Wisteria Acanthaceae: инструкция по уходу за лабрадором (1/1)

За два дня до окончания лагеря Синдзё все-таки переламывает уязвленную гордость и подкарауливает Секикаву, отлучившегося, по всей видимости, отлить. Он как раз подбирается к пристройке с уборными и душевой, мучительно медленно приоткрывает откровенно древнюю дверь, дабы та не заскрипела, когда Секикава поднимает голову, сжимая в руках пряжку собственного ремня, и едва не хватается за сердце.—?Кей-чан! Я же заикой останусь!Синдзё думает, что стань Секикава заикой или паралитиком, или буйнопомешанным, брызжущим слюной или норовящим кого-нибудь укусить, на его отношение это не повлияло бы ничуть. Не тратя лишних слов, он подходит вплотную, нависает сверху, не разрывая зрительного контакта, и уже тянется было прикоснуться к открытому по случаю невероятной жары плечу, шее или лицу, но Секикава уворачивается, ужом выскользает из пальцев, и через мгновение он у самых умывальников: заострившиеся от чудовищных нагрузок черты лица, жилистые руки напряжены, кулаки сжаты, носки кроссовок обращены ко входной двери.—?Опять? —?тихо спрашивает он, хотя вопрос более чем риторический. Синдзё рычит что-то угрожающее.Вариантов развития событий два: либо Секикава сбегает прямо сейчас и старается не попадаться на глаза Синдзё до конца лагеря/школы/всей своей жизни, либо уступает и тогда неизвестно, чем может завершиться сегодняшний ничем не примечательный вечер. Есть еще вариант, в котором кому-нибудь может в скором времени понадобиться уборная. Или Синдзё на этот раз не рассчитает количество прикладываемой силы и свернет ему шею. Или они, наконец, поговорят?— нормально, как взрослые люди. Хонджо полагает, что последняя опция подчас является самой действенной, чего не скажешь по количеству боевых шрамов на его коже?— видимо, чудеса ораторского искусства недоступны для некоторых слоев населения.—?Послушай,?— тяжело вздыхает Секикава, скрещивая пальцы за спиной?— на удачу. —?Я понимаю, что ты… Переживаешь. Это называется аст… Абс-ти-нен… Ция.Синдзё вскидывает голову?— темные полосы совсем перемешались с высветленными участками прически.—?Синдром отмены,?— продолжает Секикава.—?У своего Такседо Маска нахватался? —?склоняет голову набок Синдзё, хотя изнутри его разъедает ярость.Секикава фыркает, но не торопится отрицать.—?Это плохая идея, Кей-чан,?— помолчав, выдавливает он с таким видом, будто по живому отрывает от себя эти слова. —?Давай не будем усложнять.?Да что усложнять???— хочет заорать Синдзё,?— ?и слепому видно, что тебе не все равно!? Он до сих пор не смирился, не отказался от идеи реванша. Он вообще согласен на многое прямо сейчас?— если только Секикава согласится тоже, запихнет подальше свое нелепое увлечение и перестанет вести себя как проебавший последние мозги идиот. Но это же еще в словесную форму облачить нужно, а Синдзё в жизни не вел задушевных бесед, он понятия не имеет, с чего начать. Поэтому выплевывает то, что вертится на языке, что, разумеется, далеко не лучшая идея:—?Блядь,?— охуенно пообщались, что и говорить.Секикава дергается, как от пощечины.—?Ты мой друг,?— обращается он к последней жалкой попытке кое-как все разрулить,?— я не хочу те… Это потерять.—?Нахуй такую дружбу, понял? —?рявкает Синдзё, сминая в кулак яркую майку с принтом.И тогда с лицом Секикавы происходит странная, невиданная им раньше трансформация: глаза опасно сужаются, дергаются ноздри, брови съезжают к переносице, поперек лба пролегают напряженные складки. Короткий мощный удар под дых застает врасплох?— раньше в его арсенале такого точно не водилось.—?Как скажешь, Синдзё-кун,?— цедит Секикава сквозь зубы, и, несмотря на отсутствие боевого ирокеза, в его облике не осталось ни намека на смешливость или сентиментальную мягкость. Они выросли?— внезапно осознает Синдзё. Секикава уходит так поспешно, будто за ним по пятам гонится свора адских псов. Или отряд озлобленных, жаждущих какой-то своей объективной справедливости Синдзё Кеев,?— неизвестно еще, что хуже.До конца лагеря они не то, что не разговаривают?— начисто игнорируют друг друга. Неизвестно, что испытывает при этом Секикава, чей телефон буквально разрывается от количества входящих сообщений?— любопытства ради Синдзё как-то раз позаимствовал его?— в исследовательских целях, разумеется, но хитрец подчистил все папки?— максимум, что удалось выудить из переписки, это подробный рассказ о погоде и о том, как Вакана умудрился ввязаться в драку с Окадой, Юфуне с Микосибой принялись их растаскивать, в результате чего оба отхватили по хорошему пинку, а Хияма так хохотал, что не мог перестать икать до самого вечера, так что и засыпал он, уткнувшись носом в подушку. Достойный анализа материал?— есть, над чем пораскинуть мозгами.Едва автобус припарковывается у ворот Футаготамагава, Окада вылетает из салона и, не прощаясь, чуть не бегом припускает в сторону недавно отстроенного развлекательного центра, дорогу к которому сверяет через онлайн карту в телефоне Ании. Синдзё неодобрительно хмыкает?— как же, три недели без своего трахаля. В ответ на его невнятные размышления под нос Ания скептически хмыкает.—?Телку тебе нужно, Кей. Давай вечером в бар?Синдзё не разделяет его энтузиазма?— доступные девочки не вызывают у него ничего, кроме гадливой агрессии. Тем не менее, он автоматически кивает и неспешным шагом направляется в сторону собственного дома, нарочно избегая дороги мимо дома Секикавы, которой ходил долгие годы. Придется постараться с новым маршрутом?— впрочем, Синдзё всё равно нечем занять послеобеденное время.Силуэт Окады еще маячит ярким пятном на фоне однотипных жилых многоэтажек?— скорее всего, болтает по телефону, поэтому и перешел с галопа на рысь. Синдзё зачем-то ускоряет шаг. Не то чтобы личная жизнь сверстников являлась предметом его интереса, однако… Он и сам не может рационально объяснить, что и с какой целью творит. В свете недавних событий в голове такой сумбур, что и днем при свете неоновой лампы без бутылки не разберешь. Заведение, за дверью которого скрывается Окада, выглядит неброско и дорого?— в такие места явно не пускают кого попало. Синдзё замедляет движение, укорачивая размашистый шаг, стараясь не особо палиться, разглядывает элегантную вывеску, затененные окна, аккуратную дверь. За ней может скрываться все, что угодно?— от банального кафе с закосом под запад, до борделя для миллионеров. Стилизованные буквы LPC?— хуй пойми, что это могло бы значить.Он как раз прикидывает варианты аббревиатуры, выуживая по максимуму из собственного скудного запаса английских слов, когда кто-то налетает на него, с силой толкая в плечо. Обернувшись, Синдзё наблюдает некое явление: выбеленная шапка волос, нежное лицо, тяжелые широкие кольца на четырех пальцах, складывающиеся в классический кастет, яркая ?раскладушка? телефона?— сразу видно, неформальная молодежь. И с ходу ведь не определишь, девчонка или парень.—?Чего надо? —?вскидывает дерзкий взгляд ?явление?, сразу пресекая вопросы о половой принадлежности. Синдзё успевает заметить квадратный пластырь на шее?— сам такой таскал, бросая курить.—?Сам чего такой борзый? —?моментально набычивается Синдзё, которому для перехода в состояние берсерка достаточно случайной искры от трения подошв обуви о тротуар.—?Смотри, куда прешь,?— не желает тушеваться наглый тип.?Распустились, блять?,?— зло думает Синдзё, с трудом подавляя желание сплюнуть. Он уже тянет руку, чтобы прихватить расфуфыренного ублюдка и наглядно обучить основам вежливости, но тот неожиданно ловко уходит от захвата, еще и умудряется ощутимо пнуть в основание стопы. Мир перед глазами Синдзё окрашивается багряным: хорошая взбучка?— шикарный способ расслабиться.—?Так, чувак, мне некогда,?— пресекает его благие намерения жертва подростковой метросексуальности. —?Давай в другой раз, я спешу.—?А мне положить,?— рявкает Синдзё, но снова упускает потенциальную жертву.—?Подваливай к школе Хосен в любое время?— разберемся,?— дергает плечом несостоявшаяся жертва и шустро скрывается за той же загадочной дверью под надписью LPC. Сунувшись было следом, Синдзё попадает в распростертые объятия двухметрового шкафоподобного секьюрити. Увесистая дубинка у того на боку явно не внушает доверия?— связываться с полицией Синдзё не так уж, чтобы хотелось.—?Сука,?— цедит он, дрожа от бешенства. —?Хосен, значит. Ну, что ж.---Не ходить привычным маршрутом не так-то просто. Ноги сами сворачивают в нужных местах, перескакивают ступеньки?— пять неровных брусьев на переходе с главной улицы на боковую, ускоряются на пешеходной зебре, чтобы успеть проскочить перед автобусом прямо на красный.Синдзё тянется к сигаретам, вспоминает, что он всё ещё в процессе бросания ради общей цели, и думает, чем же себя занять в ожидании Секикавы. Только секунды через три осознание того, что они больше не друзья, заставляет его застыть аккурат перед знакомой многоэтажкой.Твою мать, стучит в голове, пока он механически задирает голову?— третий этаж, слева, на окнах серые полоски жалюзи, форточка открыта?— твою ж сука мать, Секикава, как ты это всё провернул?..То, что в общем-то, он сам виноват в большей части случившегося, Синдзё знает, но кто бы объяснил ему, что с этим знанием делать.По возвращении из лагеря они так ни разу и не поговорили, хотя Секикава периодически ловит на себе хмурые взгляды с задней парты, да и сам несколько раз был готов подойти и предложить мировую. Это почти не сказывается на тренировках, почти не влияет на степень успеваемости, почти прокатывает за обычную ссору между давними друзьями, чуть затянувшуюся из-за стресса и давления со стороны общества и собственных амбиций.Синдзё упрямо не собирается соглашаться ни с наличием в данной вселенной Хонджо, ни с тем фактом, что Секикава предпочитает этого самого Хонджо их дружбе.—?Чего? —?переспрашивает Ания. В баре шумно, да и Синдзё скорее думает вслух, нежели делится с ним своими переживаниями (?вот тоже, блять, тонкая душевная организация?,?— думает Ания, наблюдая за цирком, развернувшимся перед ним с весны и явно не собирающимся заканчиваться в ближайшее время. А кто бы сказал, глядя на Синдзё, что он способен ценить не только дружбу как таковую, но и отдельных её представителей…). —?Кей-чан, эй!Синдзё морщится и сердито трясёт головой. ?Кей-чан??— фишка Секикавы, от других Синдзё такое не терпит, даже от Ании.—?Хватит,?— огрызается он. —?Кей-чан, Кей-чан… Бесит.—?Оукей,?— Ания чокается с ним краешком бутылки и отпивает. —?Какая-то бракованная партия, дерьмо, а не пиво.—?Знаток блять,?— усмехается Синдзё, отпивает из своей. —?Хотя тут ты прав, дерьмо.—?Что вы не поделили с Секикавой? —?спрашивает Ания спустя пару сетов от новомодного диджея, дающего приватную дискотеку только сегодня и только сейчас.—?Не твоё дело,?— Синдзё смотрит на него тяжёлым взглядом и на ум невольно приходит сравнение с брошенной и оттого озлобленной собакой. Дикой собакой. —?Понял, Ания? Не твоё.—?Мне неважно, на самом деле, что там у вас,?— продолжает Ания, игнорируя столь явное предупреждение. —?Но ты бы не переходил границ.Синдзё сверлит его всё тем же взглядом, как будто отвечать?— выше его достоинства.—?Это не я перешёл границы,?— говорит он вдруг. Ания, успевший заиметь пару телефонов от излишне общительных посетительниц и теперь прикидывающий планы на оставшуюся часть вечера, поворачивается к нему и приподнимает одну бровь в фирменном жесте ?ну что же ты, продолжай, я внимательно слушаю?. —?Это… Секикава.Имя он как будто выплёвывает, столько в голосе горечи и ненависти.—?Это не я променял дружбу,?— кажется, что Синдзё разговаривает сам с собой и ему всё равно, слушает ли Ания, слушает ли его вообще кто-то,?— на какого-то уёбка, в котором даже зацепиться не за что.—?Может, ты слишком долго ?дружил? и не заметил чего-то более важного,?— Ания расплачивается, попутно набирая номер с одной из бумажек. —?Пойдём, развеемся как следует?Не пойду, мотает головой Синдзё. Напьюсь и сдохну.—?Внимательнее же, ну,?— раздаётся презрительное шипение, выдёргивая Синдзё из философско-депрессивных мыслей, навеянных пивом и намёками Ании.Он фокусируется, мозг?— пока ещё плавно, неторопливо?— обрабатывает данные: белая макушка, родинка, искривлённые злостью губы, какая-то непонятной расцветки толстовка, идеально подчёркивающая нехило прокачанные плечи. Кто кого толкнул, сказать сложно, но щелчок опознания и проведения всех соответствий раздаётся почти осязаемо и почти на полную громкость.—?Ты! —?Синдзё прихватывает толстовку в кулаке и подтягивает наглое явление к себе. —?Вот и встретились.—?Руки,?— цедит пацан, совершенно не впечатляясь суровым взглядом из-под лохматой чёлки и вполне явственным запахом алкоголя. —?Руки убрал.—?Ну, а то ж, уберу,?— кивает Синдзё, быстро оценивая текущую дислокацию. —?Вот прямо сейчас и уберу.За баром, если пройти буквально метров двадцать, есть прелестный тупик, в котором можно с равным успехом и проблеваться и, при необходимости, качественно прижать какую-нибудь доступную цыпочку. Несколько извращённый последний вариант, пожалуй, ближе всего к действительности.—?Я же сказал, приходи в Хосен, там и…Синдзё прерывает снисходительный словопоток чётким ударом тела о стену, тут же бьёт под дых кулаком и с наслаждением добавляет локтем по загривку, когда крашеный ублюдок сгибается в приступе кашля.—?Я приду,?— ласково обещает он. —?И в Хосен, и домой к тебе, и куда угодно, только сначала мы тут пообщаемся.---Мрачный восторг, с которым Синдзё тащит за собой строптивого малолетку, сравним разве что с энтузиазмом первобытного охотника, впервые завалившего мамонта и отхватившего самый лакомый кусок. Тот умудряется упираться и пару раз всерьез заезжает по ногам и подбородку. Дорога до вожделенного тупика словно растягивается на часы, хотя в действительности едва ли минуло более пяти минут. Всё же весовая категория у них явно разная?— наглый пацан отлетает к стене по синусоиде, впечатывается затылком в кирпичную кладку и на пару стремных секунд затихает?— Синдзё, конечно, жаждет справедливой расправы, но убивать он точно не планировал, ни сегодня, ни в оставшийся до Кошиена год. Однако через полминуты его не такой уж хилый противник поднимается на ноги, исполненный решимости выудить реванш. Синдзё с хрустом разминает запястья и шейные позвонки. Ловить разбежавшегося ублюдка кулаком оказывается гораздо приятнее, чем иметь дело с местными клубными чиксами.Уже через десять минут все кончено: выходец Хосена валяется у его ног, залитый кровью из разбитого носа (хорошо, если не перелом со сдвигом). Еще совсем недавно чистая одежда покрыта никогда не высыхающей в этом затененном закутке грязью в форме отпечатков подошв. Синдзё не испытывает сожалений по поводу нарушенной гармонии красивого, в общем-то, лица?— ему это попросту не приходит в голову. Костяшки пальцев саднит, болью простреливает нижний пресс?