О о о эолллллФФааааввввыва а а (1/1)

К счастью, на этом разговоры закончились. Кью отключился, едва его голова коснулась подушки. Жан-Люк улегся как можно дальше от него и тоже закрыл глаза. — Ты совершаешь ошибку, Жан-Люк! — говорил Кью. — Чудовищную ошибку. И ты понимаешь, что вынуждаешь совершить ее и меня? Жан-Люк стоял вплотную к воротам, он уже готов был перешагнуть порог. — Я не смогу оставить тебя там, если ты не выберешься сам. А ты, вероятно, не выберешься. И что мне тогда делать? Я вовсе не хочу связываться с ними; никто в континууме не хочет! — Сочувствую, — искренне сказал Жан-Люк. На миг он утратил и так хрупкую и ненадежную связь с происходящим: почувствовал, что находится не здесь, а в окопе, посреди поля, изрытого воронками от взрывов. Рядом, прямо на земле, сидел очень грязный и уставший Кью. Вид у него был несчастный: он обнял себя обеими руками и дрожал. Его волосы припорошило землей, а под глазами чернели синяки. Видеть Кью в таком виде было непривычно и…неприятно. — Кью? — спросил Жан-Люк неуверенно. — Да? —ответил не тот перепачканный Кью, а этот, в слегка помятых, но белоснежных одеждах. Кью из окопа не реагировал на Жан-Люка, будто вообще его не слышал. — Я не тебе. — Поверь мне, я здесь единственный Кью, Жан-Люк. — Так ты не видишь второго себя? — Что? Какого второго меня? Ты в порядке, Жан-Люк? Пытаешься уйти от разговора? — Жан-Люк? Этот голос не принадлежал ни одному из Кью. Жан-Люк обернулся, чуть не оступившись на неровной земле, и столкнулся нос к носу со своим двойником. — Жан-Люк, — согласился он, удивленно рассматривая второго себя. Одежда на двойнике была не менее грязной, чем на Кью, но вот выглядел второй Жан-Люк гораздо живее: бодрым и полным сил. — Что здесь происходит? — Из-за войны в континууме начались искажения. Но ты об этом наверняка уже знаешь. Разорваны пространственно-временные связи, а вокруг творится… прямо скажем, полная ерунда. Вот что происходит у меня. Вероятно, я говорю с тобой как раз через один из разрывов пространства и времени. Или же я попал в искажение, сошел с ума и ты не существуешь. Это тоже вполне вероятно. А что у тебя? Это Кью рядом с тобой? — он кивнул в сторону лестницы. — Ты его видишь? — Да, и еще золотые ворота. Ты поднимаешься в рай? — Уже поднялся, осталось только войти. — С кем это ты разговариваешь? — грязный, присыпанный землей Кью, безучастно сидевший до сих пор, заинтересовался разговором. Голос у него был такой же жалкий, нервный и дрожащий, как и он сам. — С Жан-Люком, — ответил двойник. — Поверь мне, ты здесь единственный Жан-Люк. — Так ты не видишь его и второго себя? — Какого второго меня? Ты в порядке? Пытаешься уйти от выяснения отношений? — Тогда подожди минуту. Я договорю и попробую объяснить. — Двойник снова вернулся к разговору. — Ты уже получил мои воспоминания? Не входи без них, попробуй растянуть события. — Но как? — Понятия не имею! Но я помню, что ты помог мне, когда я потерял себя, именно с помощью воспоминаний. Но это все, больше я ничем не могу тебе помочь, а наше общение все только запутает. Так что предлагаю закончить разговор. К тому же, мне нужно присмотреть за Кью, ему нехорошо. Зря он сунулся в континуум, я справился бы один. Мне легче переносить неприятности, я немало повидал их за человеческую жизнь. — Деанна говорила, что у Кью может быть посттравматический синдром. Возможно, ему, да и другим кью, стоило бы поработать с психологом. — Вот как! Разумная идея, — задумчиво кивнул двойник. — Если мы сможем