Шестая ночь (1/1)

— Мне продолжать называть тебя господином?Тяжелые листья цветущей в дворцовых садах аглаонемы предавались истоме на жаре изнуряюще долгого, протяжного дня. Аладдину, впрочем, такая роскошь доступна не была, и он сидел, подперев голову ладонью и склонившись над пергаментом со строфами. Джафар — ифрит, потому его не волновали ни жара, ни холод. А вот Аладдин весьма страдал, к великому удовольствию Джафара. Впрочем, ифрит этого не показывал, а лишь бросал хитрые тигриные взгляды на Аладдина, который, надо отдать ему должное, пытался сосредоточиться на учебе.“Бедный, маленький, глупый мальчишка… — думал Джафар и находил, что даже как-то сочувствовал Аладдину, хотя и ненавидел, когда этот выскочка постоянно нарушал его планы. — Так сильно пытается впечатлить Жасмин. Не думал я, что она — прекраснейшая из прекрасных — полюбит кого-то вроде такого вот отребья. Жасмин умна, целомудренна, красива — не то, что этот… Аладдин. — Джафар чуть не поморщился. — Почему же ты выбрала не меня, а его?”. — Называй как хочешь. Мне все равно, — отмахнулся Аладдин, хоть на его щеках и появился персиковый румянец. Джафар ответил глубокой усмешкой. Длинные беседы с новым учителем смущали Аладдина до милой и глупой рассеянности и столь же милой красноты, которая расцветала на щеках юноши, когда Джафар пытался его поддеть. Или комментировал в привычной категорической манере какой-нибудь текст, который пытался сочинять Аладдин. С первыми звездами искусство никак не шло. Джафар даже и не пытался скрывать своего тигриного смеха и с некоторым зверством потешался над творениями Аладдина. Аладдин кипел от гнева, но внимательно слушал то, что говорил ему Джафар про его строфы.— Прежде всего необходимо понять, что ты желаешь выразить. Без желания, без мысли, без смысла нет ни стихов, ни литературы, ни вообще ничего в мире, что бы ни создавалось человеком, не бывает. Вот что ты хочешь сказать?— Я люблю Жасмин… Горячее солнце заливало сад, колонны и маленькие прудики, медом проливаясь на белый мрамор. То же самое чувствовал и Аладдин: он думал о Жасмин и сердце его заполняло пульсирующее тепло. Вот только последнее время его госпожа была так холодна...— Отвратительно… То есть, превосходно! — Джафар снова поморщился. — Итак, ты хочешь писать о любви к Жасмин. Лучше бы тебе начать с обыкновенных писем. Строфы писать еще сложнее, их, по обыкновению, пишут те, кто уже в достаточной мере овладел словом.— Она хочет слышать именно стихи.— Проза, выходящая из-под руки мастера, может быть написана так же поэтично, как и стихи. И стихи, созданные черствым умом без воображения, на вкус могут быть как высохшая курага, — молвил Джафар. — Так что садись, бери перо и пиши о любви к Жасмин.Дорогая Жасмин. Эээ… Моя госпожа, Жасмин. Принцесса. Как можно скорее я хотел бы лечь с тобой. Я думаю об этом каждый день.Я люблю тебя.Аладдин.— Тьфу! — расплевался Джафар, глядя на текст как на паршивое уличное отребье (впрочем, отребьем и написанный… ) — Как видно, что и родился ты в хлеву с ослами, так и послание, воздающее любовь твоей единственной Госпоже, пишешь точно так же! Неумело, плоско, прямо! Я бы сжег эти строки прямо сейчас, если бы нам не надо было на них учиться!— Чем же это так плохо?! — нахмурился Аладдин. — Я искренен и честен в своем послании, я действительно так все и думаю!— Глупец, — скривился Джафар. — Сразу видно, уличное отребье, что ты не рос в благородной семье и книг никогда не читал! — Ну так зачем я тебя воскресил, для того ты и здесь! Чтобы передать мне знания и о благородстве, и о книгах!— Сложно этому научить. — протянул Джафар. — Понимание приходит само. Только сделав многое, поймешь о том, каким оно образом оно делается. Но тебе нужно много учиться, чтобы хотя бы отдаленно уметь писать, как я. Много-много учиться…— Да понял я, понял. — недовольно отмахнулся Аладдин. — Ну а делать-то что?— Писать еще. — молвил ифрит. — Но для начала попробуй не говорить столь буквально. Прямота в строфах только частична, а порой ее нет и вообще. Многое лучше говорить образами.— А как говорить образами?— Например… — задумался Джафар и щелкнул пальцами. Вмиг чудесный залитый светом сад сменился высохшей безлюдной пустыней: Аладдин почувствовал под ногами тягучий песок.— Что? — переспросил Аладдин, недоуменно оглядываясь.— Твои сочинения, мальчишка, — как эта пустыня. Тут НИЧЕГО нет. Ни формы, которая бы цепляла мой ум, ни содержания, которое бы отзывалось у меня под сердцем. И даже пустыня иной раз может быть куда красноречивее, чем ты. Дабы показать тебе глубину твоего невежества, мне следовало бы переместить тебя туда, где пространства и материи вообще НЕТ!— Понял, — угрюмо буркнул Аладдин. — Спасибо за урок, учитель...