3. Перемены (2/2)

Иными словами, неприкрытая правда оказалась для Миранды важнее её жизни.

— Стоит быть дипломатичнее. Проявить гибкость. Иногда лучше подстроиться под обстоятельства, зато выйти из ситуации живой, — дополнила свои слова доктор Квинзель.

Слова воодушевляли и вселяли странную надежду на светлое будущее, но вот незадача: как воплотить их в жизнь? Об этом Фил не стала спрашивать, как-нибудь сама разберётся. Не маленькая.

В зале, у дальней стены — подальше от окон, в круг расставлены стулья, и первые пациенты уже подходили для групповой терапии. Эш Борд, слишком седой для своих тридцати пяти, не очень разговорчивый, зато в целом внешность красавчика и сердцееда. Впрочем, внешность обманчива. Крис Холли — наоборот, болтун, но только тогда, когда к нему обращались. До этого он выглядел молчуном. Говорил обо всё, что видел, получался нескладный рассказ ни о чём и обо всём сразу. Чуть позже подошли братья Энди и Чез Мартен, двойняшки, Чез старше Энди на пятнадцать минут — со слов их престарелой матери. При сборе анамнеза любые детали могут сыграть важную роль.

Когда все расселись, привели последнего пациента. Джокера. Руки и ноги закованы в цепи, а для большей уверенности соединены дополнительной цепью, соединяющей верхнюю и нижнюю. Реши Джокер сбежать, ему пришлось бы попотеть, в такой ?амуниции? далеко не уйти. Разве что до кафе через три квартала отсюда.

— Ну, можем начинать, — доктор Квинзель села на стул рядом с Фил. Но их прервал голос сестры Рэтчед, подошедшей к ним: — Мы всегда начинаем с гимнастики, доктор. Медперсонал тоже обязан в ней участвовать. Прошу, встаньте. Сестра Рэтчед мягко улыбнулась и окинула взглядом всех присутствующих. Пациентам не привыкать, как и Фил, их не надо просить дважды, а то и трижды. А вот Харлин и Джокер остались сидеть на местах: Харлин в немом недоумении, а Джокер не скрывал удовольствия от предстоящего действа.

— Душа и тело должны находиться в равновесии, — пояснила сестра, глядя на Харлин.

Та медленно отложила блокнот, посмотрела на Фил — ?смелее доктор, вы же мне говорили, что или делай, или увольняйся?, но вслух ни слова, только едкие мысли. Харлин поднялась, кажется, не представляя, как будет делать упражнения на шпильках. Её дорогие чёрные туфли куплены уж точно не для подобного балагана.

— Пациент ?4479?, встаньте, — Рэтчед обратилась к Джокеру. Тот заухмылялся, но даже не подумал сдвинуться с места. Наоборот, развалился на стуле и, насколько позволяли оковы, положил локоть на спинку и небрежно шевельнул кистью. — О, благодарю, но мне и так вас всех хорошо ви-идно, — его голос так и сочился сарказмом. — Таковы правила, — всё так же мягко отвечала сестра Рэтчед. Джокер цокнул языком и исподлобья посмотрел на неё. — Я предпочитаю други-ие, хм, упражнения по утрам. — Какие же? — Ну-у, — он покивал, затем покачал головой из стороны в сторону, закатил глаза к потолку, будто что-то хотел прочитать на нём, — взорвать ба-анк, убить пару-тройку копов, перерезать кому-нибудь глотку перед завтраком. Это… бодри-ит. И это по-настоящему даёт заряд энергии на день, а у меня всегда очень плотный рас-по-ря-ядок.

