Заболевший Лис (1/2)

Солнце проникает сквозь неплотно задернутые занавески… какая тухлая и банальная фраза, не находите? Как по мне, так я бы это предложение, переделала следующим образом: ?Солнце опять пришло не вовремя ко мне во сне?. А сон мне снился приятный. Даже чересчур. Мы с Алисой на берегу того озерца сидим, взявшись за руки, и не отрываем взгляда от водной глади, прикосновения ее волос от дуновения ветерка, их запах — все это так реально, что сердце невольно защемило от жалости, когда я все-таки проснулся. Такой приятный сон обломало мне это Солнце! Ну и как мне теперь жить?

Ладонь щекочет что-то мягкое и шелковистое, и не совсем проснувшимся сознанием я с удовольствием пытаюсь на ощупь определить, чем является сей загадочный предмет — и зарываюсь носом в эту приятную мягкость,ощущаю знакомый аромат цветов. Алиса.Один глаз с трудом открывается, и все, что я вижу перед носом — лишь одеяло, из-за чего позже я принимаюсь шарить по потолку и стенам взглядом в поисках чего-то знакомого.

Я встал с кровати в поисках той, что, видимо, сбежала рано утром. Солнце слепило мне глаза, и я, жмурясь, с трудом смог нормально встать, чуть не споткнувшись о валяющиеся под моими ногами спутанные простыни и остальные спальные принадлежности. На душе почему-то было чувство неясного полета и восторга. Маленькое счастье поселилось в сердце, и тело наполнилось дурманящей тяжестью. Взгляд приковало к окну, из которого открывался чудесный вид: зеленый простор, расстилающийся вплоть до ровной тоненькой полоски горизонта. В воздухе царила приятная нега, будоражащая своим мерным трепетом, словно пульсом самой жизни. Было приятно до дрожи, голова не болела привычно от странного загазованного воздуха в городе, а была свежа от чистого воздуха и пропитанной запахом цветов атмосферы.Я несколько раз посмотрел по сторонам, почесывая затылок, и, так и не найдя Алису, вздохнул. Нигде не было ее слышно, да и не видно. Я перешел из одной комнаты в другую. От печи чуть потягивало теплом, а за окном, казалось, искрилась сама жизнь. Все-таки, солнце, ты меня подставило! Вот так вот разбудить меня, когда Алиса ушла, и даже без подсказки, где она.

Так или иначе, надо было привести себя в порядок и осмотреться — возможно, Алиса на улице.Мой взгляд внезапно приковал к себе потрясающий вид, который поразил меня еще вчера. Было чертовски красиво, даже сейчас. Солнце восходило, казалось, из самой кромки воды, окрашивая рябь в переливчатый золотой свет. Лебеди, прилетевшие сюда, отсвечивались на ярком свету. Фигуры двух птиц, которые потирали свои длинные шеи друг друга — ухаживали друг за другом. Мило. Красиво.Лебеди — преданные друг другу птицы, выбирают себе пару на всю жизнь. Так красиво.

В груди забилось то самое живое и непорочное чувство безмерной нежности и странного, щемящего покоя. Мне вдруг стало так хорошо вот так вот просто стоять на бережку этого озера и чувствовать, как теплый ветер щекочет лицо лепестками, сорванными с деревьев. Душа расцвела от какого-то неясного предвкушения.

Я огляделся еще раз и, так не заметив хотя бы следа знакомой, решил, что хорошо бы, наконец, привести себя в порядок, как я хотел поступить изначально, едва только встал. Я вздохнул и, пройдя по помосту, сел на край и свесил ноги вниз. Холодная волна бодрой рысцой пробежала по позвоночнику, вмиг отрезвляя разум и вселяя в тело приятную щекочущую бодрость. Веки тяжелеют, и я, поддаваясь окутавшему меня спокойствию, закрываю глаза, думая о том, где может находиться Алиса.

