Начало конца (1/1)

Ён коротко поблагодарил мать за то, что она настояла на внесении за него баснословного залога. В свете последних событий подобная сумма была для семьи Аристеги практически неподъемной. Да они ей и не располагали. Ее занимал Иньяки у своего тестя под строительство новых верфей. Ён прекрасно представлял, с каким скандалом матери удалось убедить его пожертвовать этими деньгами. Конечно, он все вернет. Так было всегда, когда дело касалось финансовых вопросов. Он никогда не сидел на шее у семьи, а если порой и прибегал к помощи, то всегда исправно возвращал долги. Родители никогда не были против подобного расклада, считая его самым правильным. Как говорится, семья семьей, а деньги деньгами. Детишки должны были уметь жить самостоятельно. - Мама, я знаю, что это ты настояла, - произнес Ён без особого воодушевления. Он и так не сильно любил чувствовать себя обязанным своему семейству, а сейчас это было в буквальном смысле принципиально. И тем не менее он был искренне благодарен своей матери за поддержку, в которой так нуждался, и которой не ощущал все шесть лет. Не финансовую, нет, дело было совсем в другом. Своим поступком она наконец дала ему понять, что он больше не один... Однако сейчас это вызывало в нем самые что ни на есть противоречивые чувства. От совершеннейшей радостной эйфории, до глубокой досады. Несмотря на всю свою неподдельную благодарность, он еще не был готов к тому, чтобы принять всю ситуацию целиком. Простить мать оказалось сложнее, чем он хотел бы. Возможно потому, что и доверие к ней было слишком велико. - Спасибо, - просто проговорил он, - ты знаешь, я все верну. Бегония сухо кивнула, кажется, по обыкновению не ожидая от сына пламенных благодарностей. Но сейчас он не сидел в тюрьме, и этого было достаточно. - Мы семья, Ён, - так же по-простому ответила она. Однако он почувствовал, сколько смысла она вкладывает в эти слова. - Я знаю, мама, - тихо произнес он, сам не зная зачем. Ён смотрел на мать, а она в окно, на пышно растущие в саду цветы, чье имя она носила. Сейчас была как раз их пора... Он стоял на очередном месте преступления, тупо уставившись вдаль, щуря воспаленные глаза, что слезились сейчас даже от молочно-сероватого света блеклого раннего утра. Кажется, судьба не уставала приводить жителей этого злополучного поселка к краю очередного обрыва. С которого легко было спрыгнуть самому, с которого можно было упасть просто так... ну и с которого тебя запросто мог скинуть кто-то другой. Возможно, очень близко знакомый "другой". - Надеюсь, в скором времени мы аннулируем твой залог, - новый, а вернее - новая, инспектор полиции прожигала Ёна тяжелым недоверчивым взглядом, явно сомневаясь в его невиновности, касаемо абсолютно всех повешенных на него дел. - Ты думаешь, что это я ее убил? - практически без вопросительной интонации осведомился предполагаемый виновный. Что и говорить, все это было ему явно не впервой. - Сусанна была моей лучшей подругой... единственной подругой, - немного помедлив, перефразировал он. - Посмотрим сперва на твое алиби, - фыркнула невысокая остроносая брюнетка, снизу вверх заглядывая ему в глаза. Ён вынужден был признать, хотя и не особо охотно, что от этого взгляда ему становилось все больше не по себе. Это взгляд не спрашивал и не испытывал, он уже обвинял. Сразу. Окончательно и бесповоротно, не оставляя возможности да и самого желания оправдаться. - Оно ведь у тебя есть, Ён Аристеги? Алиби?.. Где ты был сегодня ночью? - пожалуй, слишком колко для простого и незаинтересованного следователя, спросила молодая дама. Очевидно, Сусанна была для нее не просто коллегой по работе. Они дружили. Если и не лучшими подругами, то все равно весьма близко. - Это