Домик в деревне ~~ (1/2)

Стук колес, нарастающий шум вдалеке. Я всегда любила поезда, их звук меня убаюкивал, и всякий раз, когда я приезжала на учебу на поезде или электричке, то садилась с радостным настроением и предвкушала новые впечатления. Поезда и электрички — обычные средства передвижения, тысячи, а то миллионы людей ежедневно ездят на них. Для меня же они — способ снова почувствовать всю хрупкость и тщету нашей жизни. Весь этот пейзаж, проплывающий за окнами, который словно наперегонки мчится вперед, стремясь одержать победу — волнующе и так порывисто.

Я родилась в загазованном, грязном большом городе, полном такой же грязной жизни, пахнущей гнилью и отбросами. Но стоило мне вернуться кнастоящей родине, как я почувствовала истинный вкус жизни. Ни один деревенский не променяет жизнь в лесу на ту, которая ждет его в мегаполисе или же просто большом городе, куда стекается множество людей для разных целей и предприятий. Там кипит жизнь — и в то же время угасает.

Для меня ночи при свете звезд и луны куда милее света электрической лампы или светильника, хотя не спорю, сама не могу прожить без техники, за что постоянно смеюсь над собой. Но все же — кто бы променял чистый воздух, яркие звездные ночи под луной и тихий, мерный разговор ветра с деревьями на такое?Как шелестит трава, когда буйный ветер проносится по лесу, будто заботливыми руками ероша волосы маленького ребенка, а потом как постепенно нарастает его шепот, доносящийся словно из самого сердца этого большого дитя природы. Он раскрывает свои секреты, подобно тому, как солнце восходит из-за горизонта: трусливо и юрко, выглядывая будто исподлобья.Хотя городским придется привыкать ко множеству неудобств: отсутствие техники, почти полное отсутствие электричества, вечный невыносимый гнус, резкая смена температуры с утра до вечера и наоборот. Впрочем, от гнуса можно легко избавиться, а к остальному привыкаешь, но все-таки… Я посмотрю, сколько протянет этот неженка…Он сидел напротив меня за столиком в купе и, подперев подбородок рукой, так и не сводил с меня взгляда, а на лице гуляла ехидная и хитрая ухмылка, которая сильно злила меня. Взгляд так и пропитан хитрецой, лукавством и… такой теплотой, что мне и глаз отводить не хочется — лишь изредка передергиваю головой, чтобы хоть как-то отвлечься.

С того самого момента, как мы ?сыграли? тот спектакль, что-то изменилось. Конечно, если учитывать, что мы с ним поцеловались — по-настоящему, вовсе не играя. Это вызывало во мне странную бурю и тоску. Я не отрицаю, что Оз мне очень даже нравится, но вот так сразу переключиться мне не позволяло многое. Хотя бы то, что я никак не могла выкинуть из головы этот злосчастный образ Джека. Казалось, что здесь думать? Просто попробуй построить отношения с Озом, и сразу все забудешь. Но дело в том, что меня одолевал страх прошлых ошибок и того, что я могу снова ощутить эту ни с чем не сравнимую боль одиночества и разбитого сердца. Меня напрягало чувство ничтожности, того, что тебя как будто связывают насильно оковами.

— Злишься?— Конечно! Навязался мне, теперь еще и жить с тобой! — возмутилась я, отводя взгляд в окно, в то время как на его лице расплылась немного нелепая и словно извиняющаяся улыбка.

Внезапно он привстал со своего места и, перегнувшись ко мне через столик, за которым недавно сидел, чмокнул в щеку, за что я тут же отправила его на место ударом в лоб.— Харе лезть ко мне целоваться, извращенец! — потирая щеку и краснея, выпалила я, что только позабавило его, вызвав на лице новую улыбку.Я взъелась еще больше и кинула ему в лицо подушку со своей койки — нам предстояло ехать с частыми остановками, всю ночь, поэтому, скорее всего, придется спать в поезде. Подушка попала ему прямо в лицо, и едва она скатилась со своей жертвы, как моему взору престал игривый и немного задиристый взгляд — и в тот же миг мне в лицо тоже прилетела подушка. Руки сжались в кулаки, и я, заскрежетав зубами, пульнула этот же снаряд в ответ, затевая нешуточную подушечную битву.

