сердце (1/1)

Верадун. В его имени – боль и жар. Его имя бьётся в груди, горчит на языке и стягивает мурашками кожу. Ве-ра-дун. Три слога, семь букв. Эти звуки – сладкие, но они режут язык, как лезвия. Они жгут и дрожью отзываются в теле. В этом имени – золото, гнев, нежность, страх, закаты, рука в руке, рукоять меча и долгий, мягкий, до самой последней клетки пробирающий огонь. В этом имени – всё, чего Элина могла бы хотеть. Всё, что у неё есть.Сам он уверен, что правильно – Малгус.Дарт Малгус.Это имя Элина зло сминает в кулаках.Иногда ей хочется думать об этих двух ипостасях, почти как о разных людях. Потому что Дарт Малгус – чудовище. Машина, созданная для войны, идущая через планеты и галактики, машина, одно имя которой заставляет людей бояться. И Элина может любить чудовище. Чудовище даже может любить её в ответ. Но это не изменит его природу, не заставит быть мягче, и… и это просто не может закончиться хорошо.Элина не обманывает себя.По крайней мере, она пытается.Нет никакого Дарта Малгуса. Есть Верадун. Который спас её, который любит её, который смотрит с теплом и касается нежно. Который может ударить. Сильно, больно, прямо по лицу. Который убивает тысячи и десятки тысяч. Который угрожал убить её за разные её ошибки. Который убил такую же, как она. Просто чтобы проверить, когда-то давно, способен ли он на отнятие жизни.Элина сидит, обхватив колени руками, и смотрит в одну точку на стене шатра. Она думает. Она не хочет думать, она устала об этом думать, но мысли упрямыми молоточками бьются под черепом. Мысли хоть как-то перекрывают боль.Верадун любит её. Любит, любит, обязательно любит. Он бил, но он просто был зол, а на самом деле любит. Он убил всех этих людей, пытал вторых, приказал казнить третьих, но он не такой плохой, он… он обязательно способен на любовь. Он говорил, что убьёт, если она опозорит его перед другими повелителями, но это такие обстоятельства. Он не может по-другому. Но, глубоко в душе, он любит. Любит, любит, любит, любит.Элина повторяет про себя одно-единственное слово, и всё её существование сжимается до этой жалкой веры.Элина верит, потому что иначе у неё не было бы совсем ничего.Она верит, потому что Верадун – не чудовище. Чудовище могло забрать её с Джеонозиса, но чудовище не остановилось бы в ту же самую ночь. Чудовище не пощадило бы её. Чудовище не было бы с ней добрым. Верадун – был. Элина привыкла к тому, что ей нужно бороться за жизнь. Грызться за неё. За каждый кусок хлеба, за глоток чистого воздуха, за право жить, не терпя ничьих отвратительных касаний. Элина привыкла к тому, что люди пользуются друг другом, и что, собственно, видеть в людях людей – вовсе необязательно. Даже вредно. Мешает. Она привыкла не выказывать страха, потому что это жалко, не просить – всё равно бесполезно, не бояться и не верить. Никому. Никогда.Она не поверила, когда Верадун сказал, что не тронет её.Она не верила во всё происходящее, пока он продолжал держать слово. Он сказал, что её стойкость вызвала в нём уважение. Что он не сделает ей больно, если взамен она будет подчиняться. Он не убил её, хотя мог бы. Не насиловал, хотя мог бы. Не бил – если Элина сама не кидалась на него с бластерами. И всё равно он купил ей бластеры. И броню, и обувь, и всё, что было необходимо, чтобы она смогла приносить пользу как боевая единица. Взамен на подчинение. Беспрекословное. Пожизненное.Страшное чудовище отнеслось к ней лучше, чем любой человек во всей чёртовой Галактике. А это может значить только одно.Верадун никогда не был чудовищем.Элина ощущает его приближение даже без Силы. Просто дышать становится сложнее. Воздух подёргивает плотной тяжёлой пеленой. Она ощущается как война. Верадун ощущается как война, и Элина прикрывает глаза устало.На то, чтобы собраться, уходит ровно одна секунда.На то, чтобы улыбнуться – ещё одна.Верадун возвращается к ней. Он жив и он возвращается, ну а из состояния войны в состояние жизни она его выведет. Элина откладывает датапад в сторону и поднимается на ноги. Как раз вовремя, чтобы полог шатра сдвинулся в сторону. Вслед за рукой, закованной в металл. Верадун заходит, пригнувшись, и выпрямляется у входа.Элина высокая. Она привыкла быть выше абсолютного большинства людей, но Верадун – огромный. Особенно – в доспехах. С плащом, накинутым поверх. Доспехи, плащ и маска скрывают почти всё его тело. Видны только глаза. Ситхские. Жёлтые. Прямо сейчас – смотрящие с каким-то химическим, пугающим отливом. Взгляд этих глаз впивается прямо в Элину.