допрос? - равнодушно проговорил Ён, однако уже предвкушая весь ожидающий его геморрой. - Пока нет, - она едва скрыла хищную улыбку. - Но далеко не уезжай... на всякий случай, - чуть более нейтрально добавила она, прекрасно понимая, что пока не имеет никакого официального права на подобные разговоры. Это было непрофессионально, но она ничего не могла с собой поделать. Глядя на этого человека, Марта чувствовала его вину, точно так же сильно, как ее покойная приятельница ее не чувствовала. Так или иначе обе они были предвзяты. Инспектор полиции пристально смотрел в след "обвиняемому", прямо как в дешевых детективных сериалах.Высокий, красивый, холеный. Во всем чувствовались идеальные манеры. В отношениях так просто принц, видимо. Или же... законченный психопат. Что тоже бывает, причем, отлично сочетаясь и даже гармонируя с вышеперечисленными пунктами. Как же тут устоять и не влюбиться? Брюнетка усмехнулась краешком симпатичного рта. Нет, дружок! Она не была Сусанной. И уж она-то посадит тебя на столько, на сколько ты того заслуживаешь. Если, конечно, заслуживаешь. Но насчет этого у нее как раз таки не возникало никаких сомнений. Ён сел в машину, чувствуя, как его в очередной раз накрывает сильнейший приступ мигрени, с которой ему давно уже приходилось мириться. Нужные таблетки всегда были при нем. Казалось бы, он всегда готов был встретить ее во всеоружии, но, увы, жуткая головная боль, от которой он порой буквально терял сознание, ухитрялась обрушиться на него внезапно и в самый неподходящий момент. Хотя сейчас момент был самый что ни на есть подходящий. Он не просто был расстроен и обескуражен смертью подруги, одной из немногих по-настоящему близких ему женщин, он был в шоке, в глубине души снова обвиняя во всем себя. "Если бы ты не вернулся"... он мысленно повторил ставшие уже привычными и даже какими-то родными слова своей матери. Он вернулся и потянул за выцветшие нити старого вязания. Ёну в действительности начало казаться, что и Амайя тоже была права. Стоило ему вернуться, одной ногой ступить на здешнюю землю, как в поселке снова начались несчастья. Не просто несчастья, он снова принес с собой смерть. Смерть близкого и дорогого ему человека. Ён нетвердой рукой достал из бардачка нужный пузырек. Едва он успел проглотить обезболивающее, как его практически оглушил звук, показавшийся неправдоподобно громким и невыносимо резким. Полицейская машина сигналила ему, прося отъехать подальше, дабы освободить место для еще одной прибывшей группы криминалистов. В этот раз их нагнали еще и из главного отдела, так как убийство сотрудника полиции расценивалось уже иначе, чем простое какое-то там рядовое убийство из ревности. Ён тяжело вздохнул, вдруг отчетливо вспомнив милое, всегда добродушное, буквально светящееся неподдельной порядочностью, лицо Сусанны. Она всегда верила ему, а он ей. Никогда они не сомневались друг в друге, с самого первого дня их знакомства, который Ён тоже сейчас непроизвольно вспоминал. Он даже и не думал, что настолько хорошо помнит детали. Молодая амбициозная девушка, приехавшая в эти весьма и весьма неспокойные места, где царили свои порядки и свои понятия о том, что является законом, а что им не является. Молодой инспектор из главного отдела, да при том еще и женщина. Она была обречена здесь. Возможно, даже в самом плохом смысле этого слова. Он поддержал ее тогда. Помог адаптироваться в этой довольно враждебной среде. Пользуясь авторитетом своей семьи, разумеется. Ён никогда не считал это зазорным, особенно если речь шла о помощи кому-то близкому. А именно такой он и воспринял Сусанну, практически с самой первой их встречи. Они были близки, словно закадычные друзья, что выросли вместе. Чему