Neu (1/1)

Сухарики они сгрызают за пару минут. Людвиг готовил их не так много, да и оказывается, что просто лежать на кровати после стресса — это блаженство. Лежать на кровати ему нравится больше, особенно когда рядом на боку лежит Иван, мягко поглаживающий живот своего немца сквозь тонкую ткань футболки.Германия на это тихо фыркает, но чужую ладонь не отталкивает. Незачем. Она тёплая, мягкая и не угрожает ему чем-то неприятным или болезненным.— Ты мне сейчас очень намекаешь на..? — он не заканчивает, проглатывая слово, вместо него показывая кончик языка. Брагинский на это мягко потирается носом о чужую щёку, улыбаясь. Мягкий поцелуй в губы Людвиг принимает, уложив одну из ладоней России на плечо, но она мягко сползает на грудь, ласково проходясь по рубашке, ощущая жар мышц.— Пока я не буду уверен в том, что ты здоров, — русский осторожно меняет позу, сползая в низ кровати, удобно устроив голову вместо своей руки на чужом животе, — я даже не подумаю тебя тронуть.— Ммм... Lügner, — тихо смеётся немец, когда чувствует, что свободные ладони Ивана ползут под футболку, поднимая ткань и обнажая кожу. Второй поцелуй мягко накрывает почти заживший след от пули. Россия склоняет голову к плечу, а затем вновь целует. — И что ты хочешь от меня?Брагинский не отвечает, оглаживая тонкие бока своего немца. Людвиг мягко касается кончиками пальцев пшеничных волос, ласково почёсывая кожу.— Никакого секса, — повторяет знакомую фразу Иван, заставляя усмехнуться. — Но... — одна из ладоней ползёт вниз, задевая тонкие штаны, намекающе поглаживая. Германия понимает, что хочет от него Брагинский. Не секс, нет. Удовольствия. Потому что, немец едва-едва краснеет скулами, к проникновению сейчас он не готов. — Да? — в голосе едва слышно клокочет намёк на похоть.— Да-а... — Иван широко и ласково улыбается, влажно прижимаясь губами чуть выше края штанов. Ладони медленно стянули штаны, а следом и боксёры, обнажая слабо возбужденный член. Россия аккуратно касается головки, мягко облизывая крайнюю плоть языком. Лёгкая дрожь заставляет его едва слышно фыркнуть, медленно вбирая член в горло. — А-ах!..Людвиг закатывает глаза, впиваясь пальцами в волосы, дёргая бёдрами. Уверенная хватка мешает ему сделать это, и он с сожалением стонет. Брагинский стонет тоже, когда чужие ногти легко царапают чувствительную кожу головы, а затем с хлюпом выпускает член, медленно посасывая головку. Одна из ладоней мягко ласкает бедро сквозь ткань, но после плавно переползает на мошонку, также плавно массируя до громкого стона, оканчивающегося тихим скулежом.Германия не удерживается от обилия звуков. Слишком долго они не занимались любовью, кажется, будто вечность, а сейчас всего слишком много. Касаний, ласк языка, томного взгляда потемневших на пару тонов голубых глаз.— В-Vanya! — вскрик удовольствия радует Брагинского, проводящего кончиком языка по щели уретры, мягко надавливая на дырочку, пробуя на вкус естественную смазку. Мягкая, почти безвкусная, но реакция немца вновь радует его нутро, медленно сгорающее в вожделении. Поэтично, в некоторой степени даже романтично, но ему плевать. Собственный член стоит колом, болезненно упираясь в ткань джинс.— Боже, блядь, — выдыхает Иван, выпуская чужую плоть изо рта, чтобы сделать пару полноценных вдохов. — Du machst mich verrückt, Meine Liebe, — ласковый поцелуй в торчащую косточку таза, а затем уже более влажный и жадный даруется головке стоящего и истекающего предэякулятом члена. Людвиг закрывает рот ладонью, чтобы удержать благоговейный стон, едва чувствительную кожу окутывает жар. Не очень получается, Иван понимает это по выгнутой спине, вцепившейся в одеяло до побеления костяшек руке и неудачной попытке раздвинуть ноги шире. Это Брагинский исправляет, сдёргивая и выкидывая прочь штаны вместе с нижним бельём.Немец плавно двигает бёдрами, постанывая на каждом движении пальцев и языка, стараясь придвинуть голову России ещё ближе, на что русский несколько раз сглатывает, провоцируя ещё большую дрожь по всему телу и громкий рваный стон.