Кажется, сестру Рэтчед не то что не напугали его слова, она даже не смутилась. — Что ж, но если вы не заметили, вы сейчас несколько в иных условиях. Ни банк, ни копов я не могу вам предоставить. Только гимнастика. Она кивнула двум санитарам, стоявшим за спиной Джокера, и они, подхватив его подмышки, подняли его со стула. Выражение лица пациента ?4479? было непередаваемо. Гнев. Ярость. Губы его скривились, а кулаки сжались, но он держал себя в руках. Только сгорбился сильнее, весь стал будто каменным, настолько напрягся от прикосновений чужих людей. Когда парни отпустили его, Джокер ещё несколько мгновений стоял сердитый и возбуждённый — взрывоопасный, но так же быстро взял себя в руки и посмотрел на сестру Рэтчед уже спокойнее. И только она отвернулась и подняла руки над головой, чтобы показать первое упражнение, как Джокер прервал её: — Я хочу стоять рядом с тыковкой. Он чуть подался вперёд, приподнял руки, звеня оковами, и указал пальцем на Фил. Она с недоумением посмотрела на сестру Рэтчед, но та согласно кивнула. Пришлось Фил поменяться местами с Крисом Холли. Джокер посмотрел на неё сверху вниз — с высоты своего роста — и невинно улыбнулся. Хотя улыбку это выражение слабо напоминало: скорее, оскал. Через пять минут, после разминки, всем разрешили сесть, и сестра Рэтчед тоже осталась. Она не могла в полной мере влиять на ход обследования Джокера, но другие пациенты находились в её власти. — Позвольте я начну, — Рэтчед улыбнулась Квинзель, и та кивнула. — Суть терапии заключается в том, чтобы пациенты не просто рассказывали о себе, но при этом обсуждали проблемы друг друга. Таким образом мы помогаем найти выход из той или иной ситуации.

Харлин нахмурилась. Вряд ли эта идея пришлась ей по душе, но возражать она не стала. — Эш, — Рэтчед обратилась к Эшу Борду, и он поднял на неё слезящиеся глаза. — В прошлый раз мы обсуждали твои отношения с мужчинами. Если кто забыл, напомню: Эш ушёл от жены, потому что у него закрутился роман с помощником бухгалтера Джоном. Эш не смог смириться со своей новой сутью и в итоге попал к нам. Теперь спрошу у присутствующих: кто что об этом думает? Все молчали. Крис что-то напевал и ковырял пальцем стул, братья пытались толкать друг друга локтями, Джокер посмотрел на парней и вскинул брови. — С мужиком закрутил, значит? Когда Эш опустил голову и принялся вытирать лицо, Джокер с усмешкой обратился к нему: — Эм... А ты был девчонкой в этих отношениях или девчонкой был тот бухгалтер? Эш согнулся ещё сильнее, теперь его голова почти доставала до коленей, мужчина обхватил себя руками. — А что? Теперь за это в психушку можно загреметь? Типа дин-дон не с тем, и получи за это пилюлю под язык? Непонятно, то ли пациент ?4479? веселился, то ли правда удивлялся происходящему. Он внимательно посмотрел сначала на Фил, потом на старшую сестру. Пожевал нижнюю губу. — Эм, если что, я не по этим дела-ам. Эхехе, кажется, я перепутал групповую терапию, — он со звоном цепей поднялся на ноги, но санитары тут же усадили его обратно на стул. Джокер покосился на них, затем как ни в чём не бывало снова развалился на сиденье.

— Кто-то ещё выскажется? — Рэтчед ждала. Повисшее молчание прерывалось пыхтением братьев, которые всё так же толкали друг друга локтями. — Ла-адно, придётся снова мне. Эй. Эй, Эш! Посмотри на меня! Ну же. А теперь слушай внима-ательно, Эш. Я расскажу тебе, что делать. Если кто-то снова тебе скажет, что ты грязный гомик, — Джокер нервно облизнулся, и глаза его загорелись недобрым блеском, — ты можешь взять нож и вспороть грязному ублюдку глотку. Вот так, я покажу. Джокер приподнял руки и принялся пальцами демонстрировать, как нужно перерезать горло. При этом рот его оскалился, но он продолжал наблюдать за Эшем. А Эш во все глаза наблюдал за Джокером. Тот, облизнувшись, чуть повернул голову в сторону. — Ты всё запомнил, Эш? Взять нож и вскрыть глотку. Но не себе, нет-нет-нет. Ублю-юдку. — Ублюдку, — повторил Эш. — Мы не приветствуем подобные методы, — наконец прервала разговор сестра Рэтчед.

Джокер как ни в чём не бывало пожал плечами и сказал: — Зато я их приветствую. Сестра Рэтчед не отреагировала на выпад, но не сдавалась: — Тогда, может, расскажете о себе в рамках этой терапии? Вы ведь что-то пережили в детстве или в подростковом возрасте. Что именно, пациент ?4479?? Вас били? Насиловали? Или били и насиловали? Может быть, вы подвергались групповому изнасилованию?