С минуту пылал огонь неистовой схватки, подушки вперемешку с отдельными спальными принадлежностями летали по всему купе, пока в итоге к нам не зашел проводник, потребовавший билеты. Ему тоже попало из-за того, что не вовремя зашел, и подушку, предназначенную мне, он принял на себя.

После минуты, полной извинений и выговоров, мы убрали купе, и меж нами повисла тишина. Я просто не хотела говорить с Озом, потому как обиделась. Он первый начал это! Из-за него на нас наругался проводник и все настроение мне испортил!

Бросив на него мимолетный взгляд, я отметила, что он смотрит далеко в окно, словно стремясь увидеть то, что не может. Как красиво и красноречиво это выглядело. С минуту я молча изучала его профиль, как вдруг поймала себя на мысли, что откровенно таращусь на него, и торопливо отвела от него взгляд, пытаясь унять внезапно взбунтовавшееся сердце.

Щеки неожиданно вспыхнули румянцем, как только я вспомнила его взгляд тогда в кафе, и мне самой стало жутко стыдно за то, что я так быстро взяла его в оборот. Возможно, он думал, что я играю с ним, ведь он едва-едва неожиданно покончил с недавними отношениями! Господи, я краснею все сильнее! Наверное, он считает, что я дура!Поворачиваю голову и вижу, что он уже… спит?? Как так?? Я ведь! Я! Боже-е-е-е… Кажется, мне плохо… столько всего зараз случилось, столько приключилось за это недолгое время. Столько странных чувств стало обуревать меня внезапной волной, что мне самой иногда не по себе.

Мерное дыхание наполняет тишину, и я, сама того не понимая, уже открыто любуюсь его спокойным и умиротворенным лицом. Он довольно милый, когда спит — как ребенок. Чуть подрагивающие от слепящего солнца и мелькающего пейзажа в окне светлые ресницы, чуть спадающие на лоб золотые пряди волос обрамляют бледную кожу. Он и вправду симпатичен, если говорить начистоту, а его улыбка наверняка сразила немало девушек. Да и сам по себе он веселый, словно лучик солнца, но… неужели только я вижу в его взгляде тоску и тень?

Улыбка скрывает куда больше, чем кажется, ведь за этой радостной маской — боль и нешуточная обида на весь мир. Я как никто другой понимаю его положение — быть брошенным и преданным ближним человеком. Но, проводя с ним время, я стала замечать, что рядом со мной он все больше открывается. Возможно, мы оба все-таки сможем хоть что-нибудь сделать? Возможно, у нас что-то получится? Остается только догадываться и переступить страх прежних ошибок. Хоть это и кажется просто невыполнимым, надо попытаться сделать хоть что-то, пока я полностью не потерялась в самой себе.Видимо, впереди меня ждет еще многое. Или же уже нас?..***Все-таки я была права, что нам придется ехать ночью, ибо поезд еще остановился из-за какой-то поломки, и прибудем мы в назначенное место только к утру.Но до этого еще так много времени, а сейчас только и остается, что наблюдать за луной. Бледная, одинокая и прекрасная луна — она всегда составляла мне компанию, когда было одиноко и грустно. Ее серебряные лучи, словно теплые руки, окутывали меня ночами и будто успокаивали, когда я была маленькая и оставалась одна в темном и пустом домишке. Я была одна, и только это непорочное и яркое сияние луны оставалось со мной, лишь изредка меня покидая.

Я деревенская, город с его удобствами мне чужд. Я привыкла просыпаться от рассвета, а не от пищащих устройств. Я привыкла по утрам купаться в пруду вместо того, чтобы с засыпающими глазами стоять у раковины, сгорбившись и грозясь уснуть в любой момент. Мне нравится рисовать пейзажи, а не картины, придуманные мной. Свои мысли я выражаю на бумаге, хотяпризнаю, что на ноутбуке куда удобней — он у меня был белой вороной среди остальных вещей. Я живу на хорошую стипендию, которую получаю за успешную учебу в университете. Также я пишу статьи о живых уголках, ну и ко всему прочему — я просто люблю письмо. Литература всегда влекла меня, и в моем домике много книг, даже, можно сказать, маленькая библиотека.

