавал ее голос. Это была она, но он бы жизнь отдал, чтобы ее не слышать. - Хорошо, - он жестом предложил ей сесть в машину. На улице было холодно, да так, что зуб на зуб не попадал, но она будто бы не чувствовала холода. - Мне не хватает воздуха, - как-то совершенно обыденно и по-простому пожаловалась она, словно они припозднились на обыкновенной вечерней прогулке. - Как будто легкие не хотят принимать кислород, - с ее синеватых губ вдруг сорвался истеричный смешок. - Хотят, неверное, чтобы я... - Бегония, поехали в больницу, пожалуйста. Тебе нужна помощь, - Айтор умоляюще посмотрел на нее. Она была плоха, очень плоха. - Расскажешь мне все по дороге. - Мне нельзя в больницу, Айтор... сейчас нельзя, - она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее голосе проскользнули привычные властные нотки. - Это сделал Ён. Не делай вид, что не расслышал, не заставляй меня говорить это снова и снова. Я была у него два часа назад... Они стояли за ее машиной, скрытые от и без того пустынной дороги. Она говорила, а он слушал. Оба смотрели исключительно в лес, уже не в силах повернуться друг к другу. Между ними легла незримая пропасть. Пропасть, которая делала их ближе, чем кого-либо на этом свете. Странный парадокс, изящность которого он бы непременно оценил в кино или книге с низкопробным детективным сюжетом. Сейчас же его голова полностью опустела, как только она умолкла. Впервые в жизни гнев победил в нем обычное стремление проанализировать ситуацию, какой бы она ни была. Он всегда стремился отыскать правильный путь. Все делать с оптимальной пользой и минимальным вредом для себя и окружающих его людей. Особенно тех, кого он любил и уважал. Но сейчас все это уснуло летаргическим сном, оставив его наедине с его баскской натурой. Тяжелой, темпераментной, горячей натурой, которую он не любил и не понимал, всеми силами давя в себе ее проявления, искренне считая себя выше... Он просто шел к машине. Не быстро и не медленно. Его рука привычно опиралась на трость, но, откровенно говоря, он не ощущал в ней никакой необходимости. Протез в буквальном смысле стал давно утерянной ногой. Пистолет, что лежал под его сидением с тех самых пор, как он вышел из больницы после покушения, был в полной боевой готовности. Конечно, тротилу он ни разу не соперник, но все равно с ним было как-то спокойнее. Да и Сальвадор вряд ли бы унялся, не вози он его с собой. Кто бы мог подумать, что использовать его придется по такому вот назначению. Убийство родного и к тому же любимого племянника. Как в самом что ни на есть херовом кино. Когда он услышал его имя, действительно подумал, что спит. В голове помутилось, сознание заволоклось туманом совершенно объяснимого отрицания. Но сейчас все было четко, словно на обведенной контурной карте. Он не спал. Все было по-настоящему. И Ён, и то, что ему придется сделать. Да. Он убьет его. И это будет самое правильное решение за всю его жизнь. А последствия... да плевать на них. Такому выродку не место в его семье. Это уж он знал наверняка. Ему не место рядом... с ней. Он не заслуживает никакой иной участи. Только смерть. В тот момент он мыслил как никогда ясно и действительно не видел другого варианта для своего племянника. Племянника, которого обожал как первенца своего брата и продолжение собственной фамилии.Господи, как они все дошли до этого? Как такое могло произойти в их семействе?.. Как такое вообще могло произойти?! Он подумает об этом завтра. Или не подумает никогда, и это будет правильнее всего, чтобы сохранить хотя бы остатки неповрежденного разума, если, конечно, таковые еще останутся. После этой ночи. Он уже открывал дверь своей машины, когда услышал за спиной крик, который навсегда разделил... нет, разорвал его жизнь на "до" и "после". Не человеческий. Звериный. - Айтор! - он обернулся и в последствии много раз жалел об этом, но еще больше благодарил Бога. Она стояла на другой стороне шоссе, не пытаясь даже шага сделать по направлению к нему. Словно вросшая в землю. Заколдованная. Она не знала, что ей делать. Конечно, и он бы на ее месте не знал. Она просила помощи, но он был ей не помощник. Не сейчас. Не в этом. Прости, Бегония, но ты доверилась не тому. Он уже собрался снова отвернуться от нее, когда она медленно опустилась на голые колени, прямиком на мокрый ледяной асфальт. - Остановись, - практически одними губами прошептала она. Это было все, что она сейчас могла. Последнее, на что была способна... И он остановился. - Что я могу для тебя сделать? - теперь он спрашивал совершенно искренне. Теперь он и вправду сделает все, о чем она попросит. Постарается сделать. - Обещай мне, что ты никогда больше не попытаешься... - и он пообещал. Что ж, все они хотя бы останутся живы. А это уже кое-что. Сейчас он как никогда ощущал ценность этой жизни... Жизни с ней? Нет. Они не были вместе. Жизни в семье? Да. Почему-то сейчас, на старости лет это стало для него на первое место. Стариковская сентиментальность. Думается, пришло время и для нее. Кроме прочего, смерть брата внегласно оставила его во главе этой семьи. И теперь он невольно чувствовал ответственность, которой всегда по возможности избегал, неизменно выбирая одиночество... - Айтор, тебе нехорошо? Ты так побледнел. Присядь, я позову врача, - он покорно позволил усадить себя на больничную лавку. Ему и впрямь было плохо. Они слишком долго стояли на одном месте. Его протез всегда был против подобного обращения, реагируя поистине невыносимой болью, к которой, как ни странно, тоже вскоре привыкаешь. - Не суетись, Бегония, - он похлопал по лавке, указывая на место рядом с собой. - Не надо никакого врача. Приеду домой, посплю немного, и все пройдет.- Ты неисправим, - она со вздохом присела рядом. - Как и все мы, - констатировал он, усмехнувшись. С их семейством действительно что-то было не так. Особенно что касалось неисправимых. - Что теперь будет? - вдруг спросила она после некоторой паузы, с обычной детской надеждой заглянув ему в глаза. Он должен был дать какой-то утешительный ответ. Скорее всего, так. Но он его не находил. Сейчас был не в состоянии отыскать нужных и правильных слов. Воспоминания вдруг оказались слишком свежими, слишком живыми и нежеланными. - Не знаю, - только и смог ответить он, отводя глаза. - Не знаю, Бегония.