— Vanya-a-ah! — член в горле пульсирует, и Брагинский вновь сглатывает, провоцируя оргазм. Германия откидывается на кровать, облегчённо застонав и расслабившись, покрытым пеленой взглядом наблюдая за тем, как Иван в несколько глотков проглатывает сперму, утерев сбежавшие капли тыльной стороной ладони.— И кто ещё тут скорострел? — севшим голосом интересуется он, свободной рукой проникая в джинсы и сжимая себя у основания. На разрядку ему требуется всего лишь пару минут под пристальным и расслабленным взглядом. Разгорячённый Людвиг работает намного лучше любой виагры.— Ммм... — тянет немец. — Теперь в душ и на кухню...— Тебя отнести?— Да, — выдыхает Германия, на что Брагинский улыбается. Мягко, удовлетворённо, хоть и немного голодно. — Поцелуй меня, — просит Людвиг, чему его русский не отказывает, поднимаясь на кровати, оставив пятно засоса на шее, прямо под челюстью. Следующий поцелуй касается припухших от укусов губ.Немец обнимает его за шею, притягивая к себе ближе, позволяя поцеловать глубже и грубее, столкнуться зубами и языками, а после нежно и поверхностно ласкаться. Ладони России замирают на чужой талии, большими пальцами оглаживая тонкую кожу. Удивительно и нежно, им обоим очень нравится. Настолько нравится, что они даже не обращают внимание на шум за пределами спальни, а после и на негодующего Гила, который из состояния гнева в состояние ещё большего негодования.— А ну, блядь! Совсем уже, трахаться вздумали тут. А тут дети! И я, между прочим! — он складывает руки на груди, вздёрнув подбородок. — Так что оделись, причесались и марш на кухню, пора запекать курник. У вас полсекунды на всё. Если я приду, а вы всё ещё тут, то я уроню на вас Машу. Ясно-понятно?— Гиииил, — тянет Германия, но прусс всё равно уходит, проигнорировав попытку договориться. — Чёрт.Иван мягко смеётся, поцеловав кончик носа своего немца в попытке поддержать.— Одеваемся и идём, раз уж Гилу мы так нужны, — Брагинский садится на кровати, протягивая Людвигу ладонь. — У тебя всегда есть моя помощь для удержания брата подальше. А то я верю в его угрозу применить Машу как месть.— Иди, я скоро. Вряд ли он уронит Машу на меня, если на кухне будешь ты и готовящаяся еда.— Согласен, — кивает русский, после коротко поцеловав в губы и соскочив с кровати.&&&— Ставь, блядь, я жрать уже хочу, — шипит экс-Пруссия. Марии рядом нет, она побежала смотреть мультики по телевизору, так что Гилберт полностью показывает свой характер. — Ста-а-а-авь!— Ставлю, — курник опускается в духовку на час. Прусс сразу же, как дверца духового шкафа закрывается, успокаивается. — Доволен?— Был бы ещё довольнее, если бы ты моего брата не ебал, но ох и ах, так случилось, что у тебя член между ног. Какая трагедия, не так ли? — он садится за стол, хватая один из лежащих на столе бутербродов. — Будешь? Колбаса, сыр, кетчуп и хлеб. Ядов нет, примесей нет, только еда и есть.— Ну давай, — кивает Иван, перенимая блюдо, почти сразу делая укус. — Спасибо.— Подавись, — с какой-то даже любящей интонацией кивает Гилберт.Россия серьёзно едва не давится, как слышит резкую мелодию телефона. На светящемся экране высвечивается имя ?Святозар?.— Алло?— Даров, — приветствует его Свят. — Знаешь, что я сделал для тебя? Добыл встречу с теми идиотами, которые хотят отнять у тебя детей. На нейтральной территории, в кафе с отличнейшими камерами — тоже мой подарок. Сегодня встреча, часов в шесть.— Серьёзно? — удивлённо выдыхает Брагинский.— Ага. Ты не опоздай. И не забудь включить диктофон на всякий случай. Камеры пусть и хороши, но звук они не пишут. А угрозы и оскорбления... М-м-м... То, что нужно любому адвокату, чтобы перетянуть судью на свою сторону. Так что эта встреча мне крайне необходима. Выведи этих тварей на чистую воду, а уж я эту воду в вино превращу. Ты же всё ещё любишь вино?— То, которое сделаешь ты, буду обожать, — отвечает Россия. — Спасибо, Святозар.— Не за что. Но не забудь про диктофон. Больше доков вашей разумности и адекватности это больший шанс того, что суд встанет на вашу сторону. Я силён, но не всесилен. Если что, готовь бабло, судья более-менее продажная сволочь, на рендж-ровер племяшке бабок не хватило. Всё, удачи!