Часть вторая. Саладин. Месть: свершение (1/1)

Говорят, перед смертью проносится вся жизнь, от первого вскрика на выходе из утробы и до последнего испущенного вздоха. Один кадр киноплёнки бесшумно сменяет другой, заметны какие-то детали, которые пропустил там, в той реальной жизни, где способность что-то исправить была утрачена. Или ты сам решил, что права на ошибку у тебя нет. Мгновение, и вот в машину врезается другая, а твой позвоночник слишком громко хрустит, разламываясь на две почти идеальные половины. Тело подаётся вперёд, рот открывается в беззвучном крике?— и ты ещё жив. Что можно увидеть в это короткое, но такое значимое для каждого умирающего мгновение? Ничего. Только трещины на лобовом стекле. Остальное же поглощает боль.Что вообще в сущности можно увидеть? Рождение. Детство. Юность. Взрослость. Старость. Смерть. Этапы жизни так банальны и скучны, что нередко задумываешься, какова человеческая жизнь на самом деле. Неужели действительно то, что так многогранно и таинственно, на деле оказывается банальным сводом чего-то: правил, рамок, условностей? Следование какому-то плану, опора на даты и время, на возраст и гендер?Ты делаешь так, как делают все.Ты делаешь так, как не сделает никто.В первом случае мир тебя принимает. Во втором?— отвергает. Я знаю эти истины, сам понял и осознал в полной мере каждую из них, когда скитался из города в город. Но что я мог бы увидеть, когда пули входили в меня?Что я видел?Что вижу?Глаза будто бы засыпаны песком и чем-то ещё. Пытаюсь открыть их, но не выходит. Часть мелкозернистой смеси попадает в сломанный нос, я рефлекторно делаю вдох. Спазматический кашель накрывает меня, но ещё до его толчков каждое движение?— адская нестерпимая боль в груди и животе. На губах?— горечь и кровь. На зубах начинает скрипеть пепел, я чувствую этот неприятный вкус.Минутку… Пепел?В ту же секунду ощущаю всем телом жар, слух?— постепенно возвращающийся?— улавливает треск пламени. Я лежу на спине, поднять руки или согнуть ноги в коленях, даже одну,?— и волна боли прижимает меня к полу. Что происходит? Где я? Сколько прошло времени? Ни на один вопрос нет ответа. Есть только боль, которая, кажется, просачивается в каждую клетку, в каждый нерв, в каждый мускул. Я ощущаю её, как она переливается, перекатывается по всему телу. Поглощающая, проникающая в самую глубину, поражающая сердце, лёгкие, мозг. Страх вместе с ней валом накатывает, но боюсь я совсем не смерти. Я боюсь усиления этой боли. Раскрыть глаза далеко не с первой попытки получается. Но картинка, смазанная, поражающая своим хаосом до глубины души, плывёт передо мной. Или я плыву перед ней. Глупости!Сор попадает за веко, и я жмурюсь, чтобы не чувствовать раздражения. Но стоит мне сморщить лоб, как частички сгоревшего дерева?— или что тут горит? Специфического запаха я не улавливаю, впрочем, сломанным носом нормально что-то уловить вряд ли получится?— сыплются на лицо. Частички смеси попадают в рот, и кашель вновь накрывает меня вместе с острой болью в ранениях. На язык попадает какая-то жидкость, рефлекторно я её сглатываю. Но даже без полноценного обоняния понимаю, что это. И осознание на мгновение оглушает. Треск пламени превращается в гул. Я едва слышно стону, мне кажется, что горит не только обстановка вокруг меня, но и я сам. Ноги, руки, голова?— пламенем охвачено всё. Только тело ещё не горит, но и до него скоро дойдёт очередь, я уверен. Перед глазами предстаёт образ Горы, Милы, ребят. Кто из них жив?Воспоминания вторгаются в воспалённое сознание слишком бурно, слишком сильно, слишком больно. Выстрелы, крики, изнасилованная Мила, убитый в упор Георгий?— я продолжаю жмуриться, и из глаз текут, прочерчивая дорожки по чумазому лицу, жгучие едкие слёзы, которые, кажется, испаряются от окружающего меня жара. Это я виноват! Это моя, чёрт побери, вина!!! Ненависть к самому себе заставляет раскрыть широко глаза и, стиснув зубы, чуть приподняться. От боли свет?— тусклый, и всё же?— меркнет, но я чувствую собственное тело. Сантиметр за сантиметром, опираясь на левый локоть, приподнимаюсь. Во рту снова появляется кровь, перед глазами всё ещё темно, но, издавая ужасающие людское сознание звуки, я не теряю усердия и пытаюсь встать. Заношу правую руку и, закусив губу, опускаю её рядом с левым бедром. Секунда, не больше,?— именно на столько мне кажется, что грудь и живот кто-то с усердием разрывает на части, чтобы отыскать что-то внутри; или выжигает клеймо аккурат в тех местах, куда входили пули. Кровь струится по губам, подбородку, очерчивая тонкие дорожки по шее. Но я продолжаю двигаться. Когда правая ладонь касается пола, а по телу проходит очередная волна адской боли, пытаюсь повернуться на левое бедро. Но я себя переоцениваю. Терпеть нет сил. С губ срывается рык-стон, а следом тело, отказываясь подчиняться, валится на спину.?Нет…?Но чьи-то руки меня ловят, твёрдо держа под лопатками.—?Успели. —?Облегчённо. Однако мне кажется, что говорящий набрал в рот воды. —?Давай поднимем, иначе сами не выберемся.—?Когда его застрелили? —?Чувствую, как одежду на мне разрезают ножом и следом касаются в области кожи вокруг ран, а после я чувствую, как пулевые отверстия чем-то закрывают.На стоны и стискивание зубов нет сил, я просто раскрываю рот, как если бы кричал. Впрочем, не будь я таким слабым, закричал бы непременно. От каждого движения неизвестного обжигающие волны боли прокатываются от ран вверх и вниз. Рука дёргается, чтобы прекратить эту пытку, но тут же плетью падает на пол.—?Аккуратнее! —?Первый голос, кажется, возмущён. —?Ему же больно!—?Потерпит. И не таких выхаживали.Второй голос, в отличии от первого, мне знаком, однако чувство, что и он набрал в рот воды, у меня есть?— голоса доносятся словно бы через толщу, которая, в противовес окружающему меня пламени, прижимает моё тело ко дну. Это кто? Ангелы? Демоны?Ерунда! Очевидно, люди Саладина, решившие проявить благородство. Уж лучше бы добили, честное слово!—?Не знаю,?— отвечает второй на вопрос. —?Огонь не успел сильно разойтись. Пробили желудок, но он ещё жив. Значит, минут десять-пятнадцать назад, не больше.Мои руки куда-то запрокидывают, а следом тянут и после произнесённого ?Раз. Два. Взяли!? с силой поднимают, придавая моему телу вертикальное положение. Силы на стон находятся в ту же секунду, а голос прорезывается неожиданно быстро. От каждого срывающегося с моих губ звука боль становится ещё сильнее, а свет, пробивающийся из-под сомкнутых век, снова меркнет. Меня пытаются поставить на ноги, но те подкашиваются, заставляя моё тело провиснуть бездушной куклой. Голова падает на грудь, дышать становится трудно. Жар откуда-то со стороны словно касается своими призрачными руками моей кожи. Кислорода всё меньше, я будто бы вдыхаю само пламя. И каждый вдох?— пытка. Раны пульсируют, волны боли прокатываются всё чаще и чаще.Чувствую, как мои спасители куда-то идут, таща меня за собой. Ноги волочатся по полу, но поднять их и начать переставлять у меня нет сил.