Mojito-Pair (1/1)

—?Что ты там вычитал? —?недовольно бубнит Киришима, когда Хонджо качает головой.—?Одна хорошая команда устроила драку на поле…—?Чо за команда? —?заинтересованно привстает на локте Хироми, готовый на все, что угодно, лишь бы не делать уроки. Учебники Хонджо давно сложены аккуратной стопкой, но Киришима скорее удавится, чем попросить списать первым.—?Бейсбол.—?А чо подрались-то?—?Агрессивный бэттер.—?Че-го?—?Занимайся, Хироми,?— вздыхает Хонджо.—?Сам сидишь, несешь фигню какую-то! —?взрывается недовольный Киришима. Хонджо молча протягивает ему тетради, пресекая тем самым поток словесной вони. Он знает поименно всю команду Никогаку, и многие, многие другие, хотя сам больше никогда не выйдет на поле в качестве игрока.***Год спустя, стоя под серым и изрядно обшарпанным непростыми погодными условиями больничным корпусом, Хонджо едва может сдержать возглас удивления при виде компании подростков, чьи лица ему доводилось видеть лишь на печатных газетных снимках?— команда Никогаку собственной персоной, не в полном, впрочем, составе. Когда их питчер-коротышка, отделившись от прочих, скрывается в холле, Хонджо посещает нехорошее предчувствие?— интуиция, ничего больше. Когда через минуту из двери вылетает злой как черт Хироми, становится очевидно, что чутье его в который раз не подвело.—?Уёбок! —?разоряется Киришима, как обычно привлекая к себе тонны ненужного внимания. —?Найду, и оторву руки!—?Поговорил? —?спокойно уточняет Хонджо. —?Мы можем уже свалить отсюда?Киришима зло дергает подбородком в сторону ворот. Группа бывших спортсменов провожает их взглядами, Хонджо чувствует их затылком.***Проходит еще неделя, в течение которой Киришима становится откровенно невыносим?— не будь Хонджо его лучшим другом, давно бы отделал его как положено.Вечерняя прохлада пробирается под тонкую ветровку, холодит руки и неприкрытые волосами кончики ушей. Несмотря на темноту, фонари благополучно погашены, поэтому узкий переулок освещается только отражением из квадратов окон ближайших многоквартирных домов. До дома Хонджо рукой подать?— он уже видит знакомую крышу террасы, когда странный звук привлекает его внимание. У ближайшей машины, принадлежащей туповатому крикливому соседу, скрючилась тень. Подобравшись поближе, Хонджо удается разглядеть кепку, точечный свет фонарика и две полоски белых носков, светящихся в темноте. На вид парнишке лет не больше, чем ему самому. Хонджо нет никакого дела до нравственной стороны вопроса, тем более, сосед и правда этого заслуживает?— его машина орет каждую ночь, мешая спать; но мастерство, с которым орудует кепчатый тип, заслуживает внимания, а потому он не задумывается над тем, что делает. Ему и в голову не приходит, что можно пострадать. Неслышно подобравшись, он почти готов заглянуть через чужое плечо, когда взломщик оборачивается, свет ударяет по глазам, выхватывает из темноты черты лица, пятна смуглой кожи, светлую, слишком длинную челку, небрежно убранную под кепку. Опешивший Хонджо молчит целых пять секунд, прежде чем умудряется выдавить:—?Ну здравствуй, Секикава Шута.Свет гаснет.—?Откуда ты меня знаешь? —?злобно шипит неудавшийся грабитель.—?Ты играл в Никогаку,?— выпаливает ослепленный Хонджо, успев в последний момент перехватить крепкий кулак у самого своего виска. —?Про вас писали в газете.—?Зашибись, да ты фанат,?— присвистывает Секикава. Именно в этот момент переулок оглашается воплями сигнализации?— видимо, Хонджо несколько переоценил кое-чьи умения.—?Бежим,?— кричит он, зажимая рукой чужое запястье?— над их головами уже распахивается балконная дверь, слышится внятная ругань владельца тачки. Знай Хонджо, как на самом деле бегает бывший раннер Никогаку, он в жизни не рискнул бы за него цепляться.—?Донесешь на меня?— найду и покалечу,?— недобро сощурившись, угрожает Секикава. Свет витрин озаряет его лицо лишь наполовину, другая скрыта тенью от козырька. Хонджо улыбается, пусть даже под плотной маской этого не видно.—?Увидимся,?— обещает он и уходит в темноту жилого квартала, не обращая внимания на возмущенные вопли за спиной.Второй раз Секикава встречает настырного пацана спустя пару дней, когда возвращается из доков с очередной стрелки. Синдзё порывается пойти вместе с ним, мотивируя тем, что часть забивших стрелку смылась на первых же аккордах драки и теперь может поджидать где-нибудь по дороге, но Ания чуть ли не за шкирку тащит его к себе, прижечь пару порезов и вправить излишне вспыльчивые мозги.—?Йо,?— выныривает из полумрака сначала белое пятно маски, потом взъерошенный наподобие его ирокеза светлый вихор, а потом и сам обладатель голоса, вихра и томика манги.—?Блять, а если бы сейчас въебал по инерции?! —?рявкает Секикава. Кулак-то ведь и правда дёрнулся. —?Какого хера надо?—?У меня хорошая реакция,?— пожимает плечами вихрастый. —?Кстати, меня зовут Хонджо. Тошиаки Хонджо.—?Заебись,?— сплёвывает Секикава. —?Пиздуй теперь отсюда, Тошиаки Хонджо.Он закуривает, с наслаждением втягивая хорошую порцию никотина в лёгкие и не обращая внимания на саднящие костяшки пальцев. Раздражающий фактор неторопливо вышагивает справа, и Секикава сначала пытается не обращать на него внимания, а потом не выдерживает.—?Слушай, чувак, тебе чего надо? —?вообще Секикава довольно-таки миролюбивый, в сравнении с тем же Синдзё или Ваканой, например, но в драке никогда не отступает и всякую дурь рядом терпеть очень не любит. —?Хочешь за прошлый раз что-то поиметь?—?А что было в прошлый раз? —?Хонджо приподнимает вверх одну бровь и недоумённо смотрит на него. —?Не помню.Секикава выбрасывает наполовину скуренную сигарету и прихватывает Хонджо за грудки. Они практически одного роста, поэтому это и не особо сложно, и не особо результативно.—?Тогда съебись и не попадайся на глаза больше,?— внятно говорит он.—?А то что? —?интересуется Хонджо, совершенно не переживая из-за того, что его довольно-таки сильно держит довольно-таки сильный парень. Злой, только что после хорошей драки и явно не расположенный к продолжению знакомства.—?А то вот что,?— хук справа следует совершенно неожиданно, и не будь Хонджо одним из выдающихся учеников Судзурана, ему пришлось бы очень туго.—?Неплохо,?— уворачивается он, одновременно ладонью сбивая руку Секикавы с ворота своей рубашки и резво зажимая его шею в локтевом захвате. —?Но не стоит, честно, я не драться пришёл.Секикава чувствует слабое?— спасибо маске?— дыхание на затылке, чувствует каменные мышцы предплечья, чувствует лёгкость, с которой Хонджо держит его сейчас. Это нельзя не почувствовать?— пройдя через сотни драк и уличных приключений, через тренировки, которые теперь, увы, в прошлом, не почувствовать силу и уверенность в себе другого человека просто невозможно.Словно дождавшись, пока Секикава осознает эту мысль до конца, Хонджо отпускает его и как ни в чём не бывало отходит в сторону.—?Зачем тогда? —?спрашивает Секикава, потому что ничего другого в голову не приходит.—?Познакомиться,?— отвечает Хонджо. —?Не то, чтобы я фанат, но… а, какая разница.Он поднимает руку ладонью вверх в прощальном жесте и сворачивает на дорогу, ведущую вглубь соседнего квартала.?Охуеть?,?— думает Секикава, запоздало сжимая кулаки,?— ?просто охуеть?. Жизнь внезапно стала такой интересной, а он и не заметил.Последующие встречи происходят с удручающей частотой, вследствие чего несложно сделать вывод, что вся эта история о добром самаритянине в жизни в очередной раз оказывается сплошным враньем и сказками для бедных.—?Определись уже,?— почти рычит от злости Секикава, подловив новоиспеченного фаната после третьей тренировки, которую все присутствующие до сих пор мысленно называют ?пробной??— никто не верит, что бейсбольный клуб можно не то, чтобы возродить?— для начала собрать в полном составе. Ему очень не хочется связываться с левым чуваком, но назвался хулиганом?— будь любезен соответствовать. —?Чего тебе надо? Денег у меня нет, а если в полицию настучать…Неуловимым движением стремный тип выворачивается из довольно цепкой хватки и оправляет задравшуюся рубашку. Секикава успевает заметить тяжелую пряжку ремня, явно не из тех, которыми торгуют на ближайшем вещевом рынке. С обувью у чувака тоже явно все в порядке, так какого, собственно?.. Как там его имя?—?Меня зовут Хонджо,?— будто прочитав чужие мысли отзывается тот. —?Я же сказал, мне от тебя ничего не нужно. Пока.—?Что значит ?пока?? —?мгновенно взрывается Секикава?— дружба с Синдзё, определенно, сказалась на формировании его темперамента. —?Какого вообще черта происходит? Нахрен ты за мной увязался?—?Переживаю,?— хмыкает Хонджо. Ублюдок даже не считает нужным скрыть ухмылку. —?Ночью в этом квартале небезопасно.Вместо ответа Секикава молча бросается в новую драку, намереваясь боднуть головой, но опять дает себя обставить на элементарных, в сущности, приемах. Он пытается атаковать снова и снова, но от гнева трясутся руки и дергается челюсть, плюс он допускает ошибку за ошибкой, а противник остается неуязвимым и практически недосягаемым.—?Чтобы я больше тебя не видел. Свалил отсюда, ясно? —?тяжело дыша выплевывает Секикава, опираясь руками о колени. Он спринтер, а не марафонский бегун?— такие длительные вспышки активности с непривычки дают серьезную нагрузку, в уже пропитавшихся никотином легких что-то возмущенно булькает, мешая сделать глубокий вздох.Его упрямый оппонент мотает головой.—?Нет.—??Нет??— не ясно? Или не свалишь? Слушай, чего ты меня бесишь? —?Секикава слишком устал от безысходной ярости и растерянности, которую он столь тщательно прячет за агрессией. Почему именно он? Что в нем такого?—?Нравишься ты мне очень,?— спокойно произносит Хонджо, будто масло по хлебу размазывает. Его плечи расслабленно опущены, ладони наполовину в карманах. Он никогда не отводит взгляд первым и вечно несет какой-то бред, от которого у Секикавы, тем не менее, регулярно случаются приступы сомнения в адекватности собственного мировосприятия.—?Ч-что? —?хриплым голосом переспрашивает он, будучи уверен, что ослышался.—?Что слышал,?— отзывается Хонджо и, взглянув на часы, по сторонам и, наконец, на Секикаву, спокойно уходит.—?Что за хуйня? —?недоуменно вопрошает Секикава. В ответ раздается далекий лай собак и затихающий рев стартера со стороны автострады. —?Я что, на пидора похож? Что вообще… блин.На следующий день Секикава едва дожидается вечера, чтобы пойти домой привычным маршрутом и набить уже таки настырному типу морду лица, которую тот прячет за маской. Тип его раздражает, и это раздражение копится внутри, мешая думать рационально.Маска его тоже раздражает. ?Когда не видно лица предполагаемого противника?— это, знаете ли, напрягает?,?— оправдывается перед самим собой Секикава. —??К тому же, парень явно нарывается на ответную грубость?,?— убеждает Секикава своё внутреннее ?я?, которое зачем-то раз за разом возвращает его в момент первой встречи у наполовину вскрытой тойоты?— взгляд Хонджо впечатался в память просто на отлично.Он понимает, что прошёл всю дорогу и никого не встретил, когда осознаёт себя стоящим перед подъездом в свой дом в полном одиночестве.?Вот сука?,?— думает Секикава, и почему-то разочарования в этой мысли намного больше, чем всего остального.***Хонджо вырисовывается на горизонте событий в самый неподходящий момент.Занятия давно закончились, и вся компания расходится из их локального парадайза, он же?— раздевалка бывшего бейсбольного клуба. Вакана с Хиямой, как два однояйцевых близнеца-дегенерата, наперебой пошлят на тему последней цыпочки Ании, Ания с поистине вселенским снисхождением пропускает это всё мимо ушей, Хирацука машет журналом, Имаока пытается вразумить друга-дебила не дрочить прямо на улице, Микосиба страдает у выхода?— у него важная миссия хранителя ключей от рая, Окада с Юфуне куда-то линяют практически сразу.Синдзё ждёт Секикаву?— всё равно им в одну сторону, и мир катится по накатанной, не предвещая ничего интересного, и новый учитель с его странными речами катится туда же.—?Не спи, замёрзнешь,?— бросает Секикава Микосибе ключ, и улыбается. —?Не трать своё время здесь, это безнадёжно.Микосиба провожает их взглядом приговорённого на смерть, запирает дверь и решительно возвращается в школу.В подъезде темно?— ночи в апреле наступают рано, а лампочки, как всегда, дефицит и излишняя роскошь?— но Секикава знает все три этажа до квартиры до последней ступеньки, включая надписи на стенах (часть из которых сам же и изобразил), поэтому он идёт, насвистывая привязавшийся мотивчик, засунув руки в карманы и раздумывая фоном, сколько в Кавато дури и блажи, а сколько?— реального упорства и решимости возродить клуб, и, возможно, шанс действительно есть, и тогда было бы реально круто…—?Блять! —?вырывается непроизвольно, когда на площадке между этажами от стены отлипает тень с него ростом и делает шаг вперёд.—?Здаров,?— как ни в чём не бывало кивает тень. Маска маячит мутным белым пятном, словно ориентир, и Секикава не раздумывает, замахиваясь кулаком.По первому впечатлению парень кажется младше возрастом и слабее, тем более что одевается явно прилично и читает не факт, что именно мангу, Секикава не приглядывался особо. В общем, типичный задрот, подловить которого в прошлые разы не удавалось только по чистой случайности. Это оправдание прокатывало вплоть до сегодняшней встречи. Хонджо ловит его кулак ладонью перед самым лицом, выворачивает руку в сторону и дёргает на себя.—?Я же только поздоровался,?— в голосе сквозит обида, самая настоящая, и Секикава с удивлением смотрит на него. Заломанная рука не даёт возможности пошевелиться без болевого эффекта. —?Или ты реально испугался?—?Сука, когда ты отстанешь, а?! —?взрывается Шута. На запястье, там, где Хонджо держит его руку, бешено стучит пульс. —?Я тебе что вообще тут? Чего тебе надо?!—?Никогда,?— отвечает Хонджо. На то, как он снимает маску, Секикава смотрит, не в состоянии даже моргнуть. —?Всё. Тебя.Через секунду до Секикавы доходит, что Хонджо его натурально целует, а он даже не сопротивляется, абсолютно обалдев от осознания только что сказанного. Изнутри поднимается волна противоречивых желаний, из которых побеждает желание размазать настырного ублюдка слоем толщиной в молекулу, но когда он напрягается и кусает Хонджо за губу, одновременно пиная в колено, Хонджо вдруг шумно выдыхает, бьёт его под дых, за два шага впечатывает в стену и засасывает так, что выражение ?перекрыть кислород? становится отнюдь не метафорическим.Затылок больно ударяется об обшарпанную штукатурку, Секикава успевает судорожно вдохнуть?— и всё.—?Надо было сразу так сделать,?— прерывается Хонджо спустя миллион лет.—?Я не из этих,?— несколько запоздало говорит Секикава. Голос сел и слегка хрипит, а губы ощутимо горят. —?Иди на хуй.—?Ага,?— серьёзно кивает Хонджо, возвращает маску на место и проходится по нему явно оценивающим взглядом. —?До завтра.Завтра встречает Секикаву уничтоженным парадайзом, избитым до полусмерти Микосибой и очередным потоком речей от Кавато-сенсея.Определённо, в жизни грядут перемены и важные решения.Ночь для Секикавы проходит в терзаниях доселе неведомого толка. Ворочаясь с боку на бок и не находя удобного положения, он моделирует ситуацию и так, и эдак, представляя, что можно было бы высказать самоуверенному типу, посягнувшему?— нет, не на святое, конечно, но какого черта? Каждая новая реплика кажется еще более хлесткой и удачной, чем предыдущая, а потом он приходит в себя в полной темноте, сжимая в руках жаркую подушку, не находя на ее поверхности ни единого прохладного пятна, и собственная ничтожность, злость и фрустрация стотонным прессом придавливают его с новой силой. Почему удачные идеи посещают лузеров много позже секунды, когда партия автоматически засчитана проигранной? Почему он не сориентировался раньше, не увернулся от захвата, не пробил нокдаун? С какой стати дал придурку уйти безнаказанным? Этот же непременно расценит такой поворот как приглашение к дальнейшим действиям. Хотя куда уж дальше? Дело ведь не в неслыханном мастерстве мудака Хонджо, не в том, что Секикава?— слабак. Он растерялся, а противник успешно обернул секундную заминку в свою пользу.Да и целоваться с ним Секикаве совершенно не понравилось. Абсолютно. Вообще бред какой-то. С какой стати нормальному парню лезть с подобными излияниями к другому, еще более нормальному? Или в стране ставят новый дикий эксперимент, а завтра какое-нибудь компрометирующее фото с его участием засияет на всю префектуру? Секикаву кидает в холодный пот. А что, если это и правда розыгрыш? Он не особенно оглядывался по сторонам, но вдруг сцену его позора наблюдали и другие свидетели? Охуенно, просто зашибись.Хуже другое?— под конец он сам принялся отвечать?— как этот вихрастый псих выучился так целоваться? И ничего ведь особенного… на этом месте Секикава обнаруживает, что уже некоторое время поглаживает собственный член?— причем, определенно, не без успеха. Вот ведь блядь!Когда, наконец, наступает утро, он чувствует себя таким разбитым, будто провел двенадцать раундов на ринге. Синдзё нетерпеливо переминается с ноги на ногу?— живет он дальше всех, но ходит всегда почему-то мимо дома Секикавы.—?Ну ты, блять, копаешься,?— отчитывает он припозднившегося, слегка помятого Секикаву,?— не мог раньше встать подрочить?—?Заткнись,?— огрызается Секикава, на миг позабыв, с кем имеет дело. Без долгих разговоров Синдзё прихватывает его за шиворот и хорошенько встряхивает. Благодаря данному действию в голове Секикавы будто что-то щелкает и, невзирая на болезненные ощущения, он спрашивает:—?Кей-чан, если один человек… ну, хочет… э-э интересуется еще одним человеком, и он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, но хочет, чтобы этот первый человек знал точно, и тогда…Синдзё изумленно швыряет его на землю, словно отмахиваясь от бурного потока информации.—?Какой один человек? Чего он хочет? Кто должен знать… что за хуйня, объясни внятно!—?Не могу,?— принимается артачиться Секикава. —?Это… не мой секрет.Синдзё хмыкает.—?Если одному человеку нужно что-то для себя выяснить, почему он не возьмет и не спросит? Нахрен усложнять себе жизнь?Секикава задумчиво грызет только что сорванную травинку. Про свежие синяки от дружеского приветствия он уже успел благополучно позабыть.—?Хорошо,?— неуверенно кивает он, придя к какому-то общему знаменателю со своим внутренним конфликтером. —?Спасибо, Кей-чан.Синдзё испепеляет его взглядом. Во всей это ситуации он видит ни больше, ни меньше, чем тупой подъеб?— нашел, блять, гуру пикапа. Любому в Никогаку известно, что все девчонки автоматически переадресуются Ании, даже если изначально направлялись они к кому-либо другому.—?Давно не виделись,?— криво ухмыляется Секикава, заприметив неподалеку от подъезда знакомые мелированные вихры.—?Здравствуй,?— кивает Хонджо, откладывая книгу?— со стороны может показаться, что делает он это крайне неторопливо, но Секикава, ожидающий подвоха в любой момент, то и дело вертит головой по сторонам, высматривая засаду отряда аналогичных отморозков.—?Есть у меня есть один вопрос, почему-то очень хочется его задать,?— не слишком добрым голосом продолжает Секикава.Хонджо явно скалится под своей маской, потому что глаза становятся совсем узкими.—?Только один? —?уточняет он. —?Задавай, конечно.—?Что мне сделать, чтобы ты отъебался навсегда? Чего конкретно ты от меня добиваешься? Не с кем подраться? Так пиздуй в Судзуран, тут недалеко!—?Это три вопроса,?— отмечает Хонджо, старательно загибая пальцы. Этот элементарный жест провоцирует в голове Секикавы такой всплеск агрессии, что сам записной задира Синдзё позавидовал бы. —?Просто, чтобы ты был в курсе: я из Судзурана.—?Ч-что?! Хорош пиздеть! Там бы за такие шутки… —?Секикава на пальцах изображает красноречивый жест.Хонджо пожимает плечами.—?Не буду спорить о том, о чем ты понятия не имеешь. Что касается остальных вопросов, я уже ответил вчера. И ты ничего не можешь сделать.—?Не подходи,?— рявкает Секикава, когда Хонджо делает шаг навстречу, будто эта дурь может быть заразной. Хонджо выставляет перед собой раскрытые ладони в знак примирения, не переставая при этом наступать до тех пор, пока Секикава не оказывается прижат спиной ко внешней стене дома. Мысль о том, что заорать, стоя под собственным окном, отпадает сразу?— вот это-то точно станет верхом позора. Хонджо придвигается еще ближе, перехватывает его кулаки, сжимает запястья накрест, не давая возможности вывернуться или поставить блок. Если он сейчас ударит, внутренностям будет очень больно. Вместо этого он почти нависает?— при условно одинаковом росте, проводит носом в опасной близости от виска Секикавы, втягивает воздух. Это так похоже на нежность, которую сам Секикава, в силу каких-то своих личных убеждений давно приравнял к проявлению слабости, что гневные слова, вертевшиеся на языке, разом обращаются в горечь. Мало того, что уже дважды скрутил его как девчонку, так еще и издевается.—?Ты правда мне нравишься, Шута,?— очень спокойным, негромким голосом говорит Хонджо,?— и я сделаю все, что от меня потребуется, чтобы ты в этом убедился.Разом отстранившись, он уходит. Секикава не сползает на землю исключительно потому, что гакуран зацепился за шершавую каменную поверхность. В какой момент его жизнь превратилась в какую-то сраную мелодраму?***Со стороны можно подумать, что Секикава спит, как и половина класса, прикрываясь учебником под заунывное вещание математика на тему рядов и теории вероятностей, но, к сожалению, это не так, хотя при желании Секикава мог бы оправдаться тем, что вероятности в его мыслях, поведении и жизни явно присутствуют и отличаются большим разнообразием.