отсюда вырваться… Жан-Люк резко подскочил, напугав Первого, который свернулся у него в ногах (хотя прекрасно знал, что спать на кровати запрещено). Простыня насквозь промокла от пота, а одеяло комом валялось рядом с подушкой. Жан-Люк поспешно встал и выглянул в окно. Половину неба все еще затягивали грозовые тучи, но погода все равно была гораздо лучше, чем вчера. И, судя по тому, как высоко стояло солнце, Жан-Люк чудовищно проспал. С кухни доносились звон посуды и тихий разговор. Наверное, это Ларис решила подождать, пока Жан-Люк проснется, и только потом ехать в город. Странно, что она не разбудила его раньше; обычно она не проявляла такой тактичности. Жан-Люк потянулся за одеждой, которая должна была лежать на стуле, но пальцы наткнулись на стену. Ах, да, конечно. Он не дома, а на ?Ла Сирене?. Но кто тогда говорил? Жан-Люк оглянулся. Брюки и водолазка валялись прямо на кровати, рядом с уродливой дырой от снаряда. Края отверстия шевелились, омерзительно и противоправно, а внутри плескалась тьма с вкраплением редких звезд. Жан-Люк поспешно оделся и вышел. Первый тоже поднялся и сонно потрусил следом, вяло помахивая хвостами. За ним тянулся след из звездных систем и астероидов: вчера пес опять лазил непонятно где, да еще и не дал себя помыть, так что Жан-Люку пришлось отложить купание до утра. За псом потянулись щенята. Они зевали, скулили, тявкали, неуклюже сползали на пол и катились следом за Первым. Саламандры так и остались лежать на краю кровати и только с интересом следили за передвижениями. Или это были тритоны? Жан-Люк затруднялся классифицировать род, хотя и понимал, что перед ним какие-то хвостатые земноводные. Он вошел на кухню и удивленно уставился на незваных гостей, без приглашения рассевшихся за столом. Оба были ему прекрасно знакомы: одним оказался его старый знакомый, Кью. Он выглядел намного хуже, чем в прошлую встречу: постарел лет на двадцать, одежда была потрепанной и грязной, в волосах застрял кусок торта, а на грязных щеках виднелись дорожки от слез. Последний раз они виделись с Кью лет двадцать назад, но Жан-Люк не ожидал, что тот будет стареть как простой смертный. И к тому же, откуда эта грязь? Кью всегда тщательно следил за своим внешним видом. Жан-Люк перевел взгляд на второго гостя. Тот тоже выглядел не лучшим образом: хотя и казался моложе самого Жан-Люка, но был невероятно усталым и потрепанным. — Жан-Люк? — удивленно обратился Жан-Люк к нему. — Жан-Люк, — двойник кивнул головой в знак приветствия. — Рад тебя видеть. И у меня к тебе большая просьба. Не присмотришь за Кью, пока я отсууу у у у у у у у у у у у у-у у у у-у-ууу у у у у-у у у у утствую? У Жан-Люка так резко и сильно закололо в висках, что он чуть не вскрикнул. Еще никогда в жизни он не ощущал настолько чудовищной боли, ему будто вбивали гвозди прямо в мозг. Он схватился за голову и согнулся. Первый подбежал ближе и начал тревожно гавкать. Его лай тоненькими голосками подхватили щенята. — Жан-Люк? Что с тобой, Жан-Люк? — спросил Кью встревоженно. — Ты видишь искажение? Слышать его голос было невыносимо: неприятно, кошмарно, отвратительно. Жан-Люк со всей силы прижал ладони к ушам и упал на колени. Его подхватили чьи-то руки. — Я проверю его разум. — Но это опасно! — Ты же не хочешь, чтобы он умер? — Конечно, нет! Это Жан-Люк, но и ты тоже. Лучше рискнуть одним Жан-Люком, чем двумя. — И что предлагаешь? Жан-Люк хотел попросить, чтобы говорили тише, но не смог вымолвить ни слова. Перед глазами наконец-то возникла панель