Ничего уже нет.Ничего…Вдруг откуда-то сбоку до меня доносится бодрый голос:—?Ничего, Саладин. Вытянешь! И всё будет хорошо! —?И, кажется, улыбается. —?Мы поможем тебе!Хочу ответить, что хорошо уже никогда не будет. Но стоит моим спасителем пройти ещё немного, как треск пламени, голоса, мои собственные ощущения ─ исчезает всё. Остаётся лишь всепоглощающая боль и глаза Савелия, угрожающе горящие в темноте.***Боль в теле не даёт сосредоточиться на взгляде таких знакомых, но давно потерянных серых глаз. Хочется закричать, протянуть руку и коснуться кончиками пальцев алебастровой кожи, провести до запястья и с силой сжать, чтобы убедиться: это не сон, это не сон! Вот он, Савелий Совушкин, собственной персоной. Вихрастая блондинистая шевелюра, бледная кожа, озорной понимающий взгляд. Таким он был в школьные годы, таким я его всегда знал. Сейчас он кивнёт, ухмыльнётся и скажет что-нибудь в духе: ?Вот и Костян проснулся. Давай, вставай, соня!?. И я встану, подскочу к нему, ударю по-дружески в плечо и тоже ухмыльнусь.Но вот взгляд меняется. Становится всё более напряжённым, суровым. Черты лица заостряются, на лбу пролегает хмурая складка. Руки сжимаются в кулаки, улыбка превращается в оскал. Голос звучит тихо, даже настороженно: ?Ну что, выспался??.Протягиваю к его лицу руку?— порядком заросшему?— и касаюсь скулы.?Ты ли это, Савелий??—?А чего ты хотел? —?хрипло отзывается он. —?Когда ты ушёл,?— он замолкает и опускает взгляд,?— мы решили идти до конца. Решили бороться!—?Но я же не знал! —?кричу до срыва глотки. —?Не знал!!! Я…—?Чего ты не знал? —?Улыбается, но от вида улыбки мне становится не по себе. —?Что мне нужна помощь? Что всем нам нужна помощь? Что город находится на грани? Что над нами нависла угроза? Этого ты не знал,?— пауза. —?Саладин? Свет падает на веки, и мне большого труда стоит не застонать от сильной головной боли. Пытаюсь поднять руку?— сперва левую, потом правую,?— но те привязаны полосками бинта к поручням кровати. Сказать что-то не выходит?— во рту пересохло, а горло саднит так сильно, что даже дыхание первые несколько секунд вызывает боль.—?Гляди, приходит в себя. —?Теперь я слышу достаточно чётко. Говорит молодой мужчина. Голос приятный, без хрипотцы, который, кажется, улыбается. —?Змей, закрой жа?люзи, ему больно!?Змей? Видимо, Наследник?,?— проносится в моей голове мысль, прежде чем падающий на веки свет становится слабее, пока не уходит совсем.—?Жалюзи?,?— хмуро отзываются в ответ.Теперь я могу открыть глаза. Сперва сфокусироваться на чём-то не получается. Обстановка снова плывёт и кренится куда-то в сторону. Но когда я перевожу взгляд на находящихся рядом со мной людей, картинка становится чёткой, пока я не начинаю различать какие-то отдельные детали вроде элементов одежды и черт лица.Это два юноши. Второго я знаю. Им действительно оказывается Наследник. Он стоит рядом с окном со сложенными на груди руками и смотрит куда-то вдаль, пальцами немного раздвигая планки жалюзи. Кулона на нём нет. Повязка и длинные волосы?— всё, что осталось от того Наследника, который нас бросил. Хмурый взгляд, гордо выпрямленная спина?— теперь это другой, ощутивший предательство человек.Первый же, сидящий рядом с моей кроватью, мне кажется незнакомым. Более того, ранее я его точно нигде не видел, ибо внешность у юноши колоритная, запоминающаяся. Чёрные волосы и ярко-голубые, льдисто-голубые глаза?— такому контрасту я бы даже удивился, завидев сочетание тёмных волос и светлых глаз в толпе. Лицо напоминает по форме немного суженный пятиугольник. Длинный массивный нос, широкий лоб, большой рот с тонкими губами?— очень трудно, но в общих очертаниях угадывается лицо человека, встреча с которым закончилась для меня весьма плачевно. Несмотря на то, что парень улыбается, страх по спине проводит липкой рукой. Непроизвольно пытаюсь отодвинуться, и эта перемена в моём состоянии становится слишком заметной.Боль пронзает грудь и живот, руки, привязанные к поручням полосками бинта, неприятно тянет, и всё это лишь подстёгивает, заставляет жертву убежать от охотника, спастись, исчезнуть с глаз. Дёргаюсь,?— движение получается непозволительно резким,?— и боль в теле только усиливается. Я паникую, пытаюсь высвободить руки, но те привязаны на совесть.—?Тихо, тихо,?— по-доброму говорит юноша, а в его глазах проскальзывает грусть. Он хватает меня за плечи и с силой укладывает на подушку. Я сопротивляюсь, но наши силы не равны от слова ?совсем?. —?Я не причиню тебя вреда! Никто, кого ты увидишь здесь, не задаётся целью вырвать твоё сердце и принести его в жертву на алтаре! —?И снова улыбается, не прекращая меня держать.Фраза оказывает на моё искалеченное сознание вполне предсказуемый эффект: попытки освободиться только усиливаются. Я снова дёргаю руками, прекрасно понимая, что ничего не выйдет; пытаюсь приподняться, осознавая, что от боли потемнеет в глазах. Но вид этого юноши и сказанное им срывают мои рычаги контроля ровно до той степени, когда измученный человек не воспринимает окружающую его действительность. Воспалённый разум стремится восполнить утраченные фрагменты, изменить реальность и подстроить её под себя, даже не взирая на какие-то ограничения вроде попыток со стороны пригвоздить к постели и взглядом внушить, что всё хорошо.—?Гений. —?Змей отрывается от пейзажа за окном?— или за чем он там следил? —?и, быстро оказавшись рядом со мной, кладёт мне ладони на виски и поворачивает мою голову к себе. —?Костя, смотри на меня! На меня! —?Я, широко раскрыв рот и веки, покорно впиваюсь взглядом в уцелевший глаз Наследника. —?Дыши. Тихо, всё хорошо! Давай вместе. —?Он делает вдох, я следом. Он выдыхает, я выдыхаю тоже.Вдох. Выдох. Ещё раз. Снова вдох. И я вдруг чувствую, как страх медленно отступает, тревога сходит на нет, а внутри поселяется удивительное спокойствие. Впрочем, незнакомец продолжает давить на плечи, что я в итоге подчиняюсь и покорно укладываюсь на подушку. Но Змей меня не отпускает, продолжая дышать.Сколько мы так делаем, не знаю. Но когда та ограниченная способность шевелить руками возвращается ко мне, а боль немного стихает, позволяю себе немного приподняться и, облокотившись на услужливо поднятую планку кровати, чуть расслабляюсь. Змей стоит напротив панели, у ножного конца кровати, и жмёт какие-то кнопки. Планка ещё немного приподнимается, а после замирает.—?Знакомься,?— говорит тем временем Змей,?— Наследник Волка. —?И возвращается на своё место, где стоял не далее как несколько минут назад.?Я понял уже!?—?Можешь называть меня просто?— Волк,?— добродушно замечает сидящий рядом со мной юноша, улыбаясь, однако грусть и появившаяся тоска в его глазах слишком отчётливо видны на фоне этой улыбки.Говорить ещё трудно, слабость сковывает, но я нахожу в себе силы и сиплю:—?А имён у вас нет, что ли?—?Есть. Я Змей. А он Волк. Чем не имена? —?отзывается Змей. —?Скажи лучше, что последнее ты помнишь?