Позже я зачерпнул немного воды и умыл лицо со слабой улыбкой, осознавая, что я здесь один — с Алисой. Никто нас не потревожит, здесь так спокойно.

Мысли впервые за эти неспокойные и бурные дни собрались в порядок, в картинки событий. На лице вдруг появляется, казалось, против моей воли — улыбка. Странно. Я такой рассеянный, спокойный — и в то же время взволнован от странного сладкого предвкушения, которое бывает у людей при ожидании чего-то приятного, что должно вот-вот произойти. Но почему-то на ум приходит прошлое: моя давняя, первая любовь. Помнится, тогда я впервые осознал, что влюбился в девушку — совершенно потерял голову от взмахов ресниц, каскада волос, отливающих на солнце золотом. Вот дурак. Ну что сказать? Был молод, неопытен, и кто мог сказать сразу, что с ней такое случится? Время меняет всех. Этого не изменить никогда. Так же, как и прошлое не изменить.

А Алиса? Интересно, любила ли она того человека, Джека? При одной мысли о нем меня одолевает огонь злости, и гнев застилает глаза пеленой, казалось, полностью преграждая мне путь к здравому смыслу.Все чаще я ловил себя на мысли, что хочу, чтобы Алиса забыла его — возможно, это был отголосок моего эгоизма и упорного животного желания, которое твердило мне, что она должна быть только моей. Но я игнорировал эти позывы — я ведь не зверь какой, чтобы так себя вести. В душе клокотало знакомое чувство враждебного ропота, когда я видел грусть или какую-то тень сожаления на лице Алисы при воспоминаниях об этом человеке.

Шорох крыльев неподалеку от меня сразу же привлек мое внимание, но единственное, что я увидел — это два улетающих силуэта тех самых лебедей, недавно плывших по зеркальной глади воды. Мне даже стало как-то одиноко без них, но, встряхнув головой, я снова умыл лицо холодной водой, как внезапно…— Пора купаться!! — резкий толчок в спину опрокинул меня в воду.

Все существо вмиг поддалось панике и охватившему сознание страху — я не умел плавать. Холодная вода вызывала неприятную дрожь, которая только подталкивала меня к еще большему ужасу. Я чувствовал, как медленно ухожу на дно, несмотря на то, что стараюсь изо всех сил удержаться на поверхности. В рот попадает вода, а затем приходит страх, что я захлебнусь, становится тошно от собственной беспомощности, я отчаянно пытаюсь зацепиться хоть за что-нибудь, но руки проваливаются снова и снова в затягивающий омут воды.

Силы медленно идут на убыль, комок, подступивший к горлу, только пуще прежнего заставляет меня поддаться страху и панике, отчего сердце будто разрывает грудь. Все тело сводит судорогой. Вода заключает меня в свои душащие объятия, и единственное, что вырывается из горла — это неразборчивый шум, влекущий за собой цепочку пузырьков, и меня тянет все глубже от поверхности, но при этом я отчаянно ощущаю кончиками пальцев спасительный воздух, будто дразнящий меня за гранью водной глади.Внезапная темнота медленно настигает меня на исходе сил вместе с потерей воздуха. Я будто смирился со своей участью, в ушах стоит непрекращающийся ритм сердца, которое в любую минуту грозится остановиться из-за нехватки кислорода и от того, что минутой раньше больше походило на инфаркт.

Я чувствую, как тьма начинает медленно окутывать меня, как глаза, наливаясь свинцом, грозятся закрыться уже насовсем, но внезапный рывок вверх и последующий приток кислорода словно взрывают сознание и сжигают легкие порывом такого нужного воздуха. Становится легче в десятки раз, и тут же учащенный темп сердца снова напоминает о том, что оно работает, грудь атакует множество внутренних импульсов, разгоняющих кровь и ударяющих в виски. Еле ощутимо я ощущаю кожей чей-то захват и безвольно поддаюсь последующему повторному рывку вверх — к спасительному воздуху. Пытаюсь открыть глаза, но тело и разум отказываются работать, так что мне остается просто следовать вверх, за тянущим меня захватом.Горло снова сдавливает от отсутствия дыхания, и разум снова готовится отключиться, но тут же словно взрывается от переизбытка ощущений, жар, обжегший холодную, мокрую кожу, говорит о том, что я на поверхности, а учащенное, непрекращающиеся дыхание только подтверждает эту мысль.