Денег у меня в обрез. Приходится обходиться тем, что есть. Счастье, что руки у меня из того места растут — иногда я сама шью себе одежду, которая получается очень даже сносной и держится долго. Помимо всего, я люблю шить игрушки, и у меня много детских перекошенных и кривых зайцев, котят, щенков и прочих животных, которых я так любила в детстве. Еще люблю играть на музыкальных инструментах, но так как их у меня и в помине не было, попрактиковаться мне удавалось редко, и училась я с перебоями — только тогда, когда в университете забывали запреть дверь, и я этим пользовалась. Джек научил меня нотам и часто тренировал, практика у меня хромала по очевидной уже причине. Ноутбук мне тоже подарил Джек на совершеннолетие, и я стала активнее творить — в основном скучные статьи, которые помогали мне иногда немного заработать.

Магазин для продуктов у нас находился на другом конце деревни, а так как мой дом и вовсе как отрезанный, я закупалась там чуть ли не на наделю, ведь тащиться в такую даль — та еще мука.Поэтому с едой у меня тоже отдельная история. Помнится, недавно мне предлагали прикладывать к статьям фотографии, но никакого фотоаппарата у меня не было, и это стало новой проблемой. Казалось, что мне хочется всего и сразу, а я всего лишь старательно борюсь и пытаюсь жить. Именно жить, а не выживать.

— Слушай, а Джек — он какой? Ну, в том смысле, что он за человек? — шепот с соседнего места донесся до меня еле слышно, но, услышав сказанное, я немного растерялась — что за человек?— Вначале он был хороший, а позже стал плохим.— Объясняешь, как ребенок.

— Я не могу иначе подобрать слова! — внезапно и резко выпалила я и сразу уловила во взгляде собеседника еле уловимую обиду и отрешенность. — Джек для меня был как отец, которого у меня никогда не было.

Внезапный звук бьющейся кружки с недавно остывшим чаем — и я вижу перекошенное от ярости лицо Оза, которое на минуту вводит меня в ступор, даже пробуждает какой-то первобытный страх внутри, заставляющий все мое существо сжаться. Он стискивает зубы, придвигается ко мне, но я сразу испуганно вздрагиваю, намереваясь сделать хоть что-нибудь — и в итоге оказываюсь пригвожденной к койке.— Я не понимаю! Этот человек ведь настолько отравил твою жизнь! Почему ты все еще можешь о нем спокойно говорить? — его взгляд потихоньку приобретал ту самую мрачность, с которой он грустил, что в итоге заставило меня покорно ждать, пока он сам не опустил руки и немного не перевел дыхание. Сел рядом, запустил руки в волосы. — Он ведь…— Я всегда страдала в одиночестве, и у меня никого не было, Оз. Я проживала каждый день в страшных муках и угрызениях, которые только и твердили мне: ?Проживи еще хоть день?. Наивно думая, что это все когда-нибудь закончится. Ты не знаешь, каково это — родиться и сразу стать одиноким. Я жила в приюте, когда узнала о доме, где жила покойная мама.Сразу отправилась туда, но заблудилась. Я была как потерянная кошка, брела по мостовой, не обращая внимания на прохожих. Пока не встретила Джека.Оз сидел тихо и просто слушал, а я лишь говорила, изредка останавливаясь. Странно, но с каждым оброненным словом становилось немного легче.Приятно оттого, что я выговариваюсь ему. Оз молчит и слушает, отчего душа чуть ли не в прямом смысле начинает пылать.— Ты не говорила, что он нашел тебя маленькой… — осторожно и как-то вкрадчиво пробубнил Оз, что сразу заставило меня сжаться и мысленно сдавить себе горло.

— Ну да… я встретила его, когда была маленькой, и он ухаживал за мной. Тогда он был хорошим человеком и всегда заботился обо мне. Возможно, это и не дает мне возненавидеть его до конца...