И оба парня внимательно смотрят на меня.Я перевожу взгляд с одного лица на другое, а когда не замечаю никакой перемены?— всё такая же внимательность,?— осматриваю себя. Но стоит мне заметить несколько швов на груди и животе, как я тут же смотрю на руки, не в силах поверить, что меня, вероятно, вытащили с того света. Те всё ещё привязаны, и стоит мне ими немного подёргать, сдерживая стон боли, как Волк-младший, выругавшись, тут же освобождает меня от пут. Силы поднести руки к лицу находятся быстро, но стоит мне сделать это, как грудь простреливает от боли. В голове проносится глупая мысль, что сказано неплохо, учитывая природу ранения, но даже она не отвлекает.Сжимаю и разжимаю кулаки, терпя и стараясь не подать виду, однако в лице моём что-то меняется, ибо Волк-младший замечает тихо:—?Быть может, ты и хочешь показаться сильным, но не стоит. Мы знаем, что произошло.—?Тогда к чему вопросы о моих воспоминаниях? —?шёпотом говорю я, сглатывая.Руки как руки, только на запястьях едва заметные, но всё же есть, следы от верёвок, которыми меня связывали перед разговором с Саладином. А ещё мелкие раны и ссадины, гематомы и, кажется, следы от заживших и местами ещё заживающих ожогов.—?Кто-нибудь выжил из Сопротивления? —?Я не смотрю на парней, блуждая взглядом по укрытому простынёй собственному телу, и жду ответа.Но его нет.Сперва я даже хочу снова озвучить вопрос, малодушно думая, что меня просто не услышали. Но Змей вдруг тихо говорит:—?Только ты.Два слова ударяют сперва по затылку, а после я слышу звук взводимого курка. Мгновение, и в моей голове раздаются выстрелы и дикие крики, полные отчаяния, боли и тоски.Мои крики. —?Нет… —Вырывается у меня, глаза печёт и щиплет, и следом по щекам бегут едкие горячие слёзы. —?Нет. Не может быть… Нет! Ты лжёшь!Я бью кулаками по кровати и с силой, какая только есть, подаюсь вперёд. Боль в теле не отрезвляет, а вот чужие руки, стремящиеся уложить меня в постель, только злят и побуждают делать снова и снова. И снова. И снова!—?Пусти!!! Гора!!! Нет, чёрт побери!!! —?ору я не своим голосом, пытаясь высвободиться. Сбрасываю ногами простынь, молочу руками, даже пытаюсь ударить головой. —?Пусти меня!!!Выгибаюсь в спине и кричу. Громко, сильно, сколько есть воздуха в лёгких. Глаза застилают слёзы, глотка горит, тело бунтуется, но я всё равно пытаюсь вырваться из захвата сильных рук. Сквозь распахнутую дверь вбегают ещё люди. Слышится чья-то речь, раздаются какие-то указания, кто-то пытается перекричать меня. А в следующее мгновение меня хватают за ноги, и следом, когда я воплю во всю мощь лёгких и даже кого-то оглушаю, бедро пронзает иглой. Постепенно, с каждой пройденной секундой, противящееся любому движению тело всё больше замедляется, обмякает, пока окончательно не замирает и не перестаёт отвечать на посылаемые сигналы. В голове поселяется туман, но с языка ещё срываются нечленораздельные звуки.Меня ровно укладывают, поправляют постель и снова накрывают. Я не могу пошевелиться, да и не хочу. Боль в груди и животе такая сильная, что даже сквозь сомкнутые веки слёзы продолжают бежать по щекам. Дышать тяжело, каждых вдох ─ агония и резь в глотке. Но то, что творится у меня внутри, затмевает всё. Мать, отец, Сова, Ким,, а теперь ещё и Гора, Мила, Женя, Саша… Чем больше имён проскальзывает в затуманенном сознании, тем острее становится чувство потери, чувство тоски, чувство безысходности и одиночества. Так, как сейчас, мне не было плохо никогда.Нормальный человек может выплеснуть всё, что копится в нём. Он может кричать, он может бить, он может изнурят себя до потери сознания и собственной личности. А то, во что превратили сейчас меня, только и способно глотать слёзы и думать, почему же так вышло, почему Судьба обошлась с ним столь несправедливо.Мне кажется, я ощущаю цепи. Они обвивают меня подобно змеям и с каждой минутой всё сильнее стискивают в своих стальных объятиях. Железо обжигает, пытаясь коснуться души, но той уже нет. Уже ничего нет. Есть только тело, которому плевать на мучения. Верните любимых! Верните! Но ничего не изменишь. Всё уже сделано. Выпущена пуля, сердце остановлено, пролилась кровь и обагрила первый снег.Смех Горы.Латынь Жени.Непонятная речь Саши.Ехидство Милы.Улыбка Совы.Объятия мамы.Наставления Кима.Я потерял всё, что только мог.***Проснувшись, ещё лежу с закрытыми глазами. Кто знает, может, если я их не открою, всё будет иначе? Гора и его брат будут жить в бревенчатом доме где-нибудь за городом, а Женя и Саша время от времени будут его навещать. Мать и отец продолжат жить в нашей неотремонтированной квартире, а Сова закончит университет на инженера и с уже подросшей Лилей переберётся поближе к центру. Но как бы сильно всего этого я ни хотел, реальность такова, что никого из них уже нет со мной. Нет в этом троклятом городе, на который пал выбор Саладина!Жмурюсь и чувствую, как под щекой мокнет подушка. Дыхание спирает, я стискиваю зубы и следом чувствую, как вал внутри опять растёт. Боль растекается по груди и животу, а место укола на бедре неприятно пульсирует.─ Костя.Тихий голос Волка-младшего кажется мне громом среди ясного неба. Нет, в одиночестве меня не оставят ─ сам упустил такую возможность, поддавшись истерике.─ Я за него, ─ бормочу в ответ и с глухим стоном медленно ложусь на спину.Говорить не хочется. Не хочется даже поворачивать голову. Всё стало таким пустым и ненужным, что любая мысль кажется глупой. Даже эта. Почему бы просто не оставить меня в покое?.. Нет сил ни на злобу, ни на ненависть. Только поглощающая боль внутри, между сердцем, лёгкими и позвоночником.─ Костя, я понимаю, тебе плохо…─ Не пытайся меня понять, псина! ─ огрызаюсь и всё же поворачиваю голову в сторону юноши.Тот затравленно смотрит на меня, но стоит нам встретиться глазами, как его лицо приобретает выражение скорби и тоски.Понимаю, что грубить ─ последнее дело. Неважно даже, кому. Но слово брошено. К обуревавшей меня гамме чувств прибавляется стыд, но почти тут же глушится. Впрочем, я не оставляю всё вот так, а говорю:─ Прости. ─ Я чуть приподнимаюсь и ложусь повыше. ─ Не стоит лезть ко мне в душу. Ничего хорошего ты там уже не отыщешь.─ Мы все схоронили кого-то. ─ Вдруг я понимаю, что он говорит моими словами. ─ На карту поставлено многое. Если тебе ещё кажется, что игра продолжается, то ты заблуждаешься. Сожжена штаб-квартира Сопротивления, из Наследников живы лишь я и Змей ─ Крыса своего убил сам, а Кабана застрелили во время его побега.Я резко поворачиваюсь к юноше и пытаюсь уличить того во лжи, но нет, он говорит предельно серьёзно.─ Крыса убил сам?.. ─ Тихо уточняю, внутренне содрогаясь.Каким же уродом надо быть, чтобы?..Впрочем, о ком мы говорим, действительно.─ Именно. А после его ?снял? снайпер точным выстрелом, ─ кивает Волк, а мне на ум приходит фраза про двух зайцев. Правда, в нашем случае речь идёт о крысах. ─ Из Тиранов не выжил никто ─ Саладин убил всех. И приказ ?убрать? Наследников тоже он дал.