Ён был безумно рад, так как у него всегда было огромное количество приятелей, но настоящих друзей среди них не было. Ён припарковал машину подальше от злополучного места. Он некоторое время поседел в салоне, уперевшись лбом в руль. Головная боль постепенно отпускала, но на ее место приходила другая, и он честно не знал, какая из них была хуже. Боль от потери... вина. Все это снова обрушилось на него, словно своды здешней старинной церквушки. На самого великого грешника. Он не верил в такие вещи, как и в самого Бога, но чем дольше он здесь находился, тем явственнее ощущал какой-то злой рок, вину и наказание, связанные непосредственно с ним. Что же он все-таки сделал? Господь, если таковой существовал, должен был ниспослать ему ответ хотя бы на этот вопрос. Он вышел из машины, уже совершенно точно понимая, что не сможет вести ее. Он пойдет пешком. Так будет лучше. Немного проветриться, чтобы и мысли встали на место - сейчас это было то, что нужно. На улице моросил мелкий, но ни на минуту не прекращающийся дождь. Если бы не очки, Ён вряд ли бы заметил его. Он был полностью погружен в свои ощущения... Мысли не собирались и легче не становилось. Ён свернул с тротуара на узкую лесную тропку. Почти что совсем заросшую. Отсюда просился вывод, что по ней не гуляли даже с собаками. Он быстро двинулся в направлении собственного дома. Чувство фатальнейшей безнадеги, одиночество, страх, паника, в которую впадают от полнейшего бессилия, невозможности что-либо контролировать в собственной жизни - все это буквально душило его, заставляя все более ускорять шаг, чтобы поймать хоть немного сырого, казалось, еще более удушливого воздуха. Ён перешел на бег... Никогда он не забудет ее последнего звонка, на который не взял трубку, никогда не простит себя за то, что не пришел на то место, где она ждала его. Сусанна просила о встрече, но ему было наплевать. Он, как обычно, думал только о себе. Всегда одинаковый. Жизнь в который раз наотмашь била его за это. О чем она хотела с тобой поговорить? Что такого важного сообщить?.. Теперь ты никогда не узнаешь об этом, чертов кретин! Ён вдруг резко и совершенно неожиданно для самого себя сменил направление. Ноги привычно продолжали нести его домой. С той лишь разницей, что сам он вряд ли решился бы назвать это место домом. Во всяком случае, сейчас. Оказавшись у родительского дома, он глухо постучался в дверь. Словно напрочь забыв о существовании звонка, да и о том, что можно войти просто так, не дожидаясь, пока мать впустит собственного сына. Бегония открыла ему буквально через пару мгновений, будто бы и ждала все это время у входа. Конечно же, нет. Не ждала. Она просто уже собиралась идти на работу. Что ж, в другое время Ён искренне улыбнулся бы подобной мысли, но сейчас ему было не до улыбок. И он понял, насколько, лишь когда увидел мать. - Мне очень жаль, сынок, - тихо проговорила она. На ее лице вдруг отразилось столько сочувствия, столько давно забытого, но когда-то такого привычного тепла, что Ён и не заметил, как слезы взяли свое. Они продолжали стояли на пороге. Она ласково гладила его по голове, а он плакал, уткнувшись носом в ее плечо. Казалось, забыв наконец обо всех своих демонах. Обо всем на свете. Как бы ему было легче, если бы тогда она отнеслась к нему с таким же сопереживанием. Представляла ли она тогда, насколько он нуждался в ней?.. Впрочем, сейчас это было уже не важно. Больше не осталось сил злиться, больше не было желания копаться в прошлом, нарочно держась за старые обиды.... Он снова хотел быть ее сыном. Он простит ее... уже простил. - Как ты узнала так быстро? - поинтересовался Ён, заходя следом за матерью на кухню. - Хавьер позвонил. А ему сказала Майте, - с видимой неохотой, поясняла Бегония, ставя чайник. - Иди переоденься, тебе не хватало только воспаления легких, - она нахмурилась, разглядывая до нитки промокшего сына. - Переодеться? - Ён не без насмешливого удивлением посмотрел на мать. - Во что, интересно, мама?