диагностики, и бегунок, показывающий процент проверенной памяти, медленно и лениво пополз вправо. Жан-Люк испытал сиюминутное облегчение, но тут же снова скорчился от боли. — Я не знаю, что предложить! Я отключен от континуума, забыл?! — А я не отключен и могу посмотреть, что с ним. Руки перетащили Жан-Люка к стулу и помогли сесть. А затем Жан-Люк почувствовал, как его мысли начинают собираться и упорядочиваться, будто кто-то раскладывал их по полочкам. Боль постепенно затухала, пока не сошла на нет. Жан-Люк облегченно вздохнул. Он снова был в состоянии воспринимать окружающий мир, мог думать, только мысли теперь странно двоились: каждая из них словно обрела эхо с немного другим оттенком. Если сама мысль была синей, то эхо голубовато-зеленым, если желтой — то оранжевым. Жан-Люка будто стало два, и оба думали практически в унисон, кроме мелких различий. Но чем дальше, тем больше несовпадений Жан-Люк замечал. Некоторые чувства, привычки, мнения слишком уж выпирали наружу, были окрашены крикливо и ярко, а некоторые, наоборот, стали почти невидимыми и скромно прятались сзади. Эти различия шокировали, раздражали, казались странными, нелепыми и ненужными. Второй слой мыслей словно был и человеческим, и нечеловеческим одновременно, а местами так и вовсе полностью чуждым всему, что Жан-Люк мог представить. Он хотел одновременно отстраниться, отпугнуть от себя эхо мыслей двойника и заглянуть глубже. Жан-Люк непроизвольно потянулся вперед и, встав со стула, сделал неуверенный шаг, сам не зная, идет внутрь или прочь, наружу или… Он сразу же понял, что уже не в каюте. Жан-Люк сидел в траншее, уперевшись спиной в холодную влажную землю. Напротив сгорбился тот самый несчастный и растрепанный Кью. Он обхватил себя руками и отвернулся, смотря на землю. — Снова этот день, — произнес он с усталостью галактических масштабов. — Какой день? Ты хочешь сказать, что уже проживал его? — Угу. — Но тебе это не кажется странным? Мы в искажении? — Вовсе нет, я постоянно повторяю события, если хочу тщательнее их изучить или просто пережить еще раз. Раздался знакомый свист: вначале совсем тихий, он становился все громче, нарастая, превращаясь в вой. Кью закрыл уши руками и склонился к коленям. Жан-Люк подождал, пока звук стихнет, и выглянул из траншеи. Это место он узнал. Он уже был здесь, когда убегал от медного памятника. То самое поле со следами обстрела. Жан-Люк поискал взглядом статую. Та валялась на земле на расстоянии метров пятидесяти. В груди у нее чернели две огромные дыры с неровными колышущимися краями. Жан-Люк почувствовал, как в висках начинает пульсировать кровь, поспешно отвел взгляд и сел. — И ты захотел прожить именно этот день? — Нет, этот день я точно не хотел бы повторять никогда, — ответил Кью тоненьким голоском. — Это война в континууме, Жан-Люк. Сегодня на нас нападут и уничтожат почти всех членов фракции. Я просто оказался здесь, не по своей воле. Как и ты, помнишь? Ты видишь, что творится вокруг? Континуум почти разрушен. Его порвало, как ветошь. Несколько кью были убиты. Убиты! Вам не понять весь ужас ситуации, ведь вы привыкли умирать по поводу и без, но для кью смерть почти немыслима. Когда я начинал революцию, когда создавал партию свободы, вовсе не думал, что все зайдет настолько далеко. Кью всхлипнул. Он выглядел таким несчастным, таким неприспособленным к происходящему, что Жан-Люк захотел утешить его. Но как? Он протянул руку, чтобы дружески похлопать Кью по плечу, и почувствовал, как Кью трясет. Нет, дружеским