Какова вероятность того, что вихрастый придурок не наврал и он правда из Судзурана? За это?— его умение драться, недюжинная сила и все те мелкие детали биографии, которые Секикава успел нарыть по своим скудным каналам. Против?— с какого хуя пацану из Судзурана лезть целоваться с другим пацаном?Какова вероятность того, что над ним жёстко подшутили или разыграли? За это?— вся сложившаяся ситуация от и до. Против?— Хонджо со своим взглядом и руками, которые тормозят все реакции Секикавы на раз-два.Какова вероятность, что он правда нравится Хонджо? А если нравится, то как парень или как игрок в бейсбол? А если не нравится, он чем-то его задел или обидел в прошлом или просто подвернулся под руку? А Хонджо ему?— нравится? Или он его бесит? И какова вероятность сегодня снова нарваться на него у подъезда? А если он снова его поцелует?— отвечать или убивать? А…-…кикава! Секикава Шута! —?врывается в рассуждения голос учителя. —?К доске!?Нахуй?,?— думает Секикава, пытаясь применить теорему умножения вероятностей зависимых событий к задаче, а не к своей личной жизни. Нахуй это всё.***Хонджо нет ни у подъезда, ни на лестничном пролёте, ни у двери в квартиру, и Секикава чувствует привычное уже разочарование. Мелкий ублюдок за какие-то жалкие семь дней встряхнул его не хуже прошлогодней драки на поле, той самой, после которой дорога в бейсбол оказалась закрыта на полгода.В холодильнике заботливо упакованный матерью в пищевую плёнку ужин, на столе записка с пожеланием поесть и вернуться хотя бы не за полночь, в комнате бардак и забытый с утра телефон, в котором одно непрочитанное сообщение.С минуту Секикава смотрит на символы, из которых складываются слова. Слова, в свою очередь, складываются в предложение, а предложение заставляет его одновременно сжать телефон до хруста и покраснеть на ушах. Потом он швыряет его обратно на стол, переводит взгляд на настенные часы и пулей вылетает на улицу.?Буду в 23-00 у вашего клуба, приходи?—?Придурок,?— шипит Секикава, за шкирку выхватывая Хонджо из промежутка между ящиками с устаревшим инвентарём и оттаскивая подальше от раздевалки, во избежание непредвиденных встреч. —?Какого хрена сюда припёрся?!—?О, ты получил смс? —?как ни в чём не бывало говорит Хонджо, отряхивается и убирает очередной томик манги (как, блять, он умудряется всё время что-то читать?). —?Как день прошёл?—?Охуенно,?— Секикава чувствует привычную уже волну бешенства. —?Надеюсь, у тебя тоже всё хорошо, а теперь ты мне скажешь, откуда знаешь мой номер, и исчезнешь с горизонта!—?У меня свои методы,?— пожимает плечами Хонджо. Подходит вплотную и Секикава зачем-то отступает на шаг назад, к стене школьного здания. Уже остывшие от дневной жары плиты холодят лопатки, сердце колотится с удвоенной силой, а пальцы сами сжимаются в кулаки?— от злости на наглого мальчишку или от злости на себя самого, запутавшегося в определениях, понятиях и несвойственных эмоциях. —?И никуда я не исчезну.От маски Хонджо избавляется виртуозно?— только что она была, а теперь его лицо близко-близко, по щеке тянется глубокая, совсем свежая, царапина, взгляд серьёзный до того, что впору рассмеяться и закончить затянувшуюся шутку, если бы не тонна сомнений в содержании и вообще в наличии этой самой шутки.—?Откуда? —?спрашивает Секикава, тыкая пальцем в багровый подзаживающий след.—?Подрался,?— уклончиво отвечает Хонджо, и от Секикавы не ускользает ни то, как он вздрогнул от этого простого касания, ни то, как замялся с ответом.—?Мм,?— хмыкает Секикава.?Почему бы не убрать уже палец от его щеки?,?— думает он. Почему вообще это не выглядит пошло и не кажется неестественным, конкретно здесь и конкретно сейчас.Целуется всё-таки вихрастый ученик Судзурана более чем охуенно. С этим сложно спорить, особенно если стоишь зажатым между этим самым учеником и стеной, и руки его шарятся где-то в районе талии уже под футболкой, и сам ты ему отвечаешь достаточно однозначно, чтобы потом с обиженным видом высказывать протест.И это совсем не то же самое, что дрочить на красоток в интернете.—?Серьёзно, что ли? —?как-то умудряется спросить Секикава, когда чувствует чужую ладонь на своём члене и это так бьёт по мозгам, что впору взвыть, только чтобы позорно не толкнуться в неё.Хонджо проводит носом по его виску, упирается лбом в лоб и впервые не смотрит в глаза.—?Я знаю тебя два года, ещё с прошлых игр,?— тихо говорит он. —?И теперь я не отступлюсь.Секикава набирает полную грудь воздуха.—?Поэтому да, серьёзно.И этого воздуха оказывается преступно мало, снова.***-…Секикава? Секикава? Ты с нами? —?недовольно повторяет Хияма.По диагонали от него восседает хмурый Синдзё, с внимательностью ученого-фанатика изучающий непривычно замедленную реакцию экспериментального образца. Секикава кивает, но уже через минуту его взгляд вновь принимается блуждать по верхним углам небольшой, в общем-то, раздевалки, знакомой до последнего ржавого гвоздя и трещины в штукатурке.Вчерашний экспириенс с Хонджо однозначно не прошел даром?— сперва Секикава не знал, куда деться от стыда за свою несдержанность: подумать только, совершенно незнакомый тип (четыре предыдущие встречи при данных обстоятельствах не в счет) запустил руки ему в штаны, а он позволил?— мало того, еще и едва не стонал ему в рот, цепляясь руками за плечи. Ебаный стыд, ни дать, ни взять. Изумляет другое?— почему он повелся, просто взял и поверил? С какой стати не может дать достойный отпор? Давно ли ответить ?нет? и матом объяснить, куда пройти, стало запредельно сложно? Хотя не далее, чем сегодня после тренировки какие-то выпускники принялись нарываться, и тут не возникло ни малейших проблем ни со словарным запасом, ни с применением грубой физической силы. Выходит, дело не в том, что он размяк и утратил сноровку, а в том, что это Хонджо. Секикава трясет головой, ловит на себе возмущенно-встревоженные взгляды остальных и понимает, что опять прослушал нечто архиважное.Когда он уже переодевается, телефон тихо вибрирует, оповещая о новом входящем.?Как насчет сходить поесть??Секикава разрывается между двумя противоречивыми по своей природе желаниями: встрепенувшийся желудок настойчиво напоминает о своем существовании утробным урчанием, на которое даже оборачивается Микосиба; в то же время остатки сознательности, перекрикивая друг друга, вопят, чтобы Секикава делал ноги, потерял телефон и поменял место жительства. В результате, побеждают низменные инстинкты, и сообщение ?Тебе заняться в жизни нечем? Куда?? уходит на номер, который Секикава в силу врожденного упрямства все еще отказывается заносить в телефонную книжку.Хонджо поджидает его у поворота к более оживленной части округа. Секикава обращает внимание, что обложки у его книг меняются каждый раз.—?Ну чего ты ко мне прицепился? —?по инерции бурчит он, чтобы выдержать лицо.Хонджо улыбается глазами.—?Куда пойдем?Секикава лишь сейчас прикидывает количество доступной наличности в карманах и едва не чертыхается от собственной непредусмотрительности.—?Я не голодный,?— врет он, глядя чуть повыше левого плеча Хонджо,?— мы ели после тренировки.Хонджо делает такое лицо, будто прислушивается к сигналам подводных лодок. В этот момент желудок Секикавы не находит ничего лучше, чем предательски заурчать.—?Ну да,?— реагирует Хонджо как ни в чем не бывало,?— конечно. Тогда я поем, а если ты тоже захочешь?— дозакажем,?— уже через десять минут он имеет счастье наблюдать за тем, с какой скоростью Секикава уплетает все подряд. Вечер опускается слишком быстро?— Секикаве кажется, что они только что пришли, но взглянув на часы, он понимает, что сегодняшняя встреча затянулась на три с половиной часа?— назвать это свиданием, несмотря на четко изложенные ранее мотивы Хонджо, у него не хватает смелости. Он с трудом может вспомнить время, когда ему доводилось столько говорить не только о бейсболе, но и о себе?— Хонджо слушает с жадностью человека, который много лет вынужденно отсутствовал и теперь жаждет поскорее наверстать упущенное. В ответ на неловкие заверения Секикавы о возвращении долга он серьезно кивает, не делая попытки его переубедить. Классическое свидание должно выглядеть совсем не так?— они даже не целуются на прощание. Это последнее обстоятельство оставляет Секикаву в странном подвешенном состоянии. Будь он чуть более зрелым и откровенным с самим собой, невнятное чувство достаточно легко уложилось бы в определение разочарования.Начисто игнорируя классическое правило трех дней, Хонджо терпеливо поджидает его после тренировки уже на следующий день. Секикава даже теряется от столь неслыханной наглости.—?А если бы я был занят? —?запальчиво выкрикивает он вместо приветствия.Хонджо пожимает плечами.—?Но ведь это не так.—?Бл…ин. Чувак, у нормальных людей всегда найдется, чем заняться!—?Так о чем речь. Пойдем в кино?Секикава колеблется. Просто сходить поесть он мог бы с кем угодно из клуба. Кино, с другой стороны?— место куда более романтичное. Все эти темные залы, два часа впритирку без единой возможности слинять… Хонджо терпеливо ждет его решения, не навязываясь, не принуждая. Не пытаясь уговорить.—?Ладно,?— неохотно произносит Секикава. Он хочет добавить угрозу на случай действий непристойного характера, но вместо этого почему-то говорит:?— Только никаких соплей и мыла!В итоге, действие на экране до такой степени его увлекает, что ненавязчиво заброшенную на спинку его кресла руку Хонджо, сползшую до уровня его плеч, он замечает лишь с финальными титрами.—?Ну как, нормальный фильм? —?зачем-то спрашивает тот, и все, о чем думает Секикава?— как бы было здорово, если бы чертова маска не загораживала половину его лица.—?Ну, не конец света,?— нарочито-небрежно роняет он, незаметно отстраняясь. Хонджо развлекает его беседой до самого подъезда, целует на прощание, отхватывает тычок под ребра?— стоит ли упоминать, что и ребенок не поверил бы, что Секикава промахнулся?В пятницу тренировка заканчивается значительно раньше, а потому времени, чтобы нагрузиться пивом после оказывается больше, чем достаточно?— неофициальный запрет распространяется только на сигареты. Вот почему, когда Секикава выкатывается из раздевалки, на дворе стоит глубокая ночь, а в памяти телефона болтается два непрочитанных входящих, содержание которых сводится примерно к тому, что Хонджо уже с час ждет его на заброшенном поле у реки. Секикава направляет свои стопы к указанной локации исключительно потому, что планов на субботний вечер, в отличие от вчерашнего, у него отродясь не водилось.—?Здарова! —?орет он на весь пустырь и размахивает руками с нездоровым энтузиазмом.—?Ты пил? —?уточняет Хонджо, и до самого конца их недолгой прогулки выражение приправленного необъяснимой нежностью любопытства не сходит с его лица. До Секикавы начинает доходить, что он, мягко говоря, перебрал, когда в ответ на замечание о развязанном шнурке Хонджо тормозит прямо посреди улицы и, присев, быстро устраняет сложившуюся проблему. Сам Секикава при этом стоит, приоткрыв рот, охуевая от подобного непробиваемого задора. Запах пива ничуть не является помехой для прощального ритуала, включающего губы, язык и чуть больше прикосновений, чем предписывают любые существующие правила этикета.Новое смс приходит поздним утром, когда Секикава, преодолев лень, вываливается из измятой постели.?Приходи ко мне вечером??Он смотрит на дисплей так долго, что подсветка успевает погаснуть. Ни для кого не секрет, с какой целью его приглашают, но не совсем понятно, что делать с этим блестящим знанием. Пауза затягивается до обеда. Хонджо молчит, не предоставляя ему ни единого варианта для отступления. Только то, чего хочет сам Секикава. 160 знаков?— чертова уйма слов, и из них всех он выбирает одно.?Ладно?.Не то, чтобы ему было, что терять. Ну, кроме девственности, конечно.Весь день Секикава тратит на то, чтобы поиграть в скопившиеся игры, как-то затолкать в себя бутерброд?— есть не хочется совсем?— и проваляться на кровати, бездумно глазея в потолок под плейлист, поставленный на рэндом.Мысли о предстоящем вечере он упорно заворачивает поглубже, но не думать совсем не получается.Он сказал?— ?ладно?. Он, Секикава Шута, в здравом уме и твёрдой памяти, сказал ?ладно? на предложение прийти вечером домой к парню, которого знает в общей сложности пару недель и который не считает нужным скрывать своих намерений. Не позаниматься же математикой он его зовёт, в самом деле.Зажмуриваясь, Секикава готов умереть, но всё-таки додумывает мысль до конца?— именно потому, что Хонджо ничего не скрывает, хочется проверить эти самые намерения на прочность. Именно потому, что Хонджо прямолинеен и предельно честен с самой первой их встречи, хочется ему поверить. Именно потому, что Хонджо всегда даёт возможность обдумать (отказаться или сбежать на край света у Секикавы шансов нет, как ему ясно дали понять), Секикава хочет хоть как-то встряхнуть его, чтобы эмоции проявились более явно.Как тогда, у клуба, когда Хонджо сказал, что знает о нём два года и не намерен отпускать.Он понятия не имеет, где Хонджо живёт, но в половину пятого приходит смс с подробным описанием маршрута, автобуса, на котором лучше ехать, и ?я встречу, не беспокойся?. ?Да заебись, какое беспокойство?,?— думает Секикава, приглаживая непослушные жёсткие волосы, психуя и засовывая голову под холодную воду.Он тянет время до восьми, потом выключает компьютер, набрасывает потёртую джинсовку, суёт в карман телефон и смотрит на себя в зеркало.Пиздец.—?Йоу,?— Хонджо чуть наклоняет голову на бок, что, видимо, должно означать ?ты отлично выглядишь?, или ?я рад тебя видеть?, или ?как доехал??, или ещё что-то, не менее идиотское.Секикава чувствует волну раздражения, скручивающуюся от солнечного сплетения вверх, но разогнаться в этом привычном чувстве не успевает.—?Здесь недалеко,?— ничуть не смущаясь, Хонджо берёт его за руку и уверенно идёт в нужном направлении. —?Дома никого, не переживай.—?Я не переживаю,?— огрызается Секикава, делая слабую попытку выдернуть руку, но хватка Хонджо такая же, как и его намерения?— жёсткая и непоколебимая. —?Да отпусти ты.—?Неа,?— засранец даже не считает нужным посмотреть на него. —?Мне так нравится.Дом у Хонджо на редкость опрятный, даже богатый, можно сказать. Хотя Секикава не считает, что лично он живёт совсем уж плохо, но разница между квартирой в стандартной многоэтажке и частным домом в два с половиной?— мансарда тускло отблёскивает стёклами в свете фонарей?— этажа есть, и довольно существенная.Хонджо открывает невысокие узорчатые ворота, пропуская Секикаву на внутреннюю территорию, звякает ключами, отпирая входную дверь.—?Ты точно учишься в Судзуране? —?интересуется Секикава. —?Нехилый домик.—?Родители в разъездах триста пятьдесят дней в году,?— включить свет в прихожей Хонджо не считает нужным. —?Им всё равно, где я учусь, пока я не доставляю проблем с оценками.Пока Секикава придумывает следующую реплику во избежание неловкого молчания, Хонджо успевает снять кроссовки, скинуть лёгкую куртку и избавиться от маски. Он не делает ничего особенного, но ноги внезапно становятся ватными, ладони потеют и очень хочется натянуть кепку пониже, чтобы скрыть лицо.—?Шута,?— говорит Хонджо. —?Я не дам тебе ни одной возможности сбежать.—?…И пить ты тоже не будешь,?— заканчивает он, перехватив взгляд, нацеленный на стойку с явно небезалкогольным содержимым. Он хочет, чтобы Секикава запомнил?— есть вещи, которые невольно врезаются в память, каким бы безбашенным ты ни был. От этой мысли изнутри расползается жар.—?Я и не собирался,?— запальчиво возражает Секикава и добавляет уже гораздо тише, все-таки надвигая кепку на глаза:?— Мне раздеться? —?ему и в голову не приходит, что в любую минуту мог бы запросто развернуться и уйти.—?Если хочешь,?— серьезно кивает Хонджо. Как будто, если Секикава скажет ?нет?, все еще можно переиграть и сделать вид, что и не собирались.Они избавляются от одежды, стоя в противоположных углах комнаты. Жалюзи опущены, свет погашен, лишь светятся суматошно мельтешащие полосы скринсейвера, оставляя длинные смазанные писксельные следы. Секикава складывает носки с такой аккуратностью, будто участвует в чемпионате мира среди упаковщиков. Он спиной ощущает отнюдь не целомудренный взгляд Хонджо, а потому шорты с бельем приберегает напоследок. Это хуже покера на раздевания?— там хоть существует шанс отыграться, а здесь все как бы известно заранее. Если бы знал, что все так обернется, надел бы еще одну майку. Или даже две. С другой стороны, опять же, они взрослые люди, обоим понятно, что предстоит отнюдь не партия в шахматы, поэтому нечего строить из себя последний оплот невинности и тратить чужое время… Теплая ладонь уверенно ложится на середину хребта, и он предсказуемо вздрагивает.—?Не бойся,?— очень тихо говорит Хонджо,?— все окей.—?Я не боюсь! —?начинает заводиться Секикава, но пальцы с силой сжимают две точки у основания шеи, затем давление столь же стремительно ослабевает и физическое напряжение, копившееся весь день, разом отступает.—?Я тоже этого раньше не делал,?— зачем-то делится Хонджо, и Секикаву пробирает озноб от такой искренности.—?Я не… ты… —?в ответ он отхватывает яростный поцелуй, и дальше никто уже не останавливается ни на секунду.Как и всякому под завязку занятому подростку, Секикаве и в голову не приходило, что напряжение сексуального характера может концентрироваться не исключительно в возбужденном члене?— Хонджо трогает его в, казалось бы, совершенно рандомных местах, и от его прикосновений горит не только кожа, но и все, что внутри полыхает огнем. Он чувствует укус и издает звук, похожий на рык и стон одновременно, но Хонджо отталкивает его руки от пострадавшего участка шеи.—?Когда-нибудь,?— обещает он своим спокойным тоном, которым впору озвучивать закадровое повествование фильмов об Апокалипсисе,?— сыграем в игру на количество засосов.Секикава не хочет думать о том, во что превратится его шея, грудь и загривок к концу сегодняшней встречи. Хотя, совсем скоро наступит завтра, и тогда… —?додумать эту, безусловно, волнующую мысль он не успевает, потому что Хонджо, все так же не теряя самообладания, принимается водить носом по его животу, а еще через секунду подключает губы и язык. Сперва Секикава еще порывается возразить, что он не девушка, а потому ему нет нужды валяться как обездвиженной тушке тунца, каким бы деликатесом это ни считалось в классическом понимании доступной сексуальности, но, в конечном счете, все, что ему остается?— сжимать зубы покрепче, стараться не взвыть от тактильного пресыщения и не исцарапать Хонджо спину и предплечья.—?Что ты делаешь? —?шипит он, уже не в состоянии как контролировать тембр голоса, взобравшийся едва не до фальцета, так и держать глаза открытыми. Хонджо выпускает его член изо рта, вскидывает взгляд.—?Тебе не нравится? —?уточняет он, и это выражение максимально приближено к тому, что обычные люди называют смущением, о котором он сам, видимо, понятия не имеет. Секикаве кажется, что кожа на щеках сейчас попросту отслоится от теплового облучения из недр организма. Именно этот момент он и запоминает на всю жизнь.—?Нет… то есть, да! Нравится,?— поясняет он, прикрывая глаза сгибом локтя, как будто это поможет ему спрятаться. Да, ему нравится, даже слишком. Так нравится, что он с трудом удерживает колени относительно рядом, а руки при себе, чтобы не вцепиться в мелированную полосу на чужом затылке?— в темноте она кажется едва ли не сединой.—?Окей,?— опять говорит Хонджо, и по голосу слышно, что он улыбается.Улыбается, нависая над совершенно голым чуваком, собираясь продолжить ему отсасывать?— когда все в жизни Секикавы пошло не так? Он зажмуривается, лихорадочно дышит, и биение сердца дробью отдается в ушах. Он напрягается, чувствуя в себе пальцы?— сперва один, потом еще. Разумеется, он не строил иллюзий на тему кто кого отымеет, и ему отнюдь не больно?— больше странно, но от неизвестности перед дальнейшим делается весьма не по себе.—?Не могу обещать, что тебе понравится сразу,?— будто извиняясь предупреждает Хонджо. До сих пор всем нравилось почти все. —?Но потом должно быть мега.Он с силой выдыхает через нос, и Секикава впервые задумывается, каких усилий Хонджо стоит держать себя в руках. Ему не стыдно за собственный эгоизм только потому, что в данный момент ему в принципе не стыдно ни за что в мире.—?Угу,?— отзывается он?— выходит хрипло и гораздо громче, чем следует, но Хонджо целует его так, будто хотел этого всю сознательную жизнь, и это чуть круче, чем охуенно. Быть может, и правда хотел.И все же, когда пальцы сменяются давлением члена, Секикава замирает, втянув живот, закусив собственную губу, чтобы ненароком не укусить Хонджо.—?Шута,?— зовет тот, нависая сверху. Его лицо так близко, что глаза кажутся совсем темными от заслонившей их тени. Экран гаснет совсем, и остается шершавая бархатная темнота, горячие выдохи в щеку, случайный поцелуй в подбородок, прежде чем Хонджо находит его губы своими, толкается одновременно?— и языком, и членом, сразу и до конца, останавливается, и в этот момент его дрожь передается Секикаве, который разжимает судорожно стиснутые кулаки, открывает глаза, но не видит решительно ничего, кроме закручивающейся воронкой черноты. Когда периферийное зрение различает блеск белков глаз Хонджо и полоску зубов в приоткрытом рту, Секикава сглатывает и дергается. —?Можно? —?