Внезапно мой слух режет прерывистый и пронзительный плач, чьи-то горячие слезы, орошающие кожу на шее, сразу ошарашивают меня и заставляют через силу открыть глаза. Едва осознав, что я вижу перед собой, я пожелал зажмуриться от бессилия — заплаканные глаза прекрасного цвета весенних фиалок потемнели и наполнились слезами. Смутные воспоминания пробуждают во мне догадку, что Алиса столкнула меня в воду — видимо, хотела подшутить надо мной. Она плачет, протяжно завывает и гладит меня по лицу, говоря, что не знала, что не хотела. Усталость давит мне на сознание, а позже меня полностью окутывает тьма.***Сердце в который раз испуганно замирает от каждого его шороха или кашля, доносящегося со стороны постели. Все тело бьет нервная дрожь, а слезы иногда уже непроизвольно катятся по щекам, разбиваясь об пол и заставляя меня лишь сильнее скрежетать зубами в бессилии, сжимать ладони в кулаки. Грудь ломит от частых ударов, и я уже в который раз хватаюсь за рубашку, будто пытаясь хоть на секунду утихомирить пульс.

Тело трясется от слабой дрожи, и последующий кашель заставляет меня испуганно вздрогнуть. Меня одолевает чувство вины — я ведь чуть самолично его не утопила. Какой-то отдаленный внутренний голос пытался погасить угрызения совести, говоря, что я просто не знала. Не знала, что он не умеет плавать. А я ведь просто хотела подшутить над ним. Ожидала, что он потом окинет меня насмешливым взглядом, а я в ответ на это рассмеюсь. Потом он бы, скорее всего, тоже затащил меня в воду, да и позже мы бы вместе повеселились, с утра поплавали и развеялись после всего — я думала так. Все получилось иначе, и такой исход дела вовсе меня не обрадовал.

Я никогда в жизни не была так напугана. Никогда в жизни меня не охватывал такой панический ужас. Я чуть не потеряла его.

Он жмурится и что-то бормочет во сне, позже бормотание прерывается кашлем. Я сижу возле кровати, на полу, обхватив себя за плечи, охраняю его покой, смотрю на его напряженное лицо и подавляю желание прикоснуться к нему, расправить напряженную морщинку на переносице. С каким-то оцепенением замечаю, что одна из прядок на его макушке… седая? Боже… Он так сильно перепугался. Я слышала, что если человек переживает сильный страх, то велик шанс, что он либо впадет в транс, либо поддастся панике и просто банально познает страх в самом его ?великолепии? — так, что от ужаса поседеет.

Я сама сильно, до невозможности поддалась страху, и сначала, не до конца осознавая, что натворила, просто думала, что он притворяется или же дурачится. Но когда он начал уходить под воду, я тут же кинулась его вытаскивать — я плавала с самых ранних лет, но спасать кого-то мне еще не доводилось. Да и не в этом было дело! Я ведь теряла его прямо на глазах! Он уже почти лишился сознания — казалось, что я сама сейчас утону вместе с ним. Я неумолимо теряла его, и именно тогда решила, что умираю. Я впервые в жизни захотела жить и осознала, что Оз для меня значит. Оз для меня стал всем.

Душа запылала огнем, который будто придал мне решимости. Я схватила Оза за руку так крепко, как только позволяли мне силы.

Он совершенно не дышал — глупое утверждение, если учесть, что он тонул, но разум мой был застелен паникой и я почти себя не контролировала. И стесняюсь, когда вспоминаю о том, что я ?поделилась? с ним дыханием через поцелуй, который таковым и не назовешь. Он заметно пришел в себя, пока я, схватив его, тащила наверх.