хлопком тут было не обойтись. Жан-Люк сел вплотную и неуклюже обнял Кью за плечи. Тот вцепился в рукав Жан-Люка мертвой хваткой, уткнулся лицом ему в плечо. Жан-Люк чувствовал себя чудовищно неловко, но усилием воли заставил остаться на месте и сидеть, не шевелясь и не разжимать объятий. — А есть кто-то, кто хотел бы вернуться сюда? — спросил Жан-Люк. — Даже если бы один из нас хотел здесь что-то исправить, не стал бы сюда возвращаться. — Кью вздрагивал каждый раз, когда над головой пролетал снаряд. — Здесь слишком отвратительно, слишком опасно, чтобы добровольно пережить заново. Здесь можно умереть по-настоящему! Если бы я хотел исправить исход сражения, то скорее отмотал бы прошлое далеко назад и начал действовать из момента в прошлом. Нашел бы там причину ненужных событий и устранил. К тому же… я не чувствую континуума. — Ты не чувствовал его с тех пор, как появился на ?Ла Сирене?. — Но то ?Ла Сирена?, а это и есть континуум! Невозможно не ощущать связь с ним, находясь внутри! Здесь я должен подключаться автоматически, а этого не происходит. Жан-Люк задумался, пытаясь соединить воедино разрозненные факты. Тот Жан-Люк, который только что говорил с ним от райский ворот, был прав. Кью когда-то были похожи на людей физически и, вероятно, ментально, а значит, могли страдать от таких же психических нарушений. Деанна была права. Жан-Люк и сам не понаслышке знал, что события могут оставить тяжелый след. Тем более, у существа, для которого сама мысль о смерти давно уже стала немыслимой. — Да, но ты мог вернуться сюда, потому что не в силах забыть. Потому что этот день самое ужасное, что случалось в твоей жизни. С людьми такое происходит, но мы, конечно, возвращаемся к пережитому только в мыслях. Кью поднял голову и посмотрел на Жан-Люка: — И ты возвращаешься? — Да. — Догадываюсь, куда, — пробормотал Кью. Из его глаз лились слезы, и он размазывал их грязным рукавом. — Я не думал, что борг ассимилирует тебя, Жан-Люк. Я просто не видел этого будущего. Не заглядывал вперед, чтобы не портить себе впечатления. Прости. Я забыл, что значит умереть, но теперь вспомнил. Я больше никогда не сделаю такого, Жан-Люк, не бросай меня здесь! И я не хотел, чтобы погиб экипаж ?Энтерпрайза?. Я просто хотел предупредить. И да, ты прав, я не могу забыть об этом дне! Никто из нас не может! Он будто откинул нас в древность, в забытое прошлое… Жан-Люк шел по коридору под стук колес. Это был вагон-ресторан: за столиками, уставленными множеством тарелок и стаканов, расселись вычурно одетые пассажиры. На мужчинах были брючные костюмы, шляпы или цилиндры, на женщинах — пышные платья в пол. Жан-Люк удивленно нахмурился. Он совершенно точно помнил, что только находился где-то еще. Но сегодня просто был такой день; Жан-Люк уже начал смиряться с тем, что беспорядочно мечется между событиями, временами, кусками реальности. За ближайшим столиком сидела рыжая женщина с длинным суровым лицом, одетая в атласное бежевое платье. Она держала в руках толстый том в позолоченной обложке. Напротив расположился молодой человек с надменным лицом и наглой усмешкой. И позой, и чертами лица он напоминал Кью, только очень молодого. — Я зачитаю любимый отрывок! — сказала женщина. — Так-так, где же он? Секундочку, я только найду! — она послюнявила палец и перевернула несколько страниц. — А, вот! ?Я говорила, что после обедаОн спит всегда. Убей его во сне.Но только книги захвати сначала.