— урод успел залепить по причинному месту так, что искры из глаз посыпались, а потом попытался атаковать ударом в лицо с колена, но Синдзё, превозмогая боль, успел увернуться. Хотя, нельзя не признать, дрался чел достойно. Как для девчонки. Он приподнимает чужую тяжелую, наверняка страшно гудящую голову, нарочно оттягивая местами слипшиеся от крови светлые волосы, чтобы поверженный выскочка открыл глаза. Чтобы запомнил хорошенько.—?Вот мы и в расчете, сучка,?— внятно говорит он, поднимается и отряхивает руки о собственные брюки. Каково же его изумление, когда из-за спины доносится голос:—?В следующий раз я тебя уебу.—?Ха-ха,?— сумрачно веселится Синдзё, замедляя шаг. —?Попизди еще.—?Если не придешь в Хосен?— считай зассал,?— никак не унимается эта жертва несостоявшегося аборта.—?Соси хуй, красавица. Смотри ногти не поломай,?— сплевывает оскомину Синдзё, заводясь по-новой. Видно, не так уж сильно он и отделал наглого щенка.—?Не переживай, придет время?— и тебе палку кину,?— сквозь кашель выдавливает неблагодарный маленький уродец.—?Да блядь! —?ревет Синдзё, да так, что дал бы фору любому озверевшему после спячки гризли. Как на зло, именно в этот момент в конце тупика вырисовывается патрульная тачка с мигалками. Отступать приходится крайне спешно, прибегнув к позорному бегству через чужой невысокий забор.Выждав для верности две недели, Синдзё не без отвращения направляется в сторону некого элитарного закрытого заведения, прихватив биту?— просто на всякий случай. Он изо всех сил надеется, что пидорковатый придурок не свернул ласты, подлатал изъяны в своей красоте и окажется на месте?— ходить даром, а уж тем более, ходить дважды нет ни малейшего желания.У главного входа копошится стайка бритоголовых мудаков в светлых форменных брюках. Занятия давно закончились, на улице свежеет?— осень не особо радует теплой погодой. Лишь завладев всеобщим вниманием?— пойди попробуй пройти мимо с его-то ростом и сверкающей битой?— Синдзё соображает, что в порыве гнева не удосужился уточнить даже имени. Кто даст гарантии, что этот белобрысый кретин не соврал, специально не натравил его по ложному следу? Хотя быстрота, с которой он выпалил название в самый первый раз не должна настораживать?— по идее.—?А кто это у нас тут такой? —?неприятно усмехаясь, спрашивает один из немногих обладателей растительности на черепе?— сразу видно, местный генерал, не иначе. —?Это частная территория, с собаками вход запрещен,?— остальные принимаются дружно улюлюкать, восхищенные охуенной мудростью вожака. Синдзё привычно звереет, услышав незамысловатый эпитет?— с некоторых пор сравнения с собаками вызывают у него едва ли не приступы немотивированной агрессии. С другой стороны, ситуация тупее некуда: ему нужен некий безымянный кадр?— не по внешним же признакам его описывать.—?Тихо,?— неожиданно рявкает кто-то, и толпа благоговейно расступается. У невысокого тощего типа явно чересчур самодовольная рожа, почти умоляющая о паре хороших хуков, и прическа неудавшейся рок-звезды. —?Кто такой? —?обращает он к Синдзё без долгих реверансов.—?Сейчас узнаешь,?— тихо обещает тот, чувствуя, как начинает привычно екать внутри, как и всегда перед особенно удачной дракой.—?Меня зовут Наруми Тайга. Запомни это имя,?— заявляет тип. Если в Хосене все такие дерзкие, неудивительно, что младшие курсы растут как сорняки?— никакого уважения к старшим.—?Да мне похуй,?— выплевывает Синдзё,?— я не к тебе пришел.Две недели не проходят даром?— Наруми не успевает закончить представлять себя, Синдзё не успевает как следует размяться, когда ?пидорковатый придурок?, как про себя окрестил его Синдзё, является собственной персоной и мгновенно оказывается между ними.—?Не лезь,?— негромко говорит он, даже не глядя в сторону Тайги. —?Это ко мне.—?Но Тацуя! —?возмущение несостоявшейся рок-звезды внезапно льстит, звезда явно не привыкла к подобным категоричным речевым оборотам. —?Какой-то левый хрен лез…—?Наруми,?— стальные нотки в голосе внезапно ощутимо острые и?— Синдзё уважительно приподнимает бровь?— впечатляющие.—?Я буду неподалёку,?— зло бросает Наруми, на прощание вперив в Синдзё уничтожающий взгляд.Да похуй, всем своим видом отражает Тацуя своё отношение, будь где хочешь. Он не отрываясь смотрит на Синдзё, пусть снизу вверх?— но страха или неуверенности нет ни в позе, ни в выражении лица, ни в едином сраном атоме воздуха вокруг него, и медленно кивает.—?Пройдём? —?это скорее утверждение, чем приглашение или вопрос. —?Синдзё Кей.За прошедшее время Синдзё не удосужился даже пальцем пошевелить в направлении поиска информации о перекрашенном наглом выродке какого-то там Хосена. Точнее, он знал, что Хосен?— это школа, у которой знатные тёрки со школой секикавиного Такседо Маска, но на этом его знания кончались, поскольку при упоминании Хонджо все прочие явные и тайные враги отходили на второй план. Тем удивительнее и неприятнее, что выродок, в отличие от него, информацией явно владел в приличном объёме.—?Я не представлялся,?— мрачно говорит Синдзё в платиновую макушку?— некоронованная принцесса Хосена ниже его на десять сантиметров. Секикава ниже почти на двадцать, некстати думает он.—?И что? —?даже не видя, можно с уверенностью сказать, что на лице принцессы ничего нового, кроме равнодушия к миру, не проявилось. —?Я и так всё про тебя знаю.Они заворачивают в спортивный зал, через длинную раздевалку, мимо сложенных горкой матов и мячей в большой корзине.—?Синдзё Кей, 2й Б старший, Футаготамагава,?— продолжает идущий впереди пацан как ни в чём не бывало. —?Беттер, клуб Никогаку, мечта про Кошиен, зуб на Эби-три…?Достаточно?,?— думает Синдзё, с затаённой радостью и предвкушением драки сжимая кулаки и занося руку для удара,?— ?что-то многовато слов для такого маленького рта?. Но вместо тяжести от соприкосновения с чужим телом удар уходит в пустоту, мальчишка выворачивается неуловимым движением, пинает под колено, больно и остро бьёт между рёбрами сложенной ковшиком ладонью.—?С-сучонок,?— шипит Синдзё. Но так даже лучше, так ему нравится. —?Поиграть хочешь?С минуту они кружат вокруг друг друга с попеременным успехом, обмениваясь резкими ударами. В ушах шумит от разгорячённой хорошей встряской крови, костяшки пальцев уже сбиты о кольца наглого ублюдка, и на теле россыпь проявляющихся синяков?— следы от них же, но и самому ублюдку досталось: длинное пятно на щеке, уже наливающееся сквозь содранную кожу красным, кровь из разбитой губы, наверняка ногам тоже досталось?— Синдзё не привык жалеть противника, особенно сознательно провоцирующего его.Он делает скользящий шаг вперёд, выбрасывая кулак точно в лицо, ублюдок закономерно уворачивается и попадает прямиком в цепкие, жёсткие пальцы другой руки Синдзё, смыкающиеся на его горле. Одновременно с этим его затылок встречается со стеной и это отнюдь не добавляет приятных ощущений.—?Девочки должны вести себя прилично,?— цедит Синдзё, приподнимая парня над полом.—?Отпусти,?— как-то хрипит ?девочка?, пытается пнуть, и расцепить его пальцы, и расцарапать запястье, но Синдзё всё равно. —?Син…дз…Блядские родинки, думает Синдзё, и взгляд всё время соскальзывает на подбородок, испачканный в крови. Он сжимает пальцы, смотрит в злые, упрямые глаза, в которые лезет такая же мелированная и лохматая чёлка, как у него, на сведённые брови, снова на подбородок, на искривлённые в тщётной попытке что-то сказать губы, и уши будто закладывает ватой. Собственная рука ощущается чужой и неуправляемой и проходит ещё несколько секунд, прежде чем он ослабляет нажим, но не отпускает чужое горло до конца.—?Во-первых, меня зовут Бито Тацуя,?— первым делом сообщает принцесса, как только может говорить.Синдзё молча ждёт продолжения, удивляясь своей выдержке и доброжелательности в столь нелёгкое и спорное время.—?Во-вторых, я хочу, чтобы ты меня тренировал,?— заканчивает Тацуя.Удивление просто-таки с космической скоростью выходит в рейтинге испытанных за сутки эмоций на первое место. Синдзё дёргается было сжать пальцы снова и придушить щенка к хренам или хотя бы вырубить на пару часов, но ему становится смешно.Тацуя ждёт, пока Синдзё отсмеётся, и если бы Синдзё видел выражение его лица в этот момент, то наверняка крепко бы задумался.—?Дура, что ли? —?спрашивает Синдзё, языком пробуя шатающийся зуб и слизывая кровь с десны.—?Слабо, что ли? —?спокойно возвращает вопрос Тацуя. —?Ты сильный, и ты меня не жалеешь, как они,?— на слове ?они? его настолько заметно перекашивает от отвращения, что Синдзё прищуривается. —?И я не предлагаю это просто так.Синдзё машет рукой и разворачивается, чтобы уйти и закончить ебанизм последних недель, не так уж и интересно всё оказалось, на самом деле.—?Я могу давать тебе информацию об Эбизука-трио.Логическая цепочка разворачивается мгновенно и закономерно заканчивается вплотную к Тацуе, снова прихваченному за горло. Синдзё долго смотрит ему в глаза и не видит в них ни грамма страха или насмешки.—?Хорошо,?— кивает он. —?Договорились.Синдзё спинным мозгом чувствует, что где-то есть подъёб, и он, конечно, разберётся?— где?— обязательно, но не сейчас.---—?Что с лицом? —?как бы между делом интересуется Окада. —?Неудачно макияж наложил?Тацуя не удостаивает его ответом, только морщится, отпивая глоток ледяного лонг-айленда. Могли бы и не жалеть рома, думает он, могли бы и вообще один только ром туда налить, и даже льда не надо, вообще ничего.—?Синдзё чокнутый,?— сообщает Окада, гоняя соломинкой дольку лайма и то и дело поглядывая на мобильный, лежащий на краю стола. —?Ты не знал?—?Догадывался,?— равнодушно кивает Тацуя. Чего стоит ему это спокойствие знает, наверное, только он сам. —?Но это не имеет никакого значения.—?Ну да,?— хмыкает Окада. Не то чтобы ему известно что-то эдакое про того же Синдзё или Секикаву (или Хонджо, о котором Окада наслышан достаточно, да и видел далеко не пару раз) или, там, что происходило и происходит между ними, но надо быть дураком, чтобы не понимать причин внезапной отчуждённости между людьми, которые дружат едва ли не дольше, чем он сам с Тацуей. Ну или быть абсолютно влюблённым кретином, чтобы чувствовать таких же за версту. —?Я знаю цель, я вижу ориентир, и дальше по тексту.?По обстоятельствам?,?— мрачно додумывает Тацуя, залпом допивая коктейль и пододвигая к себе следующий. То, что он слишком уж форсирует события, он понимает до противного быстро и чётко.Хук слева?— фишка, которую Синдзё оттачивал без преувеличения годами, поэтому Тацуе приходится в должной мере оценить все последствия этого на собственной шкуре.—?Ты…! —?выплёвывает Синдзё, вытирая рот ладонью. На мозг медленно и неотвратимо падает пелена злости, отрубая все тормоза, отвечающие за сохранность чужой жизни. —?Сука крашеная! —?о скудности и банальности сравнения он даже не думает. Какое думать, когда этот мелкий выблядок Хосена, некоронованная принцесса бритых уродов и просто крайне назойливый тип, вздумал лезть к нему с поцелуями. С поцелуями, сука, которых в жизни Синдзё и было то не особо много, а важный?— так вообще один и воспоминания о нём болезненней всех ударов от всех побоищ мира.—?Да, я! —?запальчиво выкрикивает Тацуя, кое-как поднимаясь. Дышать трудно, как будто кишки вдруг завязали узлом и засунули в самый дальний угол под рёбрами. Он явно не боится, и не жалеет о содеянном, более того?— Синдзё понимает вдруг совершенно отчётливо?— этот придурок будет продолжать гнуть свою линию, выпрашивать спарринги, получать полный комплект оплеух и более серьёзных вещей и рано или поздно снова выкинет подобное. Как сейчас. Губы до сих пор горят, чувствуя чужое мягкое прикосновение. Какой-то совершенно неконтролируемый пиздец в жизни явно начал зашкаливать за все показатели.—?Иди нахуй,?— устало бросает Синдзё, разворачиваясь. —?Закончили развлекаться, аллес.Дверь за ним почти не хлопает.Тацуя сползает обратно по стенке на пол, кусая губу изнутри до крови и вздрагивая на особо болезненных вдохах.Синдзё ему нужен, в этом Тацуя убеждается сильнее с каждой их встречей. У Синдзё есть что-то, что удерживает его в самолично поставленных рамках, что-то настолько важное, что Бито Тацуя по шкале этой важности находится в абсолютном минусе, если сравнивать.Тем более, упрямо сжимает отбитые пальцы в кулак будущий предводитель Хосена. Тем более стоит его добиться, несмотря ни на что.---Несколько дней проходят в относительной тишине по всем фронтам?— учителя слегка сбавляют нажим накануне экзаменов, одноклассники и прочие выдающиеся в другое время личности снижают градус наглости, ?богатенькая сучка? не то нашла себе занятие поинтереснее, не то хуй знает что?— Синдзё некогда думать о всяких там крашеных ёбнутых выскочках.—?Начали! —?командует Кавато?— литература сегодня первая в списке египетских казней выпускного класса?— и обводит всех внимательным, подбадривающим взглядом. —?Время пошло!От усердия Синдзё едва ли не высовывает язык, выбирает варианты и ставит галочки, вдумывается в смысл иероглифов. Блядские родинки на подбородке похожи на рисунок какого-нибудь созвездия, крутится в голове, и чем-то принцесса напоминает Окаду?— тот тоже своими родинками смахивает на гламурную сучку. Не удивлюсь, если они дружат, думает Синдзё, понимает, что последние пять минут представляет себе лицо Бито во всех подробностях, и ломает карандашный грифель?— с такой силой он вдавливает его в экзаменационный лист.Он украдкой, из-под чёлки, оглядывается?— Ания смотрит в окно, Секикава строчит ответы, Вакана совершенно беспалевно списывает, Хирацука спит, Микосиба от усердия покраснел ушами?— и утыкается обратно в задание. Это всё стресс, через пару часов всё закончится, они толпой выкатятся из класса сначала в коридор, потом на площадку, чтобы на радостях обежать её миллион раз и изваляться в грязи, а потом пойдут и отметят в ближайшее заведение, не ограничивая себя ни в чём. Ну, насколько позволяют карманные финансы, конечно.Он замечает светлую макушку уже под конец, когда половина команды расползлась по домам, а другая половина едва ли не засыпает прямо на столе, обняв тарелки со снеками и пустые бутылки.-Кей-ча-а-ан,?— подначивает Ания. —?Кей-ча-а-ан, тебе нравятся блондинки, признайся?Будь бы Синдзё трезв, он бы удивился такой прозорливости и наблюдательности друга (заодно выписал бы пару хуков за Кей-чана), но Синдзё пьян, поэтому он хмыкает и отпивает пиво из горлышка.—?Терпеть их не могу,?— честно отвечает он. Тацуя не смотрит в его сторону, потягивает какую-то хрень из высокого бокала, шарится в снежно-белом мобильнике (?сука, наверняка украшен Сваровски и серебряной гравировкой?,?— думает Синдзё с иррациональной неприязнью) и всем видом выражает своё презрение к данному месту. Но ведь не уходит. Интересно, как давно? —?Серьёзно, ненавижу блондинок.Ания не отвечает, уже успев подцепить очередную девочку в условной юбке и не менее условной майке на голое тело.