— Сестра Рэтчед! — в глазах Харлин нескрываемый ужас. — Важно уметь задавать неудобные вопросы, доктор, — жёстко ответила сестра и обратилась к другим пациентам: — Есть ли у вас какие-либо предположения насчёт пациента ?4479?? Среди присутствующих прокатились скользкие, пошлые смешки, но Джокера это не смутило. Он и сам заулыбался во все тридцать два, но не так, как остальные. Его улыбка злая, хищная. Не будь на нём оков, он бы наверняка сорвался с места и впился бы в шею старшей сестры. При этом она не выглядела напуганной, хотя и понимала, что на неё смотрел не просто очередной пациент, а жестокий маньяк. — Да, я… У меня другой план сеанса, — ответила Харлин. — Что ж, вы сможете провести терапию в следующий раз, а сегодня вы присутствуете на занятии, которое провожу я. Рэтчед незамысловато сделала ударение на слове ?я?, давая понять тем самым, что никаких возражений не примет. Фил переводила взгляд с неё на Харлин и обратно, совсем позабыв, что только что вжималась в стул, ведь ей приходилось сидеть рядом с маньяком. Удивительные метаморфозы. Ей ничего не стоило присутствовать на сеансах, она не раз участвовала в них и никогда не испытывала ничего подобного. Обычно Фил всегда была в своей тарелке, но с тех пор, как в Лючию перевели Джокера, плюс после вчерашнего происшествия, она ощущала себя висельником накануне казни. Ей бы вскочить, ткнуть на него, как в прокажённого, и закричать: ?Он, он, он вчера ворвался в мою квартиру!? Но шантаж — штука такая, против которой нередко нет приёма.

Она подняла глаза на клоуна и увидела, что он не без интереса наблюдал за далеко не дружелюбной беседой старшей сестры и докторши.

— А что, доктор Квинзель то-оже хотела — ах! — попытаться сегодня удивить меня? — он кокетливо на неё посмотрел. — Нет, не удивить, а побеседовать. — О, я люблю-ю беседовать, — Джокер поудобнее уселся и протянул руку, насколько позвояла цепь, призывая жестом Харлин начинать. Она поняла правильно его жест и с некоторой искрой посмотрела на сестру Рэтчед. ?Помяните моё слово, настанет день, и Харлин напомнит этой женщине, кто тут врач, а кто средний персонал?.

— Вы уже услышали историю одного из пациентов, — начала после недолго молчания Квинзель. — Я бы хотела, чтобы вы сделали то же самое — рассказали нам о себе.

— Думаете, — Джокер неодобрительно на неё посмотрел исподлобья и, не глядя на Эша, ткнул в него пальцем, — голубой мальчик и цыплята, — жест в сторону братьев, — это оценят? А вы не спросили и-их — хотят ли они-и этого? Ну-у-у, чтобы я тут плакался и изливал свою, ах-ах, душу? Он не скрывал сарказма. Более того, он будто нарочно подчёркивал издёвку.

— Они хотят вылечиться. А чего хотите вы? — Харлин за словом в карман не лезла. Фил мысленно похвалила её за это, как и за то, что у клоуна не получалось сломать её.

— Я? — Джокер принял самый невинный вид, на какой только был способен. Он всплесчнул руками и так же невинно ответил: — Я хочу устроить что-нибудь по-настоящему классное. Цыплятам я бы выпустил кишки-и, а голубому парню выколол бы глаза и скормил бы ей. Джокер сложил губы уточкой и указал пальцем на Рэтчед. Та не отреагировала на угрозу, оставалась такой же невозмутимой и собранной. Наверное, ничто в мире не способно нанести непоправимый моральный вред ей. Он оглянулся и увидел, что санитары смотрели на него с некоторым недоумением и даже с презрением. Клоун одарил их и остальных присутствующих извиняющейся улыбкой и поторопился оправдаться: — Но ведь это весело! Да? Да ведь? Затем он склонился, положил локти на колени и, сгорбившись, посмотрел по очереди на старшую сестру и на докторшу. — Вы обе сли-ишком предсказуемы, и терапии ваши то-оже предсказуемы. Может на них, — он обвёл пальцем пациентов, — это и может подействовать, но только не на меня.

Помолчав, он добавил, не давая женщинам перебить его: — Да-амочки, запомните, в мире есть два типа людей: одни живут, а вторые ищут виноватых.