- Ну не в мое же, - Бегония ответила ему похожим взглядом. - В твоей бывшей... в твоей комнате остались кое-какие вещи, что ты не забрал. - Хорошо, - Ён согласно кивнул, действительно ощущая сильный озноб. - А я уж думал, что ты все выкинула, - без какого-либо дурного подтекста проговорил он, явно не имея ни малейшего желания заводить старую песню. Слишком много было им сказано обвинений. Слишком за многое он теперь хотел попросить прощение. Однако эти слова каким-то странным образом отозвались в его голове. Он почувствовал, как какой-то противный липкий холод постепенно сковывает все его тело. Эти ощущения странным образом походили на чувство стыда. Непонятно откуда взявшегося, неловкого, неуместного стыда. Ён непроизвольно потер виски. Кажется, он уже испытывал подобное. И тем неприятнее был тот факт, что происходило это лишь в присутствии его матери. А вернее, только в ее присутствии. Сейчас он вспомнил это совершенно точно. - С чего бы это? - нарочито спокойно отозвалась Бегония, тем не менее не поворачиваясь к нему. Ён наблюдал, как она суетится, заваривая ему очередной грудной сбор, который пила сама, имея слабые легкие, и заставляла пить всю семью, так как баскский климат был суровым и весьма способствовал развитию пневмонии и прочих легочных заболеваний. В ней не было ничего особенного. Все как обычно. Обычная женственная блузка, кремовая, с каким-то бантиком на тонкой шее. И черная узкая юбка-карандаш.Ён вздрогнул. Казалось, все тело внезапно и мгновенно перестало слушаться своего хозяина. Перед его глазами мелькнула яркая вспышка, словно от допотопного фотоаппарата, когда все радостно замирают, дружно ожидая, что вылетит пресловутая птичка. Счастливые семейные снимки бабушек и дедушек, их детей и внуков, что есть в каждом родительском доме. Сейчас же эта птичка обернулась огромной мерзкой вороной со сломанными крыльями, треск которых заставил его обнять свою несчастную голову обеими руками. Заткнуть уши. Закричать от разрывающей черепную коробку неестественной и безжалостной боли... Это были не черные крылья. Это был треск юбки. Точно такой же юбки... Её! Его ноги стали похожими на вату, перестав удерживать его в вертикальном положении. Он даже не понял, как оказался на полу. Рядом с ним валялись стулья, за которые он, вероятно, цеплялся, чтобы не упасть. Сознание плыло, где-то вне его головы и вне окружающих его вещей. Он будто бы смотрел на себя со стороны, выйдя из тела, как в знаменитых голливудских мистических триллерах... Вот мать бросается к нему, почему-то с полотенцем в руках. Она буквально падает на колени возле него, резко прижимая мягкую ткань к его носу. Кровь. Она пытается остановить этот бурный фонтан крови, хлещущий из его носа. - Ён! - она почти что плачет. И он помнит этот жалобный всхлип. Очень хорошо помнит... Он смотрит на нее остекленевшими глазами. Соответствующее образование дает ему полное право диагностировать у себя инсульт. И сейчас он не хочет выходить победителем. Лучше сразу умереть, чем продолжать видеть эти галлюцинации. Слышать ее голос, чувствовать близость ее тела. Сегодня эти ведения слишком жестоки к нему. Слишком беспощадны. Лучше умереть, чем очнуться и понять их причину...Она вызывает скорую, телефон буквально прыгает в ее руках... Он помнит эти руки, помнит, когда и почему они тряслись точно также. Нет! Она не должна вызывать скорую, если тоже все это помнит. Она должна дать ему сдохнуть, прямо здесь и сейчас.