шепчет Хонджо и каким-то невероятным образом чувствует кивок, не прикасаясь к его лицу. —?Шута,?— говорит он, осторожно подается бедрами вперед?— Секикава слышит, как хрустят суставы его запястий; создается ощущение, что от такого давления грудных клеток рано или поздно может случиться перелом реберных костей, или остановка сердца, или полное и окончательное слияние. —?Шута, я…—?Давай уже,?— подгоняет тот, толкая Хонджо пяткой под колено.Хонджо снова и снова повторяет его имя, как заведенный. Будто дорвался или с ума сошел, чего, в общем-то, нельзя исключать. Поймав какой-то свой личный драйв, он двигается куда уверенней, наращивая темп, разгоняя скопившиеся вокруг них атомы. Секикава не возражает?— болезненное ощущение ушло совсем, а от трения чужого пресса о собственный член тоже можно отхватить кое-что. По короткому, мощному вдоху и едва уловимой дрожи он догадывается, что свой кайф Хонджо на сегодня отхватил. Ну вот, всё.Он не успевает даже привстать, когда его опрокидывают обратно на постель.—?Прости,?— низким голосом цедит Хонджо, с силой сжимая его плечи,?— с тобой я еще не закончил.Секикава не испытывает ни малейшего злорадства, когда тот закашливается?— эйфория после оргазма напрочь лишает его сил.—?Я сейчас засну,?— информирует он темноту, и чувствует локтем чужие ребра.—?Спи,?— напутствует Хонджо, подтягивая одеяло повыше.Секикава просыпается на рассвете безо всякого будильника, дыша ему в шею, с затекшей от неудобного положения правой рукой, подсунутой Хонджо под бок. Левая крепко сцеплена с ней пальцами?— если бы Хонджо и захотел, он все равно не смог бы выбраться.Несколько минут Секикава не шевелится, заново осознавая всё, что было вчера вечером. Потом с трудом расцепляет пальцы?— судя по всему, в таком положении они провели большую часть ночи?— осторожно вытаскивает правую руку и так же осторожно, стараясь не разбудить Хонджо, садится.Сказать, что ничего не болит и нет никакого дискомфорта, было бы слишком неправдой, но, по-честному, он думал, что будет хуже. В принципе, от самого факта, что он об этом думал, ему должно быть стыдно или как-то вроде этого.Секикава честно пытается найти в себе хоть каплю сожаления или отвращения, но на ум приходят только руки Хонджо, которые умеют, оказывается, не только со всей силы бить, но и с не меньшей нежностью прикасаться, язык Хонджо, который не врёт ни в словах, ни в действиях, и сам Хонджо, который едва слышно сопит в паре сантиметров рядом под тонким одеялом.—?Охуеть,?— вслух думает Секикава. —?Просто охуеть.Он успевает наполовину одеться, неторопливо доковылять?— ничто не проходит бесследно в первое время?— до ванной, умыться, спуститься вниз и включить кофеварку. Почему-то заняться приготовлением кофе не кажется ему плохой идеей.—?Урмфп,?— тяжело бухается ему в плечо невесть как подкравшийся сзади Хонджо.—?Блять,?— Секикава вздрагивает от неожиданности. —?Чего не спится тебе?—?Доброе утро,?— бубнит Хонджо, не поднимая головы, и даже не думает отходить, наоборот?— обнимает за талию, сцепляя руки впереди в замок. —?Есть хочу.—?Больше ничего не изволите? —?ехидничает Секикава, упрямо игнорируя разливающееся внутри тепло. —?Отцепись, неудобно.—?Изволю,?— Хонджо ведёт носом по линии шеи до коротко обритых волос, останавливается за ухом. —?Но полагаю, ты пока не в состоянии, так что потерплю.?Видимо, я сдался ещё в самом начале?,?— думает Секикава.Хонджо потягивается, лохматый со сна, в сползающих спортивных штанах; на спине ряд синяков, плавно переходящих под рёбра с боку, свежий кровоподтёк, обманчиво ровные, едва заметные линии мышц; на шее вполне однозначный багровый след.?Сдался без сопротивления?,?— думает Секикава, потирая собственную шею, смотреть на которую перестал ещё в ванной.Весь день Хонджо, как истинный джентльмен, не достаёт его смсками и звонками, давая уйму времени на обдумывание ситуации. Он не ждёт у школы после занятий, не маячит у бейсбольного поля во время тренировки, не выныривает внезапно из тени по дороге домой и даже в подъезде между этажами Секикаву встречают исключительно дворовые коты и свежее граффити.?Ты уже дома??,?— приходит смс аккурат в тот момент, когда Секикава уже почти готов написать сам ерунду типа ?куда пропал? или ?как это понимать?.?Пошли прогуляемся??,?— приходит вторая, практически сразу же, заставляя Секикаву нервно усмехнуться.Оказывается, он уже успел?— нет, не влюбиться, конечно же, никакой сентиментальной ерунды, ни за что?— привыкнуть к постоянному присутствию Хонджо, и целый день без него сказался на воображении не лучшим образом.?Пошли?, пишет он и, подумав, добавляет номер в записную книжку и на быстрый вызов.Единица?— мама, четвёрка?— Кей-чан.Двойка?— Хонджо Т. Два года, Секикава запомнил.***Поскольку вариант с кафе и с кинотеатром уже был, Хонджо тащит его в сторону залива, по пути рассказывая истории из своей школьной жизни.—?Я наслышан о Судзуране,?— перебивает его Секикава. Пиво в руке приятно холодит ладонь, и с залива тянет морем и солью. —?Тот ещё парадайз.—?На самом деле, не худшее место,?— пожимает плечами Хонджо. —?Но тебе не интересно, да?—?Мне другое интересно,?— начинает Секикава, но запинается на середине фразы. —?А, неважно, это глупо.Хонджо молчит, не подгоняя его и не выпытывая, но у Секикавы даже не возникает мысли, что ему всё равно. Скорее, это у него лично стоит барьер на озвучивание подобных вопросов.—?Почему я? —?наконец выдавливает он еле слышно. Кепка забыта дома и спрятать хотя бы лицо нет шансов. —?Есть варианты и повыигрышней.—?Нет. —?Хонджо обгоняет его на шаг, разворачивается и смотрит прямо в глаза. —?Для меня?— нет.Спорить с ним нет никакого желания.—?Зайдёшь? —?спрашивает Хонджо, когда они чудесным образом оказываются около его дома.Вместо ответа Секикава слегка толкает его в плечо, первым заходя внутрь.***Ежесекундно оглядываясь по сторонам, Синдзё добирается до дальней кабинки мужского туалета и, привалившись к расхлябанной дверце плечом, наконец решается перевести дыхание. Сжатая в слегка потной ладони записка, перехваченная самым что ни на есть низменным образом, измялась просто до неприличия, верхние строки даже слегка расплылись, но разобрать кривоватые иероглифы можно. Осторожно развернув хрустящую страницу в клеточку, Синдзё смахивает несколько белых лепестков и принимается читать.?Секикава!??— пишет этот восторженный дебил из Судзурана, чтобы ему уже навечно срастись со своим противогазом. —??Я ждал до одиннадцати, но ты не перезвонил, поэтому я пришел к выводу, что ты заснул?,?— Синдзё фыркает. Тоже еще мыслитель. —??У нас должна была быть геометрия, но Киришима (я тебе про него рассказывал) решил, что пора навести порядок на параллели, поэтому мы два урока вели переговоры с остальными классами, в ходе которых выяснилось, что никто больше не хочет вести переговоры. Киришима доволен, но, видимо по инерции продолжает что-то бубнить. Мне рассекли бровь, поэтому пришлось заклеить ее пластырем, но все равно неудобно?,?— (?жалко, что тебе череп не рассекли?,?— мстительно подумал Синдзё). —??Сугихара гадает на цветах сакуры?— под окнами их целый сад. Я слышу звон разбитого стекла?— наверное, кто-то из старшеклассников проводит воспитательный рейд. Пойду проверю, а то Киришима уже начинает ныть и угрожать.?Синдзё почесал в затылке. Ну и что этот странный придурок хотел этим сказать? Приглядевшись, он заметил приписку в самом низу страницы.?P.S. Увидимся вечером??Ага! Увидитесь вы, как же! Синдзё победоносно вскидывает кулак вверх и приглядывается внимательнее.?P.P.S. P.S. —?это постскриптум, но не надо запоминать, не забивай себе голову.Всегда твойХонджо Тошиаки?.Синдзё скрипит зубами от злости. Пока нормальные серьезные люди, не жалея сил, до седьмого пота выкладываются на бейсбольном поле и в тренажерном зале, эти устроили тут голубую рапсодию.—?Секикава! —?орет он так, что стекла в туалете слегка дрожат. Да и не только стекла, если уж совсем начистоту. —?Секикава, иди сюда! А то хуже будет! Есть разговор!—?Чего тебе? —?Секикава пинком распахивает дверь туалета. —?Орёшь как резаный.Синдзё щурится, ненавязчиво обходит по стенке Секикаву и таким же пинком захлопывает дверь обратно.—?Я смотрю, шашеньки закрутил с Судзураном,?— вкрадчиво начинает было он, но тут же, не сдержавшись, с размаху впечатывает Секикаву в сине-зелёную плитку. —?А как же команда?!-…чё? —?перед глазами пляшут звезды, и никто бы не поручился, что они ненастоящие.Синдзё разминает кулаки, хрустит пальцами и плечевыми суставами, терпеливо дожидаясь, пока Секикава встанет. Терпение закономерно кончается, стоит только Шуте качнуться в его сторону и задеть рукав ирокезом?— налаченным, сука! ?Наверняка ещё и надушенным?,?— с отвращением думает Синдзё.—?Ничё! —?рявкает он, впечатывая Секикаву в плитку точно в то же место. —?Тренироваться надо, а не шляться!Звёзды, уже привычно подмигнув Секикаве, выстраиваются по линеечке, чтобы не мешать дружескому общению.—?Ты накурился, что ли? —?интересуется Секикава, когда снова может говорить.—??Ты накурился, что ли?,?— передразнивает его Синдзё, сплевывает и хватает за грудки. —?Бесишь ты меня просто!?Сука, охуенный довод?,?— сквозь туман в голове отмечает Секикава, прежде чем отключиться.Записку Синдзё ему, конечно же, не возвращает. За собственноручно избитого Секикаву противно на себя даже смотреть, и Синдзё принимает решение снять стресс в другом месте, тем более что причина избиения им секикавы и вообще причина ненависти последних дней по счастливому стечению обстоятельств обучается именно там.***—?Поговорим? —?раздается громоподобный голос сверху. Хонджо неторопливо отмечает закладкой страницу, закрывает и откладывает книгу, нарочито медленно поднимает глаза: так и есть, Лабрадор из Никогаку. Как в воду с утра глядел.—?А ты кто такой? —?от злости у лабрадора скрипят зубы. —?Не надо так нервничать.—?Не твое дело, кто я такой!—?Тогда о чем нам с тобой разговаривать? —?Хонджо столь же медлительно потягивается и с хрустом разминает пальцы. Удивителен уже тот факт, что этот тип умудрился просочиться на территорию Судзурана, оставшись в живых.—?Есть тут одна тема,?— сумрачно обещает Лабрадор, дернув ртом. —?Надо бы перетереть по-хорошему.—?Слушаю тебя.—?Нет уж, пойдем выйдем,?— артачится упрямый чел, вздергивая подбородок. Видимо, таким образом у него выражаются личные пацанские понятия о чести. Сугихара предостерегающе приподнимается из-за стола во весь свой недетский рост. Лабрадор, набычившись, выпячивает нижнюю челюсть и принимается закатывать рукава. Хорошо еще, Киришима отлучился по каким-то своим архиважным делам?— не иначе как унять шило в заднице. Хонджо кивает Сугихаре, подняв руку в примирительном жесте.—?Я разберусь,?— и, обернувшись к непрошенному гостю, настойчиво требовавшему его безраздельного внимания, добавляет:?— Ну, пойдем.В небе сгущаются свинцовые тучи, ветер безжалостно треплет ветки ближайшей сакуры, срывая нежно-розовый цвет. С крыши доносятся нечеловеческие вопли: не иначе Сэридзава затеял очередную партию в кегельбан.—?Ты одноклассник Шуты? —?пытается пойти на мировую Хонджо. Портить отношения даже с агрессивно настроенными приятелями Секикавы на всякий случай не хотелось бы. —?Или вы в одной команде играете?—?В одной, блять, команде,?— соглашается Лабрадор. —?Ща я покажу, во что мы там играем.—?Чувак, да в чем твоя проблема? —?Хонджо с трудом уворачивается от мастерски крепкого хука справа. Лабрадорам положено быть добрыми и покладистыми, а этот попался какой-то бракованный. У окон первого этажа уже собралась изрядная толпа желающих поглазеть на очередной мордобой?— будто своих мало.—?Ты?— моя проблема! —?ревет окончательно выведенный из себя Лабрадор. Видимо, не привык, что ему дают отпор. Под глазами у обоих уже наливались солидные лиловые фонари, челюсть ноет от добротного пинка. —?Избавлюсь от тебя, и все станет окей!—?Это из-за Шу… Секикавы? —?внезапно доходит до Хонджо. —?Чува-ак, да ты ревнуешь!Лицо Синдзё перекашивает пуще прежнего. Взревев, он ломится на противника, когда чей-то ленивый голос вклинивается в его воспаленное от ярости сознание:—?Хонджо, у нас стрелка с B классом, забыл?—?Прости,?— слегка смешавшись, ненавистный ублюдок снимает окровавленную маску и вытаскивает из кармана новую. —?Мне пора. Как-нибудь еще поговорим,?— ошарашенный Синдзё только и может стоять, тупо глядя ему вслед, дыша тяжело и сорвано. У самой двери черного хода урод тормозит и, обернувшись, машет рукой. —?Ты классный, не переживай!От рыка Синдзё, которого осеняет, как легко он дал себя одурачить, взвивается в небо стайка рассерженных воронов, кучковавшихся на торчащей из стены арматуре.***Секикава хмуро глядит, как медсестра мажет его предплечье хорошей порцией йода под бдительным взглядом Ании, и пытается разобраться в происходящем.Во-первых, с Синдзё явно что-то не в порядке?— мягко говоря. Давно уже не было таких душевных разговоров между ними, и Секикава искренне надеялся, что и не будет. Во-вторых, Кей явно не высыпается последние дни, иначе с чего бы тёмные круги под глазами. Хотя эту мысль Секикава быстро отбрасывает как к делу не особо относящуюся. В-третьих, от Хонджо ничего не слышно уже дня три, и это начинает медленно и неотвратимо нервировать.Воображение рисует Тошиаки, потерявшего сознание в череде постоянных тестов и контрольных, зачитавшегося книгами до состояния Будды, подравшегося с вечерниками из школы при заводе железобетонных конструкций и теперь валяющегося где-нибудь в реанимации…-…ва? Секикава? —?голос Ании наконец пробивается сквозь мрачные мысли. —?Алле?—?Я тут,?— машинально отзывается Шута, ойкнув, когда медсестра лепит пластырь поперек ссадины на скуле, и встает.Пытается встать: ноги не слушаются. Медсестра, презрительно фыркнув, велит ему полежать часик в медицинском закутке за ширмой и удаляется пить чай.—?У тебя всё нормально? —?с живым участием интересуется Ания. —?В смысле с Синдзё?—?Я ему подружка, что ли? —?бубнит Секикава, краснея и отворачиваясь к стенке.Ания шевелит бровями, жует губу, пожимает плечами.—?Ну, вы, типа, как друзья,?— говорит он. —?Хорошие такие друзья, даже лучше Юфуне с Окадой… даже не совсем друзья, я бы сказал…—?У меня есть де… пар. Неважно,?— бормочет Секикава. —?Иди к чёрту.Многозначительно присвистнув, Ания шмыгает носом и уходит.Не к чёрту, конечно, но поговорить с Синдзё стоит хотя бы ради того, чтобы объяснить ему про ревность, чувство собственничества и некоторые нюансы человеческих взаимоотношений. С Секикавой он тоже поговорит, но только когда тот дозреет.Тренировка начинается с традиционного плача-причитания Микосибы.—?Что же теперь будет?! —?голосит капитан, заламывая руки и взывая к молчаливым небесам.—?Ну че будет, найдем замену,?— пожимает плечами Хияма.Микосиба исторгает новый вопль, исполненный нечеловеческого страдания.—?Да хорош орать,?— морщится Ания, не проронивший ни слова с самого начала экстренного сбора.—?Что это за школа вообще? —?встревает Имаока.Остальные смотрят на него как на слабоумного.—?У Окады вон спроси,?— хмыкает Вакана.—?Кто бы говорил,?— вступается Юфуне.—?А что случилось? —?ожидая новой напасти, всплескивает руками Микосиба. —?Уже подрались?—?Да был тут прецедент,?— сумрачно отмахивается Окада.—?А у Хирацуки там вообще брат учится,?— некстати вспоминает Хияма и все оборачиваются ко входной двери, за которую тщетно пытается проскользнуть вышеупомянутый. —?Ну-ка, колись, что за порядки в этой школке?Из коридора доносится радостный напев влюбленного минотавра.—?Кавато ни слова,?— на всякий случай напутствует Ания, остальные послушно кивают и утыкаются в свои шкафчики с таким видом, словно нежданно-негаданно обнаружили там, по меньшей мере, по золотому слитку.—?Я считаю, Секикава должен сам все решить,?— едва в коридоре стихают учительские шаги, озвучивает общую мысль Ания. —?Это не наше дело, чуваки.—?Но Хирацуку про Судзуран лучше расспросить,?— замечает Хияма. —?На всякий случай,?— Хирацука как раз совершенствует навыки крадущегося тигра и затаившегося дракона.—?Я ничего не обещаю,?— быстро произносит он, придав себе донельзя занятой вид,?— я… ничего не обещаю.Один за другим, члены клуба уходят, ободряюще хлопая его по спине. Наконец, Секикава остается один. Во всей школе ни души?— кроме него и ночного сторожа, вестимо. Тяжело рухнув на скамью, Секикава выуживает замусоленный телефон с треснувшим экраном?— последствия утренней стычки с озлобленным Синдзё.?Кей-чан?,?— печатает он как в старые добрые времена,?— ?я в раздевалке. Есть разговор?.***—?Они все ебанутые,?— по секрету сообщает Хирацука, изображая падение змеи в пасть орла,?— я сам видел.Ания и остальные сидят на широких, нагретых за день солнцем плитах на берегу реки.—?Что ты видел? —?скорее для проформы, нежели всерьёз, интересуется Хияма. Рука Ваканы, касающаяся его ладони, намного интереснее всего, происходящего в мире, и уж тем более интереснее фантазий всяких чудиков.—?Ну, помните того чувака, с которым болтается в последнее время Синдзё? —?орёл в мучениях умирает, задушенный змеёй изнутри, судя по скрипам и воплям. —?С ним ещё два ходят, таких же.Ания скептически хмыкает.—?Они на днях стрелку с заводскими забили, точнее, заводские с ними,?— Хирацука спотыкается, змея пытается уползти, и орёл клюёт её всеми двумя своими клювами. —?Так один не пошёл, другой в парикмахерской косы подстригал, а самый их главный один положил человек пятнадцать.—?Да хорош трепать,?— недоверчиво приподнимается на локтях Окада. —?Идзаки там не было.—?Я про Киришиму,?— поясняет Хирацука. Окада презрительно кривится. —?А Синдзё, между прочим, с ним какие-то тёрки там завёл.***?Кей-чан, я в раздевалке. Есть разговор?, читает Синдзё смс, хмурится, давит порыв разъебать телефон об стену и неторопливо разворачивается с дополнительных занятий в сторону раздевалки.Секикава ждёт, развалившись на лавочке и прикрыв лицо бейсбольной кепкой. Он не слышит шагов, Синдзё осторожно обходит его, присаживается на корточки со стороны головы и с минуту думает.Хонджо сказал бы, что лабрадорам не дано удачно провести столько логических цепочек в минуту, но Хонджо тут нет, и Синдзё, решившись, поднимает кепку, смотрит на закрытые глаза Секикавы и наклоняется к губам.***—?Причём Киришима?— это ещё цветочки,?— продолжает Хирацука, не вставая с земли. —?Цветочек, точнее, а вот Хонджо, который не пошёл…—?А что с ним? —?Юфуне с Окадой уже сидят, ловят каждое слово.—?Говорят, он жуткий ботан,?— заговорщически шепчет Хирацука. —?А ещё говорят, что под маской он прячет шрамы и татуировку якудза прямо на подбородке!Ания прислушивается, смутно припоминая, что видел Секикаву с кем-то из Судзурана как раз в маске.—?Пиздишь,?— бросает Вакана. —?Брат говорит, нет там никакой татуировки.Хирацука пожимает плечами с видом человека, которому никогда никто не верит, а ведь он говорит чистую правду.—?Татуировки может и нет,?— задумчиво говорит Имаока. —?А что бешеный он, это я тоже слышал.***Хонджо надоедает ждать, пока Секикава переоденется, сходит в душ, поставит ирокез под правильным углом или что он там так долго может делать, и он, затушив окурок носком кроссовка и поправив маску, неторопливо идёт к воротам Никогаку.Где находится раздевался, Секикава ему как-то показывал. В конце концов, ходить в гости никаким законом не запрещено, а после утреннего визита Синдзё он, Тошиаки Хонджо, просто обязан нанести ответный.***—?Бред какой,?— вздыхает Окада и поправляет выбившиеся из-под повязки дредлоки. Не привлекая к движениям лишнего внимания, Юфуне подсовывает под руку карманное зеркало. —?Там вообще заправляет всем Сэридзава.—?Это че за хер? —?с напускным безразличием интересуется Ания. От его внимательного взгляда не ускользает, как вздрагивает и судорожно оглядывается по сторонам почти половина присутствующих. —?Фамилия знакомая,?— снисходительно поясняет он для остальных.—?Да есть такой,?— уклончиво отвечает Окада, и смотрит прямо перед собой. —?Типа, самый сильный.—?И самый главный? —?разевает рот Хирацука.—?Ты нам распрягал тут полчаса, неужели сам не в курсе? —?фыркает Вакана. —?Слышал я про такого, но без подробностей.—?Что, не делится с тобой брат? —?щурится Окада.—?Тебе зато докладывает,?— бурчит Вакана и отворачивается к реке.—?По-моему, мы чего-то не знаем,?— на свою беду подмечает Микосиба.—?Спасибо, кэп,?— усмехается Хияма. —?Короче, лучше их не трогать. Пойдем, Томо-чан.—?Да твою же мать!—?Ребята, не ссорьтесь!—?Заткнись!—?Окада,?— негромко зовет Ания, когда все уже расходятся. Естественно, остальные тут же останавливаются и поворачивают головы, словно у Окады откуда ни возьмись завелось полдюжины умственно отсталых двойняшек,?— задержись на пять минут. —?Пожалуйста,?— добавляет он, завидев нехорошую гримасу на совсем не мальчишеском лице. —?Остальные свободны.***—?Чего? —?недоуменно моргает Секикава, пытаясь сфокусировать взгляд на переносице Синдзё, которая почему-то обнаруживается в опасной близости от его собственного многострадального лица. —?Что случилось?—?Ничего не случилось,?— басит Синдзё и отстраняется, давая возможность сесть и собрать мысли в кучу. По крайней мере, попытаться.—?Ты уже успокоился? —?выпаливает Секикава прежде, чем успевает додумать эту безусловно волнующую мысль. —?То есть, ой…Волна злости поднимается и оседает у Синдзё внутри. Он вынужден держать себя в руках, иначе не добьется ровным счетом ничего.—?Ты хотел поговорить,?— неохотно цедит он, прекрасно понимая, о чем пойдет речь. Секикава кивает. —?