Склонившись к Фил, которая тут же отпрянула, он поделился мыслью с ней: — Но есть ещё третий тип: они считают, что на всё воля божья. — К какому типу относитесь вы? — перетянула Харлин внимание на себя. Джокер довольно улыбнулся. — Я тот, кто всех убивает. Сразу после этих слов он захохотал, чем изрядно напугал остальных пациентов. Кажется, на этом терапия была закончена и ничего другого от Джокера уже не добиться, как бы ни пытались сестра Рэтчед и Харлин.

— А может, вы просто прячетесь за жестокостью, чтобы сбежать от себя. Все разом замолчали. И те, кто гудели, и те, кто стонали, и братья прекратили тыкать друг друга. Все посмотрели на обомлевшую Фил, которая сама от себя не ожидала такой храбрости. — Осторо-ожно, сестра Филадельфия, — Джокер тряхнул головой, подался вперёд и, пока никто этого не ожидал от него, протянул руки и положил ладонь на её плечо.Санитары тут же подскочили, но клоун зацокал языком. — парни, я ничего не сделаю сестре. Обеща-аю. И сегодня моё слово дорого стоит. Так во-от.

Он снова посмотрел на Фил и покивал. — Я не люблю мозгопра-авов, потому что мне не нравится, когда они пытаются копаться в моих мозга-ах. Н-но не считай мои слова угрозой. Ладно? Это совет. Эш хныкал, братья пуще прежнего принялись толкать друг друга, плюс ко всему они ещё и щипались. Сестра Рэтчед несколько раз призвала всех к спокойствию, но уже бесполезно. Сеанс пришлось прекратить раньше времени. До конца дня доктор Квинзель анализировала увиденное и услышанное, записывала что-то в свой журнал, заносила данные в компьютер, а Фил заняла место постовой медсестры. Хотя сегодня не её очередь, но Сьюзен отпросилась. К большой удаче, не пришлось присматривать за пациентами во время обеда, эта обязанность легла на плечи Хака. — Добрый день, Хак. Ах-ах, прошу проще-ения, Двуликий, — Джокер гаденько прыснул, довольный своей шуткой. Хак не смутился, но такое обращение явно ему не нравилось. Надо отдать ему должное: он не вёлся на провокацию, но и не пытался отчитывать клоуна или что-то ему доказывать. Крепкий орешек.

После обеда, когда санитары помогли Хаку принести настольные игры, пришла доктор Квинзель. Она вошла в сестринскую и встала рядом с Фил, сидевшей за столом. Посмотрела в застелённое окно, выходившее в зал с пациентами. Они разбились на группы, одни играли в карты, другие в монополию, нашлись и те, кто предпочитали логические игры. Джокер как всегда сидел за последним столом, тасовал колоду и периодически раскладывал её на четыре стопки.

— Хочу попросить вас кое о чём. Фил подняла на Квинзель глаза. — Покажете мне город, — Харлин как можно дружелюбнее улыбнулась. — Думаю, мы найдём о чём поговорить. Раз нам предстоит долгое сотрудничество, нам нужно понять друг друга. Я хотела бы помочь вам адаптироваться и привыкнуть к новым условиям.

Не сказать, что Фил обрадовалась такой перспективе, но здравая мысль определённо присутствовала в предложении. Они и правда не смогли в первый же день сработаться с Харлин, а это прямой путь к фиаско. Если Джокер рано или поздно поймёт это, возможно, он попробует этим воспользоваться. А команда должна быть сильной. И Фил согласно кивнула. — Отлично! Может, завтра? Я закончу… — Харлин посмотрела на наручные часы. — В шесть. Поднимусь к вам, и после ужина пациентов поедем куда-нибудь, покажете, где сможем перекусить. Фил снова кивнула, на этот раз ещё и улыбнувшись. До вечера никаких происшествий. И весь следующий день тоже прошёл спокойно, что не могло не радовать. На следующий вечер Харлин пришла в шесть пятнадцать, дождалась в сестринской окончания ужина, и после они с Фил выбрались в город.

Провинциальный город, со всех сторон окружённый лесами и фермами, но цивилизация не обошла стороной это уютное место. В центре церковь и Грушевый парк. Магазины и жилая зона уживались друг с другом, жизнь в центре кипела. Если Фил удавалось выбраться сюда, она предпочитала есть в кафе с китайской кухней ?Лао-Цзы?: просто, быстро, можно посидеть и пару минут подумать о чём-то кроме работы, а потом снова в омут с головой.

