Неприятие (1/1)

Прошло уже почти два месяца, как Ён вернулся в родные места. И сейчас он мог смело утверждать, что за это время ему не то что не полегчало, ему стало еще невыносимее...Каждое новое расследование обнажало перед ним все больше грязи. Начиная с того, что его собственный горячо любимый отец, которому он верил, как самому себе, спал с его невестой, а та благополучно ждала от него ребенка, собираясь уехать с ним заграницу. Заканчивая тем, что его мать знала обо всем этом, но все же не спешила подавать на развод, непонятно на что надеясь. Они долго ругались в гостиной дома Аристеги. Действо, уже давно ставшее традиционным. - И ты бездоказательно обвиняла меня во всех смертных грехах. Тебе сперва стоило посмотреть на себя, мама! Почему ты молчала все это время? Как ты могла скрыть от меня такое?! - Я решила, что так будет лучше для вас, - все так же не спеша оправдываться, бесцветно поясняла его мать. В последнее время она перестала быть для него совсем чужим человеком. Ён, конечно, не ощущал большой симпатии, но и отторжения, что было раньше, тоже не чувствовал. Бегония явно стала спокойнее, как видно, решив принять неизбежный факт того, что ее сын собирается основательно задержаться здесь. - Лучше для тебя. Ты боялась потерять все это, - Ён демонстративно обвел рукой богатую комнату. - И позора... для тебя невыносима даже мысль о том, что кто-то узнал бы, что отец собирался бросить тебя! - он сознательно продолжал давить на больное. Пару дней назад ему уже пришлось наблюдать ее реакцию на подобные слова. Он на руках притащил ее в больницу. Всегда крепкое здоровье его матери основательно пошатнулось за те шесть лет, что его не было рядом. - Я любила твоего отца и решила простить его. Вот и все, - Бегония подняла на него черные блестящие глаза. В них читалась надежда хоть на какое-то понимание. Она просила его совсем немного, но... Но его не было. Он не понимал, не мог, да и не хотел. Она снова предала его! Почему она так поступала? Что стало с ней и их отношениями? Он бесконечно задавался этими вопросами, но логичных ответов так и не находил. - Ты так и не простила мне смерть Анне, - Ён зло расхохотался. - Смерть, что не была констатирована. Вину, что пока еще не моя! Из-за кого ты отреклась от меня, мама? Из-за шлюхи, что увела у тебя мужа и разбила жизнь твоему сыну?!Иногда он чувствовал желание убить ее. Задушить собственными руками, а потом... потом поступить точно так же, как его отец - спрыгнуть с утеса, прямиком в бушующий океан. Тот уж навсегда поглотит и растворит эту тупую непроходящую боль. Его отец был подонком. Самым настоящим! В это оказалось практически невозможно поверить, однако от правды было не убежать. Он сам все это заварил, теперь и расхлебывал сам. Возможно, его мать была права, прося не ворошить старого дерьма. Черт возьми, теперь он даже понимал, почему. Но от этого было еще противнее. Он развернулся, резко направившись к выходу, не в силах дольше видеть этот проклятый дом. Не в силах дольше сдерживать себя, чтобы не разнести все вокруг нее в щепки. - Ён, пожалуйста... - она порывисто дернулась с края стола, на котором сидела все это время, но тут же медленно опустилась обратно. Она не знала, что ему сказать. Да и стоило ли пытаться объяснить что-то?.. Возможно, все к лучшему. Пускай думает, что все это было из-за отца и ее собственного эгоизма. Если потребуется, она откажется от него еще тысячу раз... лишь бы он не узнал, лишь бы не страдал... Обвинять других всегда было проще. Бегония знала это лучше всех на свете. Нет ничего болезненнее собственной вины. Она нервно сглотнула, в ожидании уже привычной, калечащей тело и душу тошноты. Однако... ее не последовало. Бегония медленно вытерла худыми пальцами собравшиеся в уголках глаз слезы... Она простила его. Простила окончательно. Ее же сын по традиции испытывал ровно противоположные чувства. Он не злился на нее, когда приехал, не злился, когда она отказывала ему от двери собственного дома, когда объявила его никем перед своими внуками и его родными племянниками. Когда сторонилась его объятий, когда холодно велела уехать отсюда и не портить никому жизнь. Тогда он не злился, нет. Ему было тяжело и очень обидно, но в глубине души он понимал ее. Она как мать заботилась обо всей своей семье, вполне резонно не позволяя одному ребенку разрушить жизнь всех остальных. Бегония всегда была весьма категорична в своих суждениях, и Ён знал об этом лучше других. Поэтому он покорно принял ее позицию, надеясь все же, что ветер когда-нибудь сменит свое направление. Теперь же он и сам не знал, сменит ли когда-нибудь гнев на милость. Оба его родителя ласково улыбались ему в глаза, разбирая при этом по камешку его собственную жизнь. Смеясь, вытирали об него ноги. На пару с этой шлюхой. И если с отцом было все предельно понятно - он просто всегда был подлецом, который очень успешно маскировался под хорошего семьянина и порядочного человека, то с матерью... Она не была такой! Ён знал об этом, чувствовал сердцем, что дело в чем-то другом, но она молчала, давая обвинять себя. Молчала, терпеливо