Часть 2 (2/2)
Ваньнин смотрел на расплывающиеся иероглифы, которые противоречили сами себе. В одном из... непристойных руководств многократно и в цветистых выражениях описывалась польза медленного и размеренного проникновения. Якобы это обеспечивало принимающей стороне многогранный спектр переживаний, сглаживало возможные ?досадные телесные неудобства? (на этих словах Мастер Чу всегда прерывался и несколько трудных мгновений искренне пытался представить хоть какие-то ?удобства? от этого процесса) и вообще являлось первоочередным выбором. Однако, страницы второго справочника напрочь отвергали медленный темп и превозносили ?толчки короткие и яростные как шум града по черепице в ночную пору?. От встречающихся в тексте метафор у Ваньнина и без того рябило в глазах и мыслях, но вообразить как движется ?шумом града? чья-то плоть у него не получалось совсем.
Разложить метафоры на технологический процесс. Перебрать тяжесть различных сплавов, выбрать гладкий и лёгкий, в самый последний момент вспомнить о том, как непредсказуемо лучший сплав реагирует на низкое и влажное тепло человеческого тела (в качестве эксперимента лизнуть его, заработав болезненный ожог на кончике языка, в раздражении откинуть, следующий). Не забыть про регулировку высоты (этот — с животным насмешливым оскалом — говорил ?клиенты?. У ?клиентов? может быть разный рост и остальное разное тоже, ну вот почему с досадливыми небесными разломами и то проще как-то?). Ваньнин все время старался не окидывать взглядом творение, постепенно обретающее форму и функционал. Целиком. Вовсе не потому что у него мучительно горело лицо или перехватывало горло, а просто из-за чувства профессиональной гордости. Неужели у него может выйти что-то не так? У самого старейшины Юйхэна, у Чу Ваньнина, чтобы ты катилось до самого весеннего дома!К сожалению, даже спустя три дня (липких и трудных, как потуги осы вырваться из сахарного застывшего ада) и три ночи (рабочих, разумеется) ?изделие? не начало обладать зачатками разума. Вины Ваньнина в этом было не меньше, чем во всей отвратительной ситуации, то есть океан и ни каплей больше, поэтому он малодушно вздохнул и натер все блестящие детали полировочным составом. Просто потому что не мог позволить, чтобы хоть что-то с клеймом мастера Чу спустилось с пика Сышен не в идеальном состоянии. Даже если это ?что-то? — создание для удовлетворения удовольствия.
Он запаковал опытный образец настолько тщательно, насколько в павильоне Алого лотоса ещёоставалось мешковины и бечёвок. Мало было запаковать — спустя примерно две тысячи слишком быстро закончившихся вдохов и одной не слишком успешной медитации прямо в холодной воде лотосового пруда Ваньнину пришлось сесть за... сопроводительное письмо. Он вымучивал этот десяток иероглифов лихорадочно жаркой головой и почему-то зашедшимся сердечным боем, а ещё после суток напряжённого труда очень дрожали непослушные пальцы, и Ваньнину пришлось переписывать короткие строчки четыре проклятых раза: ?Это пример. Образец. От мастера Чу Ваньнина, пик Сышен. Жду полную предоплату за всю партию?.
Оставалось объяснить обнадёженным ученикам, что им придётся доставить нового... новое изобретение не куда-нибудь, а на задний двор весеннего дома с названием... Вызванные ученики почему-то очень понимающе и горячо закивали, не давая ему закончить.
— Учитель Чу, а зачем Тася... там Ночной Страж? — в юном голосе прямо-таки звенело наивное любопытство. — Ведь то... место совсем не на окраине? И...
Тяньвэнь тоже умела неплохо так звенеть, и других аргументов от Ваньнина не потребовалось. Оставалось только ждать. Ждать посыльного со значительным весом слитков или монет, возможно, ждать каких-то нелепых благодарностей — не каждый день мастер с пика Сышен снисходит до исполнения заказа по чьим-то нелепым придумкам, или ждать... Ваньнин вовсе его не ждал. Наглого и бесстыдного мальчишку, получившего по заслугам — по красивому лицу и сильным рукам, по ключицам в расстегнутом синем вороте, по плечам и взлохмаченному чёрному затылку, прошло ведь столько времени: несколько недель прошло, месяц, так почему теперь он зашёл в павильон алого лотоса неудобно, неловко, боком, затаскивая на плечах... машину. Опытный образец. Это.