Она давит страх, который невозможно не чувствовать из-за такого взгляда, и улыбается шире.– Всё в порядке? – спрашивает она, подходя ближе. Шаг за шагом. Синхронно с чужим дыханием, громким и хриплым из-под респираторной маски. – На нас сегодня больше не нападут?Элина останавливается напротив своего хозяина.– Не должны, – лаконично отвечает ситх. Его голос рубит воздух низкими шипящими звуками.– Выходит, я могу сделать так, – Элина прищуривается хитро и поднимается на цыпочки. Она одним лёгким движением откидывает капюшон с чужой головы.С каждой секундой тяжесть в воздухе испаряется.Верадун позволяет ей касаться себя, а значит, ничего по-настоящему ужасного сегодня не было.Элина ведёт ладонями по белой, как флимсипласт, коже, обтягивающей его череп. Она пробегается по выступающим синим венам кончиками пальцев. Она спускает руки чуть ниже, чтобы огладить рубцы на скуле. Рубцы уходят под маску. Там, под чёрным металлом, некогда сожжённая кожа сплошь покрыта этими рубцами. Там мало что осталось от лица.Верадун накрывает её ладони своими. Он закрывает глаза, и Элина не решается прервать молчание.Он не всегда был таким. Изуродованным, как сказал Адраас. Элина помнит первую встречу со своим повелителем. Тогда ещё – врагом. Тогда все были врагами. Но Верадун отличался от рабов, хозяев, преступников и бедняков. Он выглядел… как аристократ. Такой же высокий, как сейчас, в тех же доспехах, с тем же чёрным плащом за плечами. Но тогда она казалась скорее мантией. Королевской. Верадун притягивал к себе взгляд. Не только из-за ауры мощи. Тогда он был красив. Прямые росчерки бровей, ровные скулы и нос с небольшой горбинкой складывались в сильное волевое лицо. Привлекательное. Несмотря на глаза неестественного цвета и жестокость в извечной усмешке.Элина ненавидела эту усмешку.Она боялась его сильнее, чем любого другого человека. До или после. А опыт у неё был богатый. Потом… Верадун помог ей перестать бояться. Ненависть ушла постепенно. Место ровной бледной кожи заняли тёмно-серые шрамы. Но вот первое впечатление – осталось.Привлекательный.Огромный, сильный, со взглядом, пробивающим насквозь.Элина сдвигает его маску в сторону. Она ведёт пальцами по щеке, испещрённой серыми бороздами. Верадун поглаживает её ладонь, всего долю секунды, а затем – прижимает её к своим губам. Элина чувствует, как о её пальцы разбивается чужой усталый выдох.От этой грубоватой ласки по сердцу разливается патока.Элина обхватывает тело ситха руками и прижимается к его груди щекой. Игнорируя грязь, которой покрыт нагрудник, игнорируя гарь и засохшие бурые брызги. Она тоже сегодня была в бою. Ей в любом случае понадобится душ. Но перед этим ей нужно Верадуна из его боя вытащить.Он накрывает её плечи широкими ладонями и прижимает к себе.Элина утыкается в металл носом.Вероятно, она единственное разумное существо, которое ощущает себя в безопасности рядом с лордом ситхов. Этим лордом ситхов. Как правило, ощущает. Сегодня... иначе. Сегодня Элина говорила с Адраасом, и он подкинул ей новых фактов о её повелителе. Не тех, которые она хотела бы знать. Она пытается не думать о них, но чужие слова неприятным шёпотом шелестят в голове.Когда Верадун был молод, он убил девушку-рабыню.Он убил такую же девушку, как Элина, лишь чтобы проверить, способен ли он убить.Мысль об этом коробит. Она пугает и злит. Элина не питает иллюзий по поводу того, кого сейчас обнимает. Верадун – убийца. Сотен, тысяч, возможно, десятков тысяч. Многих из них он убивал собственными руками. Ему нравится это. Он напитывается мощью от этого. Но есть разница между боем и убийством на ровном месте. Разница, для Элины – принципиальная.– Что случилось? – спрашивает Верадун хрипло.Он чувствует её настроение.Он всегда её чувствует, и порой это раздражает. Невозможность скрыть что-то. Невозможность соврать, даже немного, даже во благо. Хотя сейчас Элина всё равно не смогла бы держать вопрос в себе.– Адраас говорил со мной, – осторожно произносит она. – Он сказал, что… что ты убил рабыню, молодую, вроде меня, когда ещё не был ситхом. Что ты убил её, чтобы стать ситхом. Хотя она даже не была ни в чём виновна. Это… правда?