Часть третья. Свобода выбора. Принятие (1/1)

Двадцать девятое февраля, вечер.—?Ты уверен, что здесь?Волк выдыхает клуб белого дыма с ароматом клубники и запрокидывает голову. Снежинки, те, что не успели растаять, в медленном танце оседают на его бровях, отросшей за четыре года бородке и бакенбардах, но почти тут же тают.—?Уверен.Я медленно перемещаюсь от одного надгробия к другому, пристально вглядываясь в высеченные в камне лица и фотографии. Но все они незнакомы, а их улыбки кажутся лицемерными здесь, на кладбище. Кто вообще придумал изображать умершего с радостной эмоцией на лице? Ему стало всё равно ровно в тот момент, как его сердце перестало биться. Но родственникам важно, чтобы их близкий смотрел на них сквозь время и оставлял след внутри как человек счастливый, который только и ждал дня, когда его поместят в гроб и закопают в промёрзлой земле.—?Как ты можешь быть уверен, если захоронением командовал я? —?удивляется Волк.—?Вот именно, что только командовал,?— выдыхаю немного пара на озябшие ладони и двигаюсь по талым сугробам дальше. —?А я и тела опознавал, и земельку на гроб кидал, и закапывал. Так что да, уверен.—?П-ф-ф, па-а-адумаешь,?— фыркает Наследник. —?Но не удивлюсь, что ты их не най…—?Нашёл!—?Да не может этого быть! —?Слышу торопливые глубокие шаги за спиной. —?Они же…Волк замирает за моим левым плечом. От него несёт ароматизатором от электросигареты, но я не морщусь, а присаживаюсь на лавочку, как раз напротив могил. Гора, Саша, Женя, Мила?— все в рядок лежат, а их лица смотрят на меня с неестественными полуулыбками и ухмылками. От взглядов становится не по себе, я сглатываю, но глаз не отвожу.—?Ты хорошо их знал? —?Наследник садится рядом.Неопределённо жму плечами. Внутри уже ничего нет. Я прошёл стадию отрицания, гнева, пропустил стадию торговли, пережил долгую стадию депрессии и, наконец, достиг стадии признания. Впрочем, признание в моём случае было на уровне смирения с отсутствием близких и друзей рядом. Сказать вслух, что Гора или Женя мертвы, я не мог. В мыслях?— сколько угодно, но при звучании эти слова стали бы неотвратимой правдой. Как тогда, при разговоре с ныне застреленным Смирным: после произнесённого я понял, что Ким и в самом деле погиб, что его нет и я никогда не увижу своего инструктора вновь. И когда мы похоронили ребят, я вдруг понял, что всё ещё надеюсь. Надеюсь на встречу. Надеюсь услышать знакомый смех или ахинею, или латынь. Надеюсь увидеть лукавый взгляд. Надеюсь, что смогу признать свою вину и извиниться.Но ничего подобного нет, не было и не будет. Забавно, что мозгом-то я всё понимаю, а вот признать целиком и полностью?— это выше моих сил.—?Знаешь,?— вдруг прерывает молчание Волк,?— я ведь знал её,?— и кивает на фотографию Милы.—?Она ненавидела меня,?— тихо говорю я, но вдруг осекаюсь. —?Подожди… Ты говоришь, ?знал?? —?Я смотрю на юношу. Тот кивает. —?Откуда?Он горько усмехается, переводит взгляд на сложенные замком руки, а после?— снова на Милу. Я вижу в нём боль. Вероятно, так выглядел и я. Может, даже выгляжу сейчас.—?Наша история была банальной. Служанка в большом доме с разрешения хозяина привозит свою дочь, которая младше сына хозяина на год или два. Несмотря на то, что я был занят обучением в те годы, время на девчонку-пацанку у меня нашлось. —?Волк не сводит глаз с фотографии девушки. —?Лазание по деревьям, гаражам, заброшенным зданиям, побеги от охраны?— она была инициатором всего этого. Мы выросли, детство осталось позади, а обязательства вдруг оказались слишком быстро перед моим носом. Хоть невесту мне и не выбрали, но намекнули, чтобы отношения я с Милой оборвал,?— он замолкает. —?Но я не смог. А потом появился сюзерен, разруха, служанка бежали с Милой на территорию Кабана и спрятались в какой-то школе. —?Дёргает плечом. —?Она предпочла свободу статусу Волчицы и моей жены?— плевать мне на решение отца, я бы сделал по-своему.—?Он бы не оставил вас в покое,?— выдыхаю я. —?Школе? Наверное, там она и познакомилась с Горой.Волк не отвечает, но на полном серьёзе спрашивает:—?А боль всё та же?Я отрицательно мотаю головой и тут же добавляю:—?Но я всё равно это не смог пережить, не смог забыть.—?Смерти близких даны нам как раз для того, чтобы мы помнили, чтобы усвоили свой урок. И если боль свежа как в первый день, значит, ты ещё не усвоил его.Мы не оборачиваемся на голос Змея, который стоит за нашими спинами.—?Я еле нашёл вас. —?Что в нём меня всегда раздражало и раздражает, так это тон. Серый и безликий. После окончания ?войны? парень перестал придавать голосу хоть какую-то эмоциональную окраску. А я перестал воспринимать юношу всерьёз. —?Разве мы не договаривались предупреждать друг друга о подобных вылазках?—?Я же оставил записку. —?Волк снова дёргает плечом.—??Мы уехали. Будем поздно??— ты о ней?—?Ой, да брось! Его люди уже давно покинули город. С нас даже изоляцию сняли и опровергли слухи о реакторе!—?Я смотрю, ты читаешь газеты. Надо же.