Заебись. Пошатываясь, Синдзё встаёт, намереваясь для разнообразия отлить и заодно проветриться, но дорога к туалету проходит мимо столика, за которым сидит Тацуя, и почти ожидая, почти уверенный в этом, Синдзё направляется туда, не сводя взгляда с тёмно-коричневой столешницы.—?Синдзё,?— конечно, Тацуя ловит его за руку и?— конечно?— Синдзё приходится приземлиться, исключительно чтобы не упасть и не вызвать ненужного внимания. —?В Никогаку всегда так пьют?—?Тебя ебёт? —?Синдзё фокусируется на нём, вскидывает голову и отводит чёлку назад растопыренными пальцами. От него не ускользает ни взгляд, с каким Тацуя следит за этим простым движением, ни тщательно замазанная ссадина на правой скуле. —?Что богатенькой принцессе надо в таком месте?—?Я не принцесса! —?шипит Тацуя. Когда он злится, его глаза совершенно меняются, равнодушно отмечает себе Синдзё, темнеют, и линия губ заостряется, будто высеченная грубым стилом из камня. Сразу хочется проверить кулаком на крепость. —?У меня имя есть, Синдзё Кей!—?Не ебёт,?— опять повторяет Синдзё, усмехаясь. Несмотря на идиотизм и явную неприязнь к ублюдку, злить его доставляет в некотором роде удовольствие. Алкоголь опасно гуляет в крови, размывая фильтры и внутренние рамки. —?На вопрос отвечай.—?Ты мне кто, чтобы допросы устраивать?! —?ещё немного, и драка начнётся прямо в помещении бара с дальнейшим переносом в полицейский участок под присмотр местного участкового. Тацуя глубоко вздыхает, приоткрыв рот, потом шумно выдыхает. —?Я хочу снова тренироваться с тобой.—?Иди нахуй,?— отвечает Синдзё, даже не дослушав до конца фразы.—?Я хочу стать сильнее,?— продолжает Тацуя.—?Иди нахуй.—?Ты единственный, кто принимает меня всерьёз,?— не унимается придурок.—?Нахуй.—?Ты единственный.—?Наху… Чего?!—?Зато заткнулся,?— отмечает Тацуя, стараясь не дёргаться. Синдзё держит его всей ладонью за горло, сжимая подрагивающие пальцы, вдавливает в потёртую обивку высокой спинки диванчика, он очень близко и любой другой уже попрощался бы с жизнью, умер от страха, заскулил и позорно сдался. Но не Тацуя?— скулы начинают краснеть, ссадина проявляется чётче, всё сложнее смотреть Синдзё в глаза?— но он не сдаётся, никогда, и не боится.—?Сука,?— негромко говорит Синдзё. —?Я не по этой части.Тацуя догоняет его уже на выходе, неожиданно больно прихватывает за волосы, заставляя согнуться, бьёт в кадык и, пока Синдзё откашливается, добавляет пинка в колено.—?Ты всё равно забудешь, когда протрезвеешь,?— его лицо расплывается в большое пятно, размытое двадцатым блюром далеко за пределы возможностей Синдзё, когда Тацуя приближается к нему вплотную. —?Поэтому я скажу, Кей-чан.Сука, не смей, хочет сказать Синдзё, не смей называть так, но получается скомканный хрип, потому что Тацуя прижимается к его губам своими и с силой давит, проталкивая внутрь язык.—?Я тоже не по этой части,?— продолжает он парой секунд спустя. —?Но мне всё равно.---Синдзё заявляется в Хосен на следующий вечер, вырубает крутящихся неподалёку бритоголовых верноподданных за считанные минуты, с наслаждением встряхиваясь и чувствуя кожей каждый удар как нежное прикосновение. Ничего, что до крови, ничего, что сопротивляются?— Синдзё надо настроить себя на нужный лад.Он думает про Секикаву, про всё, чему был свидетелем и что додумывал сам, не в силах уснуть ночью. Про Хонджо, про его дебильную прямолинейность и настойчивость, про нелепую преданность Шуты одновременно их дружбе и этим его ?отношениям?. Про Тацую, который ни с хуя заявляет множество ничем не оправданных вещей. Про себя, про занозы внутри, про единственный стоящий поцелуй в его жизни, про родинки на подбородке и слова, которые говорят совсем не те люди.Логично, что к моменту встречи с Тацуей он находится в состоянии, близком к аффекту и нирване одновременно.—?Привет, красотка,?— ухмыляется Синдзё, неторопливо подходя к каменно спокойной принцессе Хосена. В раздевалке спортзала никого, на самом Тацуе только спортивные штаны да полотенце по загривку, и мышцы пресса вполне себе такие, достойные. —?Заждалась?—?Я не… —?начинает было Тацуя, но Синдзё затыкает ему рот, с разгону швыряя о стену, бьёт наотмашь по красивому лицу, оттягивает за ещё влажные волосы и снова бьёт о вертикальную поверхность, уже лбом.—?Я ничего не забыл,?— шепчет Синдзё ему на ухо. От запаха пота и шампуня реальность слегка плывёт, мозг подсовывает совсем другие картины и визуализирует несколько иные желания, направленные на других людей. Сколько месяцев он держал в себе это всё? Синдзё не помнит, неважно, наплевать. —?Так что сам напросился.Он хочет, чтобы Тацуя испугался, выдал тщательно скрываемый страх?— дрожью, поднятыми плечами, вскинутой в защитном жесте рукой. Чтобы вскрикнул, дернулся, попытался сбежать?— ведь преследовать загнанную добычу всегда интереснее, чем когда она сама идет тебе в руки. Вот только сам Тацуя отчаянно не признает отведенную ему роль жертвы. Кровь с разбитого лба расползается неровными стрелками, будто разделяя его лицо на две асимметричные половины, выделяя треугольник носа и рта, и Бито автоматически слизывает ее быстрым движением подвижного языка. Дикая ярость закипает внутри Синдзё. Сейчас он просто уничтожит все, что видит, ведь рушить нечто по-настоящему красивое всегда приятно, а?— он в кои-то веки готов сыграть с собой в честность?— Тацуя действительно красивый. С человеческой перспективы.—?Очень хорошо,?— дерзко отвечает тот. —?Обсудим?—?Нахуй иди со своими обсуждениями,?— со свистом выдыхает Синдзё, будто незаметно успел обзавестись раком легких в неоперабельной стадии. В следующую секунду левая щека Тацуи встречается с испещренной вмятинами различной степени давности стальной дверцей одного из сплошного ряда шкафчиков, а затем следует болезненное давление на плечи, вталкивающее в прохладу металла всем телом, и Синдзё сам прижимается вплотную, тяжело дышит в шею. Тацуя не без удивления отмечает, что он действительно пришел с конкретной целью, и внутри что-то гулко екает?— сложно сказать, от страха или от предвкушения. Он так много об этом думал, так давно хотел, так часто представлял, задыхаясь от безысходности знакомой до мелочей собственной спальни или жарких испарений в школьной душевой, что теперь решительно не представляет, как себя повести. —?Ты огребешь все, о чем просил, обещаю.Самое время звонить в службу спасения.—?Синдзё,?— зовет Тацуя, пытаясь оттолкнуться от быстро нагревшегося металла, найти точку опоры и вывернуться. Он хочет видеть происходящее, участвовать с Синдзё наравне. Сыграть в жертву изнасилования он мог бы и с верным как старый пес Наруми, не дающим ему проходу еще с тех пор, как был жив брат, и с любым визуально приятным индивидуумом в клубе, но это лишено того экстремального восторга, который разжигает в нем Синдзё, каким бы ублюдочным ни был его темперамент. —?Кей, подожди…—?Не смей,?— рявкает Синдзё, в который раз прикладывая его лицом о твердую поверхность, да так, что перед глазами разгорается белое пламя,?— звать меня по имени, урод! Понял? —?чувак явно не контролирует себя?— Тацуя ничуть не удивился бы, если бы от нового рывка часть волос на его затылке оказалась бы вырванной с корнем.—?Я не…—?Заткнись,?— зло шепчет Синдзё, едва не до хруста сжимая самое нижнее ребро, другой рукой оттягивая пояс свободных спортивных брюк. —?Хотел? Теперь получай.Тацуя не столько шокирован происходящим, собственной заторможенной реакцией, вполне возможно, происходящей вследствие слабого сотрясения, сколько фактом наличия у объекта его вожделения солидного стояка?— причем горячих красоток с пышными формами в радиусе не наблюдается от слова ?совсем?. Он успевает подумать, что такая реакция естественна в их возрасте даже на стандартную драку, но в этот момент раздается тихий звон, с которым Синдзё дергает пряжку своего ремня, и серьезность ситуации доходит во всей своей невъебенной красе.—?Ке… Синдзё, стой,?— зовет Тацуя, не без усилия преодолевая сопротивление давящей на висок широкой ладони,?— так ничего не получится,?— шорох за спиной умолкает, Синдзё фыркает.—?Это еще почему?—?Я не телка,?— сердито вырывается Тацуя, потирает ушибленное предплечье, размазывает кровь по щеке. В нем нет абсолютно ничего сексуально привлекательного, а о духовной близости и думать нечего, но Синдзё уже проделал весь этот нелегкий путь и отступать не намерен точно. —?Нужно… Что-то.Вот теперь службы спасения может оказаться отнюдь недостаточно, зато бригада психиатров отлично впишется в тусовку.—?Что?—?Да отпусти меня! —?орет Тацуя, и Синдзё разжимает пальцы, скорее от неожиданности. Он выворачивает содержимое верхней полки своего стоящего особняком шкафчика, но находит только солнцезащитный крем, забытый Окадой еще в незапамятные времена. Шикарно, о чем только можно мечтать. Разумеется, он не планировал заниматься сексом в школе. Сказать по правде, после вчерашней сомнительной беседы он вообще не планировал этого делать. Ну, какое-то время.—?Это че? —?зачем-то спрашивает Синдзё, как если бы сие сакральное знание изменило бы его взгляд на мир. —?Зачем?—?За шкафом,?— огрызается Тацуя,?— дай руку.—?Нет! —?мотает головой Синдзё, для верности заводя обе руки за спину. Хорош кавалер. —?Я не собираюсь…Во рту вскипает горечь.—?Ладно,?— безразлично отмахивается Тацуя. —?Я сам. Ты хоть ремень-то расстегни.И он действительно делает все сам, приспустив мягкую ткань штанов до середины бедра, трогая себя?— неумело, торопливо, слишком резко и болезненно. Гораздо грубее, чем хотелось бы. Он даже не может себе подрочить, поскольку второй рукой опирается о злоебучую дверцу. Наверное, Синдзё отводит взгляд, вертит в руках пластиковый квадратик кондома, рассматривает темноту за расположенным под потолком окном, не слушает частое дыхание, заботясь о своей тонкой душевной организации. Но молчит и явно не делает попытки свалить, что уже неплохо.—?Ну,?— хрипло произносит Тацуя?— дурацкий голос поднялся выше на пару тонов, звучит тоньше и пронзительней, как у девчонки,?— Ты… Давай.—?Угу,?— бурчит Синдзё. Оглянувшись через плечо, Тацуя видит, что он до сих пор возится со своим ремнем, и закатывает глаза.—?Побыстрее нельзя? Холодно.—?Сучка,?— раздается у самого уха, посторонняя тяжесть наваливается, распластывает по поверхности, правую руку до боли выкручивают назад. —?И ведешь себя так же.—?Еще скажи, у тебя не стоит.—?Пасть завалил быстро,?— от давления чужого члена на обнаженную кожу делается стрёмно, хотя, как ни крути, все предсказуемо. Неожиданный шлепок по заднице застает его врасплох, разгоняет кровь, обжигая стыдом. —?Давай, расслабься,?— если бы сделать это можно было так же легко, как сказать.Время будто замирает, секунды длятся так же мучительно, как болезненно-тянущее ощущение, когда Синдзё все же удается войти и медленными толчками продвинуться до середины.—?Поверить не могу,?— его речь неразборчива, половина окончаний проглочена со вздохами,?— что у такой бляди как ты до сих пор никого не было.Это куда хуже развязного шлепка, но Тацуя с усилием стискивает зубы.—?Все уже? —?уточняет он, когда Синдзё, резко дернувшись, замирает.—?Это только начало, красотка. Ну, поехали.Ему в жизни не доводилось испытывать ничего унизительней. Для довершения картины кто-то должен войти прямо сейчас и воочию лицезреть красу и гордость Хосена в весьма-таки любопытном положении. Возможно, при других обстоятельствах, у других людей все бывает иначе. Быть может, секс действительно может доставлять?— если верить Окаде, а у него нет ни малейшего повода ставить слова последнего под сомнение. Но явно не сегодня, не сейчас.Синдзё кончает достаточно быстро?— по объективным оценкам реального времени, успев вцепиться в загривок Тацуи зубами?— засос назавтра будет просто отменный. Пусть еще поблагодарит напоследок, чтобы добить окончательно. Но тот собирается и уходит на удивление тихо, без лишней суеты. Так и не обернувшись.Когда дверь за ним захлопывается, Тацуя, наконец, поддается силе земного притяжения, и сползает на пол. Штаны натянуты криво, по спине стекает пот, конечности ноют от напряжения. Лицо покрыто стягивающей кожу кровавой коркой. Телефон звонит, кажется, в параллельной галактике.—?Ты где? —?недовольно вопрошает Окада. —?Договорились же не опаздывать!—?Юя,?— с третьей попытки выговаривает Тацуя,?— Я еще в школе.—?Что случилось? —?тут же меняет тон Окада. —?Что у тебя с голосом? Блять, Тацуя.---Синдзё выныривает из сна под навязчивую трель мобильника. Одеяло съехало на пол, подушка сбилась в левый верхний угол и голова будто обложена ватой. Вставать нет никакого желания от слова совсем.Какого хрена, болтается в голове единственная мысль, какого хрена какому хрену надо, выходной, сука, утро, похмелье.—?Синдзё! —?рявкает трубка знакомым голосом, заставляя поморщиться?— эхо мечется по черепной коробке как по неслабых размеров пещере, причём абсолютно пустой. —?Синдзё, ты вообще что творишь?!—?Окада, утречка,?— всё-таки проявить элементарную вежливость?— всегда показатель хорошего воспитания. —?Не ори, а то въебу.—?Ты куда, сука, свои лапы распускаешь?! —?продолжает игнорировать его Окада. —?Блять, ну блять, Кей, ну ты совсем дебил?—?Так,?— сесть на кровати всё-таки приходится и это очень, очень плохо. —?Сейчас я скажу, а ты послушаешь.Особыми друзьями они никогда не были, и, судя по всему, не будут.—?Синдзё,?— начинает снова Окада. —?Прежде чем…—?Читай лекции своему хахалю! —?рявкает Синдзё. Желудок тут же выворачивается сам в себя и намекает, что ему тесно на его законном месте. —?И не смей лезть в мои дела. —?заканчивает он уже тише. И без того хриплый по жизни голос скрипит, как наждачка по стеклу. —?Реально, Окада, отъебись, только твоего нытья не хватает.Мобильник летит на пол, Синдзё зажмуривается, считая до десяти и уговаривая желудок не выёбываться, хотя бы пока он идёт до ванной. Мать уехала к брату в Германию, отец вторую неделю в командировке, дом полностью в его распоряжении.В ванной Синдзё включает холодную воду и долго умывается, как будто этот ритуал, будучи многократно повторённым, способен начисто стереть все воспоминания. Потом смотрит на себя в зеркало. ?Вот бы сдохнуть?,?— слабовольно думает он,?— ?Синдзё Кей, ты просто охуенно молодец, гордись собой?.Кей-чан, блять.---—?Это кто… Так? —?Окада не сразу понимает, что ничего серьёзного не произошло, по крайней мере, жить все будут и, может даже, долго и счастливо. —?Ты цел? Какого хрена вообще… Кто?!—?Никто, неважно,?— слабо огрызается Тацуя. Он трёт полотенцем шею, потом проходится шершавой тканью по лицу и Окада облегчённо выдыхает?— крови просто слишком много из одной не слишком удачной царапины. Точнее, большой и рваной, через весь лоб, царапины, но это не страшно. Можно прикрыть чёлкой. —?Я немного не рассчитал силы, вот и всё.—?Силы, блять,?— Окада хмыкает, успокаиваясь. Взгляд падает на распахнутый шкафчик, цепляется за квадратик тёмно-синего пластика с оторванным углом, за незакрытый до конца тюбик солнцезащитного крема (?