Несколько долгих секунд шатёр утопает в молчании. Таком же тяжёлом, как когда Малгус только зашёл.Элина уже предчувствует ответ.Она закусывает губу, чтобы не сказать по этому поводу ничего, что её повелитель счёл бы за оскорбление.– Да, – наконец отвечает Верадун. – Но я не поступил бы так сейчас.Элина усмехается, качая головой.– Ты говоришь так, чтобы меня успокоить? – она отстраняется от чужой груди. Она вглядывается в лицо. В глаза. Кажется, на их дне она находит нечто, похожее на сожаление.Крайне редкое зрелище.– Я сказал это, потому что это так, – Верадун говорит настолько тяжёлым тоном, что становится ясно: он больше никогда не вернётся к теме. – Тогда мне нужно было проверить, способен ли я убить. Мне больше никогда не понадобится проверять это. Зачем Адраас говорил с тобой?Ни зачем хорошим, это же очевидно. Элине не хочется рассказывать. Чтобы не загружать Верадуна вдобавок к боям и осадам. Чтобы он не злился. Но, если она начнёт юлить, то злости точно будет не избежать. Так что Элина говорит осторожно:– Он надеялся использовать меня против тебя. Он предложил, я отказалась, он поиздевался, и… И на этом, в общем-то, всё.Свет жёлтых глаз становится недобрым.– Использовать тебя? – переспрашивает ситх. – Взамен на что?Элина сглатывает.Адраас предлагал организовать ей побег. Один идеальный побег.Верадун ещё в первый день знакомства сказал, что убьёт её за любую попытку.– Взамен на свободу, – говорит Элина, потому что соврать бы не получилось. – Не смотри на меня так зло. Я отказалась предавать тебя.Верадун хмурится, и его гнев страхом отзывается под сердцем.– Разве тебе не нужна свобода? – спрашивает он, и Элина хочет его ударить. Он ведь знает ответ. Он знает, что это мечта. Милая и бесполезная. Из того же списка, что мечты про конец войны, или брак, или возможность отпинать Адрааса по рёбрам.– Мне нужен ты, – твёрдо отвечает Элина. Она сжимает губы. Раздражённо. Она не сбегает от него не для того, чтобы Верадун стоял сейчас, сомневался в ней и злился на неё.Он убил такую же, как она, за меньшее.Он убил тысячи, но это цепляет особенно сильно.– Мне нужно подготовить план наступления, – говорит Малгус, положив ладонь ей на голову. Он гладит её по лекку, сжимая нежно, и Элине хочется зажмуриться от удовольствия. Однако она сдерживается. И она знает, что ей нельзя мешать его войне. Она заставляет себя отступить в сторону. Освобождая путь к столу, нашпигованному картами и черновиками.Прежде чем сделать шаг, Малгус гладит её по щеке. Он молчит. Он только показывает этими скупыми ласками, что поверил ей. Возможно даже, что благодарен ей. Что ценит, что нуждается, что любит.Элина прекрасно осознаёт, насколько жалкими эти домысли могли бы показаться человеку со стороны. Кому-то, кто не был в её шкуре последние десять лет. Кому-то, кто не знает, как дорого Верадуну даётся его забота.– Я взял с Дромунд-Кааса твоих конфет, – вдруг говорит он. Немного неловко. – Коробка в углу. Рядом с твоими детонаторами.Элина закрывает глаза.Элина хочет любить его без чёртовых сомнений, которые иглами взрезают мозг, и она спрашивает:– Ты жалеешь? О том, что убил ту девушку?Чужие пальцы замирают на её скуле. Вздох Верадуна болью бьёт по слуху.– Я сказал, что не сделал бы так снова.– Но ты не сказал, что жалеешь, – мотает головой Элина. – Что ты чувствуешь жалость, или вину, или… хоть что-нибудь.Звучит так отчаянно, словно Элина собирается расплакаться. Хотя это не так. Она добавляет:– Просто… мне нравится думать, что у тебя есть сердце.… которое могло бы её любить. Благодаря которому Элина могла бы не не жалеть о том, с кем провела эту жизнь. О том, на что она её потратила.Верадун молчит, и его молчание заполняет разум злостью и болью.– Думаю, мне хватает твоего, – отвечает он наконец.Его жёсткие, покрытые рубцами губы прижимаются к её лбу.Верадун лжёт. Элина знает о его сердце, о том, что оно существует, и она даже знает, какое оно. Чёрное, потрескавшееся, каменное – и живое. Несмотря на то, как старательно Верадун его игнорирует – живое. Его сердце Элина чувствует, когда по телу расходится тепло. От поцелуя, длящегося считанные секунды.Верадун отходит, и за спиной Элины начинает гудеть голопроектор.Завтра она вновь пойдёт за своим повелителем в атаку.Завтра она вновь согласится быть его сердцем.Она давным-давно ощущает себя так, словно её сердце бьётся в чужой груди