Фил сидела на пассажирском сиденье белого Фольксвагена, а навигатор подсказывал Харлин путь до центра.

— Как называется это место? — спросила Харлин. — Матрёшка. Кафе с русской кухней.

Доктор Квинзель посмотрела на карту. — Судя по всему, минут через пять как раз доберёмся. Витрины пестрели, цветастые вывески зазывали заглянуть в магазин: предновогодняя суета сделала своё дело. — Ну вот и приехали, — Харлин нашла местечко и припарковала машину метрах в тридцати от кафе. Над дверью висела большая красная матрёшка, розовощёкая и улыбающаяся.

Они заняли столик у окна — это как награда за день без привилегий, на работе такого удовольствия никто не предоставлял в силу обстоятельств. Фил заказала гречневую кашу по-боярски и блины со сметаной, а доктор Квинзель, просмотрев меню, прикрыла рот ладонью и засмеялась. — Мне кажется, эти названия ничем не лучше китайских! Фил засмеялась в ответ и замотала головой: — Нет-нет! Поверьте, в русской кухне нет подвохов! Что бы вы ни заказали, вам не попытаются отравить! И любое блюдо окажется вкусным. Попробуйте борщ и пельмени.Пальчики оближешь! Харлин уставилась на Фил, и та отмахнулась. — Это русский фразеологизм. Означает, что очень-очень вкусно. Харлин снова засмеялась и последовала совету. — И правда вкусно! — восхитилась Харлин, пробуя сначала пельмени. После еды они заказали безалкогольный суздальский сбитень, и обе остались довольны. А на десерт им принесли пряники: свежие, медовые, в виде лошадок. Девушки сидели за дубовым столом и разглядывали интерьер. Справа от них, у дальней стены, стояла русская печка, украшенная белыми скатертями с вышитыми на них причудливыми узорами. Бревенчатые стены создавали какой-то особенный комфорт, уют, как будто из шумного города перемещался в райское место, диковинное, где отдыхал и душой, и телом. Напротив печки, у противоположной стены, была аккуратно сложена поленница в высоту всей стены. А окна, ведущие на улицу, украшены резными наличниками. — Удивительное место! — продолжала восхищаться Харлин. — Жаль, в Готэме нет ничего подобного. — Да, подобного нет, но есть приличные итальянские кафе, где можно недорого поесть. И мне нравилась там японская кухня. Харлин долго помешивала деревянной ложкой сбитень, потом посмотрела на Фил и спросила: — Почему ты уехала из Готэма? Понимаю, Аркхем — не предел мечтаний, но всё же.Местный меценат, Брюс Уэйн, спонсировал больницу, при нём там стало и пациентам лучше, и медицинскому персоналу. Ты могла бы вернуться туда. Фил помотала головой. — Этот город не для меня, я в нём чужая. Не знаю, как объяснить... Доктор Квинзель вздохнула. — Я тебя понимаю. Фил вздрогнула: вернуть обратно в Готэм? Нет, нет и ещё раз нет! Мрачный город, погрязший в пороках. Она не успела распробовать все его кошмары, но была наслышана о них более чем. Может быть, работа в Лючии мало чем отличалась, но всё же это лучше, чем Аркхем. В конце концов, по распределению Фил могли отправить и вовсе в Дерри. Они долго молчали, каждая смотрела в свою кружку со сбитнем. Из колонок доносилась музыка, кажется, Ванесса Мэй. Не так-то просто справиться с собой и со своими переживаниями и страхами, давно забытыми. Оставленными ещё в Аркхеме. Фил не хотела работать с преступниками, всё в готэмской больнице угнетало её: и атмосфера, и обращение с пациентами — по большей части безнадёжные и неизлечимые, вечные распри между врачами. Каждый хотел урвать кусочек славы. Словно подтверждая её мысли, Харлин негромко кашлянула и сказала: — По правде говоря, причина, по которой я не ушла из Аркхема — это пациент ?4479?. Если я смогу опровергнуть или доказать поставленные ему диагнозы в Лючии и в Аркхеме, я смогу уехать из Готэма. Лучшие клиники страны будут открыты для меня. Фил отставила пустой стакан в сторону и положила руки на стол перед собой. — Я совру, если скажу, что осуждаю вас. Мне всё равно. Мало быть альтруистом и филантропом в нашем мире, хочется достижений. Так что поступайте, как считаете нужным, доктор Квинзель. — Спасибо, — Харлин искренне улыбнулась. Кажется, понимание воодушевило её. Вряд ли она встречала одобрение в Аркхеме, Лючия как будто и на неё действовала лучше. По крайней мере пока. После кафе девушки прогулялись по центру, сходили к ледяному лабиринту у местного гипермаркета, полюбовались красавицей-ёлкой и ледяными фигурами оленей, везущих сани. Ребятня облепила их, исползала вдоль и поперёк. До нового года оставалось меньше недели, вот-вот город проводит старый год и встретит новый: смехом, весельем, хлопушками и угощениями.