ещё летом же забыл, куда дел?,?— мимоходом думает Окада,?— ?а, оказывается, у Тацуи валялся?), завёрнутую в фантик жвачку?— ментоловый орбит, как можно прочитать по доступным взгляду буквам. Не так уж много знакомых Окады отдаёт предпочтение подобному вкусу. —?Ты…—?Просто молчи,?— наверное, это первый раз, когда Окада видит такое выражение лица у человека, способного, не дрогнув, окатить презрением целый клан якудза или, там, выйти навстречу толпе человек в десять и высказать своё мнение абсолютно равнодушным тоном, но полностью нецензурно. Тацуя?— будущее Хосена, Тацуя?— отмороженный и избалованный вниманием ублюдок, Тацуя?— его друг уже много лет. И Тацуя вляпался по самое не балуйся. —?Пожалуйста. И дай пластырь, у меня кончились.Окада молча протягивает бежевый прямоугольник, отворачивается, но багровое пятно на шее, как на зло, такое яркое, что не заметить его просто невозможно.Он никогда не лезет в дела других, благо свои достаточно охуенные, чтобы ещё отвлекаться, но сейчас очень сложно удержаться от расспросов, от немедленной расправы?— как бы смешно и заранее проигрышно это не звучало?— с понятно кем: ментолом в жизни Окады пахнут только два человека и одного из них он полчаса назад лично отправил домой.С Идзаки тоже было сложно поначалу, но Идзаки никогда не скрывал, что ёбнулся на нём как последний псих, а в случае с Тацуей всё выглядит с точностью до наоборот и хорошего в этом?— примерно ничего.---Выражение лица Синдзё обещает очень короткий разговор, если Окада скажет хотя бы слово, практически никакой разговор, дёргает подбородком Синдзё, и Ания, словно почуяв опасность, вклинивается между ними.—?Так, пацаны, разошлись,?— он отталкивает их ладонями в разные стороны. —?У нас промежуточные экзамены, тренировки и каникулы на носу. Если не хотим проторчать все их на доп.занятиях?— ведём себя поспокойнее, окей?Окей, кивает Окада. В конце концов, это не его дело, знает он, что бывает, если влезть, не подумав, меж двух огней.Синдзё выруливает на пустырь совершенно неосознанно, задумавшись по дороге из школы домой. Он ещё помнит, что свернул в сторону, противоположную той, по которой они раньше всегда ходили с Секикавой, а потом?— пустырь. Огромное пространство, на горизонте маячат доки, прохладный ноябрьский ветер гоняет пыль, и небо слишком синее даже для осени.Силуэт в наглухо застёгнутой куртке и с выкрашенной платиновым макушкой он замечает через несколько секунд. Очень долгих секунд, судя по тому, как стукнуло в рёбра сердце. Вот уж кого видеть хочется в последнюю очередь, даже наступи на земле апокалипсис.—?Синдзё Кей,?— начинает Тацуя слегка сиплым голосом. —?Наша договорённость по-прежнему в силе, насчёт спаррингов.—?Отвали,?— Синдзё глубже засовывает руки в карманы. Мозг не к месту подсовывает отличную картинку?— измазанная кровью щека, вздрагивающее под жёстким прихватом за талию тело?— и посмотреть на настырного придурка нет никакого желания.—?Синдзё Кей,?— повышает Тацуя голос. —?Ты всегда так легко сдаёшься?—?Да что ты знаешь! —?рявкает, забывшись, Синдзё, в два шага преодолевая расстояние между ними. —?Сучка. Закрой пасть и съебись. Мало было?—?Не твоё дело,?— не отступает ?сучка?, и не восхититься его дебильной иррациональной смелостью никак нельзя, Синдзё это признаёт. —?Я хочу с тобой драться, и я хочу попробовать ещё раз.Последнее не нуждается в пояснениях и Синдзё совсем не знает, что на это сказать, поэтому поступает как умеет?— бьёт коротким ударом слева, вышибает кислород из лёгких, пинает под колено, впечатывая локтем по спине сверху прямо в подмёрзшую к вечеру землю.—?Ты ничего не значишь,?— говорит он. —?Ничего, понял, совсем ничего. Зачем тебе это?—?Всё равно,?— кое-как тот выворачивается, и с минуту они выясняют, кто сильнее и ловчее. —?Кто я буду, если отступлю, даже не попытавшись.От неожиданности Синдзё ослабляет руки, получает уверенный, ввинчивающийся под рёбра, удар относительно небольшого кулака и выдыхает уже в чужой рот. Не отстраняется сразу он тоже от неожиданности, только от неё.—?Блять,?— всё-таки способность надежды Хосена бесить его переходит все мыслимые и немыслимые границы. —?Вот блять.—?Уж лучше ?принцесса?,?— кисло усмехается Тацуя, кое-как поднимаясь. Из носа у него идёт кровь, обрисовывает тонкой линией край верхней губы и он слизывает её языком.Проходит еще одна неделя, в течение которой на голове Синдзё седеет не один волос?— от количества размышлений на единицу времени мозги скрипят со страшной силой. Прибавить к этому сомнительному удовольствию последние экзамены триместра, невозможность тренироваться на открытом воздухе вследствие первых серьезных заморозков и новую экс-пассию Ании, которая повадилась после занятий околачиваться у главных ворот (по большому счету, все его пассии перекочевывают в разряд ?экс? после первого же свидания, но эта попалась какая-то настырно-туповатая)?— и праздничная радуга с бегающими по ней поняшками обеспечена до самого зубовного скрежета.За окном медленно и уныло падает снег, пухлый математик бубнит свои набившие оскомину формулы, а Синдзё упорно пялится в окно. На неприязненно косящего в его сторону Окаду, и тем более на Секикаву, устроившегося по диагонали через ряд, он старается не смотреть, причем уже давно и недостаточно успешно. Мысли плавно возвращаются к последней стычке с Тацуей: в конце концов, парень сам виноват?— нечего было нарываться. Синдзё с самого начала ясно дал понять, что не заинтересован?— ни в нем конкретно, ни в человеческих особях в принципе. Хватит с него любовей, то и дело расцветающих вокруг как засосы на шее гиперактивного подростка. И пусть Секикава не думает, что он так просто ему простит. Не то, чтобы Секикава о чем-то вообще думал?— это идиотское мечтательно-щенячье выражение, периодически застывающее на его физиономии после очередной смски, красноречивее любых слов, случайно перехваченных сплетен и подслушанных обрывков разговоров. Злость только и ждет, чтобы вцепиться в него изнутри своими мелкими коготками, приняться жевать острыми как иглы зубами, вспенивая кровь до пелены перед глазами. Синдзё яростно дергается, задвигая вперед парту вместе с сидящим впереди Юфуне. Замечание учителя он благоразумно игнорирует.И все же, закономерно зацикливается мысль, какого черта Бито от него нужно? С такой-то внешностью, репутацией и армией верных самураев, в любую минуту готовых подлизать. Неужели правда захотелось взбодриться, отведать свежего мяса? От выбранного сравнения нападает приступ немотивированного веселья. Синдзё солгал бы, скажи, что упоротое упрямство его не цепляет, но в их случае оно хорошо на татами или в узком темном переулке, когда над головой занесен обрез трубы или к горлу приставлен нож. Оказаться объектом столь неприкрытого и однозначного интереса оказалось несколько… Проблематично, если это можно так охарактеризовать. Уступать наглый малолетка явно не собирался?— вот уж воистину битва титанов.—?Синдзё-кун, что тебя так рассмешило? Поделись с классом,?— тарахтит занудный математик. Синдзё не без удивления обнаруживает на своем лице кривоватую усмешку.—?Зажал косяк, ба-а-ака,?— вполголоса бормочет Ания, и по классу прокатываются смешки.---В том, что местная гоп-тусовка традиционно всем составом задирает зазевавшегося прохожего, нет ничего особенного в это время суток. Кто же виноват, смотреть нужно, куда прешь. Синдзё уверенно шагает мимо. Его рост сам по себе навевает угрозу на потенциальных охотников за легкой наживой. Но фразы, которые он слышит, невольно заставляют притормозить.—?Не ломайся, красавица, ну чего тебе стоит? —?подначивает высокий, едва сломавшийся голос, на последнем слове пускающий предательского петуха.—?Помолчи-ка, мелкий,?— перебивает другой, пониже.—?Сколько берешь за отсос? Мы платим с чаевыми,?— вякает третий.Синдзё хмурится. Это совершенно не его дело, но приставать к девчонкам такой ватагой?— просто низко. Он неторопливо приближается, вслушиваясь в шумное многоголосье. Что за звезда почтила их своим присутствием, если вокруг кипят такие страсти? Интонации следующего голоса он узнал бы, пожалуй, и в многотысячной толпе. Этот ледяной тон, тонны презрения, ни толики страха.—?Как насчет ?нахуй?? —?спрашивает Бито Тацуя?— кто же еще. Сердце бьется в области горла, рискуя оказаться перетертым кадыком.—?Давай! —?активизируется толпа нежелательных почитателей. —?Сперва на мой, потом на вот его!—?Справку от венеролога покажешь или ты девушка приличная? —?чья-то рука тянется к замершей в центре фигуре, но в следующий момент мастер острословия вылетает за пределы круга себе подобных, утробно воя. Пара товарищей повторяют его неблагородный путь. Синдзё вспоминает количество синяков на гладкой белой спине, ярко-красную кляксу, пустившую потеки на лицо, слипшиеся от крови светлые волосы. Разумеется, минуло уже семь дней, но после таких драк, какими привыкли баловаться они двое, как правило, отлеживаются несколько дольше. Он вступает в драку, ни на секунду не задумываясь, круша противников, будто в жизни не делал ничего приятнее. Шокированный взгляд Тацуи стоит многих слов, пусть даже они никогда не будут произнесены. Уже через пять минут остатки шайки разбредаются, хромая и сыпя угрозами. Синдзё вытирает разбитую губу, которая никак не заживет, лишь сейчас обращает внимание, что на улице стылый холод. Тацуя стоит, тяжело привалившись спиной к шершавой кирпичной кладке обшарпанного забора.—?Что, досталось тебе? —?на всякий случай уточняет Синдзё.—?Нет,?— мотает головой Тацуя. А в следующую минуту его выворачивает прямо на остатки обледенелой пожухлой травы. Синдзё в курсе, что людей тошнит от страха?— тем более удивительно, учитывая, кто перед ним. Видно, и у непробиваемого Бито-младшего есть моменты слабости. От этой мысли не делается противно?— скорее наоборот, повторно разбирает злость на уебищных трусливых уродов, побоявшихся нападать в открытую, в честном бою.—?Пойдем,?— говорит он, придерживая костлявое плечо, как предложил бы Ании или любому другому челу из клуба. Как тому, кого уважает.—?Нормально,?— отмахивается Тацуя, вытирая рот краем шарфа,?— Я пошел.—?Хуй тебе,?— заводится Синдзё. —?Сейчас они тебя подловят, и я на опознание ходить не стану.Тацуя моргает на манер растревоженной совы, а потом принимается хохотать, с трудом переводя дыхание.?Как же тяжело с убогими и детьми-имбецилами?,?— думает Синдзё, оттаскивая его за рукав по направлению к собственному дому.Оказавшись в прихожей, Тацуя деловито складывает одежду и направляется в ванную. Ожидать особого приглашения он явно не намерен. Синдзё плетется в кухню, разгребает завалы пустых упаковок от отнюдь не скоропортящихся продуктов, едва не впервые за время отсутствия предков сует нос в морозилку, которую незамедлительно захлопывает. Когда спустя годы Тацуя все же материализуется на пороге ванной, на столе пускают пар две миски с раменом.—?Ну, мне пора,?— заявляет он, опасливо косясь в сторону кухни, пусть даже аромат стоит умопомрачительный.—?Что, даже чаю не попьешь? —?насмешливо поднимает бровь Синдзё.—?С чего бы это такое гостеприимство? —?раздражается Тацуя. —?Не надо мне ни…—?Закрой рот и ешь! —?обрывает гостеприимный хозяин. Судя по сжатым кулакам, возражения сегодня не принимаются категорически. Как и всегда. Впрочем, кое-какие уступки Тацуе удалось из него вытрясти. В ладонь ему почти падает стакан, доверху наполненный янтарной жидкостью, явственно пахнущей ромом.—?Пей,?— приказывает Синдзё и выразительно кивает на мелко подрагивающую левую руку, которую Тацуя не успел завести за спину. Когда обжигающий саднящее горло напиток касается языка, он морщится, но допивает залпом. Синдзё, естественно, принимает это на свой счет.—?Уж извините, блять,?— ехидно комментирует он,?— Мартини с лобстерами не успели подвезти.—?Умолкни,?— обрубает нить содержательнейшей беседы не менее дружелюбно настроенный гость. Остаток трапезы проходит в гробовом молчании, даже холодильник затыкается. —?Спасибо.Синдзё молча поднимается, отчего ножки табурета с визгом проезжаются по пластиковому настилу.—?Так я пойду? —?нерешительно спрашивает Тацуя, оглядываясь. На табло электронных часов за его левым плечом половина первого ночи. Какого черта он так поздно шатается по округе?—?Ты меня искал,?— доходит вдруг до Синдзё с опозданием лет на пятьсот. —?Зачем?—?Ты тупой? Я уже сказал в прошлый раз,?— задирает подбородок этот тощий хам.—?Выебу,?— нехорошо сощуривается Синдзё. Двусмысленность фразы догоняет его лишь когда та повисает между ними.—?Ладно,?— следующее ощущение Тацуе уже отлично знакомо?— затылок глухо ударяется о крытую декоративной плиткой стену.—?Нахуя,?— цедит Синдзё, его дыхание щекочет щеки,?— нахуя ты меня провоцируешь?—?Хочу,?— как отрезал. И понимай как знаешь, Синдзё Кей.Если прежде у него и имелись сомнения, то теперь при виде Тацуи, которого явно всерьез развезло от стакана солидного алкоголя, Синдзё дает волю пузырящемуся в организме адреналину пополам с гормональным приходом.—?Ну что ты приебался-то ко мне? —?задает он чисто риторический вопрос, наступая, оттесняя потенциального противника в угол. Все же, не следует забывать, что мальчишка очень резок и порой опасен. —?Других нет?—?Другие бесят,?— отчитывается Тацуя, неотрывно глядя в глаза, и облизывает обметанные сухой корочкой губы. —?Тебя?— хочу.?Вот же ебаный ты нахуй?,?— истошно бьется в голове Синдзё, когда эти их переглядывания предсказуемо завершаются крайне агрессивным поцелуем. Тацуя так цепляется за его одежду, будто вознамерился сорвать ее, не тратя время на мелочи.—?Блядь,?— говорит он, едва не плача, пока Синдзё кусает кожу длинной шеи, место, под которым зашкаливает пульс,?— Кей, пожалуйста.?Какое еще нахуй ?пожалуйста?,?— успевает подумать Синдзё, толкая Тацую на широкую кровать. Заняться сексом на родительской постели?— это ли не мечта любого подростка?Это заводит, да еще как?— в прошлый раз Тацуя молчал, сдерживаясь, ему определенно было больно, что неудивительно?— получить удовольствие от подобного секса с таким, как он, Синдзё, партнером?— это надо как следует хитровыебнуться. Сейчас он запрокидывает голову и душит стоны, стискивая зубы?— еще немного, и примется подвывать в голос, и не сказать, что Синдзё отвращает такая перспектива. Он не думает ни о видео, которых они с Анией успели пересмотреть в количестве, помноженном на дцатую степень, ни о том, что у его непрошеного партнера тоже имеется член. В его карманах давно водятся резинки, на прикроватном столике матери красуется какой-то многообещающий омолаживающий крем.—?Тебе ничего не нужно омолодить? —?