Говори.—?Кей-чан,?— запинаясь, выдавливает Секикава и, кажется, даже слегка краснеет,?— я… у меня…—?Шута,?— зовет кто-то из полутьмы коридора. Обернувшись с такой скоростью, что даже удивительно, как удалось избежать вывиха шейных позвонков, они видят привалившегося плечом к стене Хонджо. Черт его знает, сколько он так простоял, что увидел и успел услышать.—?Ты,?— с ходу заводится Синдзё. Секикава хватает его за локоть, и от этого знакомого жеста и хорошо, и неожиданно больно.—?Я,?— спокойно подтверждает Хонджо. —?Пообещал тебе кое-что. А я всегда держу слово.Синдзё выдёргивает локоть из цепкого захвата, раздражённо отталкивает Секикаву и набычивается.—?Чё ты там обещал? —?проявляет он невиданную вежливость.—?Чувак, ты мне нравишься,?— зачем-то говорит Хонджо. —?Но он мне нравится больше.?Охуеннно?,?— думает Секикава,?— ?просто охуенно?.Синдзё зажмуривается, осмысляя сказанное Хонджо. Тот терпеливо ждёт, пока два плюс два сложатся в голове Лабрадора в жестокую правду. Он даже успевает почесаться, зевнуть и сбросить звонок от Киришимы, хотя знает, что объяснить последнее их неуравновешенному лидеру будет очень непросто.—?Тошиаки, ты откуда вообще… —?начинает Секикава, делая шаг вперёд, но Синдзё не позволяет.Он хватает Секикаву за шкирку и дёргает назад, к себе за спину, как будто тому нужна защита. Хонджо в ответ на это прищуривается и, как сказал бы Сугихара, пора вызывать скорую.К счастью, Сугихары здесь нет. Хонджо хрустит пальцами, заламывая их друг за друга, и смотрит на Секикаву.—?Ты не говорил, что у тебя есть собака,?— переводит он взгляд на Синдзё. —?Я б намордник подарил.—?Собака? —?Синдзё широко ухмыляется.Он выше Хонджо, и он уверен, что какой-то там Судзуран ничего не стоит в сравнении с внеклассными уроками в криминально неспокойных районах города.—?Ага,?— кивает Хонджо. —?Шута, не лезь.Секикава чувствует, что звереет от наглости с обеих сторон, и похуй, что стороны по-своему заинтересованы именно в нём. Он обходит Синдзё, с силой сбрасывая его руку со своего плеча, останавливается перед Хонджо.—?Тошиаки, уймись, я поговорю с ним,?— делает он нерешительную попытку обойтись без драки.Хонджо смотрит на заклеенный пластырем синяк на скуле, на разливающееся по плечу багровое пятно в украшении йодной сетки, замечает некоторую заторможенность Секикавы, совсем ему не свойственную в обычной жизни.—?Не лезь,?— снова повторяет он и мрачно щурится на Синдзё. —?Собак надо дрессировать, особенно таких бешеных.—?А не охуел ли ты, жертва катастрофы? —?напряженным, вибрирующим от злости голосом начинает Синдзё.—?Да вы оба охуели в конец! —?не выдерживает Секикава. —?Я вам что, телка? Устроили тут блядский цирк!Синдзё открывает рот и закрывает его снова, да так неудачно, что клацают зубы. Хонджо явно неловко, и он всячески пытается скрыть сей очевидный факт.—?Послушай,?— обращается он к Секикаве и, не дождавшись вразумительной реакции, зовет его по имени.Синдзё дышит так, будто вот-вот изрыгнет пламя. Или автоматную очередь.—?Больше всего мне сейчас хочется свалить,?— с видимой неприязнью откровенничает Секикава. —?И вообще не знать, кто вы такие.—?Ауч,?— по мере сил реагирует Хонджо. —?Прямо нож в спину.—?Давай разберемся,?— предлагает прямолинейный как поезд Синдзё. —?Кто победит, тот и…—?Тот и что? —?уже не на шутку возмущается Секикава, придерживая больную гудящую голову обеими руками. —?Я вам не Судзуран!На этом месте Хонджо не выдерживает и фыркает. А потом начинает хохотать в голос. Еще через минуту они с Синдзё катаются по периметру раздевалки, сшибая оказавшиеся на пути скамейки и стулья, втягивая в комок конечностей и нелитературных высказываний подвернувшиеся мелкие предметы; покрывая себя ранами, пылью и боевой славой. Секикава утирает кровь под разбитым носом и проклинает день, когда существование бейсбольного клуба Никогаку перестало быть для него секретом. Впрочем, день, когда родители решили переехать в Канто из Канагавы, тоже сгодится.***—?Окада,?— начинает Ания, упираясь подошвами в бетон и слегка отклоняя корпус назад. —?Я в курсе, что это личное, но я также знаю Идзаки и примерно представляю, какие у него замуты в этой их вороньей школе.—?И? —?Окада нетерпеливо притопывает носком ботинка по гравийной дорожке, и Ания только сейчас обращает внимание, какие у него маленькие ступни, сухонькие руки и тонкая шея. Девчонок с подобной внешностью хочется защищать, ну или иногда тискать вполсилы, потому что они тут же начинают визжать и хихикать. Окаду хотелось отлупить до смерти.—?Я не хочу, чтобы Никогаку оказались замешаны в них тоже.—?Ну, а я тут при чем? —?пузырь ярко-розовой жвачки лопается, выпуская в воздух порыв приторно-сладкого аромата. Притопывание превращается в дробь.—?Я знаю, чей номер у тебя на быстром вызове,?— как ни в чем не бывало продолжает Ания. —?На пятерке.—?А вот это уже совершенно не твое дело,?— Окада хмурится, покрепче сжимая изломанное крепление на ручке спортивной сумки. Ания в курсе, что на дне ее живут две биты. Потянуть язычок молнии, вытащить, замахнуться?— дело четырех-пяти секунд. Хватит, чтобы ударить первым.—?Согласен,?— кивает Ания и запрокидывает голову, разглядывая ночное небо. В воздухе свежеет, ветер с залива доносит запах тухлой рыбы. —?Рад, что мы поняли друг друга.***—?Уёбки,?— констатирует факт обычно не такой прямолинейный Секикава. —?Чтоб вас.Синдзё лежит на полу где-то справа от ног Секикавы и шумно дышит, не открывая глаз. У него рассечена левая бровь и порвана куртка, а один кроссовок исчез в неизвестном направлении.—?Я не бил сильно,?— говорит Хонджо.Он, в отличие от Синдзё, стоит, прислонившись к чьему-то шкафчику, но на этом разница между ними кончается. У него тоже рассечена бровь?— симметрично, правая, тоже порвана куртка, а маска валяется в мусорном ведре.—?У вас тренировки, я знаю,?— Хонджо шмыгает носом, из которого медленно течёт кровь, и смотрит на Секикаву. —Я победил, между прочим.Синдзё с пола неразборчиво желает ему сдохнуть в выгребной яме и поминает всех предков по материнской линии.—?Гав,?— смеётся Хонджо и тут же морщится.В отличие от Синдзё, у него нет соревнований через месяц, и его никто не жалел в жестокой борьбе за руку и сердце прекрасной дамы. ?Прекрасная дама? разочарованно качает ирокезом и садится на корточки рядом с Синдзё.—?Кей-чан, ты как? —?спрашивает Секикава и не дожидается ответа. —?Поговорим завтра, ладно? Я пораньше приду.Синдзё наконец открывает глаза?— левым больно моргать, но за неделю должно зажить?— и задирает голову. Ему видно, как Секикава встаёт, что-то говорит Хонджо, касаясь его порванного рукава. Видно, как Хонджо натурально приобнимает Секикаву на выходе и показывает ему, Синдзё, средний палец, прежде чем закрыть дверь в раздевалку.?Сука?,?— думает беззлобно Синдзё. ?Нихуя ты не победил, я просто взял тайм-аут?.***—?У вас там совсем все в Судзуране? —?кое-как выдыхает Окада. —?Ненормальные…—?Кто?— все? —?Идзаки отрывается от увлекательнейшего исследования плоского живота с выступающими бедренными косточками и подозрительно смотрит на Окаду. —?Кому неймётся опять?Окада шумно втягивает воздух и ёрзает, проклиная свой язык. Ну и язык Идзаки, способный вить из него верёвки и делать безвольное животное.—?Повлиял бы на детей,?— просит он. —?А то нарвутся ведь.—?Как ты? —?хмыкает Идзаки, рывком стаскивая с Окады джинсы.?Иди нахуй?,?— думает Окада. —??Чудовище?.Больше он ничего подумать не успевает, и это к лучшему.***Отношения развиваются с такой скоростью, что впору задуматься о собственной вменяемости и адекватности окружающего мира. ?Охуеть?,?— размышляет Секикава, внимательно глядя в учебник и не видя в нём ровным счётом ничего,?— ?просто пойти и охуеть, это уже ?отношения“?. Месяц назад, скажи ему кто о таком, он бы рассмеялся и замесил шутника в кровавое тесто напополам с грязью, а сейчас он сидит, рассеянно потирая подбородок, только недавно заживший после стычки с Синдзё, и прикидывает, как бы так выйти к Хонджо после тренировки, понезаметнее для остальных, и куда они сегодня пойдут, и что будут делать.Хотя с ?что делать? вопроса не стоит в принципе?— Хонджо явно дорвался до какого-то своего личного заёба и кинка и вознамерился методично и со всем тщанием доводить Секикаву до новых высот и падений (смотря с какой стороны посмотреть), а сам Секикава реагирует на это более чем положительно.Хонджо ему нравится. Не так, как нравятся девчонки или модели в журналах, не на пару минут и тройку посредственных фантазий, свойственных подростку. И даже если вычеркнуть физическое удовлетворение от их взаимодействия, все тактильные и осязательно-обонятельные приходы, всё, что идёт внешне и ещё как-то может контролироваться,?— то и тогда остаётся что-то внутри, что Секикава не может выразить словами. Скорее всего, Хонджо тоже не может, потому что всё остальное он говорит без тени смущения или сомнений и не верить ему у Секикавы нет никакого основания.Когда Секикава ловит себя на мысли, что хочет его прямо сейчас, в его голове щёлкает невидимый тумблер, предлагая самый очевидный вариант поведения на ближайшее время.—?Куда ты хочешь пойти? —?спрашивает его Хонджо после того, как они отходят на достаточно приличное расстояние от школы, чтобы потратить пару минут на зажимания в тени, и полноценный поцелуй не выглядел совсем уж вызывающе.—?У меня дома никого сегодня,?— глядя ему в глаза, отвечает Секикава. Удержать взгляд стоит ему немалых усилий, но выражение лица Хонджо того стоит. —?Покажу детские фотографии.Хонджо хмыкает, оценив шутку, достаёт пачку из кармана и виновато отворачивается, прикуривая.—?Да кури,?— усмехается Секикава, пряча за наигранной бравадой вполне настоящие неуверенность и смущение. От запаха никотина желудок поджимается и рот наполняется слюной. —?Мне нравится.Хонджо с интересом осматривается в комнате?— первый раз его пустили дальше порога, можно понять. Учебники, небрежно сваленные в кучу на краю стола, неплотно прикрытый шкаф, носки под разъехавшихся стопкой дисков с играми. Кровать у стены, кое-как заправленная клетчатым покрывалом.—?Насмотрелся? —?спрашивает Секикава. Когда он успел подойти и обнять со спины, прижаться всем телом и теперь говорить в самое ухо? —?Моя очередь.Хонджо проворачивается в кольце его рук, немедленно отвечая на поцелуй и перехватывая инициативу, на долю секунды пол едва не уходит из-под ног, но равновесие выравнивается, и Хонджо упирается спиной уже в дверь, а длинная чёлка Секикавы?— ирокез он привёл в нормальный вид сразу же, как только зашёл в квартиру и кивнул Тошиаки в сторону комнаты, типа проходи, я сейчас?— постоянно лезет между лбами.—?Шута,?— Хонджо чувствует его руки на себе, и это неумолимо отрубает все тормоза. —?Эй…—?Завянь,?— беззлобно огрызается Секикава. Он прикусывает Хонджо за нижнюю губу, чуть оттягивая её на себя, не разрывает зрительный контакт и всё-равно потом первым закрывает глаза. На Хонджо это действует как удар током. Будто приняв какое-то важное решение, Секикава немного отстраняется, с нажимом проводит ладонями по бокам Хонджо и подцепляет пальцами ремень.—?Ни слова,?— угрожающе говорит он, сквозь загар на скулах от ежедневных тренировках под жёстким весенним солнцем проступают красные пятна. —?Серьёзно, молчи.Хонджо молчит. Молчит, когда Секикава расстёгивает молнию на его джинсах, молчит, когда Секикава на мгновение утыкается лбом ему в шею, задерживая дыхание, молчит, когда Секикава опускается на колени и прикасается губами к его члену прямо сквозь тонкую ткань боксеров.Когда не остаётся и белья, Хонджо шумно втягивает воздух сквозь зубы и опускает ладонь на макушку Секикавы, пропуская волосы сквозь пальцы и немного прихватывая их ближе к затылку. Они достаточно длинные, чтобы было удобно.Он смотрит вниз, не желая пропустить ни одной секунды из происходящего. Желание внутри распаляется всё сильнее?— желание обладать прямо здесь и сейчас, обладать в любой момент времени, трахать вот так в рот, чтобы потом в него же целовать и вытирать губы пальцами, а пальцами после проникать внутрь и заставлять просить ещё и ещё.—?На пол,?— выдыхает Хонджо, с заметным усилием оттаскивая Секикаву за волосы, сам тут же опускается рядом, толкает его под себя. —?Шута, не могу больше.—?Не моги! —?шипит Секикава, облизывается и снимает с себя футболку. Для этого ему приходится выгнуть грудную клетку вверх и задрать руки за голову, и когда футболка доходит до локтей, Хонджо вдруг резко прижимает его скрещёные запястья к полу. —?Тоши!—?Я понял, что ты хочешь сделать,?— шепчет Хонджо. Ведёт языком мокрую дорожку по груди, которая тут же высыхает. —?Хочешь всё сам.—?Тебя хочу,?— хрипло выдыхает Секикава и с мстительным удовлетворением видит, как Хонджо застывает, вздрогнув. —?Хочу с тобой… всё.Дальнейшее сливается в один сплошной комок ощущений, размазанных по времени в совершенно рандомной последовательности. Кажется, что невозможно целовать сильнее?— Хонджо целует, невозможно кусать больнее?— Хонджо кусает, невозможно двигаться резче?— Хонджо двигается. Сначала простреливает наслаждением в солнечное сплетение, потом болью в паху. Сначала его ногти царапают спину Хонджо, потом пальцы Хонджо оказываются в его рту, чтобы мокрыми вернуться вниз. Сначала Хонджо озвучивает каждое действие, всё, что он собирается сделать и делает, а потом Секикава зовёт его по имени, выстанывая каждую букву.Он никогда не сравнивал себя с Хонджо, но наверное тот всё-таки сильнее, несмотря на возраст. И это тоже нравится, это правильно.Когда потом Хонджо смотрит на часы, нехотя выпуская Секикаву из объятий, и тянется к валяющейся тут же на полу одежде, отпускать его совершенно не хочется.—?Оставайся,?— негромко предлагает Секикава. Смотрит в потолок, сдувает чёлку со лба, ёжится на лёгком сквозняке, будто забыв про футболку, так и не снятую до конца. —?Мм?Не то чтобы он сомневался в решении Хонджо, но получить подтверждение своим выводам всегда приятно.***Воскресенье успевает перевалить за полдень, когда Хирацука, наконец, выныривает из страны сладких грез, откладывает взятую под залог подшивку ?Playboy? и принимает стратегически важное решение отправиться за тонизирующими напитками?— что может быть лучше длинноногих африканских красоток в бикини под хаппосю? Или даже чтобы европейки, кружева и хайбол?— отличный план! Замечтавшись, он не сразу осознает, что идет не обычным своим маршрутом, а в обход, мимо складских строений и сплошной облупленной стены древнего заброшенного завода. Тем более удивительной кажется неторопливо бредущая впереди парочка?— сперва его порядком ошарашенный сменой видеофона мозг фиксирует знакомую походку, гриву жестких колбасок дредов, схваченных яркой повязкой, слегка потрепанную спортивную сумку, из которой торчит рукоять серебристой биты, а уже после приходит окончательное узнавание: Окада, кто же еще, держит за руку какого-то типа с обесцвеченным хаером. Хирацука на всякий случай протирает глаза?— точно, он! Не до конца понимая, что бы это могло значить, он тормозит у ближайшего перекрестка, но уже в следующую минуту сталкивается лицом к лицу с Яги-чан, и посторонние мысли покидают его сознание.***Проблемы начинаются прямо в понедельник, когда до Киришимы, пусть с изрядным опозданием, доходят последние сплетни. Выражение его и без того не слишком добродушного лица, насупленные брови и кривящийся рот не предвещают ничего хорошего.—?Ничего не хочешь рассказать? —?принимается он допытываться прямо с порога. Первым уроком по расписанию значится история Японии, но никто из ныне присутствующих в школе никогда в глаза не видел преподавателя. Хонджо мотает головой. —?Точно? —?настаивает Киришима с таким энтузиазмом, что невольно на ум приходит сравнение с ?проще дать, чем объяснить, почему нет?.—?Хироми, отвянь,?— довольно нейтрально отзывается Хонджо, у которого все еще ломит кости, а затылок кажется чугунным от удара лапищей лабрадора Никогаку.—?До меня дошли прелюбопытнейшие слухи,?— игнорируя вежливый посыл продолжает Киришима. —?Да, Макото? —?Сугихара вскидывает брови поверх бессменных темных очков и изображает лицом эталон недоумения. —?Хочу услышать твою версию.—?Слушай,?— устало вздыхает Хонджо, у которого день начался прескверно, а уж воскресенье прошло словно в промо-ролике ?каникулы в аду?,?— я не хочу ничего обсуждать и сплетни?— последнее, что меня занимает. Тебе скучно?— возьми почитай, вдруг научишься.—?Ха-ха,?— озлобленно выплевывает Киришима и покидает класс с такой скоростью, что даже удивительно, как своими перемещениями он не спровоцировал зарождение нового циклона. Сугихара сочувственно хлопает его по плечу, но жест поддержки явно оказывается лишним, поскольку как раз на этом месте у Хонджо шикарный синяк с отеком.До конца дня он не знает, чем себя занять: книга заканчивается во время третьей перемены, Секикава игнорирует его смс, а Киришима мечет метафорические громы и молнии, насупившись в своем Уголке Победителя. Сугихара, как истинный друг, соблюдает строжайший нейтралитет, не примыкая ни к одной из сторон, и самозабвенно экспериментирует с различными способами завязывания галстука. Само собой разумеется, после любого временного затишья непременно приходит черед неистового пиздеца вселенских масштабов?— так оно и случается. Хонджо как раз раздумывает, не забить ли на оставшиеся после большой перемены занятия, присутствовать на которых считалось бы моветоном, но и вернуться домой раньше положенного срока было бы слишком подозрительно в глазах всеведущих соседок, когда из скопления теней под лестницей, лампочка над которой, вероятно, видала самого императора Мэйдзи, отделяется темная фигура.—?Как-то незаметно, чтобы ты торопился на урок,?— насмешливо и лениво тянет знакомый голос, и глазам Хонджо предстает никто иной, как Идзаки-семпай собственной персоной.***Секикава смотрит на двузначную цифру, означающую количество неотвеченных смс, и испытывает два противоречивых желания?— удалить всё, не читая, и открыть сразу все и перестать думать, что там в них может быть написано.—?Ты идёшь? —?окликает его Микосиба. —?Кавато-сенсей уже ждёт на поле.—?Иду.Секикава убирает мобильник в карман потёртой джинсовки и ногой закрывает дверцу шкафчика. Смс подождут, нечего было вести себя как говно, к тому же Кей-чана в пределах видимости тоже никто не отменял и он сейчас насущнее.***—?Чего тебе,?— хмуро спрашивает Хонджо.Любимый семпай Киришимы?— совсем не тот, кого он хотел бы видеть в принципе, особенно в период сложных личных взаимоотношений сразу с несколькими товарищами, один из которых тайком на семпая молится, а другой в одной команде с семпаевой цацой.—?Где твоя вежливость, Тоши-кун? —?брови Идзаки ползут вверх, в противоположную от настроения сторону. —?Выйдем на пять сек.Хонджо прикидывает, сколько народу могло видеть их светскую беседу, и согласно кивает. Пять сек, пять минут?— всё, что пожелаешь.—?Слухи ходят, что у тебя траблы с Никогаку,?— начинает Идзаки совсем уж издалека, демонстрируя отличные навыки истинного правителя Судзурана.—?Пусть ходят,?— пожимает плечами Хонджо. —?Ну, мне на уроки пора.—?Стоять! —?рявкает Идзаки так, что вороны, облюбовавшие свалку как место ежедневных встреч, встревожено косят на них чёрными бусинами глаз.—?Да пошёл ты! —?рявкает в ответ Хонджо.Солнце весело подмигивает ему всем своим жёлтым диском, во рту становится солёно и сознание отключается, решив, что пора уже сделать перерыв в этой череде приключений и отдохнуть.—?Хаюшки,?— выдыхает Идзаки ему в лицо никотиновое облачко. —?Короче. Пока Судзуран не разберётся c Хосеном, не создавай мне лишних проблем.Хонджо мотает головой, собирая мысли в кучу. Затылок ломит, волосы елозят по совсем не чистой земле, и от запаха никотина слегка выворачивает.—?А то что? —?спрашивает он, просто на всякий случай.Идзаки со свистом затягивается, внимательно рассматривает окурок со всех сторон, а потом вдруг берёт ладонь Тошиаки и тушит сигарету об неё, с силой вдавливая тлеющий конец в кожу.—?Только не с тобой, ага,?— подтверждает он, с удовлетворением наблюдая, как Хонджо стискивает зубы и терпит. —?Мы поняли друг друга??Поняли?,?— хочет сказать Хонджо, но получается ?блядь? и Идзаки довольно смеётся.—?Вот и ладушки,?— встаёт он, потягиваясь. —?Хироми привет, пусть учится усерднее.?Сучка пмсная?,?— думает Хонджо, глядя ему вслед.В кармане мобильник радостно напевает тупую песенку из популярного в последние месяцы аниме, и Хонджо вспоминает, что его проблемы, в общем-то, даже и не думают заканчиваться на семпае.—?Кто это сделал? —?орет Киришима, завидев Хонджо, ковыляющего к своему месту на галерке. Сугихара вздрагивает, просыпаясь. —?Я сейчас пойду и убью его!—?Уймись, Хироми,?— отмахивается Хонджо, нарочно называя его по имени, зная, что он от этого бесится.Остальные благоговейно расступаются, раздвигая баррикаду из парт и стульев. Кто-то вполголоса предлагает смотаться в медпункт. Другой голос насмешливо уточняет, знает ли хоть кто-нибудь, где этот самый медпункт находится, да и существует ли в принципе.—?Скажи мне,?— Киришима нависает над ним, упираясь кулаками в столешницу: встрепанные волосы, рубашка навыпуск, губы обметаны сухой коркой, под глазами темные круги?— жарко. Им тут всем жарко и так скучно, хоть вой. —?Имя?—?Передавай привет Идзаки-семпаю,?— сипит Хонджо и разражается долгим, выматывающим кашлем. На подбородке и подставленной ладони остаются брызги крови. —?Проклятый туберкулез.