— Удачи, Свят, — адвокат сбрасывает звонок, позволяя улыбнуться слишком широко.— Э-э, я в бутеры ничего не добавлял, чё ты лыбишься?— Сегодня встреча с биологическими родителями Софы и Максима. Если я на неё схожу, то у меня возможно будут свидетельства их некомпетентности.— Ну окей. Когда встреча?— В шесть вечера.— Какая встреча? — интересуется зашедший Людвиг, несущий на руках урчащего кота.— Встреча с биологическими родителями Софы и Максима, — повторяется Иван. — Поедешь со мной?— Конечно. Не хочу упустить шанс позлить тех тварей, что бросают детей на улицу, — Германия кровожадно улыбается и в его взгляде мелькает что-то смутно знакомое и пугающее. — Но сначала... — он поворачивается к брату, — Гил, зачем ты нас позвал?— Чтоб вы не ебались с незакрытой дверью. Тут дети спят, другой деть смотрит мультики, а ты постоянный любитель орать, — экс-Пруссия ухмыляется, вгрызаясь в бутерброд. — Вот подрастут дети, пойдут в школу, тогда и будете делать новых детей, ясно?— Гиил, — жалостливо выдыхает немец, качая головой. Бисквит, учуяв колбасу, спрыгивает с тёплых рук и бежит к пруссу, тыкая его колено лапкой.— Я уже сто триллионов миллиардов лет Гил. И что ты хочешь этим сказать? Что я не знаю, что вы не можете заделать детей? Ну и хорошо! А то бы я был нянькой не трёх детей, а тридцати... Сколько вы вообще годиков ебётесь вместе? Сто? Так... Сто на двенадцать... Потом на тридцать... Вычитаем число... — он замирает на подсчётах и в этот момент Бисквиту удаётся украсть кусочек колбасы, который случайно падает с бутерброда. — Ай! Блядь! Был бы дядькой тридцати пяти тысяч детей. Колбасе пизда, — яванез на это только довольно мрякает, умывая мордочку лапкой. — Хотя похуй. Колбаса заебительная.— А настоящую причину скажешь?— Нет. Пока не приготовится еда я вас не отпущу. Сколько, кстати, время?— Сейчас, — Людвиг смотрит на часы с уточкой, — четыре часа пятьдесят восемь минут. Подождите-ка... Вань, встреча же в шесть?— Мы опаздываем?— Немного да.— Блядь. Гил, короче, когда духовка запищит выключаешь вот здесь, — палец Ивана утыкается в одну из кнопок, — а уже затем открываешь дверь духовки и достаёшь курник, мы опаздываем!— Да бля. Если я что-то сломаю, то это твоя вина, дылда. Я с техникой не ебусь, я всё сломаю.— Новую купим! — громко говорит Брагинский, мягко разворачивая своего немца за плечи и чуть подталкивая к тому, чтобы тот начал собирать вещи. — Но будь осторожнее, нового тебя, детей и животных мы не купим, если всё тут погорит!— Окей. Я постараюсь всё сделать культурно и по-человечески. А теперь пиздуйте вон с земель нашего прайда!Россия вместе с Германией достаточно быстро собирают необходимые вещи: ключи, телефоны и кошельки, а затем так же быстро покидают дом, выбирая мерседес как быстрый способ добраться. Комфортнее, быстрее и лучше. Маша им машет из окна гостиной, радостно улыбаясь, когда ей мигают фарами. Если ответные махания она не заметила, то яркий свет не заметить сложно.Родители уезжают, мультик заканчивается, и Мария направляется к дяде, чтобы посидеть с ним. Пить чай с бутербродами и печеньем оказывается намного лучше, чем сидеть в одиночку. А после она уговорила его посмотреть вместе с ней мультсериал про пони. Живая реакция её очень порадовала и даже немного рассмешила. Дядя ей очень понравился. Добрый, смешной, понимающий и заботливый, несмотря на то, что он ругается и обижает отца. Маше больше бы понравилось, если бы они совсем не ссорились, а даже наоборот — дружили.Просмотр мультфильма про ярких зверушек окончился на том моменте, когда в дверь позвонили. Гилберт решил проверить сам, кто пришёл к ним в гости, недовольно шаркая ногами по полу. Гости для него были чем-то неприятным, если они не были званными или ожидаемыми.Входную дверь он открывает также резко и недовольно, как и шёл к ней, но выражение напускного гнева быстро сменяется удивлением, а затем и вовсе какой-то странной паникой, от которой сердце на долю секунды замедляется, а после ускоряет своё биение.— Здравствуй, Гил.