зачем-то спрашивает он, тут же фыркая от неуместности вопроса. Тацуя, очевидно, и вовсе пропускает образчик искрометного юмора мимо ушей, сжимаясь вокруг пальцев Синдзё с такой силой, что тот и вообразить не может, как в прошлый раз для ему все-таки удалось воспользоваться собственным членом. И все же, когда он почти силой вталкивается в чужое тело и замирает, взмокший и задыхающийся, Тацуя не может сдержать судорожный вздох. Дальше становится так нестерпимо охуенно, что Синдзё даже не в состоянии притормозить, глаза сами закрываются, и остаются чистые, не подпорченные ничем иным ощущения. Он чувствует мимолетные касания?— Тацуя самозабвенно двигает рукой, вытягивая из себя честно выстраданный оргазм. Когда Синдзё слышит его стон, его будто накрывает снова, протаскивает через почти болезненный, огненный кайф и вышвыривает на все ту же постель. Глаза заливает пот, повисшая на плечах рубашка мокрая насквозь.—?Пиздец,?— одними губами произносит Тацуя, явно вырубаясь. Впервые в жизни Синдзё с ним полностью согласен.---Оставшаяся часть ноября и декабрь проходят относительно спокойно, в основном из-за тестирований и игр, имеющих переменный успех, но неизменно укрепляющих веру в себя и в садистские склонности системы образования, организующей такие зверские экзамены всего-то на втором году обучения. Играют они ещё более ?кое-как?, но Микосиба держится, и Ания тоже, и все остальные стараются по мере сил.Синдзё с некоторым волнением ждёт собственный день рождения, практически совпадающий с окончанием триместра. Вряд ли в его жизни что-то поменяется с началом очередного витка старости, но вдруг. Последние полтора года были, например, более чем насыщены событиями разной степени идиотизма и страданий.Запрет на игры, парадайз в отдельно взятой раздевалке, криминальные разборки и сомнительные заведения, приход Кавато и возобновление бейсбольных тренировок, испытание дружбы?— по всем фронтам и во всех смыслах, радость от игры, от общения с остальными, от понимания собственных целей. Ну, не всегда радость. Понимание своих целей относительно Секикавы, с которым дружили едва ли не дольше, чем с Анией, доставило одну только тоску и невозможность начать всё заново.(- Не то, чтобы я сдаюсь или одобряю, или ещё чего,?— Синдзё всё-таки находит в себе силы подойти и поговорить. —?Я должен сначала всё сказать, а потом принять решение.—?Ну, говори,?— кивает Секикава. —?Кей-чан.—?Ты мне нравишься,?— без обиняков заявляет Синдзё. —?И мне не нравится этот твой… Твоё… Увлечение. Но я не хочу потерять, ничего.Секикава молчит, подковыривая ногтем не особо чистую столешницу. Отмечание экзаменов в баре становится традицией и прочитать лекцию о сомнительности подобных вещей им сейчас совсем некому.—?Я не помешаю тебе больше,?— продолжает Синдзё говорить куда-то в сторону двери. —?Только… Дай мне время.Когда ему кажется, что всё, больше с ним никто никогда не заговорит, и внутри уже сворачивается тягостное ощущение потери, Секикава усмехается и стукается с ним горлышком своей бутылки Асахи.—?Дурак ты, Кей-чан,?— Шута улыбается, но взгляд у него очень серьёзный. —?Сколько хочешь.)Правда, и тут оказалось, что нельзя разложить всё происходящее на два плюс два и разобраться последовательно со всеми проблемами, потому что внезапный фактор в лице Тацуи Бито, некоронованной принцессы Хосена, богатенькой крашеной сучки и, по совместительству, редкой степени настырности ублюдка, поломал Синдзё всю систему ценностей и годами выработанных методик разрешения конфликтов, в том числе и внутренних.—?Судзуран? —?переспрашивает Окада, мгновенно выпрямляясь на стуле. —?Сегодня?—?Ну да,?— Ания прищуривается, отворачивается к окну. —?Насколько я знаю, стрелка у них сегодня. Конкретная такая.Ирокез сидящего перед ним Секикавы выражает крайнюю незаинтересованность в разговоре, настолько, насколько каменные от количества вылитого с утра на них лака волосы могут вообще что-то выражать.—?Вот сука,?— ругается себе под нос Окада, тыча в мобильник и промахиваясь мимо кнопок с завидным постоянством.—?Ащщща! —?орёт Хирацука, возомнив себя не то летящим тигром, не то крадущимся драконом. —?Не стоит ли нам пойти и вмешаться?—?Не стоит,?— одёргивает его Ания. —?Тебе брат не объяснял, когда можно лезть, а когда нельзя? Вон, Вакане его объяснил, явно.Вакана хмуро жуёт нижнюю губу, совсем как Идзаки, заломив брови в условно прямую линию. Окаде так хочется врезать по этому лицу, что аж сводит кулаки.—?А с кем стрелка-то? —?спрашивает Хияма. —?Мы знаем? Пересекались? Может, играли?—?С Хосеном,?— отвечает Ания одновременно со звонком на следующий урок. —?Блять, я домашку не сделал, дайте кто-нибудь списать.На слове ?Хосен? Синдзё просыпается окончательно. Он прислушивается ещё с самого начала, сквозь взлохмаченную чёлку наблюдает за Секикавой, зная, что Хонджо сейчас чудесно прохлаждается в больнице и в относительной безопасности, наблюдает за Окадой с его напускным равнодушием и безуспешно скрываемым волнением.А теперь он вдруг думает, что Хосен?— это та самая школа, связи с которой в его случае весьма неоднозначны, и что прошло немногим больше недели с последнего полноценного спарринга с Тацуей на пустыре и немногим больше пары дней с незапланированного посягательства на девичью честь всё того же Тацуи, закончившегося?— странным образом, никто даже не предполагал, честно! —?выпивкой, подобием разговора и агрессивным сексом, после которого полагается отлёживаться на пуховых перинах и капризничать по полной программе.В способности Тацуи к капризам Синдзё не сомневается, но и в способности ввязаться в драку старших?— тоже.В своей способности пойти и сказать пару ласковых любому из действующих лиц как от Судзурана, так и от Хосена, Синдзё более чем уверен, но, в конце концов, Бито Тацуя для него никто и зовут его никак и не значит он ровным счётом ничего, как ни крути.Ночью ему снится, как Тацуя приходит в его дом, садится на кровати и рассказывает, что никого и никогда не хотел так сильно, как некоего Синдзё Кея, прикасается к его лицу, а на пальцах?— кровь, а потом исчезает. Проснувшись, Синдзё так до утра и лежит, уставившись в потолок и с абсолютно, девственно пустой головой.---?Я пока не могу приходить драться, напишу позже?, приходит смс с неизвестного номера спустя пару дней. Ну как, неизвестного?— окольными путями и сомнительными доводами Синдзё выпросил у Ании доступ к телефонам всех наиболее значимых элементов близлежащих школ (и не только близ, и не только школ) и не без удивления обнаружил номер Тацуи едва ли не первым в списках. Естественно, звонить никому он не собирался, но предупреждён?— значит вооружён, информации никогда не бывает слишком много.?Да ебёт, что ли?,?— думает Синдзё, никак не решаясь удалить столь компрометирующее его в его же глазах сообщение. О том, что он почти сломался и почти написал что-то вроде ?у принцессы пмс или подавилась, наконец-то, лобстером, и теперь отъебёшься?? буквально пару часов назад, Синдзё благоразумно предпочитает не вспоминать.?Это Тацуя. Я свяжусь, когда смогу?, приходит следующая смс.И что, вот так, вот так просто? Объяснить себе причину злости сложно, но можно?— сучка явно считает, что он волнуется и ждёт с ней встречи. Ха-ха-ха три раза.Остались последние экзамены, игры в этом сезоне практически закончены, тренировки в спортзале унылы чуть более, чем полностью, но зато когда они переходят в разряд ебанации с товарищами по команде, то становится вполне весело, родители возвращаются на пару дней, чтобы тут же улететь встречать рождество и новый год в Европу?— Синдзё есть чем заняться.?Не интересуешь?, отправляет он ответ под вечер. ?Отъебись?,?— думает он,?— ?убирайся нахуй из головы, вместе со всеми своими родинками, высокомерными взглядами и блядскими повадками?.Не признаваться же, что правда волнуется, как бы по-уродски и жалко это ни звучало.День рождения проходит на удивление спокойно: никто не нажирается в говно, не нарывается на драку и не заблёвывает окружающих фонтаном непереваренной закуски.Синдзё незаметно оглядывает прокуренный зал излюбленного бара с периодичностью раз в полчаса, но платиновой высокомерной макушки не наблюдается, и это почему-то очень бесит. Ну и нахуй, чокается он пивом с Анией, Шутой и остальными. И так хорошо.Это первый раз, когда он относительно спокоен рядом с Секикавой, даже зная, что в дальнем правом углу за барной стойкой сидит некто в маске на пол-лица и с очередной заумной книжкой.(- Я бы мог называть тебя семпай,?— Хонджо явно очень хочет опять в больницу. —?Но чёт стрёмно, согласись? С праздником, Кей-чан.—?Ты! —?нависает над ним Синдзё.Секикава за его спиной явственно хрюкает, потом начинает ржать, лицо Хонджо напоминает слепок с Будды, особенно когда он протягивает завёрнутый в серебристую бумагу подарок.—?Прости, Кей-чан,?— отсмеявшись, хлопает его по плечу Секикава. —?Правда, прости.—?Да хрен с вами. С тобой,?— Синдзё неуверенно хмыкает. —?Всё равно выкину.Хонджо пожимает плечами?— Синдзё совсем не умеет врать в присутствии некоторых людей?— это факт.)До дома он тоже доходит без приключений и даже успевает протрезветь.—?Синдзё,?— окликают его у самого подъезда. —?Кей, погоди.Явилась. Даже мысленно Синдзё удобнее называть Тацую сучкой, принцессой или крашеной блядью, нежели его нормальным именем. Сердце всё-таки пару раз сбоит, когда он понимает, что Тацуя явно не просто так решил нарисоваться перед его взором в столь знаменательный день.Он не отвечает, поднимается на свой этаж, ключом открывает дверь и проходит в темноту прихожей. Живот сводит от чёрт знает чего больше?— съеденного и выпитого, нервов, лёгкого запаха Хьюго Босс, опережающего его владельца на пару шагов, от внезапного желания ощутить под собой другое тело. Синдзё скрипит зубами, когда понимает, какое именно конкретное другое тело. Сука, почему нельзя хотеть секса не_конкретно?—?Я могу зайти? —?неуверенно мнётся Тацуя в дверном проёме. —?Ну, или тут постоять?—?Заходи уж,?— кивает Синдзё. —?Надушился как на праздник, блять, дышать нечем.—?Ну так праздник и есть,?— чуть похолодевшим тоном отвечает Тацуя. Аккуратно снимает ботинки, куртку, оглядывается и явно не знает, что делать дальше.—?Зачем ты вообще пришёл? Поздравить? —?интересуется Синдзё. —?Так мог бы опять смску прислать.—?Это неправильно. —?как, блять, можно поворачиваться с таким идеальным презрением к простым смертным? —?И я правда не мог прийти раньше.Сердце снова сбоит?— ещё порция таких волнений, и Синдзё не выдержит.—?Что, принял непосредственное участие в беседе с Судзураном и не смог потом встать? —?участливо спрашивает он. —?Не рановато ли влезать в дела старших?Тацуя поджимает губы, унимая гордость.—?Не я, Наруми. Он сильно пострадал,?— мстительная усмешка Синдзё не доставляет радости, но неважно. —?Я должен был подождать, пока он поправится.—?О-о, так Наруми у нас особенный,?— откровение за откровением. Заебись. Злость привычно подкатывает, пока ещё издалека, примериваясь и выбирая, откуда начать атаку.—?У тебя ведь тоже есть особенные люди,?— цедит Тацуя. —?Скажи, Кей-чан?В какой момент он оказывается вжат в стену уже почти родным захватом горла широкой ладонью, сказать невозможно. Телесные реакции Синдзё срабатывают намного быстрее, чем его мозг осознаёт информацию.—?Сука не смей развязывать свой язык,?— хрипит Синдзё, как будто это не он, а его держат за шею. —?Что ты понимаешь вообще?!—?А что ты понимаешь?! —?парирует Тацуя. —?Думаешь, так просто стать особенным для кого-то типа тебя?!Две секунды. За две секунды Синдзё одновременно делает три вещи: сжимает пальцы на бешено бьющемся пульсе там, где линия челюсти переходит в шею, чуть приподнимает Тацуя, вынуждая привстать на носки, и целует с такой силой, что впору задуматься, кто здесь более ненормальный и отмороженный.Ещё две?— чтобы отпустить и рывком потащить за собой в комнату, не давая опомниться ему, не давая времени на раздумья себе.Одежда исчезает с потрясающей скоростью, Тацуя что-то говорит, трогает руками за плечи, отбрыкивается, даже пытается укусить, и Синдзё приходится развернуть его лицом в подушку, чтобы заткнулся и не возникал. Презервативы тоже всегда на своём месте, в последний момент Синдзё вспоминает, что надо бы ещё что-то, вспомогательное, но вздрагивающее под его нажимом тело, взъерошенные волосы, перемешавшиеся высветленными и чёрными прядями, явное сопротивление неожиданно заводят сильнее всего, что доводилось использовать в качестве допинга раньше.—?Тихо! —?рычит он, прижимая одной рукой Тацую за затылок к постели, сдерживая бёдрами ноги, пока зубами отвинчивает крышку с тюбика мази от синяков (кремов в его комнате, простите, сроду не водилось, а заиметь специальную смазку никто не додумался). —?Тихо, сказал.Этого мало, мазь выдавливается с трудом, и Синдзё одним движением раскатывает её по члену поверх резинки, пристраиваясь и направляя себя рукой. В ушах шумит, под рёбрами колотит, и в животе пульсирует не хуже, чем в центре только что родившейся сверхновой. Он с усилием преодолевает сжимающееся кольцо мышц, на мгновение замерев, потом толкается до конца, игнорируя собственные болевые ощущения. Дальше будет лучше, он помнит.Тацуя больше не дёргается, и Синдзё отпускает руку, позволяет ему повернуть голову.—?Чего? —?переспрашивает он, уже чувствуя зарождающуюся тёплую волну в области паха.—?Больно,?— выдыхает Тацуя.Синдзё видно, что его глаза зажмурены, и щёки мокрые, и след над бровью от его же удара уже успел налиться тёмно-красным. Тепло оборачивается ледяным комком, ломая всё внутри так, что руки предательски подгибаются. Сука, ведь ни разу до этого это не имело значения, ни разу.?Что ты сделал, ублюдок, со мной?,?— думает Синдзё.Он выходит, дыша сквозь зубы, утыкается лбом во влажную спину, гладкую, без единого синяка или шрама?— даже сейчас Тацуя пахнет чуть более чем охуительно?— потом переворачивает, почти нежно, почти осторожно, к себе лицом. Проводит носом по ключице до шеи, держит руками за плечи, касается губами. Он не целует, а так чувствует солёное, и это совсем не пот.—?Прости,?— глухо говорит он. И так небогатый словарный запас явно недостаточен для подобных ситуаций.—?Мне всё равно,?— пальцы Тацуя зарываются в его волосы, и губами он касается его щеки. —?Пусть больно, мне всё равно.Отстраняясь, Синдзё смотрит на него в упор.Хотеть он, вообще-то, не переставал, несмотря ни на что.—?Кей,?— Тацуя сглатывает, и до Синдзё внезапно доходит, что тот смущается под таким откровенным взглядом. —?Кей, я…—?Заткнись,?— сопровождает Синдзё приказ делом, и не отрывается, пока воздуха начинает ощутимо не хватать.Придурок, думает Синдзё, стаскивая уже не столь существенный презерватив и подтягивая Тацую на себя ближе. ?Всё равно ему?,?— думает он, закусывая губу и задирая ноги Тацуи вверх, не обращая внимания на жалкие протесты. Сводит их вместе, лишая его всякого достоинства, и Тацуя тут же упирается ладонями ему в бёдра, ёрзая в попытках вывернуться хотя бы на бок.—?Успокойся ты,?— выдыхает Синдзё, облизывает палец, смешивает остатки мази и слюну, чтобы облегчить повторный заход. —?