Солнце светило высоко в небе, а в воздухе раздавался мой пронзительный плач, который вырывался из горла, казалось, против моей воли. Я не контролировала свои эмоции — так было больно и страшно. Я ведь чуть его не убила… Глупые слова сквозь слезы и какие-то бормотания, которые я не помню из-за странной пелены, застелившей тогда глаза.

Я пересела на краешек кровати и теперь могла отчетливее видеть, что все обошлось — дыхание стало ровным, ресницы чуть подрагивали, а морщинка разгладилась сама. Взгляд снова приковала к себе седая прядка — к горлу мгновенно подкатывает комок, и я жмурюсь, прикрывая ладонью рот, тем самым не давая воли новым слезам — я достаточно сегодня плакала. Но в душе все равно что-то шевелилось — и это что-то говорило о том, что Оз стал мне очень дорог. Даже не просто ?дорог?, а любим и просто необходим мне. Малейшая мысль, что я могла опоздать и не спасти его, вгоняет меня в ужас и горе.

Его тело горячее, оно почти обжигает, и, прикасаясь к его лбу, я тут же изумленно отдергиваю руку — у него лихорадка! Мою догадку сразу же подтверждает доносящийся от него приступ кашля и дрожь, пробежавшая по всему его телу. Его бьет озноб, что ясно по стучащим зубам, хоть он и накрыт толстым одеялом и лежит на кровати, что подогревалась жаром печи.

Он открывает глаза, их оттенок заставляет меня беспокоиться еще сильнее — неосознанный, застеленный болезнью. Но, моргнув, Оз сгоняет всю эту тень, и на ее место приходят изумление и усталость.

— Оз… — единственное, что вырывается у меня — его имя, с таким жалобным придыханием. Руки трясутся, а голова понурилась, я отдалась во власть слез. — Прости… я… так виновата… прости меня…— Т-ш-ш-ш… — даже сейчас его голос бархатист и мягок, а в глазах ни малейшего намека на злость или отторжение — наоборот, все та же нежность, а руки, пусть и немного дрожат, но обнимают меня, притягивая к себе. — Ты не виновата. Это просто случайность…

— Нет! Я виновата! Я тебя чуть не угробила!— Если ты не замолчишь, я тебя поцелую… — в который раз эта угроза слетает с его губ так просто.— Но… но… но… — голос дрожит и надрывается, но губы Оза не дают мневымолвить ни слова.

Он и вправду поцеловал меня — глубоко припадая к губам и нежно смакуя каждое мгновение трепетной ласки. Он целовал не грубо, но смело, почти собственнически, отчего по телу тут же пробежала знакомаяволна истомы,позже ударившей в виски и заставившей ответить. Руки обвились вокруг его шеи, а кожу орошали горячие слезы, которые лились не просто по моей прихоти — из-за того, что вина все никак не желала отпускать мое сердце. Так радостно оно забилось, то ли от счастья, то ли волнения, когда одна рука Оза легла мне на талию, а другая на спину. Отдаленно я понимала, что мы уже в горизонтальном положении, а его поцелуи все страстнее и смелее, что непреодолимо кружит мне голову.

Вот так вот целоваться с ним — приятно, нежно, поцелуи успокаивают взбунтовавшиеся сердце и душу. Излечивают и вносят гармонию, спокойствие в мой маленький мирок… Но я резко отдергиваюсь, чувствуя сильный жар от его лба и открытой груди. Он разочарованно вздыхает и размыкает объятия — я тем временем ловко выскальзываю, а возвращаюсь с компрессом и градусником.

Сначала ты меня лечил — теперь я тебя!

— Ты заболел. Лежи. — Упираюсь руками ему в грудь, и он почти безвольно падает на подушки.

