Обрыв (2/2)
Тянь не может удержаться, да и не пытается – подносит испачканную руку к лицу, слизывает сперму с пальцев, упиваясь вкусом, ещё пару раз вколачивается – и кончает без преград в жаркое нутро.
В первый раз.
В последний раз.
…твою мать…
Второе он не дает себе додумать.
Тянь заваливается на спину Шаня, и позволяет себе еще несколько секунд эйфории и слабости – быть на нем, в нем, с ним. Под веками пустынно жжет, но глаза остаются предсказуемо сухими.
А потом Шань начинает недовольно ерзать, и Тянь заставляет себя приподняться, вытащить член, встать с кровати. Хватает салфетки с тумбочки, вытирает себя – вытирает Шаня.
Тянь чувствует его прожигающий взгляд на себе, но игнорирует это, пока в конце концов не слышит ровный и спокойный вопрос, в который все равно пробиваются ростки тщательно скрываемого беспокойства:
– Ты в порядке?
У Тяня ком в горле и Армагеддон в груди. Он заставляет себя посмотреть в точку немного выше головы Шаня и выдавить улыбку:
– Конечно.
Он знает, что Шань не верит, но и не допытываться, конечно же. Конечно же.
Шань переворачивается с живота на бок, к нему спиной, линия его плеч выглядит горько-напряженной. Тянь колеблется всего несколько секунд, прежде чем лечь рядом, привычно закинуть руку на талию и притянуть к себе – Шань тут же едва уловимо расслабляется, но все еще не до конца.
Он ясно чувствует, что что-то не так.
Он слишком хорошо знает Тяня.
И Тяню хочется приласкать его.
Утешить.
Поцелуями вытравить беспокойство.
…Тянь захлебывается беззвучным криком…
Но он ничего этого не делает. Только прижимает к себе сильнее и утыкается носом в затылок.
Шань такой тёплый, домашний, оттраханный, Тянь дышит им и существует им, думает – сможет ли существовать и дышать без него?
…не сможет…
Каково это было бы – существовать и дышать только им до скончания веков?
…восхитительно…
Но Тянь сделал выбор.
Он выбрал проверить первое, а не второе.
Он потерял контроль над своей жизнью, над самим собой в тот момент, когда в этой жизни появился Шань. И он хочет этот сраный контроль вернуть.
…Тянь ничего не знает о контроле…
Уставший Шань вопреки всему засыпает очень быстро, его размеренное, спокойное дыхание всегда умиротворяло и дарило внутреннюю сладкую тишину.Сейчас сердце Тяня ебашит о ребра с силой отбойного молотка.
Он смотрит смотрит смотрит на Шаня, смотрит на его спокойное, умиротворенное лицо, запоминает каждую черту, каждую родинку, каждый изгиб тела.
…не нужно ничего запоминатьвсе давно уже выжжено под кожей…
Пытается напиться ими так, чтобы на всю жизнь.
…не напьешься и не насытишьсясамодовольный ублюдок…
Он сильнее прижимает руку к груди Шаня, трется носом о его затылок.
Считает его вдохи-вдохи-вдохи.Выдохи.
Раз-два-три.Раз.
Раз-два-три.Раз.
Раз-два-три.Раз.
Он так вляпался, и в нем Шаня так много много много.
Так необъяснимо, так оглушительно много.
И он не готов.
Просто – не готов.
…готовмать твоюготов!..
Он не хочет вставать.
Он не хочет уходить.
Он не хочет...
…и не нужно…
Раз-два-три.Раз.
Он держит в руках солнце…
…держи…
…и отпускает его.
Он аккуратно убирает руку, чтобы не разбудить.
Дыхание сбивается с ритма, когда он теряет опору и заземление в такте чужого сердцебиения под своими пальцами.
Он встает.
Он находит джинсы, футболку; натягивает на себя одежду так быстро и так тихо, как может.
…остановись…
О словах брата он вспоминает, уже стоя в дверном проеме и борясь с желанием обернуться. Вспоминает, что хотел обо всем рассказать Шаню, но теперь это уже неважно.
…важно…
Он знает, что если обернется.
…обернись…
Если посмотрит еще один раз.
…посмотри…
Если...
Он не разрешает себе этого.
…блядь…
Он уходит.
…блядь…
Уходит.
Уходит.
Уходит.
Тянь переступает порог.
…вернись…
Закрывает дверь.
…вернись, мать твою!..
Уходит в темноту за дверью.
Где солнце сгорело.
…Тянь сгорел вместе с ним…
Тянь уходит все дальше от личного солнца, которое продолжает сиять за закрытой дверью.Тянь уходил в мрак.В саморазрушение.
В первую смерть, в тысячи смертей после нее, ни одна из которых не будет последней.
Уходил из жизни в существование.
Уходил...
Не останавливаясь.Не оборачиваясь.
Какого хера он делал.
