Пятая ночь (1/1)

— Презренный червь, — Джафар покривил лицом, на котором в странном танце перемешались насмешка и ненависть. Ифрит изрядно позабавился, когда узнал причину своего воскрешения.— Как глупый крестьянин, который не знал в жизни ничего, кроме плуга и хлева, и который идет за советом к более мудрому и образованному, так и ты, глупый мальчишка, воскресил меня, чтобы попросить меня написать переплетение слов, которое сам сплести не способен! — Джафар не в силах был скрыть самодовольства. Джинн парил рядом и не сводил с Джафара мрачный взгляд. — Ты мой раб, Джафар. — безразлично махнул лампой Аладдин. — Поэтому я приказываю тебе: ты должен стать моим учителем и наставником, дабы научить меня писать такие стихи, которые по красоте будут равны твоим собственным; до того же момента, покуда я не научусь, ты должен будешь писать стихи за меня, и писать будешь о чем угодно, о чем только я тебя ни попрошуЛицо Джафара в великом недовольстве изменилось до неузнаваемости, словно бы он проглотил ложку чистого перца. Но во все времена все ифриты были подвластны правилам, поэтому писаны они были и для Джафара, так что тот, хоть того и не желал, опустился на одно колено и молвил:— Слушаю и повинуюсь, повелитель.Аладдин ухмыльнулся самодовольно, словно в тот день, когда первый раз увидел сокровищницу султана. Тогда Аладдин подумал, что хорошо было бы выкрасть все и вынести, или что все эти сокровища будут принадлежать ему, когда он, наконец, женится на Жасмин. Джафар нехотя кланялся, и Аладдину нравилось наблюдать за внутренней борьбой своего нового джинна. Аладдин вспомнил, как было, когда Джафар захватил Аграбу и превратил дворец в место для своих бесчеловечных утех. Ни Жасмин, ни султан, ни даже Джинн и Ковер не могли противостоять Джафару, а тот наслаждался вдоволь, колдовством заставляя своих врагов повиноваться и склонять головы, и вот теперь он сам в таком же положении. “Следует напомнить тебе, кто тут хозяин”. — подумал Аладдин зло и невозмутимо приблизился к Джафару. Ничего не отражалось на лице Аладдина, его глаза были пусты и прозрачны, словно океан песка после налетевшей с востока бури. — Последнее слово… я его не расслышал. Джафар уже чуть ли ни кипел от гнева, поэтому усиленно сжимал кулаки, но поднять глаза на Аладдина так не мог: так действовала магическая сила. Самодовольная ухмылка теперь уже играла на лице Аладдина; он схватил Джафара за полы чалмы и приблизил его лицо к своему. Джафар смотрел в сторону, кривясь и метая глазами гневные молнии, которые в иной раз уже испепелили бы как и Аладдина, так и весь остальной мир под звездным небом. Но, что позволено хозяину лампы, не позволено рабу лампы. — Повтори последнее слово.— По… повелитель, — выдал Джафар хрипло и напряженно, словно бы стоял ни перед одним Аладдином, а перед многотысячной толпой, перед которой надо было бы откровенничать.— Я плохо слышу.— Повелитель…— Ты должен стараться лучше. Скажи так, как будто тебе очень нравится быть моим рабом, Джафар. Ифрит сжимал зубы и молчал.— Как и я вскоре без устали буду повторять стихи и строфы, обучаясь у тебя, так и ты должен запомнить раз и навсегда, что я — отныне твой Господин. — самодовольно продолжал Аладдин. — Ты будешь повторять мне это, пока сам до конца не осознаешь, Джафар.Аладдин отпихнул Джафара. Тот отлетел на пол и полу-охнул, полу-зарычал, острым, как кинжал работы самых искусных мастеров, взглядом глядя на Аладдина.— Бесполезно сопротивляться, Джафар. Посмотри: твоя лампа у меня. Так что поцелуй мою руку и повтори: “Мой господин”. Так, чтобы я поверил. — Аладдин протянул руку.“Чертов мальчишка… как же я его ненавижу”. — думал Джафар, сощурившись, глядя на Аладдина, который вовсю любовался собой, а теперь еще и подставил руку для поцелуя. Больше всего на свете сейчас Джафару хотелось провалиться сквозь землю, но он сам был виноват: плоды тщеславия оказались горькими. Хотел быть всемогущим джинном, так и стал всемогущим джинном: только вот иногда не везет с хозяевами.“Шайтан… Гордость моя тут, конечно, не поможет. — подумал Джафар, размышляя, как же ему лучше поступить. — Пока я не в самом лучшем положении, поэтому ничего и не остается, кроме как подчиниться этому мальчишке. Он думает, что я не опасен, потому что я пока раб лампы… ха-ха-ха! С помощью одной только хитрости я на многое способен. Мы еще посмотрим, кто кого, Аладдин, мерзкий мальчишка, уличное отребье, экс-принц Али, искра, мерцающая в ночи, мой сладкий вкус винограда, мой неотшлифованный алмаз”.Джафар перестал презрительно щуриться и поднял глаза к небу. Звездным куполом, оно изгибалось над головами Аладдина и Джинна, мерцая далекими ночными огнями, которые для земных людей были лишь жалкими отблесками той части огромной Вселенной, которую они каждый день наблюдали и не осознавали, на что смотрят. Сгустком энергии путешествуя по бескрайнему расширяющемуся пространству, Джафар успел побывать на многих планетах, понаблюдать и пережить многое вместе с теми существами, за которыми следовал. Насколько мал был один найденный на улице бриллиант по сравнению с сокровищницей султана, настолько же мала была Аграба по сравнению с тем, что увидел и осознал Джафар. Но все-таки с ифритом осталась его человеческая натура. Гордость и неприятие разрывали его. Как словно бы золотая чаша переполнилась вином и ударила хмелем в голову, так и этот дрянной мальчишка всегда действовал на Джафара непередаваемым образом. Вызывая то смех, то приступ злости, то истерику, то судорожные метания по лаборатории и наблюдение через всевидящее око и размышления в ночи. Неотшлифованный алмаз.Джафар пошевелился, подполз поближе к вызывающе вытянутой руке и аккуратно дотронулся до нее длинными, холодными пальцами. Аладдин почувствовал перемену в настроении Джафара и от неожиданности дернулся. Так бывает, когда что-то пугает тебя, появляется перед тобой и дезориентирует, повергает в ступор, в неведение, в шок. Джафар мысленно отметил свою маленькую победу и то, что теперь-то преимущество на его стороне. Он прикоснулся тонкими сухими губами к пальцам Аладдина. Тот явно не ожидал от Джафара такой покорности и настроился было на драку, максимум — на милую забаву.Противостояние тех, кто вечно находился по разные стороны, на разных концах света, в разных лагерях. И теперь шершавые губы прикасаются очень аккуратно, осторожно, нежно, словно твой казначей, перебирающий, один за другим, алмазы. Единожды ощутив поцелуй на своих пальцах, Аладдин вспыхнул и теперь, даже по непонятной ему самому причине, залился краской, не в силах осознать, что же с ним происходило. Завершив первый поцелуй, Джафар начал прикасаться губами еще и еще, выказывая свою покорность, соглашаясь со всеми громкими и наглыми заявлениями этого мальчишки. Наконец, бывший главный визирь открыл рот и бархатным голосом выговорил:— Мой Господин.