Без благопристойной мешковины, открыто, он что — и по лестнице поднимался вот так?! И по всей школе разгуливал, и... У Ваньнина поднявшейся в душе бурей перехватило горло, но Тяньвэнь послушно и радостно толкнулась в середину ладони, ещё не призванная, но всегда наготове, всегда!
— Если я в третий раз сюда поднимусь, — сказал Мо Жань подозрительно весело и осторожно — осторожно! — спустил свой груз с плеч на пол прямо перед застывшим памятником самому себе Ваньнином, — то буду псиной сутулой, бля буду, клянусь, вот мое слово. Чуть не умер пока залез, уважаемый мастер Чу-лишь бы-распустить-руки.
Чу Ваньнин тем временем быстро обшаривал его большую фигуру взглядом — и приходил к все более и более неутешительным выводам: ни заплечного мешка, ни поясной сумки, ни припрятанного на шее мешочка цянькунь. Из этого следовало, что кроме ?опытного образца? этот достопочтенный и якобы ?платёжеспособный клиент? при себе не имел и не принёс. Ни золотых слитков, ни серебряных, ни монет... ни муки, ни риса, ни духовных камней, ни лотосовых пирожных, про которые Ваньнин забыл их нежный, чуть маслянистый привкус, от этого ему стало вдруг почти невыносимо, и уважаемый мастер Чу открыл рот, чтобы...
— Так дело не пойдёт, — чтобы его перебили.
Вошедший мальчишка вдруг перестал валять дурака: он разогнулся и выпрямился во весь немаленький рост, тут же занимая собой большую часть свободного от инструментов и материалов (и всякого хлама, который давно следовало выбросить) пространства. У него загорелись темные зрачки — холодно и ярко, как волчьи глаза в зимней ледяной темноте леса. Зрачки и вылезшие из-под верхней губы клыки, Мо Жань сделал шаг и ещё шаг, оказываясь так неправильно-близко, таким неправильным, потому что от него пахло человеческим телом, теплом и жареным мясом. Отвратительно.
Ваньнин не успел сделать шаг назад или ничего не успел, потому что этот наглый щенок снова открыл рот и обдавая дыханием его ресницы продолжил:
— Я тебе не твой ученик, мастер Чу. Не мальчик на побегушках. И то, что я прихожу в твою грязную каморку и терплю твои истеричные выходки с духовным оружием вовсе не значит, что мне это нравится. И что так будет и дальше.Что за хрень ты мне прислал, а, ?уважаемый мастер Чу?? Ещё и с требованием заплатить. Последние мозги промедитировал здесь? За что платить, за эту хуйню? Да эта машина мне всех гостей покалечит, ты...
Ваньнин сделал шаг вперёд и толкнул чужое горячее тело ладонью в солнечное сплетение (вложив в своё движение совсем немного духовной силы, нечего так бледнеть наглой щенячьей рожей). За безопасность своих творений он всегда ручался как за себя. И нечего здесь...— Что, настолько не нравится слышать правду?
— Изделия моего авторства абсолютно надежны и безопасны! — эти слова, вопреки правилам вежливости и делового тона, прозвучали резко и зло из-за крепко сжатых от возмущения челюстей. — Изделия моего авторства отличаются гарантией качества, долголетия и безопасности, они не причиняют вред обывателям и...— ... Но и не приносят удовольствия! — заорал Мо Жань ещё перегнутым пополам, по-детски обнимающим себя поперёк живота, но тут же разогнулся и посмотрел на него как-то совсем по-звериному. — Пробуй. Сейчас. При мне, сука, пробуй, выточил он, блядь, нахуевертил тут загогулин, вроде и у самого между ног должно быть, для сравнения, так нет же... Давай, попробуй, мастер, своё изделие на соответствие техническому заданию. А я внимательно посмотрю.
Ваньнин ничего не понял, а потом посмотрел в чужое лицо, исказившееся непонятым злорадным предвкушением, и ему сделалось трудно держать себя на ногах и в руках, то есть этот ублюдок имел в виду... ?попробовать?. Сейчас.
Попробовать.