Сугихара скалит зубы, остальные испуганно отшатываются, не въехав в шутку. Глаза Киришимы становятся круглыми как у гайдзина.—?Ч-что?—?Что слышал.***Окончание тренировки традиционно совпадает с наступлением глубокого вечера, и вереница белых рубашек взбирающихся вверх по холму участников клуба напоминает организованный отряд специально обученных призраков. Дождавшись, пока даже энтузиаст Кавато свалит домой (семьи у него нет, что ли?), Секикава выуживает телефон из секретного внутреннего кармана?— кто-то повадился шариться по личным вещам в раздевалке; пока ничего не пропало, но излишний интерес сам по себе настораживает. Пролистывая стандартные ?привет, как ты? и ?чего молчишь?, он начинает испытывать слабые угрызения совести?— сам кричал, что не девчонка, а в итоге предпочел трусливо тянуть время и ждать, что все разрешится как-нибудь само собой.Синдзё выбрал тактику невмешательства, ну, или сделал вид. На вопросы о самочувствии отвечал неохотно, но не предпринимал попыток размазать по ближайшей плоскости и реванша тоже не требовал. Когда же Секикава вызвался помочь ему с перевязкой не желающей затягиваться раны на затылке, резковато, но решительно отстранился от протянутой руки и, буркнув, что сам справится, смылся. Чего и следовало ожидать.Номер Хонджо многозначительно молчит, по всей видимости, телефон разрядился. Или отключен намеренно?— с этого станется. Гигантская тоска обрушивается на плечи Секикавы совершенно беззвучно, так, что сперва совсем не вздохнуть, а потом тяжесть уходит, дышать становится немного легче, и он останавливается посреди поросшего густой высокой травой некогда футбольного поля. В десятке метров виднеется развилка проторенных нетерпеливыми пешеходами тропинок: одна ведет прямиком в Никогаку, а если пойти по другой?— сквозь промзону, мимо портовых доков и беднейших кварталов, рано или поздно можно выйти к Судзурану. При условии, что по дороге повезет не наткнуться на пару-тройку банд из местных. У развилки маячит светлое пятно?— Секикава щурится, но в таких глубоких сумерках решительно ничего не разобрать. По инерции он бредет сквозь траву, собирая одеждой вечернюю росу и игнорируя назойливое гудение и укусы комаров.Хонджо сидит на поставленных один на другой кирпичах, подперев руками подбородок. Даже в темноте видны расплывшиеся по ткани маски темные пятна.—?Здорово,?— говорит он при виде Секикавы. —?Лонг тайм ноу си.Секикава застывает не хуже соляного столба.—?Я такой красивый, что ли? —?интересуется Хонджо. Снимает заплёванную кровью маску и сминает, убирая в карман. Отключённый мобильник лежит там же, вместе с измазанным кровью носовым платком.—?Кто тебя так? —?спрашивает Секикава совсем не то, что хотел бы узнать в первую очередь, но Хонджо только пожимает плечами.—?Упал,?— в его честных глазах читается смертный приговор за продолжение допроса на эту тему. —?Шёл, упал, очнулся?— вот.—?Ок,?— соглашается Секикава.Он стоит в шаге от Хонджо, смотрит на него сверху вниз и понятия не имеет, что говорить. Все внутренние монологи, которыми он блистал, бредя по натоптанным сотнями и тысячами ног переулкам от школы до футбольного поля, внезапно сжались до слов ?скучал?, ?эээ? и ?пошли домой?.—?Тут такое дело… —?начинает Хонджо, глядя куда-то в сторону.На небо успевает выкатится луна, где-то за футбольным полем, если пройти через пустырь и доки и выйти условно живым, в Судзуране начинается ночная смена.—?Я скучал,?— вдруг выпаливает Секикава. —?Знал бы, сразу бы ответил на все смс.?Сука?,?— думает Хонджо,?— ?ну почему именно сейчас, почему именно вот так?. Он трёт ладонь, там, где остался ожог от сигареты Идзаки, и слава богу, что в темноте Секикаве этого ожога не видно.—?Короче, даже если меня не будет какое-то время,?— говорит Хонджо,?— не вздумай таскаться в Судзуран.Секикава прищуривается, но реакция питчера среднего уровня из Никогаку не идёт ни в какое сравнение с реакцией десятиклассника, воспитанного в условиях тепла и доброты школы воронов.Хонджо хватает его за воротник, притягивает к себе и целует разбитыми губами, хотя больше это похоже на столкновение двух каменных плит. Ссадины тут же начинают кровоточить, Секикава чувствует вкус железа, чувствует, как злость затапливает от самых кончиков пальцев и до макушки.—?Да что за! —?он перехватывает руку Хонджо, и через секунду они уже валяются по траве, и драка издалека вполне похожа на многообещающую прелюдию к оргии на двоих.—?С-с-сука,?— шипит Хонджо, когда Секикава коленями сжимает его с обеих сторон, сдавливая рёбра, усаживается с видом победителя сверху и тяжело дышит. —?Больно же.—?Что значит ?меня не будет?? —?спрашивает Секикава, не думая ослаблять захват.Хонджо прикрывает глаза, восстанавливает дыхание, потом резко поднимается и волшебным образом Секикава оказывается под ним.—?То и значит,?— отрезает Хонджо.Его руки живут отдельной жизнью, ночь полноценно вступила в свои права пару минут назад, и с учётом того, что благодаря семпаю личная жизнь теперь возобновится в привычном режиме неизвестно когда, Хонджо не собирается останавливаться на расстёгнутой рубашке.***—?Семпай! —?орёт Киришима, расшвыривая парты и пиная изрисованные стены. —?Идзаки, чтоб тебя!—?Нет его,?— выныривает из темноты Сэридзава и расплывается в широкой улыбке маньяка-педофила. —?У него свидание.Киришима смотрит на него в упор, разворачивается и молча уходит, не удостоив гордость и мощь Судзурана ответом.***—?Шута? Ты чего так поздно? —?встревоженное лицо матери нависает над ним, ее ладонь легко ложится на саднящее плечо. —?Что с тобой?! Откуда кровь?—?Это не моя,?— неловко гундосит Секикава и наклоняет голову пониже, чтобы попытаться скрыть хоть какие-нибудь следы бурной страсти. Руки покрыты неровными мазками побуревшей засохшей крови?— страшно представить, на что похоже лицо и шея. То, что под одеждой?— не в счет.(Хонджо настырно довел его до самого дома, вцепившись в руку, как утопающий.—?Увидимся,?— сказал он на прощание, близоруко сощурив и без того узкие глаза?— оно и понятно, в хулиганской школе без того недолюбливают решительно всех, а уж очкариков?— вдвойне. Просто так, без особой причины.)—?Опять подрался в школе?—?Подрался,?— соглашается Секикава,?— Не в школе. Так…Мать вздыхает и ерошит короткие волосы на его затылке.—?Иди переоденься. Только умойся сперва.В комнате тихо и душно. Секикава тянется раздвинуть оконные рамы, когда в кармане беззвучно вибрирует телефон.?Спокойной ночи?,?— гласит новое входящее.***—?Семпай,?— звенит от ярости не по годам хриплый голос,?— Поговорить бы.Идзаки неторопливо приспускает очки на кончик носа.—?А, Хироми,?— кивает он, не скрывая раздражения; переводит взгляд на застывшего за спиной Киришимы Сугихару. —?Ты с подружкой? Вот и поговорите.—?Идзаки-семпай,?— почти рычит Киришима. Мальчишке бы неплохо нервы подлечить, больно резко реагирует.Идзаки собирает в горсть рубашку на его груди, тянет на себя, из-за чего глаза приходится скосить к переносице.—?Ну говори,?— приглашает он, —Я слушаю.Жесткий ворот впивается Киришиме в горло, его лицо начинает заливать нездоровый румянец, но он не собирается терять лицо перед кумиром.—?По поводу Хонджо. Семпай, руки убери,?— хрипит он с видимым усилием.—?А то что? И кто такой Хонджо? —?Идзаки только что ногтями в зубах не ковыряется, но ослабляет хватку. Киришима чует запах кофе и сигарет, тщательно отполированный мятой?— сразу видно, у семпая не просто свидание. Какая-то уебищная часть сознания немедленно увязает в этой мысли и любопытстве: кто же она такая? Что в ней особенного? Но дело прежде всего.—?Ты знаешь, о чем речь.—?Это ваша третья, страшненькая? —?ухмыляется Идзаки. —?Я просто предупредил. Это называется ?профилактика?.У Киришимы от злости перекашивает рот.—?Ясно, семпай,?— подытоживает Сугихара,?— но в следующий раз неплохо было бы предупредить заранее.—?А ты наглый,?— заинтересованно снимает очки Идзаки. —?Вырастешь, будешь красавчиком. Ну, я пошел.Вечер только начинается.***—?На следующей неделе у нас сходка, с Хосэном,?— Идзаки задумчиво жуёт фильтр сигареты.—?Я мог бы прийти,?— Окада тянет руку, чтобы забрать сигарету и прикурить, вспоминает, что он теперь не курит, и вместо сигареты снимает с Идзаки заебавшие тёмные очки.Идзаки знает, что Окада мог бы, и что Окада сильный, несмотря на худобу, и что две дополнительных биты никогда не бывают лишними.—?Не надо, Такия не оценит чужой помощи,?— он чувствует, как напрягается спина Окады, прежде чем тот рывком поднимается из положения ?лежа на коленях Идзаки? в положение ?сидя рядом с говном?. —?Ревнуешь?—?Иди нахуй,?— цедит Окада.Идзаки смешно, и где-то глубоко внутри очень хорошо от реакций Окады на некоторые вещи, но он скорее умрёт, чем признается в этом даже самому себе.***—?У нас матч! —?рыдает Микосиба. —?У нас важный период как у команды!Хирацука кивает с видом ?а я вам говорил? и тут же получает затрещину от Ании.—?Я же просил ни во что не ввязываться! —?продолжает причитать капитан. —?Это так сложно?! Это настолько вам на всё наплевать?! Наплевать на нашу мечту?!—?Не нам,?— хмуро бубнит Вакана. —?Мы-то при чём…Микосиба прожигает в нём дыру взглядом, в котором собрались все скорби мира.—?Я не дрался! —?чуть не кричит Секикава. —?Ну ёлки, я правда не дрался!Хияма обходит его по кругу, принюхиваясь, как будто это может что-то дать. Окада стоит, прислонившись плечом к своему шкафчику, и ковыряется в телефоне. Потом извиняется и выходит на улицу.—?Ты не дрался,?— драматично подводит итог Микосиба. —?Ты не дрался, а синяки откуда? И что ты хромаешь я, думаешь, не вижу?!Секикава вздыхает, проклиная всё на свете.—?Я…—?Он просто дебил, которому ирокез ходить мешает,?— встревает внезапно Синдзё, до этого усердно делавший вид, что он спит. —?Особенно там, где потолки низкие.Ания фыркает, потом ржёт как конь, за ним начинают остальные, Микосиба непонимающе переводит взгляд с одного на другого и тоже неуверенно улыбается.—?Ты мне должен,?— негромко говорит Синдзё, пока никто не обращает на него внимания. —?Я знаю, что на самом деле ты не дрался, поэтому, сука, ты мне ой как должен.***На предварительный сбор в школьном дворе Идзаки является мрачнее тучи. Дальнейшие заебы младшеклассников ничуть не способствуют поднятию его боевого духа, но он воспринимает это с почти стоическим безразличием?— в конце концов, что еще плохого может случиться? Если не считать потенциальной опасности атомной войны или заражения глистами. В самый ответственный момент, когда вокруг него кружит настырный бритоголовый кадр в потемневшей от пыли форме Хосена, мобильный вибрирует в кармане, оповещая о новом ммс. Пиксельное изображение лица Окады успевает загрузиться ровно до середины, когда девайс оказывается выбит из рук чьей-то грязной ладонью?— лишь удостоверившись, что ее обладатель не скоро получит возможность полноценно ею воспользоваться, Идзаки подбирает кусок накладной панели с останками внутренностей телефона, еще раз мысленно прокручивает неполную картинку: умышленно подобранные в высокий хвост волосы, открытая беззащитно-тонкая шея, синие прожилки вен под кожей. Это само по себе тянет на отличный материал для зажигательной сессии рукоблудия, но экран застыл навечно вдавленной голограммой, увенчанной крупным куском щебня. Вот почему сфокусированную агрессию одного из местных генералов, выдающегося разве что благодаря блестящему вставному зубу, Идзаки воспринимает с почти душевной признательностью. Отстойный поначалу день сулит многообещающие перспективы.Обратно бредут разрозненной толпой, Гэндзи все никак не отлипнет от плеча Сэридзавы, так что попытка обсудить с ним что-либо сейчас, вполне возможно, будет расценена как оскорбление. Под ногтями забилась высохшая кровь, открытые участки кожи стягивает мгновенно побуревшая, липкая корка. Идзаки пытается хоть частично вытереть ладонь о штанину, без особого, впрочем, успеха. Разбитый телефон навсегда похоронил один отличный файл: запись длится секунд двадцать; сперва Окада тяжело и часто дышит, крепко зажмурившись, слегка запрокинув голову, словно отказываясь принимать участие в происходящем. Острый кадык, кажется, вот-вот вспорет истончившийся от постоянного трения в этом месте кожный покров. Примерно на середине видео Окада открывает глаза, почти не мигая смотрит прямо в объектив, облизывает яркие губы?— если очень постараться и обратиться к вытесненным буйным воображением отрывочным воспоминаниям, можно разглядеть чужую руку на костлявом плече, услышать характерные, хотя сильно приглушенные сиплые выдохи. ?Сильнее?,?— говорит Окада своим неожиданно низким для такого нежного лица голосом,?— ?ну же?,?— а потом наползающее слева розовое пятно ладони сменяется чернотой, слышится сдавленный стон?— и видео заканчивается. На первый взгляд?— ничего особенного, но у Идзаки на этот короткий возглас вставало покрепче, чем на многочасовое высокохудожественное порно.—?Мог бы и ответить,?— с такими словами встречает его гостеприимный наследник семьи Окада. Идзаки внимательнейшим (несмотря на солидный отек века) образом осматривает его с головы до ног, задержавшись взглядом на полосатых гетрах (?Это чтобы мышцы не потянуть?,?— впоследствии смущенно оправдывается их счастливый обладатель), и, наконец, удостаивает взглядом, который обычно адресуют детям-имбецилам.—?Морзянкой по рельсе отстучать? —?на всякий случай уточняет он и предъявляет останки некогда телефонного аппарата.Окада вздыхает.—?Охуеть отмазался. Заходи давай, предки свалили,?— многострадальные пластиковые обломки с микросхемой сыпятся под крыльцо, откуда буквально через две с половиной минуты их извлекают с величайшей предосторожностью.—?Спасибо, семпай,?— тихо, но чрезвычайно искренне, с глубоким чувством произносит Хонджо. В воздухе раздаются отдаленные раскаты грома.***Секикава не отвечает на смс, и Хонджо грешным делом думает, не разбудил ли в Шуте ту самую настоящую внутреннюю блондинку, которой так славятся Киришима и его обожаемый семпай. Неделя тянется хуже уроков по истории отечества, и Хонджо уже почти готов наплевать на все профилактические предупреждения Идзаки, когда случайно видит семпая, сворачивающего совсем не на свою проторённую дорожку к дому.Разговора не слышно, но парень в гетрах и с забранными цветными заколками волосами?— девчонки с Харадзюку за такие аксессуары готовы делать чуть больше принятого в приличных кругах общества?— приглашающе кивает и отступает вглубь дома, Идзаки заходит следом и от Хонджо не ускользает ни оценивающий семпаев взгляд, ни его ладонь на хрупком с виду плече, ни любимая мятная семпаева жвачка, отправившаяся точно под крыльцо к обломкам очередного мобильного телефона.Мобильным с Идзаки не везёт, ему с ними?— тоже.—?Спасибо, семпай,?— тихо, но чрезвычайно искренне, с глубоким чувством произносит Хонджо, аккуратно доставая из-под крепких досок свой билет в спокойную личную жизнь.Ему удаётся восстановить только пару последних ммс и секунду видео, но этого достаточно.***—?Чего тебе? —?радостно приветствует его Секикава, стоя в дверях.На нём клетчатая фланелевая рубашка, вытертые на бёдрах джинсы, и?— Хонджо на пару секунд теряется в пространстве и окружающей действительности?— нормально растрёпанные, явно только что вымытые, волосы.—?Обсудить кой-чё надо,?— чуть севшим голосом говорит Хонджо. —?Пустишь?Секикава щурится, всем своим видом показывая, что вопрос неправильный, но Хонджо не собирается уходить.—?Давай,?— Секикава отходит в сторону и приоткрывает входную дверь пошире.Хонджо вежливо здоровается с матерью Шуты, даже снимает маску, пряча её во внутренний карман школьного пиджака, проходит в комнату Секикавы, по инерции разворачиваясь так, чтобы пропустить его вперёд и закрыть за ним дверь. Закрыть на предусмотрительно сделанную Секикавой с месяц назад хорошую такую, крепкую защёлку.—?Ну? —?начинает было Секикава, хотя на этом все его начинания и заканчиваются.Хонджо даром что младше на год, но суровые реалии школьной жизни не прошли мимо его физического воспитания. ?Откуда ещё этот задрот так научился?,?— думает фоном Секикава, пока отступает под методичным напором юности и ошалевших гормонов к кровати.—?Ты хотел что-то обсудить,?— напоминает он, когда дыхание слегка восстанавливается, а Хонджо сосредотачивается на пуговицах его рубашки.—?Я обсуждаю,?— уверенно отвечает Хонджо. —?Сейчас будут доводы, а потом можешь попробовать возразить.Шута жилистый, как все бегуны уровня выше среднего, и мускулистый, и на нём чётко видно разницу между спортсменом, балующимся драками, и тем, кто драками живёт. Хонджо нравится, что они разные, нравится, что под руками нет никакой мягкости или гладкости, что бока Секикавы в заживающих синяках от постоянных падений, а под ребром шрам, оставшийся после душевнейшего разговора с Синдзё полтора года назад.—?Хуёвые какие-то доводы,?— изо всех сил держит лицо и остатки разумности под контролем Секикава.—?Хм,?— Хонджо рывком переворачивает его на живот, с удовлетворением чувствуя, как напряглись разом все мышцы.Он проводит языком по каждому позвонку, выступающему тем явственней, чем больше Секикава прогибает вверх спину. ?Ебануться?,?— стучит в голове очень информативная мысль. Просто пойти и ебануться, и взять с собой Шуту как причину, следствие и побочное явление всего того, что в последние месяцы происходит в жизни.***—?Потом скинешь мне,?— сквозь зубы говорит Идзаки, не переставая двигаться и одновременно включая телефон Окады на запись.—?Да конечно,?— неубедительно огрызается тот,?— разбегусь и… ох чёрт…***—?…если натренировать скорость, мы как раз будем укладываться в… блять,?— говорит Ания свернув за угол, когда его глазам предстает поистине незабываемое зрелище: Секикава ютится в неглубокой каменной нише, откинувшись на лопатки о расходящийся угол стен. Какой-то чел в маске практически нависает над ним, выставив руку для опоры чуть повыше плеча Секикавы. Если бы кто-нибудь попытался убедить его в том, что данный эпизод не означает ровным счетом ничего в жизни обоих, Ания первым бы бросил камень в умника?— и слепому видно, что все у них давно сложилось. Синдзё горлом издает странный булькающий звук. Ания смеривает его недоверчивым взглядом, не упускает из виду свернувшиеся в кулаки пальцы и наливающиеся кровью глаза, и в его мозгу словно складывается незамысловатый пазл. —?Так вот, в чем замес,?— понимающе кивает он. —?Валим отсюда.Лишь преодолев с полдесятка шагов Ания замечает, что идет один. Обернувшись, он видит застывшую нескладную фигуру Синдзё и от чужого, почти осязаемого отчаяния и тихой ненависти под ребрами разливается свинцовая тяжесть.—?Кей,?— зовет он, ни на тон не повышая голос,?— пойдем.С наступлением сумерек ветер утихает. Если бы не стрекот цикад, Хонджо возвращался бы домой в абсолютной тишине. Он неторопливо бредет, намеренно выбрав окружной путь, напрямик через пустырь, через железнодорожный переезд, вдоль товарных складов и портовых хранилищ, время от времени пиная крупный осколок щебня. В узком переулке в двух шагах от дома, камень натыкается на неожиданное препятствие в виде огромных, разношенных кроссовок. Подняв голову, Хонджо последовательно обозревает темные форменные брюки и гакуран.—?Вот и встретились,?— приветствует его Синдзё. Новехонькая бита поблескивает на плече.—?Сколько можно тебя ждать? Предупредить не мог? —?возмущается в трубку Секикава. Он беспокоен и очень, очень зол.Хонджо вздыхает. Он ненавидит подобные разговоры, ненавидит собственную временную беспомощность происходящую вследствие массивной гипсовой нашлепки, накрест облепившей плечо и обхват грудной клетки, почти полностью обездвиживающей руку.—?Послушай, Шута. Только не ори. Я сейчас в больнице…***—?Идзаки,?— зовет Ания и, дождавшись, пока недоумение сменится узнаванием,?— продолжает:?— Давно не виделись.—?Ания,?— Идзаки кивает, ни на миг не переставая набивать сообщение в сверкающем новизной мобильнике. —?Как сам?—?Люди говорят, случилась одна неприятная история,?— издалека начинает Ания слегка мечтательным тоном, будто рассказывает сказку.—?Люди,?— хмыкает Идзаки и чертыхается, когда Т9 подставляет не то слово.—?Угу. У нас на носу чемпионат, мы много чем пожертвовали ради этого. Ну, ты понимаешь.Идзаки несколько раз кивает, снимает очки, тем самым намекая, что заинтересован.—?Повлияй на своих юннатов. В плане, напомни об уважении к старшим.Верхняя губа Идзаки приподнимается в усмешке, больше напоминающей оскал, открывает ряд крепких желтоватых зубов.—?Они не имеют ко мне никакого отношения. Своих дел по горло.—?Но ты для них авторитет,?— как бы про между прочим напоминает Ания. —?Будет жаль похерить такой потенциал.?Уебок?,?— думает Идзаки, подразумевая всех спортсменов в целом. Он бы ничуть не удивился, узнай, что мысли Ании по поводу разрешения конфликтов запатентованным методом Судзурана оформились в аналогичную инвективу.—?Я подумаю, что можно сделать.—?С тобой приятно иметь дело,?— Ания улыбается так, что глаз не видно вовсе.***—?Хироми,?— зовет Идзаки, завидев облепленного пластырями Киришиму,?— поди-ка сюда. Побеседуем.Беседы с семпаем практически всегда заканчиваются для Хироми печально или, как минимум, пополнением в отряде пластырей на физиономии, но отказать себе в этом сомнительном, почти мазохистском удовольствии он не может.—?Внимательно,?— проявляет Киришима неслыханную вежливость.—?Хуятельно,?— Идзаки тоже на редкость доброжелательно настроен, о чём и сообщает первым делом, подтверждая всю благость своих намерений тяжёлым кулаком. —?