Я не буду резко.—?Полтора месяца, придурок,?— чуть слышно говорит Тацуя, зажмуриваясь, когда головка члена Синдзё начинает давление. —?Ты хотя бы думай о таких вещах.Конечно, Синдзё не думал, откуда бы ему. Конечно, в его голове Тацуя?— образчик редкостной бляди, которой подлизывает весь Хосен, а особо приближённым к телу достаётся это самое тело на десерт.Был, до сегодняшнего вечера.—?Я подумаю потом,?— серьёзно говорит он и входит до конца, получая подтверждение в виде судорожного всхлипа. —?Держись.Тацуя держится, царапает ногтями за бёдра?— безрезультатно, потому что пальцы соскальзывают с каждым толчком. Колени прижаты к груди, трогать себя нет возможности, но даже без этого его колотит так, что Синдзё чувствует это ладонями, чувствует большими пальцами, вдавливающимися в тонкую кожу под коленными чашечками.От ощущений сносит крышу просто в пиздец.—?К-к-кей,?— поначалу Тацуя ещё как-то выговаривает его имя, но потом не может и этого.?Красивый?,?— отстранённо констатирует Синдзё, выбивая из него стоны и всхлипы и сдерживаясь из последних сил. —??Блять, до чего же красивый. До чего же ты, сука, меня довёл?.Он не чувствует, понятия не имеет, кончил ли Тацуя, когда его накрывает с головой оргазмом и временной дезориентацией в пространстве. По судорожным выдохам он делает вывод, что таки да, тот получил своё и в этом целиком заслуга Синдзё. Разжать пальцы и отпустить ноги стоит ему приличных усилий, но и Тацуе непросто разогнуть их после столь жёсткой фиксации.—?Пиздец,?— озвучивает Синдзё хрипло общую картину. Скользит ещё мутным взглядом по лицу Тацуи, по явно невидящим ничего глазам, по приоткрытому рту, а потом неожиданно даже для самого себя наклоняется к его губам. —?Ты пиздец, Тацуя Бито.---Телефон надрывается звуковым вступлением рингтона, когда Синдзё не без труда открывает глаза, садится и первые несколько секунд не может понять где он. Комната слишком большая и слишком шикарно обставлена, чтобы быть его собственной. Когда под левым боком раздается шуршание, он дергается, но моментально успокаивается, обнаружив растянувшегося почти поперек кровати Тацую. Одеяло скрывает большую часть его туловища, но даже из-под сползшего края заметны добротные засосы, равномерно рассеянные по поверхности кожи. Мобильный продолжает настойчиво требовать безраздельного внимания, поэтому Синдзё все-таки тянется, ворошит одежду, кучей сваленную прямо на полу, выуживает злополучный девайс и рявкает приветствие, больше смахивающее на угрозу немедленной мученической смерти, даже не взглянув на определитель номера.—?Кей-чан,?— в голосе Секикавы слышится неподдельное беспокойство и от этого по обыкновению начинает ныть под верхними ребрами,?— Куда пропал? Твои родители волнуются, второй день тебя ищут,?— с запоздалым раскаянием Синдзё припоминает несколько второпях сброшенных в пятницу вечером вызовов, а также тот факт, что весь вчерашний день его телефон провалялся в отключенном состоянии по причине чрезвычайной занятости его непосредственного владельца?— родители Тацуи отбыли на отдых, оставив (теперь уже) старшего сына на хозяйстве, а не воспользоваться подобной ситуацией было бы преступлением. —?Ты где сейчас?—?Не твое дело,?— по привычке огрызается Синдзё, оглядываясь по сторонам в поисках часов.—?Половина десятого,?— хриплым со сна шепотом произносит Тацуя, успевший незаметно подкрасться и самым что ни на есть подлым образом практически обернуться вокруг Синдзё. Все его незаметные жесты, быстрые касания, откровенный голод по случайной, с неимоверным трудом вырванной ласке, беззастенчивая готовность всегда, везде, сколько угодно постепенно оплели Сеиндзё в кокон сладкой паутины, вырываться из которой с каждым днем все сложнее, да и, честно признаться, нет ни малейшего желания. —?Ты куда собрался?—?Не твое дело,?— повторяется Синдзё, на этот раз куда более раздраженно?— ему чертовски не хочется покидать этот дом, эту конкретную комнату, насквозь пропитанную запахом Тацуи, его дыханием, взглядами, исполненными самоуверенного превосходства и темной, жаркой привязанности, которую уже не вытащить на поверхность одним своим присутствием, но вчера?— вчера да, ему это удалось, и увиденное оставило внутри полыхающий след воспоминаний, от которых впору жарко краснеть. Он жалеет о сказанном через секунду, но Тацуя уже отстраняется, ускользает, натягивает на себя длинную широкую футболку, пряча царапины, синяки и прочие свидетельства обладания, которые Синдзё каждый раз обновляет с неутомимым упорством.—?Да я понял,?— сердито бубнит Секикава,?— Не ори.—?Я не тебе,?— спохватывается Синдзё. Дверь в ванную заезжает в пазы с тихим шорохом. —?Короче, понял. Разберусь.—?Ну и пожалуйста,?— кажется, Секикава оскорбился не на шутку. Откуда ему знать, что Синдзё порой кажется, он предпочел бы не пересекаться ближайшие лет сорок?— ради личного душевного спокойствия и во избежание недоразумений с этим языкастым клоуном в наморднике. Ну и кто, после всего, из них собака?—?Слушай,?— мнется Синдзё, но в трубке уже устанавливается глухая тишина. Вот ведь блять.—?Кто там снова при смерти? —?ледяным тоном уточняет Тацуя. —?Или поминки пропустить боишься?—?Забейся,?— рыкает Синдзё. Еще слишком рано для серьезной стычки, но Тацуе, тем не менее, удается успешно вывести его из себя за минимальную единицу времени.—?Я одного не пойму,?— фыркает тот, встряхивая влажной после душа головой, и брызги долетают до Синдзё, который стирает их не без отвращения,?— Если ты так трясешься над этим своим… Ирокезом, какого хуя каждый раз припираешься ко мне? —?последние слова он договаривает, бесстрашно глядя в глаза угрожающе нависшему над ним Синдзё, и даже не думает вздрогнуть или оттолкнуть, когда прохладные пальцы сцепляются на его горле.—?Откуси свой гребаный язык,?— рычит Синдзё,?— Не пизди о том, чего не знаешь.—?А что тут знать,?— упорно сипит Тацуя, будто стремясь выцарапать себя из чужого немилосердно-жесткого захвата,?— Все и так пиздец очевидно, Кей-чан. Бегаешь за ним как шавка, а присунуть прибегаешь ко мне. Что, не дает никто? Блохи… —?пронзить безусловно познавательные домыслы Синдзё не успевает, поскольку Тацуя отлетает к стене и прикладывается о нее многострадальным затылком. Странно, как он еще не пускает слюни от таких регулярных экзерсисов.—?А чего же ты под меня ложишься каждый раз? —?не считает нужным понижать голос Синдзё, пусть даже теоретически в этом большом доме проживает еще один наследник семьи Бито, с которым он имел счастье столкнуться лишь однажды, да и то мимоходом, не разглядев лица.—?Совсем мозги проебал со своим бейсболом? Я сто раз говорил,?— дергается Тацуя, с усилием трет шею, по которой уже расползлось безобразное багровое пятно. В его голосе слышится столь неприкрытая горечь, что на миг Синдзё становится стыдно. —?Что, прет, когда перед тобой унижаются? Мания величия, Кей-чан?—?Завали пасть,?— напряженным голосом командует Синдзё, умышленно глядя куда угодно, лишь бы не на ссутуленную спину и костлявые плечи в ссадинах.—?А мне остоебало,?— неожиданно спокойно реагирует Тацуя, хотя руки видимо подрагивают от злости. —?Определись уже, чего тебе надо в жизни,?— Синдзё смотрит на него с явным недоверием и забывает вдохнуть вовремя,?— Позаботься уже о себе в кои-то веки, а я как-нибудь переживу.—?Че-го?!—?Нахуй пиздуй,?— устало отзывается Тацуя, сглатывает с видимым усилием. —?Давай быстро, у меня куча дел,?— всего пару часов назад у него не было ни единого, даже крошечного плана на это воскресенье, но об этом не решается заикнуться даже Синдзё, который собирается и уходит, не издав ни звука, совсем как в самый первый раз, когда все только начиналось, а по ощущением?— будто вчера, ведь не так уж много успело измениться в окружающем мире?— зато успело стать с ног на голову в их жизнях. Тацуя не провожает гостя до двери?— не в первой, не заблудится. Он утыкается носом в постель, которая пахнет им самим, пахнет Синдзё, и осознает, что более иррационального поступка не совершал, пожалуй, с младенчества.С самого начала у него практически не было шансов, Тацуя это отлично понимает, не дурак всё-таки. Иррациональным было не только выгонять Синдзё вот так, жёсткими и обидными словами, иррационально было вообще что-то начинать с человеком, который не способен на ответную эмоцию. Ни на что не способен, кроме качественной драки и отработанного до мелочей удушающего захвата. Ничего не умеет, кроме махания битой и дешёвого рамена из пакета. Ничего не значит, хотел бы сказать Тацуя, но кому здесь врать.Значит слишком много, чтобы продолжать и дальше терпеть его нелепую привязанность к другу детства.—?Секикава Шута? —?голос полон уверенности в себе и усталости от необходимости общаться с простыми смертными.—?Ха-а? —?оборачивается Секикава. Под конец второго курса озверели все, от одноклассников до учителей, с тренировками без Кавато бардак, март вымораживает погодой и самим своим фактом, а теперь ещё и какой-то наглый хрен чего-то хочет. —?Я тебя знаю?—?Вряд ли,?— качает головой парень. Он приглаживает взъерошенную ветром крашеную макушку и морщится. —?Хотя, думаю, Хонджо знает. Неважно.Секикава прищуривается. Если тебя знает Хонджо, значит, знаю и я.—?Я просто хотел познакомиться, лично,?— продолжает тот. Смотрит в упор, внимательно. Слишком внимательно для как бы левого незнакомого чувака. —?Понять, чего в тебе такого.—?Ха-а-а?! —?это сложно объяснить, но Секикава нутром чувствует, что уважением или вежливым интересом тут даже не пахнет. Его изучают, анализируют и классифицируют прямо сейчас, каждую секунду, тикающую с бешеной скоростью. —?Что во мне такого?!Желания въебать чуваку по вызывающе надменному лицу не возникает, как ни странно.—?Меня зовут Тацуя Бито,?— говорит парень всё тем же устало-снисходительным тоном. —?Счастливо оставаться.Он успевает отойти метров на десять, когда Секикава хлопает себя по лбу и складывает как минимум половину паззла у себя в голове.—?Ты, эй,?— слова упираются в напрягшуюся спину, ровную и прямую до невозможного. —?Поаккуратнее с Синдзё, ладно?Тацуя оборачивается, мгновенно преодолевает жалкие метры между ними и сердито сопит, впервые показывая хоть какие-то человеческие эмоции.—?Что же ты сам с ним не аккуратен, м? —?цедит он. —?Какого хрена всё так запущено, а? А?!Секикава возвращает взгляд, спокойно и уверенно, и Тацуя совсем не поручился бы, что тоска в этом взгляде ему не привиделась.—?Ты же понимаешь, что значит ?обсессия?? —?говорит он. —?И что значит ?выбор??Тацуя молчит, только венка под левым глазом дёргается, и это бесит, нарушает всю идеальность линий, приближает его к обычным людям.—?Будь с ним поаккуратнее, пожалуйста,?— повторяет Секикава. —?Оно того стоит, в самом деле.?Стоит или нет, сам решу?,?— думает Тацуя, зарываясь в подушку и глуша все эмоции на подходе. Синдзё не пользуется чем-то особенным, и подушка, на которой он спал, пахнет совсем обычно, как любое постельное бельё в доме, с едва заметным запахом кедра или какого-то другого дерева вроде этого.Это сводит с ума, как будто Синдзё?— не человек, а какая-то долбанная метафизическая условная материя, которую невозможно ухватить, поймать, приручить.?В тебе же ничего нет?,?— думает Тацуя, кусая губы. Ничего-ничего-ничего, кроме высокого роста, больших рук, бешеной силы и голоса, которым впору собак пугать. И сам ты как преданная собака?— хозяин давно ушёл, забыл о тебе, а ты ждёшь и на что-то надеешься.Тацуя знает, что всё не так?— он и правда отлично понимает смысл и одержимости, и трудностей выбора, и того, что невозможно запрограммировать кого-то на ответные чувства, невозможно всегда совпадать в своих предпочтениях и желаниях, но от этого не легче. Легче обозвать Синдзё дураком и собакой, легче пожалеть себя и нацепить маску равнодушия, легче ненавидеть Секикаву и желать ему смерти, чем встать и попытаться ещё раз.Сколько уже было попыток? Тацуя перестал считать после декабря, и сейчас, судя по всему, цикл просто напросто обнулился и застыл в точке неопределённости?— то ли пойти на новый виток, то ли остановиться совсем.—?Кей? —?Секикава кое-как зажимает телефон между ухом и плечом, другой рукой отпихивая Хонджо, который только начал процесс раздевания и не собирается его прекращать. —?Погод… К… да блять! —?это уже Хонджо. —?Погоди!От недостатка слов Секикава чуть отклоняется назад и бьёт Хонджо в лоб своим лбом, так, что тот шипит от противной, расползающейся на виски боли. ?Не возникай?, прищуривается Секикава, которому и самому больно, но как-то же бороться за свободу надо.—?Что там у тебя? —?спрашивает он в телефон, выслушивает поток слов, явно нетрезвых или, как минимум, крайне депрессивно-маниакальных. —?М. Мм. Да понял я, понял. Сиди ровно, приду.Хонджо молча отстраняется, тянется к пачке.—?Мне надо уйти, ненадолго,?— Секикава чувствует себя виноватым и никто не собирается его в этом разубеждать. —?Не сердись.—?Ну если правда надо,?— пожимает плечами Хонджо, затягиваясь. —?То, конечно, иди.Повинуясь не такому уж и частому порыву, Секикава наклоняется к его лицу, отбирает сигарету и целует, словно пьёт после марафонского забега. Когда Хонджо всё-таки начинает отвечать, в груди теплеет и хочется остановить время нахрен, зафиксироваться в этом состоянии, запомнить ощущение.—?Я вернусь, не запирай,?— просит Секикава, прежде чем закрывает за собой дверь.Синдзё сидит в самом тёмном углу, окружённый батареей разнообразного алкоголя, и это явно не предел его возможностей. Секикава садится напротив, выуживает из этого неопределённого множества объектов наполовину полную бутылку и отпивает. Пиво успело нагреться, кайфа никакого и дико хочется курить.—?Шу-у-у-та-а-а,?— гундосит Синдзё, выпятив вперёд нижнюю челюсть. —?Нахуя ты пришёл?—?А нахуя ты позвонил? —?Секикава обвиняюще наставляет на него донышко бутылки. —?Кретин.Синдзё шумно вдыхает, надувает щёки, как будто решил собрать туда весь имеющийся в доступе воздух, замирает, глядя куда-то внутрь себя. Потом словно сдувается, расползается по низенькому диванчику, достаёт сигареты, хотя они вроде бы не курят, по крайней мере, до Кошиена.—?А кому мне ещё звонить? —?говорит Синдзё.—?Ании? —?предполагает Секикава, заранее зная ответ.Синдзё ожидаемо фыркает.—?Тацуе? —?осторожно продолжает Секикава.Синдзё смотрит на него так, что дураку ясно?— после таких слов Секикава обязан пойти и сделать себе харакири, желательно несколько раз.—?Это всё неправильно,?— бормочет Синдзё. Перед ним стоят две алюминиевых банки не то алкогольного коктейля, не то газированной химии, хер поймёшь. —?Ты, этот твой, сучка крашеная…Последнее в равной степени относится ко всем четверым невольным участникам вселенской драмы, но Секикава в состоянии вычислить, кого конкретно Синдзё имеет ввиду под столь лестным определением.—?А что правильно, Кей-чан? —?спрашивает он. —?