принимая его гнев, жестокость, желание ударить побольнее. Это подавляло и злило его еще сильнее. Все время с момента своего приезда Ён чувствовал, что она что-то скрывает от него. Связь его отца и его невесты, да... Сперва ему показалось, что ее странное поведение могло быть вызвано именно этим, но его личные ощущения отказывались в это верить. Ничего не вставало на свои места, сколько бы он себя в том ни убеждал... Он лежал на кровати, бездумно скидывая входящие звонки. Разные фото контактов стремительно сменяли друг друга. Хавьер раз восемнадцать, Сусанна, Айтор и даже Иньяки. Майте несколько раз подряд сажала ему аккумулятор. После очередного допроса он ни с кем не хотел разговаривать. Он сказал уже достаточно. И тогда, и сейчас... когда тело его невесты наконец было обнаружено. В подвале семейства Ачоа - ее родного семейства. Когда ему сообщили, что личность установлена и это тело Анне, он даже не удивился. Хотя что-то вдруг сломалось в нем, что-то очень важное, хрупкое, словно стекло. Она все-таки была мертва. Больше не было надежды хотя бы просто посмотреть ей в глаза и спросить только одно - почему? Все оказалось бессмысленно. Но тем не менее вопросов становилось все больше, а желание ответить на них все невыносимее. А что, если это все-таки он?.. Ён задержался на экране мобильного, где наконец-то мелькнула белокурая голова его матери. По ее давнишнему совету он таки установил на контакт ее фото, так как несколько раз ошибался номером в самое неподходящее время. Баскские номера были дьявольски похожи один на другой, после парижского разнообразия он привыкал не без труда. Вызов прекратился. Ён непроизвольно вздохнул. Ему и хотелось, и не хотелось поговорить с ней... Возможно, ему даже хотелось бы, чтобы она приехала сюда. Как-нибудь, хотя бы на несколько минут, но Бегония не появлялась в этом доме с тех самых пор, как пропала его невеста. Эта была еще одна из ее многих странностей, что появились с того самого утра, когда он, ни черта не помня, очнулся на больничной койке.Экран снова засветился вызовом. Ён бездумно рассматривал бледное сухое лицо. В новом телефоне у него, понятное дело, не оказалось ни одной ее фотографии. Просить ее попозировать было тупо, поэтому он просто сфоткал ее на работе, пока она не видела, усердно принимая чей-то факс. Вызов снова прекратился, так и оставшись без ответа. Сможет ли он когда-нибудь простить ее? Ён искренне хотел бы ответить себе и на этот вопрос, но у него не было сил. Через пару минут входящее сообщение поинтересовалось, в порядке ли он, а также выразило соболезнования. Ён раз за разом перечитывал это сообщение, тщетно пытаясь понять искренне ли оно. О чем она так сожалела? Почему приносила соболезнования? Она должна была быть больше всех рада тому, что Анне нет в живых. Неужели она знала, понимала, что... Ён снял очки и закрыл глаза рукой, чувствуя, как становится влажной его ладонь. Да, он все еще продолжал любить эту девушку. Презирал, ненавидел себя за это, но продолжал! И не смотря ни на что хотел вновь увидеть ее, надеялся, что она все-таки жива. Даже узнав обо всех ее мерзких и отвратительных тайнах и поступках. Он никогда не простил бы ее, нет! Он просто хотел, чтобы она где-то была... существовала физически. Почему так происходило, он не знал, но это было так. И теперь он ощущал невообразимую пустоту. Он выключил телефон и, накрыв голову подушкой, провалился в глубокий тревожный сон, снова наполненный кошмарами и тоской... - Не берет трубку, - выдохнула Бегония, беспокойно прижимая к груди мобильный. Она ходила из стороны в сторону. Ее домашняя кофточка в черно-белую полоску рябила и создавала помехи в уставших за целый день глазах Айтора. - Бегония, присядь, - ненавязчиво предложил он, потирая переносицу. - Я боюсь, как бы он не натворил глупостей, - не унималась та, не обращая на деверя никакого внимания. - Что именно ты подразумеваешь? - поинтересовался в ответ Айтор. - На время возобновления следствия ему запрещено покидать поселок...- Бегония, ну он же не идиот, - с хорошо завуалированным сомнением проговорил Айтор. Все же уповая на остатки благоразумия своего племянника. Та лишь поджала губы в ответ, всем своим видом демонстрируя, что придерживается иного мнения. - Ты снова стала сходить из-за него с ума, - вдруг по-дружески усмехнулся Айтор. Он хорошо помнил, как она не находила себе места из-за его мальчишеских, а потом и юношеских выкрутасов. Волновалась о нем днями и не спала ночами, а когда любимый сынок все-таки являлся домой, встречала его с равнодушной иронией, не проявляя никаких особенно теплых чувств. - Я всегда беспокоилась о нем, Айтор, - честно ответила Бегония, прямо взглянув на мужчину. - Из всех моих детей он самый сложный. Не знаю, почему так получилось, - она пожала худыми плечами. - Вы с Сальвадором тогда слишком страстно любили друг друга, - Айтор картинно воздел к небу очи. Бегония с показным сарказмом махнула рукой, усмехнувшись краешком бледного рта, однако же почувствовав, как предательски сжимается сердце, вновь напоминая о былом. Что поделать? Это было истинной правдой.