Что же выходит, Волк-старший в какой-то мере помог мне? Минутку… ?Из Тиранов не выжил никто…? Выходит, Волк-старший и Змея?..─ Ты думаешь, что Волк пытался убить тебя. ─ Голос Волка-младшего становится ещё более тихим. ─ Саладин говорил тебе, что всё было спланировано. Но знаешь ли ты, что именно Волк предложил поместить тебя в свой Волчатник? Знаешь ли ты, что там делают с новичками подобными тебе? Если бы Волк не пустил слух, что ты ─ тот самый Наследник Саладина, тебя бы… ─ Он переходит на гневный шёпот, а его лицо покрывается розовыми пятнами, постепенно переходящими в красные. Чем-то напоминает реакцию Саши, и стоит мне вспомнить про погибшего, убитого друга, как вал внутри приобретает голос. В одночасье захотелось запустить руки в волосы и вырвать несколько клоков, чтобы осознать: всё сон, обычный сон. Но нет. Это реальность, в которой я испоганил всё, что смог. ─ Тебя бы превратили в местную шлюшку и использовали так, как им угодно! Но твой статус не позволил этого сделать. Волк спас тебя. И мы здесь только за тем, чтобы поставить тебя на ноги. Убивать Саладина или нет ─ решать тебе. Ты сам в ответе за собственную жизнь. А тем, кто умер, уже всё равно, присоединится к ним их убийца или нет!Парень резко вскакивает и вылетает из комнаты, как раз в тот момент, когда в неё входит Змей. Тот не ведёт и бровью на такое поведение Волка, лишь отступает на шаг, пропуская, а после прикрывает за собой дверь. В его руках замечаю поднос, укрытый не то пелёнкой, не то какой-то тряпкой серого цвета.─ Сейчас будем швы снимать, ─ поясняет мне юноша, подходя к кровати. ─ Условия так себе, понимаю, ─ ставит поднос на тумбочку и помогает мне ровно лечь без подушки. ─ Но твои раны хорошо затягиваются. Я боялся, что разойдётся что-нибудь, когда ты… ─ Он осекается, но я понимаю, о чём он говорит. ─ Да и на растворы, которые мы тебе вливали сутками, организм хорошо реагирует. Молодец.Змей улыбается, но улыбка получается очень усталой. Пытаюсь лучше рассмотреть его лицо, но юноша встаёт ко мне боком и полностью уходит в принесённый поднос. Скосив взгляд, вижу, что на подносе лежит ещё одна тряпка ─ цветастая, яркая, ─ а на ней, в свою очередь, стоят небольшие ёмкости с прозрачными растворами тёмно-коричневого и изумрудно-зелёного цветов. Ещё один стоит бесцветный. Пинцеты, вата, бинты и небольшой скальпель ─ я всё это видел, пока работал в хосписе, ещё до того, как подумал вернуться ?домой?.Неторопливо юноша обрабатывает мои раны, аккуратно срезает нити. Всё это проходит в тишине. Только слышно, как вата проходится по коже, как щёлкает пинцет, как разрезается нить. Мне говорить ничего не хочется. Да и нечего, по большому-то счёту. Змей же молчит скорее из-за моего состояния. Я, как и он, понимаю, что любое сказанное слово может снова вызвать мою истерику.И стоит мне подумать про Гору, как тоска снова начинает выть внутри. Я сжимаю руками простынь и стискиваю зубы, но пара слезинок предательски прочерчивает влажные дорожки по вискам и теряется где-то за ушной раковиной. Жмурюсь и сжимаю руки ещё сильнее, но избавиться от ворвавшихся в сознание образов не выходит. Именно в эту секунду я вспоминаю, как ребята в лице Горы и Саши приходили ко мне в госпитальное крыло после той пресловутой драки с Ромой, как выслушивали и пытались меня поддержать. И чувство вины как будто пульсирует внутри. Хочется завязаться узлом, спрятать голову между ног, обнять себя и с силой вцепиться ногтями в кожу, переплести ноги до судороги, выгнуться до хруста в каждом позвонке, лишь бы не чувствовать эту пульсацию!─ Всё.Голос Змея выдёргивает меня из омута, заставляя разжать руки и распахнуть глаза. На месте швов я, чуть приподняв голову, касаясь подбородком груди, замечаю прямоугольники из бинта, крест-накрест приклеенные пластырем к коже, которая в некоторых местах окрашена ярким изумрудно-зелёным цветом.─ Можешь вставать, но только аккуратно. И постепенно. Главное ─ не выходи из палаты один, хорошо? ─ Змей собирает весь инструментарий. ─ Постараюсь прислать к тебе кого-нибудь, чтобы не так одиноко было.Он берёт поднос в руки и идёт в сторону двери, как я запоздало говорю:—?Спасибо.Юноша ничего не отвечает, лишь улыбается, но головы не поворачивает. Как только его спина исчезает за дверью, я прячу лицо в ладонях?— раны начинают ныть и щипать, но мне плевать. Дыхание учащается, глаза печёт, и следом я ощущаю, как капли редких слёз снова обжигают щёки и стекают к верхней губе. Слизываю их и сглатываю, но легче не становится. Отчаяние завладевает мной, тоска по новому кругу воет диким зверем внутри. Перед глазами мелькают образы и картинки, заставляя переживать то морозное утро, в котором я был со связанными руками, раз за разом. Чёртов раз за чёртовым разом! Закрываю глаза и медленно обнимаю себя, сжимая плечи до боли и впиваясь в кожу ногтями. Через несколько секунд она становится почти невыносимой, и чтобы как-то её стерпеть, тихо-тихо подвываю. Тело подаётся вперёд, затем назад. Вперёд. Назад. Влево. Вправо. Снова влево. Снова вправо. Жмурюсь и, разомкнув немного губы, сквозь стиснутые зубы начинаю выть во весь голос. Делаю свистящие вдохи и постепенно разжимаю челюсти. Однотонный вой превращается в прерывистый, я кренюсь на один бок, но вовремя выпрямляюсь, чтобы снова начать качаться.В голове опять звучат выстрелы, чужие крики и даже мой собственный. Стараясь заглушить их, вою громче, подаваясь вперёд. Раны пульсируют, пластырь неприятно тянет, но я почти касаюсь бёдер и коленей скрещенными на груди руками. Однако ничто не может заглушить звуки выстрелов: я будто бы чувствую специфический запах, который пробивался в ноздри в Волчатнике во время уроков стрельбы.А ещё кровь и палёная плоть.Раздаётся звук резко захлопываемой двери, но в моей голове он превращается в хлопок взрыва. Перед глазами?— воронка, окруженная обломками бетона и арматуры. Пламя бушует, уцелевшие мужчины и парни тащат на своих плечах раненых, но ни тем, ни другим уже не суждено остаться в живых?— их окружают люди в чёрных одеждах с эмблемами на широких спинах: булава и рыло хряка с заострёнными бивнями. Выстрелы смешиваются с людскими криками, и явившаяся свету какофония окрашивает картинку в ярко-алый цвет. Снег обагряется, к звукам боли и скорби прибавляется смех. Хриплый, немного гнусавый. Но тут же смолкает, а на его место приходит отчётливая человеческая речь: ?Я обязан был уничтожить Вас?.—?Костя! Костя, ты слышишь меня?!Чувствую руки на своих плечах. Меня выпрямляют и тычут в нос пропитанной нашатырным спиртом ватой. Продолжая выть, пытаюсь отклониться от неё, на что другой голос гневно выдаёт:—?Да сколько же можно!Сильная пощёчина резко обжигает щёку. Перед глазами начинают играть пятна, картинка исчезает, и я снова оказываюсь в палате, в окружении Наследников и других людей. Одна из медсестёр держит в руках лоток со шприцем. Перевожу взгляд с одного лица на другое. Персонал напуган, только Волк и Змей серьёзно смотрят на меня. Последний стоит ко мне ближе всех и дышит несколько чаще. Перевожу взгляд на его правую руку и следом касаюсь кончиками пальцев места удара.