Врать себе?—?Я тебя люблю,?— бубнит Синдзё, упираясь лбом в обе банки сразу.—?Неправда,?— качает головой Секикава.—?Люблю,?— упрямо повторяет Синдзё и добавляет, шмыгая носом:?— Пошёл нахуй.—?Он странный,?— пиво, газировка и снова пиво?— не лучшая комбинация, но у Синдзё каменный желудок, его никогда не выворачивает. —?Чего ему от меня надо?—?Он странный,?— соглашается Секикава. На часах давно перевалило за полночь. —?И ему нужен ты, чего тут непонятного.—?Так же, как ты своему… Хонджо? —?кажется, Синдзё впервые называет Хонджо по имени.—?Ага,?— кивает Секикава.—?Так же, как он тебе? —?снова спрашивает Синдзё.—?Ага,?— ещё кивок.Пиздец, думает Синдзё, ёбаный пиздец, слышать это вслух намного больнее, чем представлять у себя в голове, но он и так это знал, просто надо дойти конца уже, иначе он никогда ничего ни с кем не сможет. Кажется, последнюю мысль он машинально озвучивает вслух.—?Кей-чан,?— Секикава встаёт, оставляет на краю стола горстку мелочи. —?Не будь дураком, иди спать.Конечно, в третьем часу ночи никто не будет оставлять дом незапертым. Секикава нащупывает ключ в выемке между массивными камнями над воротами, для чего ему приходится встать на цыпочки и вытянуться до предела, осторожно отпирает двери и проскальзывает внутрь. Хонджо спит, но когда Шута всё так же осторожно садится на кровать, чтобы снять джинсы, его подгребают к себе, бурча про ?поздно? и ?я обиделся?, и он так и ложится, наполовину раздетым и с улыбкой во всё лицо.---Неделя тянется как миллион лет. Тацуя успевает проиграть в голове все возможные сюжеты своего сосуществования и не-сосуществования с Синдзё, провести с ним сотни бесед и спаррингов?— тело ужасно скучает в том числе и по этому аспекту их отношений. В драке Синдзё никогда не врёт и не поддаётся, и наверняка знает?— понял?— как много это значит для Тацуи. Про остальное тактильное Тацуя предпочёл бы не вспоминать никогда, но семь дней?— мало, чтобы зажили все метки Синдзё.Он не хочет давать себе шанса, правда, не хочет, вся эта ерунда с единственным и неповторимым, дешёвая мелодрама о нужности и преданности, вся эта хуйня с недосказанностью и враньём на оба конца?— хотя со своей стороны Тацуя практически во всём честен?— выматывает и причиняет боль.?Я не заслужил такого?,?— думает Тацуя, глядя на себя в зеркало. —??Но и отказаться я не могу. Не смогу?.Когда он открывает дверь, чтобы выйти на улицу до ближайшего маркета, почти ночью, то натыкается на Синдзё, сидящего на корточках в метре от входа.—?Йо,?— хмуро говорит Синдзё, вставая и хрустя явно затёкшими суставами. Интересно, сколько времени он провёл в таком положении… —?Я хочу зайти. Можно?—?Нет,?— по инерции говорит Тацуя и на миг лицо Синдзё искажает странная, невиданная им прежде болезненная гримаса, но секунда проходит и вот он уже безразлично дергает плечом.—?Окей. Тогда здесь поговорим,?— если учесть, что Хидеюки хлебом не корми?— дай подслушать разговоры старшего брата с целью дальнейшего шантажа, идея просто блестящая.—?Нет,?— повторяет Тацуя, будто прочие слова начисто вылетели из его головы. Он колеблется еще мгновение, а потом кивает, решив что-то для себя. —?Ладно, проходи,?— и, обернувшись, слышит явственный смешок за спиной. Синдзё наверняка считает, что он ведет себя как сучка?— сколько раз сам твердил об этом в самом начале. Впрочем, какое ему дело до того, что там думает Синдзё. Сегодняшняя показательная беседа по всем признакам обещает стать заключительной в невнятной хронологии их взаимодействий, поэтому что толку пытаться казаться лучше, чем ты есть?И все же… И все же, жалкая, невзрачная надежда упорно продолжает цепляться за внутренности, не желая признать очевидное, и от этого и смешно, и больно сразу.Синдзё есть Синдзё?— потоптавшись в прихожей и недобро зыркнув на любопытного мелкого родственника Тацуи, он терпеливо ожидает позволения пройти вглубь дома, как верный пес, не привыкший даже в кость вгрызаться без соответствующей команды и похлопывания по холке. Сердце ноет, будто натертое наждаком, с каждой минутой все яростнее и безнадежней. Будет большой удачей, если желанный гость успеет свалить до того, как отнюдь не гостеприимный хозяин дома окончательно утратит самообладание.—?Пойдем,?— зовет Тацуя, неожиданно рассердившись на себя, брата, тикающие за стеклом допотопные часы, неловкое молчание, будто после всех этих месяцев недо-чего-то им совсем нечего сказать друг другу, не о чем поспорить, не за что простить, но больше всего?— на Синдзё, который посмел вломиться в его жизнь и один из всех отказался принять то, что Тацуя добровольно решился ему доверить.Какого черта именно он?— из всех людей?—?Шевелись, чего встал? —?если Синдзё и не по душе подобное обращение, он явно принял решение оставить домыслы при себе, и это раззадоривает пуще прежнего. —?Ну,?— холодно подгоняет Тацуя, спиной вжимая дверь в косяк, пока не раздается характерный щелчок,?— Говори, чего пришел?В действительности, больше всего на свете ему хочется подойти и дотронуться до враз посуровевшего взрослеющего лица, разгладить складку между бровей и совершить еще множество необдуманных, почти случайных движений, но брошенное в сердцах нисколько не разряжает обстановку, не располагает к теплой атмосфере, а потому каждое новое слово лишь приближает момент развязки, и его язык несет без тормозов.—?Целую неделю охранял своего Иро… Секикаву-куна?Ноздри Синдзё агрессивно раздуваются, тихий хруст фаланг пальцев кажется оглушительным.—?Заткн… Тебе-то что? —?на ходу меняет тактику он,?— Сейчас я пришел к тебе, не вмешивай сюда посторонних.Тацуя едва не открывает рот от неожиданности.—?С каких пор он посторонний? После всех твоих… —?договорить он не успевает, поскольку окончательно озверевший Синдзё налетает на него на манер небольшого яростного торнадо, втискивает в поверхность двери, успев предварительно подставить ладонь под затылок в качестве защиты от удара.—?А вот теперь помолчи, блять, по-хорошему,?— цедит он, едва разжимая зубы,?— Тебя разве не учили, что старших перебивать нехорошо? —?что-то изменилось, понимает Тацуя, приноравливаясь залепить коленом по яйцам с такой силой, чтобы искры посыпались. —?Шута?— мой друг, и попробуй только съязвить,?— Тацуя выжидающе смотрит снизу-вверх, взгляд такой же цепкий и дерзкий, как и во время их самой первой, памятной встречи. —?И если у тебя на этот счет есть Особое Мнение, засунь его себе… Куда-нибудь,?— продолжат тем временем Синдзё, разом успокаиваясь, даже не повышая голос. Он впервые сам верит в то, о чем говорит.—?Ну-ну,?— ледяные ладони вполсилы упираются ему в грудь, кожа прощупывается даже сквозь ткань футболки,?— Наконец-то что-то новое.—?И если кто-нибудь когда-нибудь возникнет по этому вопросу,?— перебивает Синдзё, наседая, почти упираясь лбом в чужую переносицу, ловит губами частое, злое дыхание,?— Я лично готов провести переговоры прямо сейчас.Тацуя фыркает и Синдзё не без удивления осознает, что никогда не слышал его настоящего смеха.—?То есть больше никаких ?сдохну за лучшего друга?? —?насмешливо уточняет Тацуя, поднимая бровь. Синдзё пожимает плечами.—?Если понадобится?— однозначно,?— просто говорит он и успевает заметить, как красивое лицо Тацуи искажает разочарование, ревность, растерянность?— целый букет для блондинки. Впрочем, в том, что с головой у этой конкретной блондинки с одной стороны все в порядке, а с другой?— полный ахуй, он успел убедиться еще бесчисленное количество дней назад.—?А я? —?вырывается у Тацуи прежде, чем мозг успевает поставить защитный механизм в виде манерной заносчивости. На секунду Синдзё кажется, что они еще никогда не были настолько честны друг с другом, пусть даже и он сам, и Тацуя этого в большей степени заслуживают. Обычно бледные скулы окрашиваются цветом?— смотреть на это и неловко, и охуенно любопытно.—?А за тебя,?— кивает Синдзё,?— нет.Тишина вымораживает все окружающие звуки, даже кондиционер глохнет, сипло взвыв напоследок. Тацуя закрывает глаза?— сейчас он вырвется и выставит его вон. Выскажет все, что думает по поводу конкретного индивидуума в частности, их школы?— в целом. Сделает что-нибудь непоправимое.—?Если я сдохну,?— продолжает Синдзё, ни на тон не изменив голос,?— Кто будет ставить тебя на место, принцесса?—?Сука,?— глухо бормочет Тацуя, опускает голову еще ниже, пряча лицо.—?Как скажешь,?— хмыкает Синдзё. Он не совсем понимает, в какой момент они начинают целоваться, не разрывая объятие, и он никогда в жизни ни единым взглядом не выкажет, что видел, как плачет гордый избалованный ублюдок Тацуя Бито. Когда им удается расцепиться, за окном давно глубокая ночь, о том, чтобы тащиться домой, как и том, чтобы предупредить родителей неурочным звонком, не может быть и речи.—?Я постелю тебе в гостиной,?— шмыгает носом Тацуя, с силой растирая лицо руками.Синдзё хочет сострить по поводу запоздалых сожалений о поруганной чести, но предусмотрительно даже для себя прикусывает язык. Когда его конечности успевают заныть от неудобного положения на весу?— диван слишком узкий и короткий, чтобы быть по-настоящему удобным при росте в почти метр девяносто, Синдзё не без опаски пробирается в знакомую спальню. Тацуя оборачивается мгновенно.—?Что? —?спрашивает он почти испуганно, будто Синдзё и впрямь решился бы свалить в третьем часу утра.—?Ничего,?— бурчит тот, нахально располагаясь поперек знакомой до неприличных подробностей постели,?— Сам спи на своем диване.—?Ладно,?— сухо отзывается Тацуя, и порывается встать, но сильная рука перехватывает его за талию и укладывает обратно, а вслед за этим одеяло накрывает его с головой.—?Куда собрался? —?шепотом возмущается Синдзё. —?Тут спи.—?Я тебя люблю,?— беспомощно признается Тацуя, словно больше не в силах носить это в себе.—?Закр… Молчи уже,?— шикает на него Синдзё. Внутри разрастается жар смущения.Утро рывком вытаскивает Синдзё из сна?— солнцем сквозь неплотные бамбуковые жалюзи, шорохом одеяла, остаточным ощущением чего-то страшного, приснившегося только что и уже размытого по сознанию, но сердце до сих пор колотится от этого безымянного кошмара. Пару секунд он просто лежит, не шевелясь и идентифицируя себя в пространстве, потом вспоминает, где он, в тело разом возвращается ощущение себя-живого и Синдзё чувствует, как рядом с ним, под внезапно ставшей тяжёлой рукой, равномерно дышит Тацуя.—?Эй,?— хриплым со сна голосом зовёт Синдзё.Тацуя ведёт плечом, явно не проснувшись и даже не слыша его, а просто неосознанно реагируя на посторонний шум. Волосы закрывают большую часть щеки, оставляя шею доступной взгляду. ?Вот же сука?,?— дивится Синдзё,?— ?провоцирует даже когда спит?. Он подпирает голову ладонью, упираясь локтем в часть подушки?— кто-то из них ночью спихнул свою на пол и нагло пристроился на соседней?— и смотрит, будто никогда не видел ничего подобного.Синдзё кожей ладоней помнит, какая эта шея на ощупь. Пальцами помнит, как бешено бьётся вена. Всей рукой помнит тяжесть чужого веса и хрупкость костей, которые, на самом деле, очень легко сломать, с его-то неуёмной силой.Он осторожно дует, усмехаясь, когда Тацуя начинает ёжиться.—?Мммм,?— протестующе мычит тот, поворачивается, занося руку, чтобы отмахнуться от раздражающего фактора. —?Ну что за…Синдзё тут же перехватывает запястье, насмешливо смотрит на смену выражений в глазах: непонимание, удивление, страх, надменность, робость. Последнее особенно пикантно и особенно доставляет.—?Охаё,?— одними губами произносит Синдзё, прежде чем коснуться запястья языком.—?Охаё,?— на автомате отвечает Тацуя слегка осипшим голосом. —?Что ты делаешь?—?Собираюсь заняться с тобой очень интересными вещами,?— Синдзё внимательно смотрит на него, чуть крепче сжимая пальцы, вроде как ?даже если ты против, это ничего не значит, всё равно сделаю, что хочу?. —?Возражения не принимаются.—?Пф-ф-ф,?— на какое-то мгновение уверенность возвращается к Тацуе в полном объёме и он фыркает, раздувая чёлку надо лбом. —?Да кто тебе тут даст чем-то заниматься.—?Ты,?— Синдзё потягивается, так и не отпуская его руку, и Тацуя вынужден тянуться следом вверх и едва ли не лечь поперёк. —?Дашь, ещё как.—?Охуел? —?голос предательски сбоит, когда через две футболки отчётливо ощущается, как бьётся сердце. —?Сволочь.—?А ночью сказал, что любишь,?— хмыкает ?сволочь?. —?Пиздишь опять, да?Сложно сказать, что в данный момент выбешивает больше?— то, что Синдзё так откровенно подначивает, или то, что Тацуя так же откровенно краснеет. Спасибо, что хоть не плачет. Опять. ?Вот блять?,?— крутится в голове Тацуи,?— ?вот же блять, Синдзё Кей, чтоб тебя битой уебали до потери сознания?.—?Люблю,?— говорит он вслух совсем другое. Как бы так оформить локальный апокалипсис и провалиться сквозь землю от внезапного стыда… —?…что, доволен?—?Доволен,?— Синдзё прижимает его к себе ещё сильнее, находит губы своими губами, касается совсем легко. —?Принцесса.—?Я не… —?начинает было возмущаться Тацуя, но захлёбывается словами, когда его целуют сильно и жадно, гладят ладонями, забираются под футболку. От тактильного контакта будто бьёт током, снимая последние барьеры. —?Я…—?Да ты, ты,?— выдыхает Синдзё ему в шею. Потом переворачивает под себя, нависает сверху. —?Успокойся уже.Футболка идёт к чёрту, вторая за ней следом, и Синдзё понятия не имеет, зачем ему надо вести языком по животу Тацуи. Зачем-то надо?— языком, зубами, носом, всем собой?— чтобы прочувствовать, прежде чем в очередной раз взять своё, но уже своё по-настоящему. Он признаёт это, и не собирается отдавать, и однажды даже, может, скажет об этом вслух.Тацуя всхлипывает под его движениями, закусив губу, красивый, упрямый, надменный?— и совершенно теряющийся перед таким Синдзё, честным и настойчивым.Никаких шансов успокоиться, никаких.---—?Поехали в Киото? —?предлагает Синдзё за завтраком.Тацуя закашливается чаем, мотает головой и с удивлением смотрит на него.—?Ой, только не говори, что ты примерный ученик вашей ебанутой школки,?— морщится Синдзё. —?Пара дней ничего не решает. Поехали.—?Почему бы и нет,?— с наигранным равнодушием пожимает Тацуя плечами и тут же утыкается в свою пиалу?— широкую, глубокую и такую удобную, чтобы скрыть в ней смущение и дурацкую радость. —?Когда? —?булькает он в остывающий чай.—?Сегодня? —?Синдзё без зазрения совести засовывает последний тост в рот. —?Или тебе надо неделю паковать чемоданы и наводить красоту?На календаре четвёртое апреля -Тацуя думает, что это ведь просто совпадение. Откуда бы Синдзё знать, в самом деле, про завтрашний день.—?Такояки! Мороженое! Путеводитель по саду камней! Полный каталог лав-отелей!?—последнее тщедушный уличный продавец без возраста, без перчаток на покрасневших от холода пальцах и без каких-либо моральных принципов добавляет, явно заприметив озирающегося по сторонам Синдзё и застывшего рядом в образе статуи божества Тацую.?Урод?,?