XII (1/1)
Со скрипом двери в темноту прокрался тоненький луч. Рука потянулась?— почти испуганно?— удержать тепло. Но тепло не исчезло. Прижалось теснее, крепче. Луч померцал и сломался, заслоненный взлохмаченной шевелюрой. —?Это, конечно, очень здорово. Я за вас рада и все такое. Но пора завтракать и выбираться отсюда. Или вы решили тут свить гнездышко? —?Э… нет… мы… сейчас… Новый скрип скрыл тоненький луч, а с ним, кажется, насмешливую ухмылку. Спина затекла?— пошевелился нехотя. У щеки?— ярко-красное пятно. Запуталось в черных прядях, как языки огня среди углей. В ладони?— странный, выгнутый крест. Нет, не крест, а древнеегипетский символ бессмертия. У плеча сонно вздохнуло тепло. Отпускать не хотелось. Но за дверью?— шаги, голоса… И нужно подниматься. Нужно что-то… —?Привет. —?Привет… Хлоя… эм… В вернувшемся знакомом тепле на секунду потонули шаги и голоса. И ничего уже не нужно…* * * Дорога вилась. И солнце било в щеку, и голубые глаза глядели в зеркало заднего вида, и веснушки пропадали?— совсем как вчера и совсем по-другому. Мелькнул из-за поворота указатель. Глазго. Газу не прибавил, но руль сжал крепко. Почувствовал спиной, как заерзал на своем откидном сидении Джим. Селена с Ханной перестали хрустеть чипсами и хихикать. Взгляд?— встретил в зеркале и тут же снова стал смотреть на дорогу. —?Что это? Джим перегнулся через перегородку к самому его плечу. —?Это же… Глазго горит! —?И некому тушить пожар. Голос Селены прозвучал приговором. Но он не хотел верить. Не хотел принимать. Из дыма выступили каменная ограда, колючая проволока, брошенные машины. Много, много брошенных машин. Ворота настежь. Оглушительно тарахтел мотор. И больше ни звука. Но он не хотел верить. —?Н-да, приехали… Хлопнул дверью, отрезав голоса и взгляды. От запаха гари аж слезы навернулись. Стиснул дубинку. Зашагал вперед, вдоль каких-то ангаров, быстро, не останавливаясь. Поворачиваться не хотел. И без того знал, что увидит. На ветру хлопал брезентовый навес. И мухи жужжали над брошенными на столе объедками. И больше ни звука. —?Папа… Я не понимаю… Они ушли? Не повернулся. —?И нам надо убираться. —?Нет! —?Фрэнк. —?Что-то должно быть. Надо заглянуть в машины… Потянулся к первой попавшейся, дернул дверь на себя. Захлопнул. Пошел к другой. —?Что-то должно… Пальцы ухватили ручку?— упрямо, бессмысленно. Он не хотел верить. Он отказывался. —?Фрэнк… Пнул сдувшуюся шину. Боль глухо отдалась в большой палец. —?Фрэнк! Голос у Селены с непривычной мягкостью. Словно он псих или ребенок. —?Фрэнк… Развернулся. И лицо у нее такое же. Мягкое. Джим с Ханной жмутся у нее за спиной, как потерянные кутята. Хлоя чуть в стороне, но видеть сейчас голубые глаза… —?Что, уезжать?! —?Да. —?Твою мать! Куда?! Ханна сжалась от крика. А у Селены все то же мягкое… Ох, да чтоб вы все!.. Снова вдоль ангаров. Еще быстрее. Не поворачиваться. Сзади тишина. Ни шагов, ни окриков. Только хлопает на ветру брезент. И пахнет гарью. И на глаза наворачивается… —?Твою ж мать… Мать твою… Ногам тяжело, словно вдруг стали ватные. Пальцы еще сжимают дубинку, но силы все ушли, вытекли. Сел на какой-то выступ. Воздух вокруг серый от дыма. Густой?— вдохнуть больно. Свободной ладонью потер горло, смазал со лба пот. Душный туман соткался в маленькую черную фигурку. Отвел взгляд, опустил на свои грязные громадные ботинки. Плечом почувствовал?— рядом. Руку обвили?— тепло и крепко. Серебряные черепа, кельтская вязь… Потянулся было освободиться, но плюнул. Просто сидел ссутулившись, глядел на тонкие причудливые узоры?— в одном узнал странный крест. Нет, не крест. Древнеегипетский символ бессмертия. Пальцы переплелись с серебряной вязью. Тепло и крепко. Сколько они так сидели? —?Пойдем. Ханна волнуется. Что-то надо сказать, но застряло в горле. —?Все нормально. —?Хлоя… На секунду стало тепло губам. И на секунду пропало все. Хлоя. И вдруг секунду разорвало хлопком выстрела. И еще раз. И еще.