Нужно было просто вернуться.
К тому, что – вся жизнь.К тому, кто – его все.Без кого нет больше ничего.И его самого тоже нет.
Уходил в темноту, чтобы в этой темноте заблудиться и больше никогда из нее не выбраться.
Нужно было просто остановиться, мать твою.Вернуться, пока не было поздно.
Вернуться...
Верну…
Ве…
...Тяня резко вырывает из сна, он садится на кровати с широко раскрытыми, ничего не видящими глазами, рвано дыша и впиваясь пальцами в обивку так сильно, что ткань начинает трещать.
Ему требуется несколько минут, чтобы восстановить дыхание, осознать, что это был сон, сон, просто сон.
Сон-воспоминание, который он видел сотни раз до этого. Сон-воспоминание, где впервые его вышвырнуло из сознания того Тяня на середине и заставило наблюдать, наблюдать, наблюдать, оставаясь во все том же теле, слыша поток больных, сбивчивых мыслей себя прошлого, осознавая происходящее, осознавая последствия, осознавая…
Но не имея силы ничего изменить.
Блядь.Тянь смаргивает несколько раз пелену, шумно выдыхает и пытается прийти в себя; глаза привыкают к темноте и он оглядывается вокруг, понимая, что так и уснул после разговора с Шанем на диване, не переодевшись, а судя по чернильному небу за окном – проспал не больше часа-двух.
Только теперь Тянь ощущает, как болезненно стояк впивается в ширинку.
Он заставляет себя встать и добрести до ванной, там стаскивает одежду – пропитанная потом футболка ощущается омерзительно влажной и грязной, – а после становится под струи ледяного душа.
Вода долбит ему в затылок, и Тянь прикрывает глаза, упираясь лбом в холодный кафель.
Запретить себе дрочить на Шаня он всегда был не в состоянии – это выше его сил, которые и без того давно на исходе, – но дрочить на это конкретное воспоминание, свой самый страшный и самый сладкий кошмар, Тянь никогда себе не разрешал.
Слишком больно.
Слишком горько.
Возбуждение после снов об этом – из которых вырвался с ужасом и стояком, – всегда сбивалось холодным душем.
Вот и сейчас он тоже должен...
Должен...
Рука сама опускается ниже, пальцы сжимают все так же крепко стоящий член. Дыхание вырывается из горла рваными лоскутами, и Тянь кусает губы, чтобы постыдно не заскулить.
Рука движется по члену болезненно резко, и Тянь не пытается это изменить.У него под веками не упругая задница Шаня, не его идеальный член, не крепкий пресс, и даже не волосы-ключицы-скулы – не все то, на что дрочил обычно. У него под веками – полный доверия-заботы-нежности теплый взгляд, тот самый, из той самой ночи, взгляд, в котором больше не было никаких стен. У него в ушах хрипло-сладкие стоны перемежаются с голосом Шаня в телефонной трубке этой ночью, весь спектр от грубоватой, ломкой искренности, до равнодушия и злости.
Ему не требуется много времени; когда сперма оседает каплями на кафеле, это не приносит никакого облегчения. Только пустоту и полынную горечь внутри.
Он выпускает из хватки член, сжимает руку в кулак и ударяет по кафелю раз, второй, третий. Кровь стекает несколькими неровными струйками вниз.
Кровь и сперма на кафеле – достаточные признаки того, что он еще существует.
Недостаточные призраки того, что он ещё жив.
Тянь закрывает глаза – под веками знакомо жжет; он облизывает губы и ожидаемо не ощущает на них соли.
Не ощущал ее с тех пор как был ребенком, с тех пор, как ему говорили, что мужчины не плачут, что мужчины – это сталь. Не ломается. Не гнётся. Не признает слабости.
Слабости не знает.
Тянь думает, что, может быть – только может быть, – если бы он умел плакать, это дало бы ему выпустить немного гнили из себя, это сделало бы его чуть больше человеком.Хоть немного человеком.
Шань заслуживает, чтобы рядом с ним был человек, а не пустая оболочка. Оболочка, которая сломала и себя, и его до основания, а теперь даже не в состоянии оплакивать все дерьмо, которое совершила.
Тянь вытравливает эти мысли из своей головы.
Нахрен.
Не хватало жалеть еще и о том, что не рыдает, как сраная истеричка.
Сколько из его сна – правда, а сколько – порождение зараженного солнцем воображения, Тянь не знает, но две вещи знает точно. Его бегство реально. Тот взгляд Шаня – концентрат доверия и никаких стен, – реальнее всего, что Тянь знал в своей жизни.
Шань рискнул.
Он сделал шаг вперед со своего обрыва…
Но Тяня не оказалось по ту сторону.
Тянь его не поймал.
Тянь на своем обрыве годами стоит с того самого дня, когда струсил и сбежал.Струи душа смывают кровь и сперму с кафеля……от Тяня не остается даже этого.