—?С-спасибо? —?почему-то спрашиваю, осознавая, как глупо сейчас выгляжу.—?Ты уже говорил это не так давно,?— хмуро отзывается Змей, смотря на меня.Волк кивает персоналу и те практически тут же уходят, оставляя меня наедине с Наследниками, а следом почти рычит, подаваясь вперёд и нависая надо мной:—?Хватит распускать нюни! Либо бери себя в руки,?— даже пальцем указывает,?— либо мы тебя привяжем к кровати и будем ежедневно колоть транквилизаторы, что ты через месяц такой жизни превратишься в овощ, который будет ходить под себя!—?Больно, я не спорю,?— в отличии от разошедшегося юноши, Змей сохранил хладнокровие,?— но Волк прав. Пожалеть себя ты ещё успеешь. У нас есть дела, которые не терпят отлагательств. Так что приводи себя в порядок и присоединяйся к нам. Покой нам только снится.И я вспоминаю. Не бывает, что счастье приходит просто так. Тогда бы мы не понимали, что это именно счастье. А когда терпишь боль,?— сильную боль,?— начинаешь понимать, что счастье заключается как раз в самых обыденных вещах. Например, в адекватном поведении и трезвой оценки ситуации.Наследники молча ждут моей реакции, изредка переглядываются, словно общаются мысленно, а я… Как всегда, пытаюсь понять, когда стал сопливым пацаном и потерял всю свою критичность, свою мудрость, свою взрослость. Поддался чувствам и забыл то, что сейчас важно. Месть? Нет. Обретение свободы. Она то и дело выскальзывает из моих рук, а сейчас и вовсе мелькает перед глазами, издевательски хихикая над моей беспомощностью.—?Слабак… —?тихо говорю я и горько усмехаюсь. —?Какой же я слабак…Юноши не перебивают и не пытаются убедить меня в обратном.—?Так что ты решил? —?всё тем же тоном спрашивает Змей, на что я лишь хмыкаю и без раздумий выдаю:—?Давайте свергнем Тирана!***—?Да где его носит? —?бурчу я, спускаясь по лестнице в подвал. —?Сам назначил, а я его ищи. Умник, чёрт побери!Звук моих шагов эхом разносится по пустынным коридорам, где выжившие механики лишь с большим трудом восстановили подачу отопления. На календаре середина января, и за эти почти три недели, берущие свой отчёт с моего прихода в сознание и заканчивающиеся в эту самую минуту, мы пережили около трёх мощных налётов и извели с десяток шпионов Саладина. Старичок не давал и не даёт нам скучать, постоянно бросая свои силы на штурм больницы, но то ли дело в компетентности его людей, то ли мы научились успешно распределять ресурсы и собственные силы, однако в противостоянии Тирании и Сопротивления неизменно победа достаётся нам.Ситуация в городе накалилась. Пока каникулы, заметно это не так сильно. Но в последние дни декабря коллапс случился во всех сферах. Уж не знаю, с чьей руки, но происходящее стало выходить за рамки здравого смысла. Те, кто был способен держать оружие в руках, бросали работу, учёбу и создавали полноценные отряды, целью которых было желание восстановить порядок в городе. И даже полиция не была им помехой. Стоит ли говорить, что за неделю полегло десятки тысяч человек и было разрушено с полсотни зданий? Саладин не жалел никого, да и мы защищались как могли, ибо восстановление?— это, конечно, хорошо, но главы отрядов отчего-то были уверены, что виноваты во всём не только Тираны, но и те, кто самой тирании противостоит.Но что удивительно: люди поняли, что им лучше ни во что ни вмешиваться. Да, негласно набирался народ и в Сопротивление, и в отряды Саладина. Но в целях сохранения хоть какого-то минимального порядка после деятельности отрядов простых граждан, битвы шли либо за чертой города, либо в таких закоулках, где победа зависела от каждого шага. По большому счёту, ?битвами? наши стычки названы весьма условно. Саладин пытался?— и пытается по сей день?— найти отряды Сопротивления, чтобы выведать информацию о доступе к нашему убежищу. Сопротивление, в свою очередь, пытается найти отряды Саладина, чтобы выяснить слабые места его резиденции. Но на людей Саладина надежды почти не было, нам самим приходилось частенько выезжать в лес и следить, отмечать, подбрасывать ?жучки? и своих людей в ряды охраны. Шли только те, кому было нечего терять, и на сегодняшний день количество народа в нашем строю значительно поредело.Ждать было больше нельзя. Сперва морозы, потом проблема с отопительной системой, драки друг с другом из-за подозрений?— постоянно нас что-то отбрасывает от изначальной цели. Сопротивление хочет освободить город от гнёта Саладина. Я же хочу просто вспороть ему глотку. И если ребята об этом едва ли могут догадываться, то Змей и Волк видят меня насквозь. Немудрено, что на вылазки меня отпускали?— и отпускают?— с большой неохотой, аргументируя это тем, что мой организм ещё не восстановился после ранений, что я плохо себя контролирую, что не могу мыслить хладнокровно и далее, далее, далее.Я со всем этим категорически не согласен. Что тогда, в те дни, что сейчас, но я упорно старался доказать свою способность, свою силу и всё то, чего, как говорят в один голос Змей и Волк, мне не хватает. И если со стрельбой проблем особых нет,?— не говорить же им, что каждый выстрел становится мукой, что я вижу ребят перед мишенью и что после таких занятий меня мучают дикие кошмары,?— то с дракой всё сложнее. За время восстановления я подрастерял свои бойцовские навыки. И, разумеется, Наследники уцепились за это как за спасательный круг. Но и я не стал молчать. Стоило Волку назидательно вскинуть палец и вымолвить что-то про мою подготовку, как я его заткнул одной фразой: ?Научи меня?. Иными словами, жизнь юноши превратилась если не в ад, то во что-то к нему близкое. Я не давал Наследнику прохода, стремясь оказаться везде, где был он. Змей только посмеивался над моим энтузиазмом, впрочем, старался держаться от меня как можно дальше, согласившись только поднатаскать в стрельбе.Сдался Волк едва ли не сразу же. Вдаваться в подробности, почему он такой нестойкий, я не стал, ибо ответ мог меня, вероятнее всего, не устроить. После той пощёчины я решил для себя вообще не сближаться с кем-либо. Потерять всех, кого я только мог, оказалось слишком больно и слишком тяжело. То моё помешательство… Ребята не знают, но оно было не единственным. Ночью, когда никого не оказалось рядом,?— а сейчас я живу в общей комнате, среди всех членов Сопротивления,?— я решил вспомнить, что пережил за эти полгода. Сама мысль, что моя жизнь кардинально изменилась за шесть месяцев, даже не то что внушала воодушевление, а пробуждала любопытство. Немного извращённое, но всё же. Первые несколько минут, когда я смотрел на необычайно ясное звёздное небо, то погружался в ровные потоки воспоминаний почти без боли, без усилий над самим собой. Но чем глубже я погружался, тем хуже мне становилось. Чёрные тени становились человеческими силуэтами с поднятыми пистолетами, а шорохи превращались в хлопки выстрелов. Я снова услышал крик Горы, Жени, увидел землистого оттенка лицо Кима, почувствовал жар пламени всем своим телом. Опустил глаза на дрожащие руки и почти различил в темноте кровь на них, ощутил приторный запах, отдающий металлом.