Вы с подружками что-то разошлись, тебе не кажется?—?Ха-а?! —?Киришима трёт тут же начинающую сиять синяком скулу и его брови удивлённо ползут вверх. —?Семпай!!!—?Я же тонко намекнул не нервировать меня,?— снисходит семпай до объяснений. —?У меня миллион забот и поверь, ваш кружок самодеятельности не входит даже в первую сотню.Глаза Киришимы наливаются кровью, а кулаки сами собой сжимаются так, что Идзаки уважительно присвистывает.—?Полагаю, стоит расспросить Анию поподробнее,?— задумчиво сообщает он пространству над головой Киришимы. —?Где, кстати, ваша страшненькая?—?В больнице,?— сплёвывает Киришима. —?И если у тебя всё, то я пойду.—?Иди, иди,?— Идзаки достаёт мобильник, противно вибрирующий незапланированной смс. —?Увидимся ещё.?Сука у нас матч! Шун! Какого хуя?—?И очень скоро увидимся,?— мрачно договаривает Идзаки. —?В конце концов, не так уж много у нас в городе больниц.***—?Синдзё,?— Секикава редко злится в принципе и ещё реже злится на Кея. —?Это как понимать?!Синдзё смотрит в пол, на стену, на шкафчики, на разбросанные по полу перчатки?— куда угодно, но не Секикаве в глаза. У него перебинтовано правое запястье, по талии угадывается бондаж, скрытый футболкой и неизменной белой рубашкой?— наверняка там куча синяков и спасибо, если не перелом. Кровоподтёки на лице никто даже не упоминает.—?Никак,?— огрызается негромко Синдзё. —?Просто не лезь куда не надо.—?Ты не много ли на себя берёшь? —?это было бы смешно?— невысокий, в обрезанном пиджаке и дурацкой желтой футболке под цвет ирокеза, Секикава против 188 сантиметров бешеного и явно ещё не остывшего от драки Синдзё?— если бы в его глазах не читался смертный приговор дружбе, выдержавшей не одно испытание, в том числе и кулаками самого Кея.Синдзё дергается, как от удара, и с хрустом сжимает широкую ладонь в кулак.Ания молча сидит на диванчике, качает ногой и он очень не уверен, что ему стоит озвучивать своё понимание происходящих событий вслух.***?Заебись?,?— думает Хонджо. Семпай с улыбкой, достойной Моны Лизы, аккуратно чистит яблоко перочинным ножом, и в этой мирной картине Хонджо видится неумолимо приближающийся конец света.—?Я же просил,?— шкурка сворачивается в спираль и покачивается в такт чирканью ножа. —?Вежливо просил, заметь. И что теперь?Хонджо молчит, справедливо полагая, что время доставать козыри ещё не наступило.—?Мне совершенно похуй, в чём заключается ваша девичья самодеятельность,?— продолжает Идзаки. —?Но если я вежливо прошу,?— внезапно он оказывается вплотную, нависает над Хонджо, сгребая мятую ткань больничной пижамы на загипсованной груди Тошиаки в кулак. —?То почему бы и не послушать, а?!—?Я смотрю, у тебя новый телефон, семпай,?— Хонджо с трудом, но кивает на тумбочку, куда Идзаки неосмотрительно положил новенький самсунг. —?В старом-то, наверное, много интересного было, жалко, что сломался.—?Продолжай,?— конец света в глазах Идзаки притормаживает. —?Хонджо-тян.—?Так сломался же, чего продолжать,?— пожимает плечами Хонджо, обещая себе припомнить семпаю эту ?тян? чуть попозже.Идзаки откидывается обратно на стул, берёт яблоко и отрезает от него дольку. ?Пожалуй, стоило уделять юннатам больше внимания?,?— думает он, не без сомнительной гордости за ум и смекалку подрастающего поколения.***—?Неожиданная встреча,?— тонко подмечает очевидное Ания,?— И не сказал бы, что приятная.Окада смущенно опускает голову, плотная завеса дредов падает на лицо. Ания не без удивления отмечает, что при всей присущей наглости у чувака еще сохранился, как минимум, рудимент, отвечающий за стыд. Выражение Идзаки, одно из весьма немногочисленных в его репертуаре, недвусмысленно отображает мысли последнего по поводу испорченного свидания и однозначно изменившегося отношения к Ании как к индивидууму. Из-под нижнего края дужки очков выглядывает расплывшийся на полщеки фингал, у самой линии роста волос виднеется свежий шов, пальцы облеплены пластырем, как у мумии. Сразу видно, непросто быть выпускником и, по совместительству, любимым семпаем младших курсов.—?Тебя в последнее время днем с огнем не сыскать, Идзаки-кун,?— продолжает Ания, намеренно игнорируя присутствие товарища по команде?— виделись уже сегодня, причем не так давно. Судя по объемистому рюкзаку за плечом Идзаки, до дома Окада так и не успел добраться.—?Смотря для чего меня искать,?— недружелюбно отзывается Идзаки, пожевывая зубочистку.—?У нас была договоренность,?— без дальнейших реверансов переходит непосредственно к делу Ания. —?И недавние события показали, что твоя сторона ее не слишком соблюдает.—?Верно,?— кивает Идзаки, перегоняя тонкую деревянную палочку в противоположный угол разбитого рта. —?Была договоренность. И есть. И касается она как тебя, так и всех твоих юниоров.—?Какого черта это значит? —?вмиг теряет остатки любезности Ания.—?Ты не в курсе? —?сочувственно заламывает брови Идзаки, и только сейчас Ания вспоминает, что они с Ваканой выросли в одной семье. Как, однако, жестоко отыгралась кое на ком генетика. —?Так возьми и узнай. Пойдем, Юя.Окада с готовностью трусит следом, на миг запнувшись и зыркнув в сторону постороннего свидетеля, когда Идзаки крепко сжимает его руку в своей. Конспираторы хуевы.—?Полегче на поворотах, семпай,?— насмешливо тянет последнее слово Ания.—?Еще раз,?— цедит Идзаки сквозь зубы, и Ания почти слышит хруст разломанной зубочистки. —?Такое случится?— не обессудь.***—?Синдзё-кун, я, конечно, все понимаю…—?Нихрена ты не понимаешь,?— рявкает Синдзё, нависая над Секикавой и почти упираясь украшенным повязкой лбом в его не слишком высокий чистый лоб, пересеченный упрямыми морщинами.—?Успокойся,?— командует уставший от этой трагикомедии Секикава. —?Я не собираюсь с тобой разговаривать в таком тоне.Синдзё смотрит на него из-под кустистых бровей, раздувая ноздри. Самое время начинать уворачиваться от сокрушительного удара.—?Моя жизнь… моя личная жизнь,?— поправляется Секикава, и Синдзё отлично видно, как вспыхивают его незащищенные уши,?— тебя не касается. Вообще никого не касается. Я буду делать то, что считаю нужным.—?А я? —?жалко спрашивает Синдзё, словно ему снова пять лет и он только что отобрал игрушку у чужака, а теперь понятия не имеет, что делать с трофеем. Ошеломленное лицо Секикавы, наверное, навсегда врезается ему в память.—?При чем здесь ты? —?заикается тот. Синдзё отводит глаза. Ну точно лабрадор?— сейчас еще хвост между ног зажмет и заскулит. —?Я не… ты… что вообще происходит, блять? —?даже мат звучит жалко и карикатурно.Синдзё молчит, потому что никому и никогда в голову не приходило учить его управлять своими чувствами. Да и какие чувства могут быть у почти двухметрового задиры-отшельника? Все ушло в кости и разноцветную прическу.—?Так, я пошел,?— выждав для приличия еще с минуту, бормочет Секикава. Он хочет сбежать отсюда без оглядки, но чтобы выйти в дверь, следует сперва пройти мимо понурившегося Синдзё, а это почти как переступить через умирающего. —?Я правда спешу. Извини, Кей-чан,?— древнее, еще детское прозвище вырывается почти непроизвольно, и тут Синдзё словно прорывает.—?Не надо,?— говорит он,?— нет.От удивления челюсть Секикавы едва не падает на пол, и лишь болезненный укол?— последствия неудачного падения во время отработки кетчей?— останавливает эту процедуру.—?Не ходи,?— как заведенный повторяет Синдзё, хватая его за запястья и явно не контролируя силу захвата: еще немного, и захрустят кости. —?Не ходи, пожалуйста.—?Но я не могу,?— хлопает глазами Секикава,?— я обещал…Длинные руки бессильно опускаются, свисают по бокам, как плети.—?Прости, Кей-чан.Отмахиваясь от ненужных воспоминаний, запечатлевшихся на сетчатке, он как раз собирается толкнуть тяжелую дверь в палату, когда та с грохотом распахивается, выпуская в залитый мертвенно-бледным люминесцентным светом коридор встрепанного персонажа с густыми бровями и полным боевым набором пластырей на физиономии. Секикава тормозит, пропуская, но тот, разглядев, кто перед ним, отнюдь не торопится уходить.—?Ты,?— орет он, наплевав на больничный распорядок и этикет,?— ответишь мне за это!—?Чего? —?морщит лоб Секикава. Он чудовищно устал на усиленной тренировке по случаю приближающейся дружественной игры, он не ел со времен большой перемены и ему порядком поднадоели непрекращающиеся чужие пиздострадания и массовые разборки. —?Ты еще кто такой?—?Киришима,?— не сбавляет оборотов нервный тип,?— запомни это имя!Секикава пожимает плечами. Как будто ему есть до этого дело.Киришима стягивает ткань его яркой майки в кулак, но тут же отпускает и, фыркнув, устремляется прочь по направлению к стойке встревоженной дежурной.—?Что забыл? —?приветствует его Хонджо, не отрываясь от заполнения судоку. —?А, это ты,?— говорит он, когда в ответ слышит лишь тишину. —?Не день, а именины.—?Клевые у тебя друзья,?— ухмыляется Секикава.—?Ты про Хироми? Импульсивный парень.—?Да уж я заметил,?— зашвырнув сумку на стул, Секикава опускается на край измятой постели.—?Он тебе что-то успел сказать? Угрожал, небось.—?Да пофиг,?— закатывает глаза Секикава и видит, как приподнимается в сдержанной улыбке уголок рта Тошиаки. —?Как ты тут?—?Иди-ка сюда,?— манит его пальцем Хонджо, отодвигая журналы. Уж если кто умеет отлично целоваться, так это он?— Секикава лично бы поставил на него любые деньги.—?Ничего, что тут медперсонал ходит туда-сюда? —?между делом интересуется Секикава. Ну, для порядка кто-то же должен волноваться о видимости приличий.—?Поверь, они видали чего похуже,?— Хонджо даже не думает соблюдать эти самые приличия. —?И я не делаю ничего особенного.Ага, хмыкает Секикава, ничего особенного: просто целуешься с парнем в больничной палате, запаянный наполовину в гипс. Просто лезешь руками, которые и шевелятся то еле-еле, под сомнительной чистоты школьную форму. Просто подрался с…—?С Синдзё? —?уточняет Секикава, чуть отстраняясь. —?Практически накануне матча?—?Так получилось,?— морщится Хонджо. Разговора не избежать, но попробовать отложить его он может. —?Правда, спроси его сам.—?Я спросил,?— отвечает Секикава. При мысли о Синдзё весь романтический и такой редкий в последнее время миролюбивый настрой пропадает как не бывало. —?Он ничего не объяснил, по крайней мере, внятно.—?Знаешь, Шута,?— Хонджо догадывается, что Секикава хоть и не дурак, но в психологии сечёт немногим лучше Киришимы, то есть никак. —?Я не против домашних лабрадоров, особенно таких преданных, но отдавать своё я не намерен никому.Секикава думает, что никому другому не спустил бы с рук настолько собственнического заявления, и что разговора с Синдзё по-прежнему не избежать.Внутри волнами накатывают паника, сожаление и что-то очень больное и одновременно приятное?— то ли чувство вины, то ли чувство благодарности. Хонджо снова едва заметно улыбается и продолжает прерванное весьма некстати?— медсёстры скоро отойдут от визита Хироми и наведаются в палату с проверкой, тут уже будет не до поцелуев?— недосвидание.***Окада грациозно?— насколько грациозен может быть игрок правого поля и обладатель двух весьма качественных бит в спортивной сумке?— тянется и вопросительно оглядывается через плечо на Идзаки.Каждый раз это простое действие производит на Идзаки эффект электрошока. Не то, чтобы количество женщин в его биографии позволяло делать какие-то правдоподобные выводы, но в том, что круче Окады не тянется (не гнётся, не выгибается и все прочие производные от этих двух слов) никто, Идзаки уверен на сто процентов.—?Кружок юннатов? —?переспрашивает Окада. —?Да у вас не школа, а целый социально-направленный рассадник.Идзаки морщится. Видимо, в качестве прелюдии сегодня придётся немного обсудить рабочие вопросы.—?Один из младшеньких немного не рассчитал,?— поясняет он. —?Как и ваш этот Лабрадор.Окада фыркает от сравнения Синдзё с собакой, запрокидывает голову и Идзаки плюёт на все и всяческие прелюдии.—?Я решу эту проблему,?— почти рычит он, прикусывая тонкую кожу на шее, и, сам того не подозревая, цитирует Синдзё:—?Просто играй в свой бейсбол.***Мысленно вычеркнув вариант с пивом даже из списка запасных, Секикава долго набирается смелости, вышагивая вдоль и поперек пространства туалета на третьем этаже?— стекло после памятной разборки заменили прозрачным пластиком и кто-то уже умудрился выцарапать по периметру набор ругательств и признание в любви некой Кэцуми. Шаги отдаются негромким эхом, слышно, как в трубах гудит вода, из пустеющих коридоров доносятся затихающие вопли сверстников. Наконец минутная стрелка приближается вплотную к отметке, когда медлить больше нельзя?— тренировка начнется уже через пятнадцать минут, а опаздывать в период, когда все готовы зубами рвать, чтобы доказать себе и всем вокруг собственную небезнадежность?— себе же хуже. Заслышав шаги, он покрепче перехватывает ремень сумки?— знакомую, тяжелую поступь ни с кем не спутать.—?Поговори со мной, Кей-чан,?— произносит вслух Секикава, с трудом и видимым облегчением отпуская слова, которые успел исковеркать на языке; хмурится и с силой трет лоб, боясь опустить глаза, проиграть этот кон еще до начала.Синдзё никогда не говорит одни слова вместо других?— он попросту не озвучивает их вовсе. Не сказать, чтобы от этого становилось легче хоть кому-нибудь. Вот и сейчас он дернет ртом, развернется и уйдет. А завтра все повторится сызнова, только теперь каждый будет терзаться необоснованным чувством вины.—?Я не знаю, что сказать,?— сипло выдает Синдзё. Что ж, начало положено.—?…Потому что я не один… больше. У меня кто-то есть,?— неловко заканчивает Секикава, ожидая в ответ вопля ярости, каскада презрения, унизительного смеха.—?Это я понял,?— со вздохом говорит Синдзё и откладывает сумку с битой на подоконник. Не то, чтобы это что-то меняло в картине видения мира, но дышать становится легче. —?Все так серьезно?Все это ужасно неловко, таким вещам уж точно не учат ни в средней, ни в старшей школе. Секикава краснеет против собственной воли, хотя, казалось бы, чего он только не насмотрелся…—?Да,?— хрипит он и откашливается. —?Очень.—?Выходит, я ошибся,?— просто подводит итог многодневной вражде Синдзё. Кажется, ничто в мире не занимает его сейчас больше ногтей на пальцах собственных рук. —?Я опоздал.Под языком разливается горечь.—?Мне очень жаль,?— лепечет Секикава. Сложно сказать, искренне или из вежливости. Он мог догадываться, подозревать, домысливать недостающие фрагменты сложившейся ситуации, но охарактеризовать ее словесно равнялось бы вынесению окончательного приговора их дружбе?— или тому, что от нее осталось.—?Я больше вас… тебя не побеспокою, обещаю,?— осекается Синдзё, и Секикава вскидывается с характерным ?ты вовсе не?, но еще не закончив фразу, понимает, как жалко выглядят такие заверения. Он не хочет предлагать остаться друзьями, он хочет, чтобы все было как раньше, как когда-то давно. —?Последнее желание,?— неожиданно вспоминает Синдзё.?Все, что угодно?,?— почти готов выпалить Секикава, но его согласия не требуется: в два шага преодолев разделяющее их расстояние, Синдзё крепко, но мягко хватает его за подбородок?— страшная мысль о заключительном нокауте мелькает и растворяется, когда его губы с силой прижимаются к губам Секикавы, язык осторожно касается крепко сжатых зубов, и Секикава поддается, открывает рот, позволяя. Поцелуй все длится и длится, и это было бы очень круто, если бы не так тоскливо. Огромный пласт жизни Секикавы с неразличимым человеческому ухо треском отламывается и, рухнув вниз, рассыпается в пыль. Теперь уже ничего не будет, как раньше, но это даже лучше. Он открывает глаза, ощущая, как, быстро высыхая, слюна тонко стягивает кожу, и неожиданно понимает, что за годы знакомства Синдзё ни разу не позвал его по имени?— как будто это было чем-то постыдным или оскорбительным, могло разрушить их дружбу или сделать ближе.Синдзё безмолвно покидает уборную, уходит быстро и уверенно, не оглядываясь, и помимо дурацкой мысли о том, что гигантский процент времени бодрствования проходит именно в данном, несомненно, уютнейшем месте, Секикава думает лишь о том, чтобы тот не обернулся.***—?Кто это сделал,?— удушающе спокойным голосом спрашивает Идзаки. Ответом ему становится резкое движение плечом.—?Какая разница, главное, что не даром.—?Я хочу услышать имя,?— ярость постепенно подступает к горлу, грозит вот-вот пролиться огнем ненависти.—?Я не собираюсь тебе говорить,?— фыркает Окада, одну за другой вытягивая разноцветные невидимки (?разве это не абсурд?,?— рассеянно размышляет Идзаки,?— ?невидимки должны быть невидимыми?) из волос. —?Я тебе не телка. Не лезь в мои дела.—?Никто,?— цедит Идзаки сквозь зубы,?— не будет тебя бить и уходить безнаказанным.—?Уймись уже, слюни летят,?— делано брезгливо потирает щеку Окада и делает попытку вырваться. —?Я струсил, и мне вовремя об этом намекнули,?— запальчиво выкрикивает он, когда чужая рука, не причиняя боли, удерживает предплечье,?— еще вопросы?Идзаки едва не впервые видит, как злость искажает это смазливое (он сказал бы ?красивое?, но слишком молод для подобной сентиментальной откровенности) лицо. И вместо того, чтобы разъяриться пуще прежнего, совершает неожиданный даже для себя самого поступок, с силой вжимая лоб Окады себе в плечо, придерживая за лохматый затылок.—?Еще раз, и я найду его, и вырву ему руки,?— тихо, но страшно обещает он, и Окада всерьез задумывается, насколько далеко может завести этого чувака буйный нрав.***Хонджо догадывается, что знаменательный разговор между Секикавой и его Лабрадором таки заимел место быть, и даже догадывается, что этот разговор был ни разу не гладким и не приятным, но его догадки не отменяют факта, что Секикава его избегает и что это очень хуёво, на самом деле.Ания, который не менее внимательно регистрирует все потенциальные угрозы пути Никогаку в Кошиен, тоже не может не замечать изменений в поведении Секикавы.Секикава быстро бегает. Так быстро, что Микосибе иногда кажется, что тот способен мгновенно телепортироваться из пункта А в пункт Б.—?Что с ним? —?спрашивает он стоящего рядом Вакану.Вакана пожимает плечами. Ему тоже не нравится, что Секикава вторую тренировку подряд ползает по полю черепахой и огрызается на любое замечание, но редкое, а оттого очень продуктивное, общение с братом научило Томочику не лезть к человеку тогда, когда он явно этого не хочет.—?Соберись! —?рявкает Ания, раздраженно отшвыривает биту и быстрым шагом направляется к Секикаве. —?Твою мать, у нас игра через день!Он не успевает закончить предложение или перевести потенциальное рукоприкладство в разряд вполне реального?— Синдзё, стоявший вообще-то ещё минуту назад на другом конце поля, отталкивает Анию и хватает Секикаву за грудки.—?Се. Ки. Ка. Ва. —?по слогам выговаривает он, и Шута отчётливо чувствует его тяжёлое дыхание на своём лице. —?Если мы проиграем, я тебя убью.Микосибе со своего места ничего не слышно, но он никогда не жаловался на зрение. Секикава с видимым усилием отцепляет руки Синдзё от своей формы, что-то говорит и уходит, игнорируя ругань Ании, вопли Ваканы с Хиямой и прожигающий?— даже Тору это чувствует?— взгляд Синдзё в спину.Конечно, Секикава приходит на игру. Конечно, он собран, быстр и надёжен, как всегда. Конечно, Никогаку выигрывает, предварительно извалявшись в грязи и похабных комментариях игроков школы Минагава. Конечно, Синдзё обнимает его в конце, как и всех остальных, но Секикава осторожно выскальзывает из-под его руки.Конечно, с этим придётся что-то делать, но как же это трудно.По воле какого случая звёзды сложились в нецензурную конструкцию и Секикава оказывается на пару с Синдзё последним в раздевалке, науке неизвестно.—?У тебя форма совсем грязная,?— нарушает неловкое молчание Секикава.—?Сам-то,?— тут же парирует Синдзё.Они смотрят друг на друга, синхронно отворачиваются и неловкое молчание торжественно воцаряется вновь.—?Хирацука сегодня герой.—?Хирацука опять налажал.Неловкость и своеобразная синхронизация сегодня в ударе, многолетняя дружба не проходит даром и, наверное, только сам Секикава понимает, насколько эта дружба важна для него. Для них обоих.—?У вас там всё, ну… прям всё? —?спрашивает негромко Синдзё, сидя на лавке и сосредоточенно расшнуровывая бутсы.Секикава надеется, что на школу сейчас упадёт метеорит и разнесёт всё к чёрту, лишив его сомнительного выбора?— отвечать честно или не отвечать вообще. Врать Синдзё он не хочет.—?Ага,?— хрипло отвечает он, откашливается. —?Послушай, Кей-ч…—?И вы, ну… друг с другом, ты… с ним,?— Синдзё запинается, но упорно продолжает выталкивать из себя такие острые и тяжёлые слова.Секикава чувствует, как краска заливает его от самых кончиков ушей и почти начисто выбритых висков до пальцев ног. Спрашивать такие вещи…—?Послушай,?— делает он последнюю жалобную попытку свернуть разговор в более привычное русло. —?Какое это вообще… блять, да зачем тебе вообще такое знать?!—?Я должен,?— Синдзё хмуро смотрит на него. —?Я хочу знать. Мне надо знать, чтобы не сделать ничего лишнего.?Как большой ребёнок?,?— думает Секикава. Ни в чём не разобрался, но уже готов воевать со всем миром ради того, чего сам не понимает.—?Ты хочешь со мной переспать? —?внезапно спокойно спрашивает он.—?Н-нет,?— от неожиданности Синдзё хлопает ресницами не хуже первокурсниц, только вчера приехавших из провинции.—?Хочешь ходить со мной на свидания? —?Секикава закидывает сумку на плечо, и бита глухо стукается о единственный тощий учебник, болтающийся внутри.—?Нет,?— не сводит с него всё ещё круглых глаз Синдзё.—?Хочешь, чтобы мы умерли в один день и наш прах развеяли над океаном?