Падая, он схватил меня за руку, и я невольно упала на него, соприкоснувшись с ним носами. Его взгляд вновь темнеет, но уже от огня непреодолимой ласки и нетерпения вперемешку с желанием. Он зарылся рукой ко мне в волосы, а сам немного приподнялся, явно желая снова поцеловать.— Не надо… — тихо и глухо слетело с губ.

— Почему? — в его глазах — изумление и растерянность, и я сама невольно задаюсь вопросом: ?Почему нет??. Я и Оз определенно друг другу нравимся, и что такого, если мы будем развивать отношения?— Слишком быстро. Я думаю, нам лучше немного притормозить… — я резко выскальзываю из его ослабевших объятий, мчусь подальше, отдаленно слыша, как Оз ругнулся в подушку.

Женщины часто поступают против своей воли — закон природы, видимо.***Сухой кашель и высокая температура держались довольно долго и упорно. Я провел в кровати вот уже несколько часов с того момента, как очнулся, но так и не поправился хоть немного. Но мне стало намного легче, когда Алиса, покончив с делами, немного боязно и робко села рядом со мной и просто начала гладить меня по лицу, что сразу вызвало у меня удивление. Но я лишь улыбнулся, на что она сразу покраснела и отняла руку, глядя в другую сторону.

Она пошла на кухню и вернулась оттуда с коробочкой, полной лекарств, откуда торчали и бинты, и склянки, и все-все. Ее странный отстраненный взгляд говорил лишь о том, что она была не очень спокойна — вся на нервах и, похоже, до сих пор чувствует себя виноватой. Глупышка. Я ведь не сержусь на тебя. А ты ведешь себя так, будто я поклялся тебя уничтожить — все время странно, опасливо отводишь взгляд и пробегаешь глазами по моему лицу, будто боясь чего-то.

Она была сконфужена и все время стыдливо краснела. Наверное, вспоминает о вчерашнем поцелуе. Алиса... Ты такая милая, когда чего-то стесняешься.

Перед глазами у меня все плывет от высокой температуры, голова ужасно болит. Кровь стучит в висках, мучительно хочется прикрыть глаза одеялом, чтобы ничего перед ними не плыло.— Как ты себя чувствуешь? — ее голос насквозь пропитан смущением, а глаза горят стыдливым огоньком.Она села ко мне на кровать, на самый краешек, и сбивала показания с градусника — немного забавно, ведь я совсем недавно сам за ней так ухаживал. Она смущена и боится даже прикоснуться ко мне, так что я пытаюсь сделать это сам. Рука зарывается в темную копну и ерошит ее волосы.Она резко вспыхивает, дает мне градусник в руки и отсаживается — ее лицо горит, совсем пунцовое. Она кусает губы и мнет руки.— Ты чего?— Н-ничего! — она резко встает и мчится в соседнюю комнату. — Лежи, я потом приду.Я стиснул зубы и, взяв подушку в руки, неистово начал ее бить кулаком, дабы выместить хоть на чем-то свои злость и недовольство. Что я такого сделал?? Неужели это все из-за поцелуя? Я думал, что ей, наоборот, понравилось, ведь она ответила мне. Обняла меня, руками в волосах запуталась — разве не так делают, когда поцелуй нравится? ?Запомни, Оз, ни одному мужчине в жизни не узнать, о чем думает женщина, а то, что она делает, не поддается никакому объяснению?, — дядя, сейчас ты абсолютно прав. Вот о чем она сейчас думает?Я перевернулся на другой бок и решил отвлечься, дабы хоть как-то прийти в себя. Тело ломило, а голова раскалывалась. Меня клонило в сон, но, нащупав рукой отданный мне Алисой градусник, я вздохнул и, как полагается, начал измерять температуру. Пот скатывался со лба по переносице, и в конце концов я уткнулся горячим лицом в приятную на ощупь подушку. Меня бил озноб, а горло хрипело от боли — я даже не мог глотать.