Меня вывернуло в простыни, поэтому всю ночь я не сомкнул глаз. А поутру понял, что дальше так нельзя. Я не хотел сближаться, но непонятные по сей день для меня отношения всё равно завязались. Для Волка и Змея я стал, думаю, кем-то вроде младшего брата, которого постоянно надо опекать и следить за ним. Но вот кем стали для меня они?— я не могу себе ответить на этот вопрос. Или, если правильнее, не хочу отвечать. Они тоже умрут, и произойдёт это наверняка раньше, чем умру я. Эта грань между нормальностью и отклонением стала слишком эфемерной, и я вот-вот перейду черту. Я уже чувствую, как колеблется моё состояние. Превозмогая боль, я тренируюсь до потери сил, чтобы спать без сновидений. Если будут сны, будут и кошмары. А если будут кошмары, моя двинутая психика сделает тройное сальто-мортале, да так, что я навсегда её лишусь и превращусь либо в овощеподобного человека, либо в машину без рычагов контроля. И что хуже, вопрос крайней спорный.Минув коридор, прохожу в залу с высокими потолками. Она ветвилась на множащиеся вглубь и ширь переходы, подобно проводящей системе корней в цветке или сосудам в теле человека. И никогда не знаешь, где окажешься через несколько сотен метров. И даже карты с этими ветвлениями ветвлений не было: Змей и Волк, лично обойдя почти все коридоры, знали их как свои пять пальцев. И, что разумно с их стороны, никого в тайну переходов не посвящали.—?Наконец-то,?— поприветствовал меня Волк. Наследники уже начали тренироваться, и сейчас юноша уходит от атак Змея. —?Долго шёл. Штраф: одно отжимание на одну минуту опоздания. У-ух! —?Змей делает хитрую подсечку, от которой Волк падает на спину. —?М-м-мощно! —?Он выпрямляет правую руку с поднятым большим пальцем. —?Как ты это сделал?! Я же…—?Секрет фирмы,?— хмыкает в ответ Змей и кивает на меня. —?Он не опоздал, так что не играй в плохого копа и лучше покажи, на что Костя способен.—?Костя и сам показать может,?— бормочу в полголоса я, скидывая кофту и футболку, оставаясь в спортивных штанах и кроссовках. В обуви драться не очень удобно, но в экстренной ситуации у меня не будет выбора.—?Воу-воу, палехче,?— сленг коробит мой слух, но я стараюсь держать себя в руках. Знаю, зачем Волк это делает. И на этот раз не поведусь,?— у нас тренировка, а не стриптиз. Одевайся.—?Я так хочу.Встаю напротив поднявшегося на ноги юноши.—?Ты не расслышал? —?злится он. —?Я сказал…Но я не даю ему закончить. Моя рука рассекает воздух перед его лицом, и когда парень уходит от атаки, резко разворачиваюсь и делаю замах ногой. Но не учитываю, что Волк уже контратакует, поэтому нога в цель не попадает, а я теряю несколько секунд времени и обзор за противником. Тот умело этим пользуется: оказываясь вне зоны моей видимости, он налетает на меня сбоку и валит навзничь. Не мешкаю и, сцепив руки замком, со всей силы бью Волка в спину. Мы падаем и прокатываемся на мне несколько метров, за это время я, стискивая зубы от удара, что выбил весь воздух из моих лёгких, успеваю пнуть юношу под рёбра и заехать локтем по подбородку. Волк, высвободив одну руку, бьёт в ухо, а когда я немного отклоняюсь в сторону его удара, добавляет той же рукой по челюсти, разбивая мне губу.Адреналин зашкаливает, боли я не чувствую, голова моя как никогда пуста. Каждое движение я воспринимаю как буйство цвета и звука. Ощущения обострены до предела, мир сужается, как тогда, в том зале, и снова разрывается от своей мощи. И я вбираю его, вбираю весь без остатка, чтобы слиться с ним, стать энергией, стать валом, стать им.Волк прижимает меня к полу, сев на грудь, и с остервенением начинает бить по лицу. Рычу и пытаюсь ударить его снова по рёбрам, пнуть коленом в спину, но попытки проваливаются одна за другой. И тогда я принимаю единственное верное, как мне кажется, решение: перед тем, как Волк замахивается, я, обхватив юношу ногами и вцепившись в него, с нечеловеческим криком перекатываюсь на бок и тут же прижимаю Наследника к полу. Один удар?— именно столько я успеваю ему нанести, прежде чем Змей грохочет на всю залу:—?Довольно!Команда не распознаётся. А вот раскинувший руки Волк, его тяжело вздымающаяся грудь и побитое лицо отпечатываются на внутренней поверхности моих век. Я сказал ?один удар??—?Ты… —?выплёвывает юноша, не раскрывая глаз. —?Ты… Монстр… —?И его разбитые в кровь губы растягиваются в улыбке. Правая рука, не поднимаясь, показывает мне большой палец. —?Красавчик… —?Давит он из себя и расслабляется.—?Я… —?Рвано дышу, не понимая, почему Волк так выглядит. —?Я… Сколько раз я…?Ищу взглядом Змея. Тот стоит рядом и внимательно смотрит на Наследника.—?Живой,?— констатирует он, наблюдая, как юноша тяжело дышит. —?Сколько раз чего? —?обращается ко мне. —?Схватка ваша была довольно эпичной, пока ты не свалил своего оппонента и не начал превращать его лицо в мясо.—?Один… удар… —?Поднимаюсь на ноги. Колени отчего-то дрожат, да и по всему телу проходят волны крупной дрожи.—?Один? —?выгибает бровь Змей. —?А не сто один? Я не мог докричаться до тебя, а когда попробовал вмешаться, ты и меня огрел. Даром, я отскочить успел. Но долго ты мучить его,?— кивает на Волка,?— не стал. Остановился. Даже и не знаю, что тебя заставило.Шокированный, смотрю на по-прежнему улыбающегося Наследника, а после?— на Змея.—?Я… —?Что сказать, не знаю. Но тот понимает меня без слов.—?Иди в душ, переодевайся. План готов. Мы выходим ночью. —?Юноша разворачивается и идёт в сторону стола с инвентарём.И мне кажется его фраза незавершённой. Я даже делаю шаг в сторону Змея, но тут же Волк хватает меня за лодыжку и, пристально смотря, заставляя меня ужаснуться такому взгляду на разбитом лице, чеканит:—?Сегодня Саладин будет мёртв.***Холодные струи обжигают натруженное тело. Я опираюсь руками о стену и склоняю голову. Зуб не попадает на зуб, ладони стиснуты в кулаки, но выйти сейчас?— проявление слабости. В последнее время для меня всё как будто бы в новинку. Обычно говорят: ?Как заново родился?, но я бы предпочёл немного переиначить: ?Как будто бы не впервые умер?. На смертном одре кажется всё совсем другим. Когда понимаешь, что твоя жизнь?— вещь, которую у тебя могут с лёгкостью отнять, начинаешь ценить каждую минуту. Поступки сразу приобретают смысл, а слова превращаются в оружие. Эти истины банальны, их вывели ещё до меня, но понимаю я и осознаю последствия неверного выбора с каждым днём всё лучше.Но это не снимает с меня груза вины и ответственности за убитых. До конца своих дней я буду винить себя за произошедшее, буду просыпаться от реалистичных до жути кошмаров, буду в каждом прохожем видеть лица близких людей, а в порывах холодного ветра?— слышать их голоса. Это мука, так вот жить, но, раз уж напортачил, нужно исправлять. Листы ещё есть, а что предыдущие страницы заляпаны кровью?