—?И новости смотрю. Не тебе одному быть в курсе последних событий!—?Но именно я являюсь нашим лидером.—?С чем тебя и поздравляю! Но заставлять нас отчитываться о каждом шаге?— низко, брат, очень низко!—?Если я не буду знать, где вы, не смогу помочь. Или напомнить, чем закончилась последняя вылазка для тебя? Сантиметр левее, и пуля пробила бы сердце.—?Но не пробила же!—?А должна была?—?Прекратите! —?Я повышаю голос. —?Можно мне хоть тут отдохнуть от вашей грызни, наследники? —?Не дожидаясь ответа, отрезаю:?— Спасибо! —?И замолкаю.Перепалка прекращается, за что я ребятам благодарен.Проходит несколько минут в молчании, когда Волк тихо говорит:—?Костя… С днём рождения.Я сперва не реагирую на его слова, но вскоре до меня доходит их смысл.—?Что, прости?..—?С днём рождения, друг. —?Змей хлопает меня по плечу. —?Мы случайно узнали…—?Ты хочешь сказать, случайно залезли в устаревшую и, цитирую, ?уничтоженную систему ?кругов“ Сопротивления?? —?выгибаю бровь я и тихо бормочу:?— Всю жизнь праздновал двадцать восьмого, думал, что они забыли, а тут…—?А мы не забыли! —?Волк дружески меня обнимает. —?Мы теперь почти семья…—?Даром, что не шведская,?— Змей снова пытается пошутить, но мы с Волком в один голос восклицаем:—?Что?!—?Ничего,?— машет рукой парень. —?Пошлите, а то ужин остынет. И ребята ждут ведь. Все колпаки нацепили?— дурацкое зрелище, так что не советую пропускать!И Змей, ловко лавируя между сугробами и надгробными плитами, устремляется к машине. Я смотрю на Волка. Волк смотрит на меня.—?Кто последний, тот лузер! —?И юноша, пихая меня в бок, бежит следом за Змеем.Я падаю в снег перед могилой Горы и, поднявшись, заглядываю в высеченные в камне глаза:—?Спасибо, что дал мне тот шанс. Я его не пущу, обещаю! —?И, резво вскочив, следую за наследниками.После смерти Саладина прошло вот уже четыре года, и ситуация начала меняться. Город восстанавливается, а наследники постепенно перестают ими быть: для поднятия города понадобились немалые деньги, и они нашлись на бесконечных счетах Тиранов. Уцелевшие резиденции и дома были проданы, как и имущество, которым Тираны владели. Было бы слишком утопично, восстанавливайся город постепенно и исключительно в пользу его жителям. Стычки с остатками людей Тиранов всё ещё продолжались, кто-то намерено вставлял нам палки в колёса, но в целом ситуация не была на грани разрушения. Мы постепенно выбирались из ямы, в которую себя загнали. Есть люди, которые довольны результатом. Есть люди, которые готовы на каждом углу кричать о своём недовольстве и недостатках системы. Нельзя угодить всем. Но то, что наша жизнь перестал быть жалкой и убогой, уже становится результатом нашего упорного труда.Работа механизма зависит от каждого винтика, каждый гайки. И пока все не станут заниматься своим делом, и думать не стоит об обретении благополучия. Забавная истина, которую я понял после жизни в Сопротивлении.Всё моё детство мама говорила мне, что не бывает плохих людей; что есть те, кто ещё ищет себя, свою связь с миром, но не может найти. Я помню, как сопливым мальчишкой сидел у неё на коленях и слушал под мерный скрип кресла-качалки её рассказы. Обычно в них не было логики или какого-то здравого смысла. И всё же они были полны такой любовью и теплотой, что я и не думал: а как это?— не знать себя и не чувствовать связи с кем-либо? Но теперь я понял. Не знать себя и не чувствовать связи?— верх той навозной кучи, в которой мне пришлось быть. И не шагни я туда, не утопни по самые уши, никогда не смог бы понять, что я уже связан, что знаю, кем являюсь.Я связан с друзьями?— как погибшими, так и живыми.Я связан с людьми, которые вверяют и вверили мне свои жизни.Я связан со своим прошлым.Я связан с каждым убитым, что пал от моей руки.Я связан со всеми теми, кто принёс себя в жертву ради общей победы, ради общего дела. Ради меня самого.И теперь я знаю, кто есть, кем был, кем буду.Я человек, у которого тоже были ошибки. Который наступал на одни и те же грабли. Который принял самого себя и тех, кто рядом с ним. Я не отброс. Я не убийца. Я не изменник. Я человек, имеющий выбор и делающий его, отвечающий за него и несущий ответственность за возможные последствия.Смерти близких даны нам как раз для того, чтобы мы помнили, чтобы усвоили свой урок. И если боль свежа как в первый день, значит, ты ещё не усвоил его. Не покинь я родных, были бы живы те, кто погиб? Не знаю. Мне ясно одно: у меня есть второй шанс, и уж его-то я не упущу. Выбор дан человеку в качестве наказания. Мне он был дан и есть сегодня в качестве урока. Усвоил ли я его? Может быть. И постараюсь, чтобы мои дети никогда не познали горечи обиды и ненависти к людям из-за моей оплошности.Обычно идёт пятьдесят на пятьдесят, но кто сказал, что правила неизменны от начала и до победного конца? Я кую свою жизнь и правила менять тоже мне. Так почему бы не настроить игру на выигрыш? Это ведь тоже выбор, разве нет?