— в свою очередь думает Синдзё. Такояки, мороженое и камни интересуют его чуть больше, чем асфальт под ногами. По крайней мере всё, чего он хочет,?— это поскорее добраться до отеля, а не толпиться сначала у синкансена, после тухнуть полтора часа внутри, потом маневрировать между пассажирами на выходе?— через чёртову уйму субъективного времени. Единственное, что удерживает его от тотальной ненависти к миру и убийства отдельных его представителей, так это то, что он сам позвал Тацую в данный увлекательнейший трип по Киото.Ну и, собственно, сам Тацуя Бито.---—?Поехали сегодня? —?Синдзё без зазрения совести засовывает последний тост в рот. —?Или тебе надо неделю паковать чемоданы и наводить красоту?—?Не неделю,?— на автомате огрызается Тацуя, рассеянно хватая воздух над опустевшей тарелкой. Потом спохватывается:?— В смысле, ты уверен, что это нормально, вот так взять и уехать, не предупредив никого…—?Мне позвонить твоей маме? —?выражение лица синдзё можно описать словом ?заебал?. —?Или, может, Секикаве? Или Наруми-куну? Или…—?Хватит,?— морщится Тацуя. Футболка сползла с его плеча неприлично низко и это самое красивое, что Синдзё когда-либо видел. Ну, за исключением растоптанного в кровавую лужу Хонджо в своих потаённых и несбыточных мечтах.Ему хватает двух часов, чтобы доехать до дома, закинуть в спортивную сумку пару сменного белья, дежурный Адидас, зубную щётку и неизменную биту, вернуться обратно и закономерно застать Тацую посреди разобранного содержимого шкафа.—?Ебануться,?— подводит итог Синдзё. —?Через час надо быть на вокзале. Так, к сведению тебе.---—?Куда пойдём? —?равнодушно интересуется Тацуя.Он стоит, засунув руки в карманы куртки, смотрит куда-то вперёд, в одному ему ведомую даль, но от Синдзё не ускользает ни то, как он нервно постукивает носком ботинка по асфальту, ни то, как ёжится на ветру и машинально старается встать так, чтобы между ним и ветром была преграда?— весомая такая преграда за метр восемьдесят с лишним.—?Тут есть сад камней,?— неуверенно начинает Синдзё,?— и философский ещё какой-то.—?Это одно и то же,?— косится на него Тацуя.У Киото есть все шансы стать самым ненавистным городом на планете.—?Сука, ты чего такой умный,?— бычит Синдзё, заводясь с пол-оборота. —?Охуеть просто. Сам тогда и выбирай, куда пойдём.Тацуя пожимает плечами, ветер треплет его чёлку в разные стороны и Синдзё совершенно иррационально хочется пригладить её обратно.—?Давай сначала в замок Ниндзё-дзё, потом в храм Кёмизудера, а сад камней на вечер? —?предлагает Тацуя.—?А закинуться в отель ты сначала ты не хочешь? —?интересуется Синдзё всё ещё хмуро.—?Тут полно отелей по дороге,?— отмахивается тот. —?Если ты волнуешься за места, то они будут.Тацуя не дожидается ответа, подходит к навострившемуся продавцу, тут же затянувшему свой речитатив про предлагаемые услуги, и брезгливо?— словно это не свеженапечатанная брошюра, а сортирная бумага?— вытаскивает из кучи заманчивых предложений путеводитель по достопримечательностям Киото.—?Он заплатит,?— кивает Тацуя в сторону Синдзё, уже уткнувшись в страницы и прикидывая маршрут между намеченным на сегодня местами.?Сука?,?— думает Синдзё. Подобная наглость его даже восхищает, поэтому он послушно платит, не забыв сунуть продавцу под нос внушительный кулак в ответ на понимающую?— в воображении продавца, конечно?— улыбку.---—?Замок Нидзё был воздвигнут неподалеку от императорского дворца, что было сделано умышленно. —?Кажется, некоторых невозможно оторвать от всего, что так или иначе связано с властью. —?Нидзё своей монументальностью демонстрировал власть и могущество дома Токугава, он превосходил императорский дворец и по занимаемой площади, и по красоте.—?Ага,?— кивает Синдзё.Вот сейчас такояки были бы очень кстати.—?Смотри, эти столбы скреплены без единого гвоздя! —?Тацуя едва ли не подпрыгивает от нетерпения. —?И там дальше водопад, мы обязаны там пройти, чтобы Каннон одарила нас покоем и умиротворением!—?Ага,?— кивает снова Синдзё.И ещё пусть одарит парочкой онигири. Или омлетом с угрём.—?Здесь пятнадцать камней, на самом деле,?— глаза Тацуи блестят, как у больного в разгар кризиса. —?И видимый хаос композиции настолько продуман, что это кажется невозможным.Синдзё послушно смотрит на камни.Булыжники, покрытые мхом и потёками воды. Или это трещины, хуй знает.—?Всегда видно только четырнадцать, смотри.Тацуя тянет его за собой и камни выстраиваются в чёрный абстрактный рисунок с неуловимой гармонией. Эта неуловимость раздражает похлеще бурчания в голодном желудке.—?А если пройти ещё,?— рука в его ладони кажется маленькой, хотя Синдзё знает, как больно она может бить и царапать,?— то смотри, их снова только четырнадцать, но уже другого нет.Синдзё против воли приглядывается. Чёрные пятна камней на светлой гальке всё так же абстрактны и бессмысленны, но следующий шаг он делает уже сам и почти успевает уловить тот миг, когда существующий и несуществующий одновременно пятнадцатый камень исчезает из поля зрения.—?Блять,?— матерится Синдзё. —?Да как так вообще?!Тацуя смотрит на него, и думает, что Синдзё одно время был таким же?— существующим и несуществующим одновременно. Но это в прошлом и Тацуя намерен сделать всё что угодно, чтобы Синдзё никогда больше не исчезал.—?Придурок,?— презрительно бросает он. —?Люди веками это разгадывают и ищут вложенные смыслы, а ты хочешь за одно короткое посещение постичь все тайны?—?Сучка,?— беззлобно огрызается Синдзё. —?Я просто голодный. И тут нет тайны, это просто камни.До отеля они добираются, когда солнце уже начинает закатываться за горизонт, а в голове Синдзё от избытка информации об исторических корнях и культурных аспектах, в которые он и в горячечном бреду не сунулся бы, шумит далекое море. Тацуя, в свою очередь, выглядит так, словно в одиночку выстоял бой против очередного воинственно настроенного лагеря оппозиции протовоборствующей школы, причем лично расправился со всеми и каждым, а трупы попросту съел, дабы подчеркнуть значимость собственного рукотворного труда.—?Ты на спидах, что ли? —?почти добродушно осведомляется Синдзё, пока они бредут по очередной узкой улочке, вдоль подсвеченных изнутри витрин, а вокруг разгорается сияние ночного города.—?С какой это радости? —?ответным тоном впору точить ножи. Невольно пробивает озноб.—?Пожрать бы,?— зевает Синдзё, даже не потрудившись прикрыть рот ладонью. Тацуя морщится с поистине королевским презрением, но едва Синдзё начинает закипать, как он тормозит перед мраморными ступенями, устланными красной дорожкой, и, ни на миг не задумываясь, поднимается прямиком в сверкающий огнями холл отеля западного типа. Синдзё оглядывается по сторонам?— в подобные места он и под кайфом не рискнул бы соваться.—?Если мы заблудились, так и скажи… —?начинает было он, когда ровный, исполненный достоинства голос Тацуи прерывает его досужие размышления вслух:—?Добрый вечер, нас… Меня интересует двухместный номер.Улыбающаяся девушка за стойкой прочесывает его с головы до ног профессиональным взглядом, косится на слегка очумевшего от подобного поворота Синдзё, чей рост в сочетании с исполненным доброжелательности выражением неулыбчивого лица, как правило, производит на среднестатистических людей несколько угнетающее впечатление.—?Ко-конечно,?— с секундной заминкой кивает она. —?Могу я взглянуть на Ваш id?Все так же не меняясь в лице, Тацуя оборачивается и небрежно бросает через плечо:—?Дай свой.Будь Синдзё один, или даже в компании ребят из школы, ни увещевания, ни угрозы, ни посулы доплаты не возымели бы должного эффекта, однако Тацую, очевидно, с детства обучали делать с людьми нечто такое, отчего те готовы расстилаться перед ним, всячески норовя угодить. Когда они все же отодвигаются от стойки, Синдзё нечеловеческим усилием заставляет себя удержать руки в карманах вопреки желанию прижать их к пылающим от неловкости щекам.—?Что ты ей сказал? —?в конце концов не выдерживает он, когда двери лифта беззвучно сходятся и кабина плавно скользит вверх.—?Показал кое-что.—?Что?!В узкой ладони тускло поблескивает платиновая карта.—?А невеста-то с приданым,?— насмешливо присвистывает Синдзё, не без удовольствия наблюдая, как вспыхивает тонкое ухо?— от смущения или, скорее, от злости.Не желая выглядеть беспризорником, по воле злого рока затусовавшимся на Каннский фестиваль, Синдзё подавляет навязчивое желание присвистнуть, преследующее его последние пять минут, с тех самых пор, как он переступил порог номера и зажег свет. Тацуя тоже не изъявляет желания поболтать по душам, вот почему молчание, царящее в комнате, пока они наперегонки поглощают ужин, кажется весьма-таки недобрым. Горячий душ завершает процесс духовного разложения с феноменальной быстротой: вернувшись, Тацуя обнаруживает Синдзё поперек собственной постели в обнимку с мокрым банным полотенцем. Недовольно цыкнув, он перебирается на свободную, и, швырнув на прикроватный столик кое-какие мелочи, на удивление быстро засыпает?— все же, обилие впечатлений способно свалить с ног даже прожженных эстетов со всей их тонкой душевной организацией.Его будит осторожное прикосновение к шее, настолько легкое, что Тацуя сперва списывает его на щекотку от отрастающих волос. Но затем касание повторяется, куда более настойчиво вторгаясь в прерванный полусон, наполняя тревожным, почти восторженным предчувствием, пока сенсорная память опережает подвиснувший от усталости и стресса последних недель разум.—?Ты чего? —?хрипло уточняет он, перехватывая руку Синдзё за запястье. Тот отрицательно мотает головой?— вытянутый темный силуэт на фоне окна, подсвеченного блекнущими на рассвете огнями; четкая тень, знакомый запах?— с некоторых пор в присутствии Синдзё Тацуя, вместо того, чтобы подобраться и приготовиться к неизбежно следующему удару, напротив, расслабляется, отпускает тормоза, как сейчас, прикрывает глаза, поддаваясь сиюминутной ласке. Под плотным одеялом слишком сонно для связных мыслей, лень даже шевелиться. Немного помешкав, Синдзё забирается в кокон тепла?— ему стыдно перед самим собой, однако нельзя не признать, до чего быстро он умудрился привыкнуть к разделенной постели. Уткнувшись носом в висок Тацуи, он вновь засыпает почти мгновенно, и уже не чувствует, как тот переплетает их пальцы.Их обоюдное повторное пробуждение сопровождается весьма разнонаправленными эмоциями. Синдзё слишком жарко и светло, с недовольным рыком он тянет одеяло на себя, стремясь удержаться в стремительно теряющем над ним власть сновидении: снова драка и кровь, боль и злость. Одновременно с этим он дергается, ощутив посторонние прикосновения, клетку объятия, которую Тацуя умудряется не размыкать даже в бессознательном состоянии. Судя по равномерным, плавным, определенно неосознанным движениям и упирающемуся в бедро Синдзё чужому стояку, принцессе снятся явно не кровавые баталии. Сквозь полупрозрачные занавески льется солнечный свет, за окном позднее утро, плавно перетекающее в полдень. Синдзё не то, чтобы против… От горячего дыхания волоски на затылке становятся дыбом. Забравшись ладонью под свободную футболку, он как раз проводит вдоль позвоночника, когда Тацуя открывает глаза. Его взгляд слишком осмысленный, так что в первый момент Синдзё даже подозревает, что тот притворялся.—?Зачем оделся? Я с тобой еще не закончил,?— хрипло заявляет он, и до Синдзё доходит, что тот, вероятно, до сих пор уверен, что видит сон. Осознание простого факта, что именно он является главным действующим лицом эротических триллеров Тацуи Бито, должно казаться постыдным, вместо этого под кожей словно разливается дополнительный жар.—?И чего же угодно принцессе? —?не менее хрипло уточняет он, просто чтобы прервать повисшую паузу: только тишина и обычно тщательно скрытая страсть в чужом взгляде, от которого невольно пламенеют уши.—?Тебя,?— уверенно заявляет Тацуя, проворно стаскивая нагревшуюся, слегка влажную футболку. —?Хочу тебя. Сейчас же,?— безо всякого стеснения избавившись от прочих, прямо сказать, немногочисленных деталей гардероба, он наползает на Синдзё, неторопливо и неуклонно, как волна, накатывающая на отмель, подставляя лицо, открывая горло. Синдзё не успевает даже потянуть за край собственной майки, когда его настигает поцелуй, тягучий и сладкий как мед. Ни один из них, разумеется, не успел почистить зубы?— и это должно раздражать, чисто теоретически. Вместо этого осознание безнаказанности, с которой он может трогать Тацую, целовать Тацую, трахать Тацую?— где вздумается и сколько заблагорассудится?— шибает по сознанию не хуже электрического разряда. Очевидно, тот все же обладает способностью перехватывать кое-какие из его потаенных мыслей, поскольку вместо того, чтобы отстраниться, выпутать пальцы Синдзё из собственной прически и устроить показательный разбор полетов, он прижимается всем телом, что выглядит одновременно бесстыдно и беспомощно?— словно кончить без участия Синдзё он больше не в состоянии. По крайней мере, не в данный момент точно.Смазка холодит ладонь, но Тацуя отталкивает его руки, делает все сам, слишком поспешно, едва не задыхаясь. Синдзё хочет было напомнить, что резинки остались в сумке, но уже в следующий момент Тацуя нависает над ним, от давления окольцованных пальцев на плечах точно останутся синяки. Когда он, тяжело дыша, наконец опускается, позволяя Синдзё войти до конца, с силой сжимая его член внутри, Синдзё прикрывает веки: шумевшее в ушах море явно перешло в стихийную фазу?— баллов девять, навскидку. Тацуя задает такой темп, будто вознамерился сойти с ума за минимальную единицу времени, заодно утянув в личное безумие самого Синдзё, чье имя повторяет с такой яростью и отчаянием, как если бы без этого он не в силах был сделать даже крошечный вдох. Синдзё кажется, что грудная клетка физически неспособна выдержать подобное давление: настигший его в самом начале жар расползается огнем, давит на легкие, сжигает остатки разума. Тацуя стонет, не в силах сдерживаться, его дрожь передается Синдзё, отчего создается ощущение, будто все мышцы напряжены, все нервы натянуты до звона. Чужой громкий вскрик на периферии сознания теряется в новом шквале ощущений, когда Тацуя разрывает поцелуй и резко подается назад. Синдзё так и не узнает, что последние яростные движения стали стоящим перфомансом для ошарашенной горничной, что все эти бесконечные секунды Тацуя провел, глядя ей в лицо, безостановочно шепча его имя, вцепившись в его предплечья, до тех пор, пока от нахлынувшего оргазма зрение не померкло вовсе.Они приходят в себя, заслышав тяжелый стук и удаляющийся топот.—?Так это не сон? —?с трудом произносит Тацуя, и заливается краской слишком уж очевидно для того, кто все еще прижимается к чужому члену, совершенно не парясь по поводу потеков чужой спермы на бедрах и собственной?— вдоль всей грудной клетки, равно как и набирающихся цветом засосов в прочих любопытных местах.—?Хуле там,?— соглашается Синдзё, не убирая руки с его задницы. —?Доброе утро.