— нестрашно; главное, не испачкать следующие.Мандраж поселяется во мне, стоит телу облачиться в чистую одежду. Сопротивление стоит на ушах, женщины постарше и с детьми спешно собирают вещи: их вывезут из города, а те, кто способен держать в руках оружие, готовятся к предстоящей вылазке. Битва будет последней для многих из нас, может, даже для меня. Права на ошибку нет, но я и не настраиваюсь на худший итог. Как поступить, зависит от меня. И на этот раз рука не дрогнет. Женя был прав: важно не дать брошенному ребёнку возыметь контролем над собой. Жаль, что понял я это слишком поздно.Мне выдают бронежилет, пояс, пистолет, два магазина и несколько ножей. Как только цепляю всё на себя, ощущаю неимоверную тяжесть. И снова кажется, что руки выпачканы кровью по локоть. Я раскрываю ладони и пристально вглядываюсь в линии на них, сжимаю и разжимаю пальцы, но бледно-бежевый цвет не меняется на алый. Это немного успокаивает.─ Пошли. ─ Змей возникает передо мной неожиданно. ─ Лучше уж с нами будешь в одной машине, чем с остальными.─ Что, ещё не верят в мою преданность? ─ хрипло отзываюсь я и, не получив ответа, усмехаюсь.Когда меня перевели в палату, по остаткам Сопротивления прокатилась новость: Саладин среди них! Только чудом меня не убили, а ведь народу было предостаточно. Месть правит людскими сердцами ─ сказал бы ?мозгами?, но наличия оных в головах несостоявшихся убийц я не увидел. Лишь после последнего нападения на нас ребята начали ко мне проникать симпатией, когда я активно стал проявлять инициативу в борьбе с тиранами. Если подумать, именно тогда я стал жить в общей комнате. Забавно, что моё наваждение, налёт на Сопротивление и ?оттаяние? людей едва ли не наложились друг на друга. Судьбы нет, есть лишь человеческий выбор, и вдвойне забавно, что они выбрали поверить мне, когда, по большому счёту, выбора-то у них и не было. Какая ирония.─ Им…─ Если скажешь что-то про время, я тебя ударю, ─ на полном серьёзе чеканю, а после смотрю в лицо Наследника. ─ Ты не первый, кто говорит мне это. И, как показала практика, людям нужно не время, а хороший пинок. Или чья-нибудь свёрнутая шея как пример, что лучше меня ни в чём не подозревать. Погнали.Пока идём ─ знать бы ещё, куда, но спрашивать мне не хочется, ─ Змей молчит. Видимо, я угадал, хотя внутренне всё равно надеялся, что Наследник меня переубедит. Грустно, на самом-то деле, осознавать, что в глазах стольких людей я враг номер один. Хотя лично им я ничего плохого не сделал.Мы спускаемся в подвал, минуем залу, где не так давно я уложил Волка на лопатки, и движемся дальше. Коридор сменяется другим, и я вдруг понимаю, что никогда ещё тут не был.─ К гаражам идём, ─ поясняет юноша, несмотря на то, что я и рта раскрыть не успеваю.Гаражи?─ Ты в курсе, сколько время? ─ Вопрос обескураживает. ─ Близко к десяти. Сядем сейчас ─ окажемся у резиденции к полуночи.─ Странно… ─ Бормочу в ответ. ─ Мне казалось, ещё шести нет.─ Ага. Зато есть десять, ─ пытается пошутить Наследник, но у него не выходит.Поворачиваем и упираемся в просторное помещение с высокими потолками и земляным полом. Что-то мне это напоминает. В ряды вдоль стен стоят одинаковые внедорожники чёрного цвета. Но всего лишь пять или шесть заведены, и дай Змей им команду, тронутся прямо сейчас. Мы идём к самому ближнему, слева от нас. За рулём сидит незнакомый мне парень, рядом с ним ─ Волк. Отёкшее лицо, кровоподтёки и хаотично наклеенные пластыри?— юноша улыбается при виде нас и кивает.─ Дарова, ─ он приветливо машет рукой, пока мы с Наследником усаживаемся на заднее сидение. ─ Как настроение?Змей не успевает ответить ─ я язвительно его прерываю:─ За исключением того, что мы можем не дожить до рассвета, всё просто прекрасно!─ Вот и чудно, ─ добродушно отзывается юноша.─ Стартуем? ─ осведомляется парень за рулём.Вместо ответа Наследник рядом со мной вынимает из кармана смартфон, проводит пальцем по экрану и бросает:─ Да, поехали.Когда мы трогаемся, я оборачиваюсь и смотрю, как за нашей машиной в колонну выстраиваются другие. Всё. Дороги назад нет. И цель становится как никогда близкой, доступной. Выпрямляюсь и прикрываю глаза. И мне кажется, что проходит несколько секунд, прежде чем меня тормошат и зовут по имени.─ Не сплю… ─ Сонно отвечаю я. ─ Скоро мы приедем?Прикрываю рот ладонью и зеваю. Но в следующую секунду давлюсь зевком.─ Мы приехали. Выходим. ─ Водитель глушит двигатель и первым выбирается из машины.За ним почти синхронно выходят Наследники.─ Вот и всё, Костя. Вперёд и только вперёд, ─ бормочу я в пустоту перед тем, как открыть дверь.Когда же мои ноги утопают в сугробе, передёргиваю плечами. Но отнюдь не от холода.Резиденция Саладина ─ двухэтажный дом, который мне доводилось видеть с месяц назад, ─ угрожающе светит своими витражными окнами. На территории за металлическим ограждением замечаю охрану с автоматами и огромными озлобленными псами, из чьих распахнутых острозубых пастей вырываются крупные клочки пара. Нас не так много, чтобы подавить врага числом, но каждый из нас ─ опытный убийца, который ни раз отнимал чью-то жизнь. Даже Змей, хотя и учился на врача.Мы делимся на небольшим группы и расходимся. Волк, Змей и я должны будем проникнуть в дом и, собственно говоря, убить Саладина. На остальных?— охрана и страховка наших хилых шкурок. Но, как известно, проще всего?— сказать. Сделать же крайне трудно. Когда остаётся только наша группа, понимаю, как на самом деле мне страшно. По ногам проходят волны дрожи, я не могу никуда деть руки, ибо на моей форме нет карманов, а пистолет или нож только выдадут моё волнение. От глотки и до паха я ощущаю пустоту. Там нет ничего. Нет ни сердца, ни души, только морозный воздух. И, возможно, желание покончить со всем этим как можно быстрее.─ Уверен, что стоит идти? ─ предельно серьёзно спрашивает Волк.─ Не задавай ему глупых вопросов, ─ вступается за меня Змей, но Волк не обращает внимания на проявленное юношей благородство.─ Пусть ответит он. Я не тебя же спросил, ну, ─ не меняя тона, бросает он.Я чувствую его тяжёлый взгляд. Прямо как у отца. ─ Уверен, ─ стараюсь придать голосу твёрдость. ─ Я должен это сделать.─ Кому ты задолжать-то успел, парень? ─ хмыкает Волк. ─ Это не тот случай, когда ты что-то там должен. Либо ты можешь убить, либо нет. Иного не дано.─ Хватит, ─ прерывает Змей, и вовремя: я уже раскрываю рот, чтобы ответить. ─ Слышите?Сперва до меня не доходит, что же я должен слышать. А после понимаю. Лай собак, стрельба, людские крики.Началось.Мы, не сговариваясь, бежим на звук. Деревья проносятся мимо, ноги вязнут в снегу, а вырывающееся из моего рта облако пара не успевает коснуться даже подбородка. Вскоре мы оказываемся у ограды. Несколько томительных мгновений, пока мы цепляемся за горизонтальные прутья и перемахиваем через забор. Спросить, а почему мы не пошли через нормальный вход или, на худой конец, почему нам не сделали дыру, не успеваю. На передышки нет времени. Спрыгнув в снег, мы снова бежим. Боли я не чувствую, адреналин меня лечит и согревает, и длится это до тех пор, пока на нашем пути не оказывается группа охраны.