—?Да иди нахуй! —?взрывается Синдзё и тут же осекается под серьёзным и чуть насмешливым взглядом Секикавы.—?Значит, ты не сделаешь ничего лишнего,?— говорит Шута. —?Пойдем.Он протягивает Синдзё руку, и тот неуверенно сжимает её в своей большой ладони.***—?Может, нам втроем на свидания ходить? —?будто невзначай интересуется Хонджо, сосредоточенно пялясь в раскрытую книгу. Возможно, ситуация не была бы настолько абсурдной, если бы он, по крайней мере, вывел ее из положения вверх ногами.(Секикава знает, что он злится, да и есть, на что: по окончании последней игры он так увлекся задушевными беседами в раздевалке, что потерял счет времени, и вместе с Синдзё свалил через боковой выход под брюзжание сторожа преклонных лет. Лишь дома, включив телефон, он сообразил, что Хонджо, чье присутствие он старательно игнорировал весь матч, остался ждать у главных ворот. Количество неотвеченных звонков и смс только подтвердило худшие опасения.—?А вот иди-ка ты нахуй,?— любезно поведал ему Хонджо, соизволив, наконец, взять трубку. —?Нашел себе мальчика на побегушках.—?Погоди, Тоши…—?Нахуй я сказал.Отлично поговорили.На следующий день плачущая мать Хонджо отвечает на звонок и, давясь рыданиями, сообщает, что ее единственный сын умудрился загреметь в больницу с очередным переломом.)—?Что ты несешь? —?потихоньку закипает Секикава, которому, в принципе, особого повода не нужно.—?Ты, я и твоя собака,?— подсказывает Хонджо, захлопывая книгу. —?Все равно под ногами путается. А так хоть польза…—?Язык прикуси,?— сиплым от ярости голосом перебивает Секикава, почти рефлекторно сжимая кулаки. Нет, он не посмеет ударить Тошиаки?— из всех людей; просто рука не поднимется.—?Отчего же,?— входит в раж Хонджо. На ум невольно приходят городские легенды об обезбашенных первокурсниках Судзурана, которые к выпуску умудряются наловчиться перекусывать яремную жилу зубами,?— не то, чтобы хоть одна из этих историй выглядела достаточно верибельно, однако даже в шутке есть доля истины. —?Мы бы славно повеселились. За руки держались втроем, да и в сексе, говорят, как в драке, лишних не бывает.?Оказывается, поднимается рука?,?— не без удивления размышляет Секикава, когда его кулак впечатывается в чужую скулу, с которой только-только сошла жуткая гематома. Хонджо в своих кошмарных гипсовых бинтах, со всклокоченными под сползшей повязкой волосами выглядит как полоумный повелитель пластырей. Или властелин синяков?— как угодно. От удара его голова откидывается на не слишком чистую от непрестанного ерзанья подушку, и Секикаве становится так больно, так нестерпимо стыдно, хоть плачь. Ясно ведь, что через неделю-другую ситуация изменится, и на месте временно прикованного к постели, избитого пацана окажется совсем иной человек, коварный и проницательный, с почти чугунными кулаками и такой подачей левой, что противники принимаются звать маму еще после первого подхода неформальных спаррингов в их шизанутой школе.—?Я не хотел,?— через силу выдавливает Секикава. Хотя это ведь неправда?— хотел, еще как. Он тянет было руку, но уже через мгновение ладонь бессильно ударяется о бедро, словно покрытая грязью или чем похуже. Как можно прикасаться к людям такими руками?—?Ну что же ты,?— мрачно подбадривает Хонджо, у которого, вероятно, в голове от удара завыли учебные сирены,?— продолжай, раз начал.Комок в горле все не желает рассасываться.—?Что в нем такого, чего нет у меня? —?очень тихо и спокойно спрашивает Хонджо, словно размышляя вслух. —?Рост? Вес? Хер длиннее? —?Секикава вздрагивает, как от пощечины, но не осмеливается открыть рот. —?То, что вы старше? Друзья детства? Или потому что я валяюсь тут, как овощ? Так подожди пару дней, меня отсюда взашей вытолкают. Или ты меня стесняешься?—?Ты дебил? Сам понимаешь, чо несешь? —?до Секикавы только сейчас доходит, что парень наверняка на каких-нибудь препаратах, а потому вести с ним дебаты, по меньшей мере, бессмысленно.—?Просто, чтобы ты был в курсе, я тебя не держу,?— настырно продолжает Хонджо. Может, у него жар или, там, давление. Секикава уже тянется к кнопке вызова дежурной, но последняя фраза застает его врасплох:?— Можешь даже перепихнуться, если так прижало. Я не ревнивый.Он вылетает из палаты, оглушительно хлопнув дверью, чтобы не уебать не к добру разболтавшегося кретина. Семенящая навстречу медсестра испуганно отшатывается. На миг Секикаве делается смешно от того, сколько стресса доставили больничному персоналу темпераментные приятели пациента Хонджо Т. Вот ведь придурок больной. Не ревнивый он, как же.Чем хорошо лежать в больнице, так это возможностью основательно собраться с мыслями. ?Хотя, конечно, это палка о двух концах?,?— равнодушно думает Хонджо. Он бы предпочёл валяться без сознания и не думать вообще, не вспоминать ни Секикаву, ни Синдзё, ни Хироми с его заёбами, вообще ничего.Он знает, что ему колят какое-то успокоительное, чтобы боль от сломанных рёбер и отбитых внутренностей не мучила постоянно, и что сознание работает совсем по-другому, когда препараты в ударе, и возвращается в своё обычное состояние, когда их действие потихоньку слабеет.Секикава пришёл не в лучший момент?— медсестра как раз успела вколоть вечернюю дозу, но Хонджо уверен, что даже будучи в ясном уме, сказал бы всё то же самое.Может, ему тоже стоит провернуть такой финт, что у него, друзей детства, что ли, нет.***—?Куда выписали?! —?орёт Киришима. —?Он же только позавчера сюда вписался!Медсестра успокаивающе вытягивает вперёд ладонь, касаясь плеча Хироми, от чего тот дёргается как от тока. Сугихара невозмутимо стоит чуть позади, выдувая и тут же лопая огромные зелёные пузыри жвачки.—?Он сам попросился на домашний режим, и его физическое состояние вполне это позволяет,?— говорит другая медсестра, постарше и явно поопытней. —?А вот тебе, деточка, похоже, помощь требуется прямо сейчас.Киришима шумно выдыхает, бешено раздувая ноздри не хуже племенного быка, но держит себя в руках?— сам не раз отлёживался в местных палатах после особо серьёзных школьных инцидентов.—?Пошли,?— дёргает он головой в сторону двери, и Сугихара вежливо кланяется медсёстрам, прежде чем повернуться следом.***Дома скучно, ничего не хочется и приходится пить таблетки, а на боках и животе расплываются замечательные жёлто-фиолетовые синяки размером с космос, которые мешают нормально спать.Киришима наведывается стабильно раз в день, рассказывает, какие все мудаки, какое семпай хуйло, что он почти его победил, что в Судзуране творятся бардак и ёбаный стыд?— ничего такого, о чём Хонджо бы не догадывался сам, но всё-таки присутствие Киришимы как-то скрашивает однообразие затянувшегося больничного.Он незаметно наблюдает за Хироми, за его жестами, манерой говорить и надувать губы, которую тот явно скопировал у Идзаки и теперь даже не замечает. Хонджо испытывает к Киришиме нелогичную привязанность?— он знает его тысячу лет и всех его внутренних таракашек знает столько же, чтобы добровольно привязываться к такому типу, но факт есть факт. Хонджо знает, что никогда не подставит Киришиму или не сбежит от драки, или придёт по первому звонку, если Киришиме будет угрожать опасность и он сподобится ему позвонить. Он даже даст ему списать домашку?— если вдруг случится большой взрыв, Вселенная схлопнется в точку и развернётся в альтернативном пространстве, в котором Киришима будет учиться.Больше он не чувствует ничего. Ни единого шевеления в организме или в душе.Возможно, он всё-таки должен был высказать Секикаве свои соображения и претензии по поводу Синдзё в более человечной форме. Возможно, он несколько перегнул, особенно с последним своим заявлением. А если Секикава воспримет это всё всерьёз? Ведь он вполне может, он вообще-то очень серьёзный, Хонджо знает.Определённо, перегнул.Сердце на секунду сбоит, вынуждая резко сесть на кровати и согнуться уже от боли в отбитом боку, потом Хонджо тянется к телефону и быстро набирает смс.На самом деле, он ужасно ревнивый.?Ты дома???В гостях, блин?,?— мысленно огрызается Секикава.?Я уже почти могу нормально спать??Заебись?,?— думает Секикава, отворачиваясь к стенке. ?Зато я не могу?.?Ты ответишь мне или нет???Иди нахуй?,?— как мантру твердит Секикава про себя слова, которые знает каждый ученик нормальной школы их района.?Я правда погорячился. Был неправ.?Ага, и что дальше? Закурить бы, но Секикава, как и все, обещал, что пока они на пути к Кошиен, никаких сигарет в его жизни не будет. Правда, Хонджо вот курит, и поцелуи с ним так явно отдают никотином, что только от воспоминаний хочется взвыть.?Ты три недели думал, прав ты был или нет??Хонджо против воли расплывается в улыбке. Диалог таки начался, значит, ничего такого, что нельзя было бы исправить, не произошло.Дни в четырех стенах тянутся дольше рекламного блока в промежутках между показом ежевечерней дорамы, от которой мать тащится как школьница. Хонджо вынужден не без стыда признать, что волей-неволей втянулся в незамысловатые сюжетные перипетии, выучил имена даже второстепенных персонажей и с легкостью может напрогнозировать главным героям миллион терзаний, литры слез, тонну кирпичей, пару внебрачных детей из-за угла, непременную амнезию, а также счастливое будущее, свадьбу, казенный дом в наследство, дальнюю дорогу в медовый месяц и прочие ?долго и счастливо?. Да и немудрено: если ты не в состоянии даже поссать сходить без посторонней помощи, а мать постоянно трясется, что он задохнется под тяжестью гипса или выпадет в окно, где еще коротать досуг, как не на диване в гостиной?Киришима таскается к нему как чума, исправно докладывая обстановку и делясь свежими сплетнями, заключающимися в факте вынужденного перемирия с Хосеном и внутришкольного?— по инициативе Сэридзавы. Еще через неделю он влетает в дом Хонджо, взмыленный даже больше, чем обычно, с разбитым ртом и ссадиной через всю щеку, отчетливо напоминающей след от человеческих ногтей?— видимо, перешел на новый уровень. На вялые расспросы Хонджо о случайной подружке Хироми вызверяется пуще прежнего, опрокидывает любимую вазу его матери и долго мнется в прихожей, извиняясь. ?Расскажет?,?— думает Хонджо, засыпая. Киришима в жизни не сумел удержать за зубами свой длинный язык.В день, когда проклятый гипс, в конечном счете, снимают, Секикава специально прибегает в больницу, скорее всего соврав капитану о прискорбной кончине любимой бабушки.—?Ну ты хоббит,?— ржет он, глядя на белые крошки, запутавшиеся в неожиданно впечатляющем растительном покрове на ноге Хонджо. Разумеется, тот сию секунду готов вскочить и нестись навстречу световому дню, но мать и доктор удерживают его в четыре руки. Чертова нога слушается из рук вон плохо, будто за месяц успела одеревенеть.—?Не торопись, Тошиаки-кун,?— советует пожилой доктор на прощание,?— успеешь еще набегаться. И друг твой тебя подождет,?— Секикава почему-то густо краснеет и опускает голову?— от этого в груди делается неоправданно жарко и круто.С уходом старших курсов жизнь в Судзуране словно вымирает. Даже запасной костыль оказывает бесполезен. Задавшийся очередной безумной идеей покорения Вселенной Хироми совершенствует навыки уличного бойца при помощи Риндамана. ?Бедняга?,?— думает Хонджо, зевая,?— ?сперва ебанутый на всю голову Такия, теперь еще и этот?. Из внутреннего дворика доносится рев раненого питекантропа. Хонджо переворачивает страницу. Сугихара снимает и тщательнейшим образом протирает очки рукавом рубашки.Дня за два до наступления долгожданных летних каникул Секикава приходит в условленное место с изрядным опозданием. Хонджо давно привык, но сегодня, как на зло, перегорел фонарь, висящий прямо над удобной стопкой старых кирпичей, а читать стоя еще слегка в напряг.—?Мы едем в сраный лагерь,?— вместо предисловия оповещает Секикава всю окрестность и сердито запихивает в кои-то веки незалакированные волосы под низко надвинутую кепку. —?Охуенное лето, всю жизнь мечтал! —?И пока Хонджо молча недоумевает, быстро добавляет:?— Но пару дней каникул все-таки будет свободно.Само собой разумеется, Хонджо в курсе остросюжетных злоключений бейсбольного клуба Никогаку, и уж тем более?— насколько это важно для Секикавы, хотя, стоит признать, общая мечта о Кошиене изрядно попортила ему кровь. Поэтому он задает единственно важный вопрос:—?Ты уже ел? —?Секикава недоуменно моргает. —?Серьезно, убил бы за нормальный кусок мяса.В мире есть вещи, на которые можно смотреть вечно: как горит огонь, как бежит вода, как с хрипом, напоминающий предсмертный, падает несокрушимый, на первый взгляд, соперник, и как улыбается, застенчиво опуская ресницы, некий Секикава Шута.***Лето официально вступает в права в первый день каникул, радуя изнуренных влажностью жителей Токио немилосердной жарой. Хонджо проводит весь день у монитора, поглощая ледяной чай в однозначно нездоровых количествах. Звонок в дверь раздается, когда солнце уже касается горизонта огненной кромкой. Секикава стоит на пороге в коротких, явно видавшие виды джинсовых шортах с клетчатой рубашкой, повязанной вместо ремня, как и обещал, без привычного ежика и кепки. Мягкие светлые пряди лезут в глаза, щекочут переносицу, поэтому он то и дело сдувает их наверх. На шее блестит испарина.—?Ну, вот и я,?— неловко мямлит он, и Хонджо отступает в темноту прихожей, пропуская, надежно запирает дверь на внутренний засов. Кроме них в доме ни души, тишина звенит в ушах, оглушая, когда Хонджо с силой впечатывает его в стену и целует так, словно ждал этого всю жизнь. Ушибленный затылок ноет, но какое это имеет значение?—?Я подрочил заранее. Два раза,?— сообщает ему Хонджо, и это незатейливое откровение делает с телом Секикавы реально стремные вещи. —?Так что будем совершенствовать выносливость, пинч раннер.—?Заткнись,?— с чувством просит Секикава, выпутываясь из майки, одновременно спинывая кеды и стараясь содрать носки. —?Просто заткнись.—?Ладно,?— покладисто уступает Хонджо, гостеприимно распахивая двери собственной комнаты. —?У меня колено пока еще плохо сгибается, так что снизу ты.?Сукин сын?,?— думает Секикава, чувствуя жар, расползающийся от щек вниз по всему телу. Как будто, сгибайся его колено нормально, могло бы быть иначе. А затем не успевает ничего сообразить, как ботан словив профессиональную подсечку. Мир перестает вращаться перед его глазами и застывает хорошо знакомым потолком. Слева он него Хонджо быстро делает глоток из полупустого стакана со льдом, мутного и влажного от конденсата. А потом слишком лихо для недавно корчившего из себя полуинвалида взбирается на постель и распластывается сверху. Секикава успевает уловить странный стук, когда чувствует ртом холодные губы, а затем что-то холодное и гладкое, едва уловимо сладкое касается его языка. Кусочек льда совсем маленький, стремительно тающий, но для встревоженных рецепторов неожиданный холод воспринимается как ожог.—?Ты бухал тут весь день, что ли? —?неразборчиво бубнит Секикава, стремясь зажать скользкий обмылок льда зубами.—?Отдай,?— командует Хонджо, но Секикава показывает ему язык. —?Ах вот как…От ощущения ледяной влаги на животе Секикаву едва не сгибает пополам.—?Придурок! —?вопит он, отбиваясь. —?Ты что де…—?Утихни,?— жестким тоном приказывает Хонджо и, перехватив его запястья над головой, до боли впивается в губы. Его член ерзает по бедру Секикавы, оставляя на коже тонкую кривую смазки. Вот и подрочил два раза, как же. —?Лежи спокойно, ладно? —?просит он, отстраняясь. Их лица совсем близко, так что левый глаз невольно начинает косить. Секикава заторможено кивает, постепенно расслабляясь. Это ведь просто Тошиаки, в конце концов. Что плохого может случиться?Когда Хонджо языком собирает окончательно растаявший лед, точнее то, что от него осталось, дрожь пробирает до самого позвоночника. Но когда новый кусок приземляется чуть повыше выступающих грудных костей, дыхание перехватывает уже не на шутку.—?Тошиаки,?— жалобно зовет он, ежась от ощущения стекающей по ребрам воды,?— мне холодно. Можно э-э…—?Можно все,?— отзывается Хонджо, втягивает лед в рот и хрустит, пережевывая. —?Тебе не нравится? —?И нет в этот момент ничего важнее, чем поцеловать этого упрямого мудака.—?Ты обещал секс, а не оздоровительные процедуры,?— и тогда он прикусывает кожу на шее Секикавы, у которого под веками взрывается белый фейерверк боли. —?Ай, блядь! Ты охуел? Или отучился за месяц?!Хонджо хмыкает, гладит ледяными пальцами шрамы на его ребрах, щиплет соски, дует на укушенное место, лижет живот, трогает член?— и не только руками. Наконец, снова нависнув над Секикавой, ерошит сухие и жесткие от безжалостного отбеливания волосы вместе с пока еще коротким отрастающим ежиком на висках. На этом месте, вероятно, с ним случается легкое помешательство, потому как Секикава с трудом переводит дыхание между всеми этими поцелуями. Может, ему все-таки отбили последние мозги в полоумной школе? Секикава уже готов прибегнуть к угрозе закончить столь прекрасное начинание без постороннего участия: сгусток жара под пупком пульсирует так яростно, что тянет даже суставы пальцев ног. На миг уткнувшись носом в его плечо, Хонджо бурчит что-то неразборчивое.—?Что?—?Мгпф тебя,?— и Секикава содрогается от ужаса и тревожного внутреннего удовольствия, которого ему не доводилось испытывать прежде.На следующий день первое, что видит Хонджо, открыв глаза, это мигающий новым сообщением мобильник, вчера предусмотрительно поставленный на беззвучный режим.?с обеда на тренировке, придёшь вечером??Хонджо соображает, что сегодня последний день перед отъездом Никогаку в лагерь, который должен сплотить их ещё больше и сделать ещё сильнее и выносливее (если верить пламенным речам их двинутого сенсея). Он потягивается, с наслаждением сгибая и разгибая ногу, перед глазами всё ещё стоит картина?— запрокинутая назад голова Секикавы, протяжный стон, холодная кожа там, где прошлись кусочки льда, и горячая во всех остальных местах?— и Хонджо набирает ответ одной рукой, вторая уже занята.?обязательно. продолжим начатое.?Он приходит, когда солнце ещё высоко, но мир уже окутывает мягкая оранжевая дымка, воздух пахнет морем и солью, и чем-то таким?— летом, чувством дежавю, неуловимым запахом трав?— от чего хочется зажмуриться и любить весь мир. Совершенно идиотское ощущение, не свойственное Хонджо даже в лучшие годы, проведённые в детском саду, но он просто пожимает плечами и не придаёт этому особого значения.—?Явился,?— встречает его Секикава. Он всё в той же клетчатой рубашке, только теперь она надета как надо и не застёгнута ни на одну пуговицу. В зубах у него зажата маленькая веточка мяты, отчего слова Секикава цедит слегка невнятно. —?Заходи.В комнате царит стандартный беспорядок, на полу кучей свалены вещи, которые надо взять в лагерь: пара маек, рубашка, любимая жёлтая футболка, носки, баллончик лака (?куда же без этого?,?— хмыкает Хонджо).—?Не успел дособираться,?— поясняет Секикава. Шорты на нём сидят очень низко, косые мышцы дают чёткую тень, а на груди багровеет след от зубов. —?Готовился к твоему приходу.—?Подрочил два раза? —?интересуется Хонджо, стаскивая маску и на ходу избавляясь от футболки. —?Или три, чтобы наверняка?—?Один,?— веточка мяты чуть покачивается во рту, и это простое движение завораживает. —?Пока сочинял тебе смс.Вчера, когда Хонджо, наигравшись со льдом, чуть не довёл его до нервного срыва и преждевременной эякуляции, а потом доставил фейерверков в голову контрастом холодного рта на горячем члене, не забыв после всё-таки отыметь как положено, Секикава пообещал себе, что не спустит ему с рук такой подлости.Хонджо тянет руку к мяте, но Секикава тоже умеет делать подсечки и пользоваться физическим преимуществом?— он заходит со стороны не совсем восстановившейся ноги, бьёт несильно под колено и валит Хонджо прямо на кучу одежды, усаживаясь сверху.—?Оу, да ты в ударе,?— довольно лыбится Хонджо. Лапать Секикаву за задницу в таком положении ему доставляет вполне конкретное удовольствие.Секикава зажёвывает мяту, чуть сжимает его талию ногами?— Хонджо знает, насколько они сильные, насколько вообще бегуны выносливые, а этот конкретный каждый раз тает под ним не хуже вчерашнего льда и это мега-охуенно?— и наклоняется к лицу.—?Ну, хотелось бы запомнить побольше, чтобы не скучать ночами в лагере,?— в рот ему говорит Секикава, прежде чем Хонджо за затылок прижимает его к себе.Запах мяты, вкус мяты, волосы, лезущие между ними, сталкивающиеся языки?— всё это складывается в умопомрачительную картину, в горячий клубок под солнечным сплетением, в немедленное желание пометить своими следами всё, до чего только способен дотянуться. Хонджо позволяет Секикаве ещё немного покомандовать, тем более что тот как раз стащил с него цветастые шорты, а потом напоминает, что как бы там не обстояло дело с возрастом и прочими условностями, сверху всё равно он.—?Запомнишь,?— обещает он, разворачивая секикаву лицом в разбросанное барахло, ведёт губами по кромке роста волос до уха. —?Я тут про одну штуку прочитал, сейчас покажу.Секикава не против нововведений, в принципе, скорее всего, он так думает, или думал, или он просто не допускал, что Хонджо способен на всякие извращенские штучки. А он способен, и ещё как.—?Тошшшш… —?ему приходится позорно закусить первое, что попалось?— любимую футболку?— когда Хонджо, избавив его от одежды и заставив приподняться на четвереньки, языком проходится по крестцу вниз, между крепкими ягодицами, и запускает его дальше и внутрь. —?