Ему ты череп размозжи поленом,Иль горло перережь своим ножом,Иль в брюхо кол всади. Но помни! Континуум ты захвати! Без связи он так же глуп, как я!? — Ты уверена, что это твой любимый отрывок? — засмеялся юноша, откинувшись назад. — А не Генерала? — Нет, не уверена, — признала женщина. — Но здесь все так перемешалась; сейчас трудно понять, что правда, а что — ложь. Жан-Люк прошел в следующий вагон. По пути к нему присоединился Первый. Он цокал когтями по железному полу и тяжело дышал, роняя из пасти слюни и метеориты. — Это и правда хороший отрывок, — сказал он. — Отражающий правду жизни. Не верь Кью, он неправ и все сломал. Жан-Люк как раз собирался ответить, когда на него свалилось тяжелое и горячее тело. Он ухнул, и вцепился в первое, что подвернулось под руку, чтобы не упасть — это оказалась ручка двери, которая тут же отворилась. Жан-Люк рухнул внутрь, больно ушибив локоть. Вернее, рухнули два Жан-Люка: когда первый пришел в себя и сумел извернуться и посмотреть на придавившее его тело, то обнаружил, что сверху лежит его двойник. Жан-Люк поспешно оттолкнул его, и двойник скатился на пол. Несколько мгновений оба молчали, пытаясь отдышаться, а затем Жан-Люк огляделся. Помещение, в которое они ввалились, было тесным: две узкие кровати, маленький навесной столик между ними, окно. Только вот вместо хоть сколь-нибудь внятного пейзажа за стеклом проносилось безумие: геометрические формы перетекали одна в другую, ломаясь и извиваясь, как живые. Металл становился плотью, воздух — плазмой, свет стекал из дыры в небе словно краска по холсту, облака отражали поезд, искажая как кривые зеркала. — Купе поезда? Серьезно? — только и успел спросить Жан-Люк, и тут же почувствовал знакомую головную боль. Он не стал ждать, пока вселенная начнет разваливаться, а сразу же закрыл глаза руками. — Ты в порядке? Что происходит? Искажение? — забеспокоился двойник. — Закрой занавески, — посоветовал Первый, ввалившись в купе и захлопнув дверь щупальцем. Послышался шелест ткани, стало темно. Жан-Люк услышал шум шагов, щелчок выключателя, и только тогда осторожно убрал руки. В самом купе ничего подозрительного не было — кроме того, что это в принципе было купе поезда, который мчался непонятно куда сквозь испорченную реальность. Двойник с интересом оглядывался и осторожно прикасался то к столику, то к кровати. — Здесь вроде бы все нормально, — сказал он, наконец. — Проблема только с пейзажем? Впрочем, после континуума я многого могу не замечать. Там сейчас очень… странно. — Он устало потер виски. Жест был знакомый, Жан-Люк и сам постоянно так делал. — Проблема еще и в том, что мы в поезде. — А с этим что не так? — Обычно я передвигаюсь по космосу на корабле. — А! Что ж, в этом есть смысл. — Тебе удалось что-нибудь выяснить? — Нет, кроме того, что все стало гораздо хуже. Сейчас в континууме практически невозможно находиться, особенно учитывая, что время зациклилось на одном единственном дне. Жан-Люк знал, на каком. — На войне? — Да. Ты уже в курсе? — Я там тоже побывал. Двойник посмотрел на него со странным выражением лица: — А как ты? Со мной из прошлого ты уже общался? Это, похоже, тот самый день. — Так ты знаешь о рае… ну да, конечно, ты знаешь. Жан-Люк на секунду отвлекся, уловив боковым зрением движение. Стол вел себя подозрительно, он будто немного подмигивал. Да и багажная полка была не вполне в себе, она казалась сотканной из миллиардов крошечных маленьких полочек. Жан-Люк отвернулся к стене, которая выглядела самой безопасной. — Все еще искажение? Возможно, это моя вина. Я принес заражение, — двойник схватился за голову. — И мне не очень… хорошо. Мое состояние тоже может влиять на реальность. Купе тоже было не очень хорошо. Оно все больше напоминало пародию на само себя: плохо склеенный дешевый макет, которым небрежно прикрыли вселенский хаос. — Когда я впервые увидел Кью тем утром на ?