Краем глаза замечаю, что мы находимся на заднем дворе. Основное действо происходит перед резиденцией, на открытой площадке. И добраться до ребят ─ почти невыполнимая миссия, ибо расстояние слишком велико. Впрочем, как только мы сталкиваемся с толпой одинаково одетых крепких парней, у которых, кажется, даже одинаковые лица, хаос в моей голове вытесняется одной мыслью, одним словом. ?Кабаны?! Не теряя времени, вступаем в бой. ?Кабаны? вооружены только дубинками и ножами, огнестрельного оружия у них нет. Однако преимуществом это назвать сложно. Они превышают нас числом втрое и атакуют практически моментально и все. Я успеваю вынуть нож, прежде чем на меня набрасывается сразу двое. Первому вонзаю лезвие до упора в глотку, второго пинаю в живот. Он выдерживает удар, и, пока его ?напарник? валится лицом в снег, с рёвом кидается на меня. Но промедления в доли секунд мне хватает: быстро вынув пистолет из кобуры, несколько раз стреляю в летящего на меня ?кабана?. Он вздрагивает от каждой входящей в него пули ─ почти как Марк тогда ─ и падает на колени. Глаза его вытаращены едва ли не на всё лицо, но даже на грани смерти ?кабан? пытается встать. Ещё один выстрел точно в лоб ─ и парень падает так же, как и его напарник секундами ранее.У Наследников дела не лучше. Поэтому, перешагнув через трупы, устремляюсь на помощь. Волк ловко орудует ножами в обеих руках, Змей ограничивается приёмами рукопашного боя. Я же, не медля, стреляю по шкафоподобным громилам и ни разу не промахиваюсь. Это сильнее меня. Так было, так есть и так будет. Тогда я отрицал свою способность разить почти без промаха, отрицал возможность сделать кому-то больно. Но теперь всё иначе.Или мы их, или они нас. Спасибо, Гора. Даже после своей смерти ты остаёшься способен научить меня хоть чему-нибудь.Когда на ногах остаёмся лишь мы, драка заканчивается. Дверь в дом закрыта, но это не становится для нас проблемой. Как только её почти срывает без петель не без нашей помощи, Наследники переглядываются и отступают на шаг.─ Иди, ─ кивает Волк на открытую дверь. ─ С охраной ты справишься и сам. А мы останемся тут и прикроем.─ О чём это вы? ─ Голос дрожит. Но не от возбуждения или страха, а от непонимания.Они меня бросают?..Сейчас?.. ─ Ты должен сделать это сам, ─ качает головой Змей. ─ Если не сможешь сделать ты, не сможет никто.И вдруг я понимаю.─ Вы… Боитесь?Времени на болтовню нет. Крики ещё сражающихся ребят постепенно смолкают. Вскоре не останется никого, даже нас. Но я должен выяснить! Должен удостовериться, что…─ Это твоя битва. ─ Они смотрят на меня всего секунду, а после отдаются пробившемуся к нам отряду противника.Дверь захлопывается с противным скрипом уцелевшей петли, отрезая меня ото всех. Они правы. Это моя битва. И только я должен это сделать.Гостиная, где не так давно я завтракал в обществе Жени и Саладина, пуста. Тихо иду в сторону лестницы. Адреналин в крови зашкаливает, так, что я только во время подъёма по ступеням обнаруживаю резаную рану на бедре. Кровь успела запечься, но от прикосновений рана всё равно отзывается тупой болью. Впрочем, я быстро теряю к ней интерес. Оказавшись на втором этаже, вскидываю пистолет, опасаясь, что меня могут застать врасплох. И у двух громил это почти получается, но я оказываюсь быстр. Звуки стрельбы в замкнутом помещении, ограниченном стенами и потолком, звучат слишком громко, но я не поддаюсь минутной слабости.Тело первого охранника падает практически тут же, однако второй успевает выстрелить в ответ. Правое плечо обжигает резкой адской болью, но я не разжимаю рук и через собственный крик стреляю. Звук падающего тела на мгновение вытягивает меня из омута, но почти тут же я погружаюсь обратно.И лишь осознание, что я едва не проиграл свою битву, заставляет меня стиснуть зубы и идти. Левой рукой вынимаю рукоятку пистолета из правой и, с большим трудом сделав перезарядку, иду к единственной двери в конце этажа. Она оказывается незапертой, и я без промедления толкаю её.─ Ты далеко зашёл, сын мой.Правым виском я ощущаю прохладу дула пистолета.─ Весь в папочку. ─ Даже на пороге верной гибели я язвлю и ёрничаю. Горбатого только могила исправит.─ Если ты про человека, который тебя вырастил, не могу не согласиться. У того борзоты было хоть отбавляй. ─ Звучит насмешливо, но боль в подстреленной руке так сильна, что я пропускаю насмешку мимо ушей. —?Бросай пистолет.Рука разжимается, оружие выпадает из раскрытой ладони на пол.─ Стреляй, ─ чеканю довольно отчётливо. ─ Не медли.─ А ты не хочешь узнать, почему я всё это затеял? ─ Слышу звук взводимого курка. ─ Жаль, я так надеялся, что смогу рассказать тебе эту историю перед твоей смертью.Пока Саладин говорит, вдеваю средний палец левой руки в отверстие в рукоятке ножа и вытягиваю тот из ножен на предплечье. Узкий и лёгкий, но смертоносный,?— я в последний момент, когда мне выдавали оружие, заметил его. ?Моё!??— пронеслось в голове, и никто не отказал мне в желании взять ножи себе. Когда ладонь обхватывает рукоятку и крепко её сжимает, а лезвие направляет вниз, я спрашиваю:─ Ты любил мою мать?─ За несколько секунд до смерти тебя волнует лишь это? ─ Смешок. ─ Ты и правда глуп, сын мой. Дуло пистолета на несколько миллиметров отстраняется от моего виска. Хватит ли мне этого времени, чтобы использовать нож? С прострелянной рукой ─ едва ли. Но я могу уйти вниз и в это время осуществить резкий выпад. Однако, если Саладин среагирует вовремя, пуля пробьёт мой затылок. Если только я не окажусь достаточно быстр. Времени на мысли нет. Сейчас всё зависит от моей скорости и ловкости.Гора, Женя, ребята, я иду!Но всё происходит слишком быстро и слишком неожиданно. Я ухожу вниз, Саладин жмёт на спусковой крючок. Превозмогая боль в ране, посылаю руку с ножом в сторону мужчины, но тот пинает меня в бок. Опрокидываюсь и валюсь на спину, однако успеваю сделать бросок. Нож вонзается Саладину в ложбинку между ключицами, и в ту же секунду окно на этаже разбивается, а в раме возникает Волк?— с верёвкой в одной руке и пистолетом в другой. Выстрел звучит слишком громко, но хрипящее тело, привалившееся к стене и съехавшее по ней вниз, заглушает всё.Когда я сажусь, Саладин ещё хрипит, а когда встаю, замирает. Его взгляд стекленеет, из пулевой раны на груди обильно сочится кровь, но я смотрю на ювелирное попадание ножа. Под ним ─ едва заметная струйка крови, которая уже впиталась в рубашку на груди Саладина. Отпинываю от его руки пистолет и резким движением вынимаю нож. Кровь начинает идти быстрее, однако вскоре её ток замедляется, пока не останавливается совсем.─ Всё кончено, ─ выдыхает Волк, спрыгивая в комнату.─ Да. ─ Я рассматриваю алые разводы на лезвии. ─ Теперь всё закончено. ─ И, переведя взгляд на Наследника, улыбаюсь.