Блять…По телу волнами идёт дрожь, до того это ощущение отличается от обычного проникновения. волны начинаются там, где двигается язык Тошиаки, доходят по позвоночнику до шеи, вымывают остатки сознания и здравомыслия из головы и возвращаются к паху. Он протестующе рычит, когда Хонджо отпускает его, но тут же вздрагивает и стискивает футболку зубами снова, когда Хонджо с разгону входит в распалённый и чувствительный анус, крепко придерживая его за бёдра.—?Рфщщ,?— звуки вырываются сами, скомканные и хриплые. Хонджо прижимается к нему животом и грудью, с силой целует плечо, втягивая кожу и зажимая её зубами.—?Ещё,?— кое-как повторяет Секикава, совершенно не стесняясь. Ему кажется, что такой вещи, как стыд, у него нет примерно полгода уже как, а у Хонджо подобное качество отродясь не водилось.—?Окей,?— шепчет Хонджо, или это тоже только кажется, Секикава не уверен ни в чём, кроме того, что этот вечер он точно запомнит.—?Когда вернётесь? —?спрашивает его Хонджо, когда они сидят на кухне и, пользуясь отсутствием родителей, пьют холодное пиво.—?Через три недели,?— отвечает Секикава. Пиво пузырится за мутным стеклом и очень хочется закурить. —?Постарайся ни во что не вляпаться.—?Окей,?— кивает Хонджо, и Секикава тут же краснеет.—Окей, окей, окей,?— Хонджо тянется через весь стол и смотрит ему в глаза. —?Как раз поднатаскаюсь в теории, чтобы потом проверить на практике.***Счастье переполняет их до краев?— немудрено, что кто-то то и дело принимается то хохотать, то рыдать на радостях. Стоя на самой верхушке пирамиды ступеней у главного входа Национального стадиона, Секикава понимает, что его все еще слегка потряхивает. Сверху окружающий ландшафт выглядит иначе, не так, как ранним утром, когда над мегаполисом еще стелилась нежная августовская дымка, а они гуськом пробирались к боковым крыльям громадного строения, ни в чем не уверенные, готовые буквально на все, но, как оказалось, далеко не ко всему. Хотя победителей не судят. Хияма как раз орет о шаровой выпивке, Имаока принимается уговаривать сенсея сопровождать их посиделки?— чтобы растащить по домам под утро, не иначе. Секикава уверен, что Кавато найдет тысячу и одну вескую причину не ходить. Микосиба смотрит на него с таким обожанием, заламывая пальцы, будто боясь протянуть руку и прикоснуться, что невольно усомнишься в природе его привязанности.Он не сразу понимает, что человек, перепрыгивающий через три-четыре ступеньки разом?— Окада, а когда различает фигуру в тени парковых насаждений, кто-то слева окликает его по имени. Несмотря на слабо спавшую жару, на лице Хонджо красуется маска, отливающая синевой в густеющих сумерках.—?Ну вот и встретились,?— зачем-то произносит Хонджо, смотря на Анию. Секикава переводит взгляд с одного на другого, чувствуя, как легкие начинает распирать, а под кожей переносицы нарастает тонкое покалывание?— запоздалое эмоциональные реакции, что поделать.—?Вы идите, я догоню,?— бубнит он, проводя открытой ладонью по свежевыстриженному затылку.Очевидно, Хонджо эмпатически улавливает его состояние, потому что делает шаг навстречу, закрывая ото всех не особо широкой спиной. Секикава утыкается ему в ключицу, его плечи подрагивают, и Хонджо не делает ровным счетом ничего: не обнимает, не расспрашивает, не пытается утешить, и это?— именно то, что нужно. Секикава тянет воздух носом, который моментально начинает отекать, цепляется за чужую рубашку. Ему и дела нет до того, кто и что может подумать. В его голове тихо и пусто, сердце бьется спокойно и размеренно?— впервые за хрен знает сколько времени. Мысль о потребности в присутствии Хонджо конкретно сегодня и здесь, в принципе всегда?— в его жизни, не кажется случайной или пафосной. Вот почему, быстрым движением вытирая глаза тыльной стороной ладони, Секикава поднимает голову и смотрит, смотрит, смотрит?— до тех пор, пока не чувствует истоптанную асфальтовую площадку под ногами, и не решается выпустить из рук измятую ткань одежды.—?Пойдем? —?так же тихо предлагает Хонджо. Вокруг совсем стемнело, на декоративных турникетах зажглись огни подсветки, команда давно ушла, как и Окада со своим?— кем бы он ни был. —?Тебе нужно поесть, вам еще отмечать всю ночь.—?Если хочешь, я забью? —?зачем-то говорит Секикава, подтягивая сползшую до локтя ручку спортивной сумки. Хонджо фыркает.—?Не неси хуйни. Потом всю жизнь будешь ныть, что я тебя не пустил на такую культурную попойку,?— ?всю жизнь?, мысленно подмечает Секикава и краснеет. —?К тому же,?— подумав, продолжает Хонджо,?— кубок следует обмывать всей командой. Нехорошо откалываться…—?Я хочу карри,?— перебивает Секикава. Хонджо ничего не имеет против.За огромным импровизированным столом, сдвинутым из нескольких поменьше, зависают неразлучные, хотя и порядком заскучавшие Вакана с Хиямой, а также Хирацука, чей рот не закрывается ни на долю секунды. Оценив обстановку, Секикава возвращается к барной стойке и кивает Хонджо, обосновавшемуся ближе к выходу. Плечо под наклейкой пластыря чешется просто неимоверно, чем Секикава и занимается, оттянув пройму за рукав футболки.—?Что ты делаешь? —?спрашивает Хонджо, хотя ответ и так очевиден.—?Воду ищу,?— огрызается Секикава,?— сам не видишь, что ли?—?Тут темно,?— опять играет в Капитана Хонджо, никогда прежде не выказывавший замашки подобного толка,?— давай выйдем на свет.—?Сейчас ночь,?— округляет глаза Секикава,?— кругом темно.—?В туалете есть лампы.Секикава послушно трусит впереди, не переставая исподтишка почесывать подживающую рану ногтем. Коварство обманного маневра в полной мере доходит до него лишь когда Хонджо с силой впечатывает его в тяжелую, медленно закрывающуюся дверь, налетает вихрем и целует так, будто вознамерился вытянуть душу.—?Ну, не здесь же,?— вполсилы отбивается Секикава, хотя от безошибочного желания конкретной близости простреливает в паху, а губы начинают ныть от более чем настойчивых поцелуев-укусов. Когда его затылок во второй раз прикладывается к вертикальной поверхности?— на сей раз стенке тесной кабинки, возражения успевают успешно метаморфировать в потребность. Хонджо держит его ребра так крепко, что сдавливает легкие?— иначе с какой стати снова нечем дышать?—?Я сейчас,?— обещает он в поцелуй, и ускользает, оставив Секикаву в поднятой до груди футболке, с расстегнутыми брюками и солидным стояком. Возвращается через считанные секунды, щелкает замком на хлипкой дверце. —?Повернись.Секикава послушно складывает руки накрест перед собой, упирается в них лбом и прикрывает глаза. Кожа, лишенная покрова белья, трется о жесткий деним новых джинсов Хонджо, а его пальцы входят слишком уж быстро и легко.—?Что? —?дергается ошалевший от такого напора Секикава. —?Где ты взял?..—?Мыло,?— ухмыляется Хонджо?— самое время припомнить о его репутации действительно плохого парня. Он как раз начинает медленно двигаться, распластавшись по спине Секикавы, который старается, не поддаться позывам подкашивающихся колен, не вжаться в исписанную ругательствами стену, когда дверь, отделяющая уборную от общего зала, снова хлопает, щелкает замок. Раздаются шаги, невнятная возня и влажный звук, определить происхождение которого безошибочно может любой нормальный половозрелый школьник: поцелуи.—?Подождут твои маленькие друзья, ни обломятся,?— звучит хриплый голос, и Хонджо за спиной напрягается, с силой сжимая плечи. Звуки возобновляются с новой силой, к ним добавляется секундный лязг металла и глухой стук, когда что-то падает на пол.—?Блядь, подожди,?— Секикава готов поклясться, что этот тембр ему отлично знаком, но в этот момент Хонджо резко задвигает бедрами вперед, и основная задача?— не застонать от того, насколько умело сукин сын научился пользоваться собственным членом. Уши закладывает высоким пронзительным писком, следующее движение Секикава встречает на полпути, подаваясь навстречу. Через некоторое время, не выдержав, он с силой ударяет кулаком по стене?— страха нет, есть только чудовищное желание довести начатое до оргазма.—?Здесь кто-то есть,?— слышится сдавленный шепот.—?Значит, они здесь за тем же,?— заверяет тот самый хриплый голос, и Хонджо явственно хмыкает. Ему приходится зажать рот Секикавы скользкой ладонью?— тот бьется под ним, будто обезумев, да и самому Хонджо немного осталось.—?Шута,?— жарко выдыхает он в самое ухо,?— тише.Брюки съезжают по ногам Секикавы, пряжка ремня звякает о плитку пола. Хонджо выворачивает его голову, целует прямо через плечо, пусть так не слишком удобно. За стенкой кто-то судорожно вскрикивает, и этого достаточно, чтобы кончить почти в унисон.Секикава сполз бы на пол, не поддержи его Хонджо. Его губы искусаны, на щеке яркое пятно от соприкосновения с кожей запястья. Мышцы дрожат от напряжения, пот градом течет по спине, впитываясь в одежду. Он стреножен собственными брюками, которые однозначно видно в проеме между полом и нижним краем двери. Очевидно, у парочки за ней все тоже прекрасно получилось?— такой стон выходит явно не от массажа. Они одеваются в полном молчании, дожидаясь щелчка, звуковой волны и нескольких возмущенных голосов желающих посетить уборную, которых вынудили ожидать без особого повода. Секикава выходит первым, выцепив на прощание не слишком пристойный поцелуй. Хонджо долго моет руки, ополаскивает водой лицо, предварительно запихнув болтающуюся на одном ухе маску в карман. Пространство туалета наполнено знакомым запахом, но в порыве страсти ему некогда было анализировать. Он делает шаг к выходу, и в голове что-то щелкает: Хироми. Хироми и его бессменный Кензо. Дверь поддается с большим трудом, когда до Хонджо доходит вторая часть этой мысли.Оглушенный музыкальным залпом, он не сразу замечает, что кто-то у стойки салютует ему бутылкой. До боли в сросшихся костях знакомые черты неулыбчивого лица.—?Идзаки-семпай.Секикава просыпается оттого, что солнце безжалостно припекает, посылая прямые полуденные лучи прямо ему в лицо. Он открывает глаза, морщится, оглушительно чихает, после чего автоматически обшаривает постель на предмет наличия в ней еще одного тела, но простынь у стены прохладна и пуста. Вот почему он неторопливо выползает из-под покрывала, зевает во весь рот, потягивается до хруста. Примыкающая к спальне Хонджо ванная пустует, как и огромная гостиная, из которой в кухню ведет длинный извилистый коридор. Он как раз подносит ко рту наполненный почти доверху стакан с водой, когда за спиной раздается голос, принадлежащий явно не Хонджо.—?Доброе утро, Шута-кун,?— ровным тоном произносит мать Хонджо, коварно притаившаяся в мягком кресле у окна. Секикава предсказуемо захлебывается, разбрызгивая воду по всей блестящей хромом и сталью кухне. От верной смерти его спасает уверенный хлопок между лопатками, от которого приходится согнуться. Утирая невольно навернувшиеся слезы, Секикава смущенно вытирает взмокшие ладони о любимые трусы. Самый беспроигрышный вариант для приветствия посторонних предков.—?Ты как? —?уточняет Хонджо и, удостоверившись, что Секикава явно пережил неловкий эпизод без членовредительства, как ни в чем не бывало утыкается носом ему в шею. От ужаса Секикаву сперва парализует, а затем его лицо, шея и плечи заливаются краской, и он принимается шипеть, намереваясь оттолкнуть от себя забывшегося придурка. —?Что? —?бурчит Хонджо.—?Что?! —?шепотом орет Секикава, скашивая глаза в сторону его матери так резко, что тянет за ушами.Хонджо небрежно поводит плечами.—?Она давно в курсе, успокойся.Если бы можно было покраснеть еще сильнее, Секикава не преминул бы воспользоваться столь уникальной возможностью. Не без опаски перехватив взгляд матери Хонджо, он замечает на ее лице странное выражение: будто происходящее донельзя забавно. Будто это не ее единственный сын открыто демонстрирует чувства отнюдь не платонического характера к другому парню своего же возраста. Если даже закрыть глаза на тот факт, что из одежды на Секикаве только цветастые трусы-парашюты, а на шее наверняка притаилось с полдюжины красноречивых засосов, ситуация более чем щекотливая. Хонджо обнимает его поистине собственническим жестом.—?Думаю, представлять вас друг другу уже поздно,?— с ухмылкой замечает он, оборачиваясь к матери.Секикава запоздало кланяется, бормоча извинения вперемешку с почтительным приветствием.Мать Хонджо фыркает, явно с трудом сдерживая смех. Она и не думает свалить, чтобы ситуация перестала быть критически неловкой.—?Мам, мы поедим у меня,?— подает голос Хонджо, на лице которого расползается симметричная усмешка?— в этот момент Секикава с кристальной ясностью осознает, как ему удалось вырасти наглым, целеустремленным, не считающим нужным стесняться. Его воспитали таким: любящим, чувственным, раскрепощенным. Он не привык сожалеть о несделанном. —?Извини,?— вполголоса замечает Хонджо, заметив внутренние терзания Секикавы,?— я не думал, что ты так рано встанешь.—?Рано?! Да уже обед скоро! Я вообще…—?Шута,?— с серьезным видом перебивает Хонджо,?— когда-нибудь это должно было случиться.—?Но не тогда, когда на мне одни труселя надеты,?— сердито бубнит Секикава, уворачиваясь от поцелуя.—?Хорошо еще, что хоть они.—?Скотина,?— беспомощно говорит Секикава, понимая, что больше не может злиться.—?С меня все, что захочешь,?— уже с набитым ртом отзывается Хонджо, посылая ему воздушный поцелуй.—?Дверь не забудь запереть.***—?Сенсей! Сенсей! Идите скорее, тут тако-о-ое! —?вопит неугомонный Ооно, подпрыгивая от восторга. —?Сенсей!!! —?звонкий фальцет не теряется даже в многоголосом хоре шумных сверстников.—?Сенсей,?— томно тянет Ямадзаки?— признанная красавица всей параллели одиннадцати лет от роду. —?На поле грязно, я испачкаюсь! —?она смешно перебирает ногами, высоко поднимая колени, сухая глиняная пыль игровой площадки облачками рассеивается вокруг подошв стремительно теряющих первозданную белизну кроссовок. —?Подайте руку, пожалуйста!Секикава вздыхает. С какой стати вступающие в фазу взросления девочки предподросткового возраста видят в нем исключительно потенциального кавалера, не смог бы объяснить и сам Конфуций. Мальчишки же в нем души не чают, восхищаясь буквально всем: от былых успехов незапамятных школьных времен, до умения выжать сотню на турнике даже не запыхавшись.—?Хитоми-чан,?— терпеливо втолковывает он, не без труда выпутывая собственную ладонь из цепких девичьих пальчиков,?— ничего страшного, после занятия можно… эй! что вы там затеяли? —?заслышав окрик, мальчишки живо разбегаются, украдкой сжимая кулаки.—?Сенсей,?— причитает Ямадзаки, явно почувствовавшая, что ее чары слабеют,?— но шнурки!..—?Сенсей, Маруяма дерется!—?Я забыл носки, сенсей!—?Сенсей, можно нам в туалет?—?Отдай мой бенто!—?Сагияма?— толстая корова!Типичное утро понедельника.Тренировки бейсбольного клуба, как правило, заканчиваются в восьмом часу + полчаса на переодевания и необходимость выставить за дверь начинающих звезд большого спорта. Однако порой Секикава позволяет юным воспитанникам увлечь себя настолько, что о времени они вспоминают лишь когда за высокой сеткой ограды воцаряется темнота и сердобольный сторож зажигает боковые прожекторы. Как, например, сегодня.Мальчишки один за другим выкатываются из раздевалки, размахивая руками, запихиваясь хрустящим печеньем и громко обсуждая (с набитыми ртами, разумеется) особенности спинов, последнего питчера национальной сборной?— самого юного за минувшие пять лет, недавнюю премьеру очередной экранизации Камен Райдеров. Секикава оказывается в самой гуще толпы?— даром, что некоторые его воспитанники успешно дотягивают ему до плеча, умудряется кивать и вести связный диалог с каждым алчущим его безраздельного внимания. Они как раз добираются до подъездной аллеи, когда кто-то из бредущих впереди громко присвистывает: сверкающий в свете фонарей обтекаемый Сааб у главных ворот кажется почти потусторонним явлением.—?Пиздатая тачка,?— завистливо шепчет Ооно, не замечая, что волочит по земле сумку со спортивной формой.—?Ясухиро, язык! —?строгим учительским тоном одергивает Секикава, хотя в глубине души не может не согласиться, что да, пиздатая. Любопытно, за кем это приехали?— не похоже, что за учащимися, иначе вокруг бы давно собралась толпа любителей поглазеть на подобную редкость. Они как раз минуют шлагбаум, когда от серебристого корпуса отделяется неприметная в сумерках тень и произносит хорошо знакомым голосом:—?Ну наконец-то.Мальчишки разевают рты. Секикава и сам примерно в одном мускульном движении от аналогичного поступка.—?Ты чего без куртки? —?если Хонджо и сердится, понять это по голосу, приглушенному ненавистной (по случаю открытия сезона цветения) маской, совершенно невозможно.—?Сенсей, так это за вами? —?обиженно бубнит Ооно, у которого фильтр уважения к старшим отсутствует, очевидно, с рождения. —?Могли бы и сразу сказать…—?Я не… тут как бы,?— растерянно путается в словах сбитый с толку Секикава. —?Что это такое вообще?—?Сколько лошадей? —?деловито перебивает его тем временем Шинджи. Уже через полминуты капот оказывается поднят самым бесцеремонным образом, а дюжина его воспитанников толпится под боком у Хонджо, наперебой обсуждая цилиндры, подвески и ралли.—?А вы друг Секикавы-сенсея? —?через некоторое время уточняет кто-то почти невидимый в полумраке.—?Почти,?— спокойно кивает Хонджо. Сам Секикава мысленно благодарит небеса за удобное отсутствие освещения?— жаркий румянец смущения непременно не остался бы незамеченным. Уже по дороге домой он осторожно поворачивает голову и пристально разглядывает изученный до мелочей профиль Хонджо, подмечая, как сильно отросли волосы надо лбом; переводит взгляд на уверенно сжимающие руль руки с извечными мазками мазута, поскольку о существовании перчаток, очевидно, не пишут в тех книгах, которые Хонджо поглощает с поистине задротской целеустремленностью. От спокойствия кружится голова. Ход машины ровный и плавный, от тишины начинает клонить в сон. Он открывает глаза, почувствовав остановку, натыкается на внимательный взгляд темных глаз, белки блестят в бликах боковой подсветки гаража.—?Ты голодный? —?спрашивает Хонджо, и может показаться странным, но данный аспект их взаимодействия временами по-прежнему играет едва ли ключевую роль.—?Так откуда тачка? —?все же озвучивает вертящуюся на периферии сознания мысль Секикава.Хонджо предсказуемо поводит плечом.—?Понравилась?— купил,?— вот так просто.—?А чего не сказал раньше?—?Ты все равно не хочешь водить. В душ вали, сенсей,?— с ухмылкой добавляет он, отталкивая едва успевшего распластаться по его спине Секикаву. Когда тот возвращается, по инерции елозя полотенцем по отрастающему ежику волос на макушке, широкая барная стойка уставлена посудой с едой, а плазменная панель на противоположной стене транслирует ежегодный благотворительный рок-фестиваль в Токио Дом. Дотянувшись до пульта, Секикава включает звук, и стереосистема взрывается музыкальным залпом в сопровождении саундтрека беснующейся на заднем плане толпы восторженных фанатов. Он хочет было переключить, но Хонджо, по обыкновению неслышно подкравшись, перехватывает его запястье.—?Погоди,?— негромко произносит он в самое ухо, отчего дрожь пробирает до самого основания позвоночника. —?Хочу на Киришиму посмотреть.Секикава вздыхает, слегка разочарованно, если уж совсем начистоту?— он знает цену истинной дружбе и в курсе, каким образом она подчас испытывается обстоятельствами, людьми и самой жизнью, и все же не может до конца избавиться от необоснованной мимолетной ревности. Ему бы хотелось помнить Хонджо с момента рождения, но, как и сам, вынужден отступить перед разделенными с кем-то другим воспоминаниями. Хриплый голос отвлекает его от невеселых мыслей.—?…новую песню. Вы готовы?Толпа ревет так, что фокус камеры слегка подскакивает.—?Имя! —?орет кто-то особо отчаянный.—?Имя? —?переспрашивает вокалист?— Секикава не может не признать, что его стилисты и тренер явно не даром получают зарплату, хотя джинсы могли бы и поприличнее выбрать, конечно. —?Хм. Называется ?Мудак?.От визга девчонок закладывает уши. Хонджо хмыкает Секикаве в плечо.—?Пиздец,?— потрясенно выдыхает тот.—?Время идет, а Хироми все такой же,?— со смешком соглашается Хонджо, опускаясь на диван. —?Их забанят через пять минут. Наверняка уже.—?Да я не о том,?— перебивает Секикава. —?Я не знал, что они до сих пор… ну… вместе?Хонджо отстраняется и неторопливо вскидывает глаза.—?Откуда ты знаешь? —?очень спокойно, безо всякого удивления уточняет он.Секикава округляет глаза.—?Ты название песни слышал? По-моему, очевидно…—?Твоя проницательность, Шута, с некоторых пор ставит меня в тупик,?— нарочито серьезно говорит он, и Секикаве требуется еще доля секунды, чтобы уловить едва различимый сарказм. —?Может, тебе стричься почаще?—?Смотри, спать будешь в гостиной,?— небрежно роняет Секикава и тянется к ближайшей пиале с соусом.—?Это тебя твои школьники научили?—?Жизнь и не такому научит,?— притворно вздыхает он, тут же чувствуя влажный поцелуй на коротко остриженном затылке. —?Блин, да погоди, дай я доем и пойдем наверх.—?Это наш дом,?— низким голосом проговаривает Хонджо, перемежая слова с короткими выдохами,?— совсем необязательно куда-то ходить.Неосмотрительно развернувшись, Секикава в момент оказывается распластан по поверхности стойки. Он успевает уловить звон?— очевидно, что-то все-таки свалилось вниз в процессе их манипуляций, и случайно проворачивает пальцами регулятор освещения, отчего гостиную заливает светом на манер съемочной площадки. Если учесть, что одна из внешних стен представляет собой сплошной массив стекла, особо любопытным соседям может изрядно подфортить сегодня вечером.