Ла Сирене?, то тоже чувствовал очень сильное искажение. Он ведь тогда пришел прямиком из континуума, так? — Да. Наверное, нам не стоило разбредаться по вселенной, изолировавшись друг от друга. Лучше было остаться дома. Так мы хотя бы погибли в одиночестве, не утащив вселенную за собой. — Двойник покачал головой. — Нет, я не прав. Все равно ничего не вышло бы, искажение началось уже давно, просто сейчас выросло до гигантских размеров. Эй, Жан-Люк? Жан-Люк? Каюта начала злобно дергаться, смеясь над Жан-Люком и сплетничая о нем с пейзажем за окнами. Они говорили о кардассианском заговоре, Жан-Люк это чувствовал. Ромуланцы снова плели интриги. — Мне.. тоже нехорошо, — только и смог выдавить Жан-Люк, прикрыв глаза. — Дай посмотреть. Попробую исправить. Жан-Люк даже не успел сообразить, что собирается делать его двойник, как обнаружил себя стоящим посреди поля. И снова он чувствовал эхо очень похожих, но чужих мыслей: оно окружало со всех сторон, было частью пейзажа. Жан-Люк облегченно выдохнул, почувствовав, как возвращается ясность мыслей. Здесь находиться было гораздо легче. Только вот где — здесь? В сознании двойника? — Я провожу слияние разумов, не нервничай, я ничего не буду трогать без твоего разрешения, — запоздало предупредил двойник. Его самого не было видно, голос шел со всех сторон одновременно. И здесь, в чужом разуме, тоже собирался дождь. Грозовые тучи выглядели угрожающе, клубясь так низко, что почти задевали здание на низком холме. То выглядело странно и будто состояло из двух частей: первый этаж был небольшим деревянным домиком в деревенском стиле, а вот надстройка казалась ультра-современной. Она была из стекла и суперпрочного пластика, из которого в последнее время стало модно строить на Земле. Здание было очень высоким, почти небоскребом, а верхние этажи расширялись, нависая над нижними. Эклектичная конструкция выглядела необычно, как смесь несочетаемого, но в то же время в ней была своеобразная гармония. Жан-Люк огляделся. Вокруг простиралось поле, изрытое окопами, с воронками от взрывов, но повреждения казались старыми и будто бы не вполне реальными. Снова континуум? Воображаемый континуум в голове Жан-Люка, ставшего кью? Двойник возник рядом во вспышке яркого света. Он был одет в капитанскую форму Звездного флота, устаревшую лет на десять и совершенно здесь неуместную. — Посмотри назад, — попросил он. Жан-Люк послушно оглянулся. За спиной находился еще один холм, такой же как первый, но вот здание на вершине было в разы меньше. Оно очень напоминало тот домик, который неизвестный архитектор использовал как основу для безумного небоскреба. Даже не так: не напоминало, а было идентично. Хотя… Жан-Люк присмотрелся. Нет, все же были различия. Материал на первый взгляд казался природным, но все же это было не дерево. Какая-то синтетика маскировалась под него, но не идеально: она отражала свет немного не так, фасад выглядел слишком блестящим. — Это ты, — пояснил двойник. — Метафорически, конечно, потому что без метафор ты не разберешься. А это я, — он указал на небоскреб. Предлагаю проверить друг друга. Я зайду в твой дом, а ты в мой. Я знаю тебя досконально, ты хорошо понимаешь хотя бы часть меня, к тому же, ты видишь искажения