за любую ласку (1/1)

Элина засыпает одна. Засыпает долго. Глядя в потолок, расписанный золотыми узорами. Стараясь не думать о тех криках, которые она слышала снаружи. Минус захваченного ситхами дворца в том, что старинные материалы хорошо пропускают звуки. Элина слышала стычку солдат с местными. Она слышала казни. Она знает, что казней будет больше. Ей жаль, что она приложила руку к захвату этой планеты. Ей жаль, и, если бы Верадун приказал, она бы сделала это снова. Это – и гораздо больше. Из любви. Из преданности. “Бродячие псы продаются за любую подачку”. Адраас однажды так сказал ей. О ней. Это было неприятно. Но, чем сильнее Элина думала об этом, тем больше ей казалось, что Адраас был не так уж неправ. Хотя дело не в подачках. Не в том, что каждый её месяц с Верадуном в деньгах стоит дороже, чем вся жизнь до него. Дело… в ласке. В уважении. В отношении настолько непривычном, что Элина когда-то перепутала его с любовью. Несмотря на приказы, на пощёчины и грубость. Верадун мог обращаться с ней жестоко, но он хотя бы видел в ней личность. Он говорил с ней, он улыбался ей, он защищал и заботился. Он брал её в бой – потому что она была большим, чем рабыней для постели. Всегда была. С первой же ночи, когда она отказалась спать с ним, и пообещала прирезать его, и попыталась плюнуть ему в лицо. А он в ответ забрал её себе. Он не тронул. Почти. Потому что ценил её такой, сильной, и не хотел ломать. Дело не в заботе; ему просто было так интереснее. Дело не в любви; он даже её не знал. Дело не в чём-то, из-за чего Элина должна была привязаться, но она была слишком неопытной, чтобы понимать это. В Верадуна нельзя было влюбляться. Любить в благодарность – мерзко. Любить ситха – самоубийственно. Его нельзя было любить, но как Элина могла иначе?Элине девятнадцать, и Дарт Малгус нависает над ней. Он берёт её за подбородок. Он заставляет её смотреть на себя, он рассматривает её с отвратительным оценивающим прищуром, и он может убить её одним движением рук.Элине страшно до глухой отчаянной злости. Она обещает, что убьёт его, как только он заснёт. Элине девятнадцать, и перед встречей с ситхом её пытали месяц.Элине девятнадцать, и её пытались заставить работать в борделе. Ей больно, ей страшно и мерзко, и она надеется, что этот ситх убьёт её прямо сейчас. Ситхи же всех убивают. Любого, кто посмеет оскорбить. Элина уверена в этом, когда смотрит в ярко-жёлтые глаза и дрожит всем своим телом. Дарт Малгус убивает её хозяина.Элине почти тридцать, и она пытается заснуть. Она скользит взглядом по узорам на каменном потолке. Она не хочет вспоминать. Она не любит вспоминать. Но сознание, воспалённое потоком смертей, пытается отвлечься на что-то, кроме войны. Разум подкидывает под зажмуренные веки болезненно яркие картинки.Элине девятнадцать, и она впервые остаётся с Малгусом наедине.Элине страшно, но огромный ситх не трогает её.Элине страшно до одури, потому что она видит его взгляд. Потому что она видела эту жадность, и голод, и абсолютно выбешивающее собственничество уже сотни раз. Она видит, как он убивает. Она понимает, что у неё не хватит сил сопротивляться. Она знает: он заставит её под себя лечь. Он наиграется и выбросит её. С рабынями поступают так. Элине дико страшно, и она несогласна быть рабыней.Элине девятнадцать, и она наставляет на ситха бластеры.Она впервые видит ситха злым.Он вырывает бластеры из её рук. Он целует её, и Элина так не может. Он приказывает целовать в ответ, и Элина ударяет его пощёчиной. Он бьёт её. Сильнее. Он душит. Он срывает с неё одежду. Он говорит, что Элина принадлежит ему. Что она должна выполнять его приказы. Он прижимает её к стене, и это больно. Он целует, и это страшно. Он приставляет ладонь к её плечу. Он пускает молнию по её коже.Элине больно, и она кричит. Элине девятнадцать, и она хочет умереть.Элина знает: она бы умерла. Ситх убил бы её, или она сама так решила бы, но… но всё произошло бы слишком жестоко, чтобы суметь это пережить. Она тогда впервые потеряла над собой контроль.Боль выжала из неё все моральные силы, и Элина упала на пол. Она разрыдалась. Она рыдала, и мотала головой, и отползала от ситха так далеко, как получалось. Она ни черта не соображала. Она просто боялась того, что вот-вот произойдёт, и была готова на всё, чтобы не произошло.Когда она начала осознавать реальность вокруг, ситха рядом не было.Сейчас его нет в этих покоях, и Элине поэтому плохо.Тогда его не было в каюте, и она была в панике. Она попыталась собрать отмычку, чтобы сбежать. Она выковыряла из его стола карту памяти, чтобы загнать её в качестве разведданных кому-нибудь из Республики. Она не успела даже выйти из каюты, потому что ситх вернулся.Ситх понял, что она собиралась сделать.Элина плакала и молилась, пока он смотрел на неё. Молча и зло. Долго. Страшно. Он обдумывал что-то, чего она до сих пор не понимает до конца, и он сказал вдруг, что не тронет. Ситх сказал: он не сделает больно. Он пообещал ей. Он потребовал в ответ выполнять приказы.Элине девятнадцать, и она не может дышать под тяжёлым пугающим взглядом.Элине девятнадцать, и она соглашается подчиняться.Ей двадцать девять, и она до сих пор держит слово. Ей не страшно больше. Почти никогда. Она знает, что ситха зовут Верадун. Она знает, что он убьёт за неё. Что он защитит её. Элина знает, что ситх любит её – и что он, должно быть, убивает кого-то прямо сейчас.Она хочет заснуть и не помнить ничего. Только объятия. Не помнить, чьи они, не помнить, что было до и будет после, не знать, чего эти объятия ей стоили. Элина хочет вечность быть в любом из моментов, когда Верадун обнимает её. Когда она прячет лицо у него на груди, и ей тепло, и ничего больше не существует. Элина помнит, как убивала за него. Пытала за него. Она заботилась о его ранах, выполняла его задания, терпела боль, если он был злым, и она никогда не просила его о любви.Просить было бы жалко.Просить давно уже незачем.Элина знает, что никто из жертв Империи не простил бы её. Она сомневается, что любой другой раб сумел бы понять её.Она никогда не поступила бы иначе.В конце концов она будет в объятиях, и она будет счастлива, и за эти мгновения она способна убить любого. Её преданность может убить её, но эта преданность всегда того стоила.Элина лежит, сбив пышное одеяло в ком, жмурится и пытается забыть себя. Хотя бы немного. Перед тем, как проснуться, увидеть захваченный город и снова пойти за чужой войной.Элина не помнит, как она проваливается в сон. Она помнит, что в нём темно. Тяжело. В нём что-то из прошлого, и она хочет сбежать, когда её будит чужое присутствие. Руки, которые обхватывают её. Они прижимают её к широкому сильному телу, и его тепло накрывает Элину с головой. Верадун поглаживает её по плечам. Он чувствует, что ей плохо. Он обнимает её, чтобы помочь.Элина накрывает чужие ладони своими.Его дыхание монотонными шипящими звуками раздаётся над её головой. Эти звуки значат, что Верадун с ней.Эти звуки успокаивают её.