Ненавижу болеть. У меня хороший иммунитет, и никакая хворь меня не брала даже в лютые морозы. Но ведь нельзя всю жизнь не болеть, верно? Вот и у меня, как у всех, случалось, что я внезапно простыну или подхвачу простуду. Я плохо переношу болезни, всегда лежу с высокой температурой. Организм у меня пусть и крепкий, но очень восприимчив к болезням. Я болел короткими промежутками времени, но с очень серьезными осложнениями — лихорадка, потеря ориентации в пространстве и просто невыносимая боль в голове, бьющая по нейронам, словно они — большие барабаны.Ненавижу болеть…Всегда, когда я заболею, всем некогда смотреть за мной — а это необходимо по той причине, что я просто ужасно мог себя чувствовать, вплоть до потери сознания. Когда я жил с отцом, который часто пропадал, со мной всегда хлопотала миссис Кейт — любящая и хорошая женщина, которая вскоре стала мне почти как мать. Она была ласковой и строгой одновременно, ее немного порывистый характер вынуждал меня часто проказничать, но она всегда меня подлавливала и заставляла исправлять то, что я натворил. Иногда в порыве злости она могла дать мне подзатыльник или схватить за ухо и больно потянуть на себя, но потом она так нежно гладила меня по голове и рассказывала всякие интересные истории, что я и в жизни не подумал бы злиться на нее.

Ненавижу болеть!Когда я болел, будучи взрослым, меня часто оставляли на милость собственного гордого одиночества. И единственными, кто меня тогда опекал, зная о моем недуге, были лучший друг Гилберт и сестра Ада. Они иногда находили свободную минутку и заскакивали ко мне. Особенно Гилберт — я души в нем не чаял, мне так повезло с другом. Хотя это можно сказать и с сарказмом: он был иногда навязчив, носился со мной, словно мамочка над маленьким младенцем.За окном слышится, как барабанит по стеклу дождь, а торопливые и суетливые шаги, раздающиеся по всему дому, заставляют меня немного отвлечься. Алиса что-то мудрит на кухне, явно собирается готовить в печи — раздаются звуки того, как что-то режут и перемешивают.

Мне стало даже как-то интересно. Было любопытно узнать, как готовила Алиса. Судя по запаху, который разнесся по всему домику — что-то вкусное. Отдаленно и очень тихо я слышу ее мычание — словно она что-то напевает под нос. Мило.Ох, а ведь если подумать, то я ничего о ней не знаю. Пора это исправлять! Я должен узнатьхотя бы самые банальные ее интересы. Что она любит и чем занимается. Да и я ей особо ничего не рассказывал.Звуки прекращаются, и в следующее мгновение слышатся шаги по направлению ко мне. Кротко улыбнувшись, я прикрываю глаза, без труда притворяюсь спящим и чувствую, как ее взгляд пробегает по моему лицу, а после руки легонько отворяют воротник.Она забрала градусник и, цокнув языком, утомленно вздохнула. Опустилась перед кроватью на колени и оставила у меня на лбу легкий поцелуй — скорее для того, чтобы проверить мое состояние. Я на миг даже перестал дышать — ее близость настолько вгоняла меня в смущение, что я боялся хотя бы вдохнуть.— На ужин мясо. Притворщик... — вздыхает она и позже встает, а ее рука как-то вздрагивает у меня на лбу и волосах. Может, я настолько неряшливо выгляжу? С утра вроде в кровати сижу. Но я лишь приоткрываю один глаз и встречаюсь с немного подтрунивающим взглядом Алисы. Она краснеет, но я не даю ей вырваться.

— Хватит убегать от меня... — мое дыхание частое от высокой температуры.

Щека непроизвольно запылала от скорее резкого, чем сильного удара. Звонкая пощечина выбила меня из колеи, но быстро заставила понять, что я перегнул палку.

Алиса встает и удаляется, а я, пока еще не до конца отойдя от удара, смотрю в стену перед собой. Потом нервная и немного напористая усмешка расплывается у меня на губах — а она вспыльчивая.Хотя что я такого сделал? Всего-то за руку схватил. Может, она все еще сердится. Какая, однако, вспыльчивая! Мне нравится… Такая точно сможет за себя постоять.