лучше всех, кого я знаю… Кричи, если найдешь что-нибудь подозрительное. — Но это безумие! Ты — не я. Ты кью. И как я должен понять…. — Двойник вызывал иррациональное раздражение, даже большее, чем Кью когда-то. В случае Кью у Жан-Люка хотя бы были причины для гнева и злости, а двойник просто… существовал. В его голосе, в позе ощущалась легкомысленность, совершенно неуместная. Впрочем, дело было даже не в ней, а в том, что двойник стал тем, кем Жан-Люк не хотел быть никогда. Отказался от человечности. Жан-Люк сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. А сам он разве так и остался человеком? Конечно, решение приняли за него, но разве он не почувствовал облегчение, когда вернулся к жизни, хоть и в синтетическом теле? Да и какое он имел право судить того, кто давно уже был отдельной личностью? Раздражение ушло так же резко, как и нахлынуло. — Как я определю, что не так? — Я старался сохранить человеческую часть себя в прежнем виде. Думаю, ты способен понять, почему, — очень мягко ответил двойник. Жан-Люк кивнул. Что ж, других идей все равно не было. Так почему бы не попробовать то, что предлагал доппельгангер? Он решительно направился к холму с небоскребом. Дверь распахнулась сама, с едва слышным скрипом. Жан-Люк вошел. Гостиная выглядела очень знакомо: обстановка почти в точности повторяла дом в ла Барре. Жан-Люк присмотрелся. Нет, различия все же были: на столе стояла ваза с цветами, которую Первый разбил три года назад; пропали диван и кресла, будто обитателям дома не нужно было сидеть, между шкафами вырос странный агрегат, гигантская машина со множеством крутящихся дисков, мигающих лампочек и миллиардом запутанных кабелей. Она не казалась искажением, но для чего нужна, Жан-Люк не представлял. Он обошел комнату, внимательно осматриваясь. Все казалось одновременно непривычным и очень знакомым, и это тоже нервировало. Жан-Люк поправил несколько неровно стоявших книг на полке и провел пальцем по пыльной поверхности, оставив след. Одна из книг была ?Бурей? Шекспира. Жан-Люк открыл первую страницу.?Корабль в море. Буря. Гром и молния. Входят капитан “Энтерпрайза” и первый помощник?, прочитал он.?Капитан: — Зови команду наверх! Живей за дело, не то мы налетим на искажение. Континуум сломался, его обломки разлетелись вокруг. Мы напоремся на них, если ничего не сделаем. Скорей!..? Жан-Люк усмехнулся, закрыл книгу, и поставил ее на полку. А потом подумал, снова взял и открыл еще раз: ?Он грань хотел стереть меж тем, чем был и чем казался; хотел континуумом управлять один, всецело, безраздельно. Но где ему со всеми совладать?? Имели ли эти случайные цитаты смысл? Были ли связаны с происходящим? И о ком шла речь? Не о Жан-Люке или Кью, они уж точно никогда не хотели управлять континуумом в одиночестве. Жан-Люк просмотрел другие тома: Диккенс, Джойс, Оруэлл, Азимов, книги, названия которых были написаны на незнакомых языках. Не совсем та библиотека, что у самого Жан-Люка, хотя встречались и совпадения. Он прошел на кухню. Там отличий оказалось гораздо больше: пропала плита, испарилась духовка, исчезли шкафы. Из мебели остался только стол, даже стульев не было. Посреди стола стояла ваза со странными инопланетными цветами. Искажений он не чувствовал. Жан-Люк поднялся на второй этаж, туда, где начиналась современная надстройка. Дверей там оказалось ощутимо больше, чем в доме, послужившим прототипом: некоторые остались прежними, но появились и новые, из странного блестящего материала. Жан-Люк толкнул первую и вошел.