Шуршащий звук над ухом и последовавший затем укус заставили меня изумленно и как-то испуганно замереть. Оз укусил меня за ухо. Какого хрена?— Какая вкусная ~ — отпустив мочку уха, прошептал он, и я тут же, не жалея сил, зарядила ему звонкую пощечину.

Рука загорелась от такого резкого удара, а алый след на скуле Оза заставил меня удовлетворенно решить про себя, что мы квиты — но ненадолго. Последовавший в ответ смешок полностью выбил меня из колеи. Я ему тут душу чуть ли не изливала, как он просил уже не знаю сколько раз, а он смеется! Напросил на свою голову белобрысую!— Охренел?? — подушка быстро оказалась прижатой к его лицу, пока я, чуть ли не оседлав его, пыталась стремительно и тихо его задушить. – Я этому придурку тут душу изливаю, а он смеется! Я тебе посмеюсь!

— Я профто… м-м-м… отпуфти! — подушка поддается ему, но я не останавливаюсь и уже хочу задушить его собственными руками, но этот… этот! Этот! Дегенерат!

Он схватил мои руки в свои и не отпускает, причем предварительно приблизил свое лицо к моему. Наши носы еле уловимо соприкасались, и я вдруг на одно мгновенье совсем потерялась, вглядываясь ему в глаза. Его взгляд всегда приковывал, и почему-то у меня не возникает излюбленного сравнения, как раньше — напротив, мне хочется приблизиться и вот так, вечно находиться требовательно стиснутой у него в руках. Он улыбается хитро, со смешинкой, а глаза так и блестят огнем, что сразу подавляет мою агрессию, концентрируя все внимание на нем.— А ты красивая… — шепчет он, касаясь губами того самого места, что недавно укусил.

Я замираю от нерешительности, и тут настает ужасный момент, когда я осознаю, что мне безумно приятны его прикосновения и то, как он слегка покусывает, обхватив зубами, мочку уха, и тут же целует, чуть заметно проводя языком. Я чувствую, как сердце бешено отбивает свой ритм, кровь приливает к щекам и дыхание внезапно перехватывает, внося в тело электрические разряды от одних только касаний и его взгляда — теплого, игривого и безмерно нежного. Руки начинают трястись в нерешительности и странном, но таком понятном желании притянуть к себе и зарыться в золотых прядях, но глупая жизнь была бы слишком простой, если бы я банально не воспротивилась себе и чувствам.

— Харе руки распускать, Извращенец! — надув губы, скупо бросаю я, и он с немного расстроенным видом отнимает руки.

— Злючка, — заключил он, отвернувшись.

— С чего это злючка??

— Поспоришь? — внезапно нависнув надо мной, улыбнулся он и, заведя мне руки за голову, начал неистово щекотать меня. — Я тебя научу манерам, злючка!— Прекрати! — задыхаясь от смеха, пыталась выкрикнуть я и неистово брыкалась.

Внезапная темнота из-за того, что поезд заехал в тоннель — и в какой-то момент, потеряв ориентацию, я чувствую, как чьи-то касания проходятся по всему телу. Тут же меня одолевает не только стыд, но и злость на распущенность одного блондина, хотя голос разума пытается все сослать на темноту.

Но когда купе озарилось светом, тот самый голос разума потонул в возмущении и пикантности следующей ситуации: оба лежим на тесной койке, одна его рука каким-то боком зарылась под юбку на оголенное бедро, а другая под блузкой, на спине, возле лямки бюстгальтера. До казни Оза Безариуса оставалось бы всего мгновение, если бы он резко не покраснел до ушей, и не то что с шоком, а даже как-то испуганно не отсел от меня на заметное расстояние, повернувшись спиной. Смутно я расслышала от него извиняющиеся бормотания, но меня больше интересовало его состояние.

Он был каким-то нервным и, схватив подушку, положил ее на колени, причем неистово теребил ее и изредка кусал, что-то мыча сквозь зубы. Конечно, многие посчитали бы это обычным стеснением, но я была не дура, чтобы догадаться не только об этой причине.

— Оз, ты… — я не знала, как бы поаккуратнее сказать, поэтому выразилась по-научному и более обыденно: — У тебя эрекция?