Я слышу, как она с некоторой нервозностью громко постукивает ножом по доске, что-то шинкуя, и, судя по звукам, она не щадит сил и явно срывает злость на бедном продукте, что рубит на мелкие кусочки.На минуту я провалился в приятную дрему,но из нее меня вывел совсем странный и какой-то словно потусторонний звук: чье-то стрекотанье. Я открыл глаза и увидел лишь тьму — на улицу давно опустилась ночь. На мгновение я невольно замер: никогда в жизни я не видел такого яркого и чистого неба. Невольно по коже пробежали мурашки от искреннего восторга. Было видно не просто звезды, а всю красоту Млечного Пути, и луна здесь была словно из другого мира. Чистое светило, непорочное своим сиянием — сердце невольно забилось от предвкушения. Я проигнорировал боль в конечностях и встал, тут же съежившись от холода — бледный отблеск луны и прелесть ночи манили меня все сильней.Я медленно прошел в другую комнату, потом к выходу и, едва оказавшись на террасе, тут же пожелал забраться повыше. Я залез на навес, под которым сушились дрова (это оказалось нелегко, учитывая, что я болел и у меня кружилась голова). Я сел на черепицу крыши, от холода меня била мелкая дрожь. Было зябко, а холодный ветер со стороны озера лишь сильнее заставлял меня съежиться. Но я не мог вернуться обратно — зрелище того стоило!

Я никогда в жизни не видел такой красоты. Даже невольно задержал дыхание от переполняющей меня нежности и детской радости. Словно я — маленький ребенок, который предвкушал, как мне вот-вот дадут долгожданный подарок. Кожа покрылась мурашками, и все тело уже содрогалось — было невыносимо плохо, но я не мог даже с места сдвинуться.— ТЫ ЧТО, СДУРЕЛ?? — резкий громкий выкрик, который отдался эхом в голове и в лесу, окаймлявшем участок. — БЫСТРО СЛЕЗАЙ ОТТУДА!!Алиса, стоявшая в своей рубашке и джинсах, казалось, совсем не ложилась, но растрепанный вид и мешки под глазами говорили, что она скорее просто уснула где-то, а я и не заметил. Шишка, поднятая с земли, быстро полетела мне в голову, и я тут же послушно слез, предчувствуя свою скорую кончину.Как и ожидалось. Сильная оплеуха, пощечина, просто-напросто удушение и поток громких ругательств. Но в то же время я чувствовал, как кожа отогревалась — Алиса попутно сняла с себя кофту, оставшись в одной майке и поспешно толкая меня в дом.Как только мы зашли, она тут же отправила меня в кровать.Она долго орала, ругая меня на чем свет стоит. Мне было немного стыдно, но я почему-то улыбался. Быть может, от того, что она очень милая, когда ругается.

Она внезапно умолкает, садится ко мне на кровать. Неожиданно в ее руках блестит лезвие больших золотых ножниц — я тут же испуганно дернулся, явно чего-то недопонимая. Она странно молчит и, закусив губу, смотрит не мне в глаза, а поверх головы — на волосы. Она что, подстричь меня хочет, что ли?

Тут она заплакала, не издавая не звука — слезы просто полились из глаз, она всхлипнула,уткнулась мне в грудь, так и не выпустив ножниц из рук.

— Идиот! Я ведь тебя однажды чуть не потеряла… — глухо выдавливает она. — Как только смотрю на тебя — так и хочется состричь ее.— Кого ?ее?? — я был в замешательстве и даже не знал, о чем она.

Она на миг отпрянула от меня, воззрилась мне в глаза, дернула меня за одну из прядей, и я, посмотрев на клок волос, некоторое время не мог здраво мыслить. Седая прядь.— Она мне слишком сильно напоминает о том, что случилось. Ничего не могу с собой поделать. Так и бросает в слезы от одного вида этой пряди!