— С кем будете отмечать праздник? — спросила Харлин, когда они зашли в торговый центр погреться и съесть по круассану.

— Хотела с парнем, но у него новогодний корпоратив с коллегами, так останусь дома. — Кошмар! А с ним нельзя попроситься? — удивилась Харлин. Фил засмеялась и замотала головой. — Ну нет! Ни за какие награды! Его коллеги — напыщенные, надутые, самовлюблённые карьеристы. Всю ночь они будут льстить друг другу. Я не переживу, если подпишусь на это! Харлин в ответ тоже засмеялась. — А вы с кем? — спросила Фил. — Послезавтра ко мне приедет парень, будем отмечать с ним, а второго января он уколесит обратно в Готэм. Хотите присоединиться к нам? Фил замахала руками. — Ни в коем случае! Во-первых, не хочу мешать влюблённым, а во-вторых, наконец-то исполню давнюю мечту — зароюсь в одеяло и буду смотреть любимые фильмы, а потом лягу спать и просплю часов до двенадцати. — Кайф! — согласилась Харлин. Фил, как и многие, верила, что у не? есть будущее, а ещё у не? была надежда. И даже несмотря на то, что с некоторых пор они с Трэвором приходились друг другу больше друзьями, нежели любовниками, Фил верила, что их дружба не обречена. На него не заглядывались женщины, будто и без слов подмечает, что он за фрукт. У не? тоже никого на горизонте, потому что большинство современных мужчин интересовались разовыми интрижками. Поэтому она не ждала принца на белом коне, а довольствовалась тем, что дала ей судьба. Так и Харлин Квинзель жила мечтами, верой в туманное будущее и надеждами.

— Может, в кино? Возьмём попкорн и колу, забуримся на какие-нибудь неплохие места и будет высмеивать ужастик. Как раз показывают ?Проклятие третьего дома?. Фил изучала афишу на сайте ближайших мероприятий, и эта мысль пришла ей в голову спонтанно. Харлин не стала долго раздумывать и согласилась. Они оплатили счёт, оделись и вышли в снегопад, кутаясь в воротники и щурясь от залетающих в лицо снежинок. Фил не ощущала, что между ней и Харлин установилось взаимопонимание, хотя с ней однозначно стало проще. Хотелось довериться, мандраж прошёл. Кажется, доктор Квинзель, нарочно позвала провести вечер в её компании: психологический приёмчик. Что ж, сработало. Фильм ни разу не страшный. Скука смертная! Полукартонный призрак, пристукнутые на голову новые хозяева. Всё как и полагалось приевшемуся всем шаблону: дом, в котором жил злой-презлой призрак, семья, которую не смутили странные смерти прошлых и позапрошлых хозяев, а потом скрип половиц, самооткрывающиеся и самозакрывающиеся двери, сквозняки и шорохи. Ладно хоть попкорн карамельный и разноцветный — вкусно! А после сеанса они с Харлин не спеша вышли из кинозала, зевая и посмеиваясь над глупым фильмом. Для вечера пятницы совсем немного народу, зрители быстро разошлись. Доктор Квинзель подвезла Фил до дома, они попрощались, и Фил на громком лифте доехала до своего пятого этажа. На удивление вечер прошёл хорошо, а ведь она ожидала, что Харлин улучит момент и непременно затронет тему Джокера, профессиональной этики и что медсёстры не должны бояться пациентов и избегать этих. По правде сказать, пока они сидели в ?Матрёшке?, Фил чувствовала себя пленницей. Квинзель ни разу не заговорила о Джокере. О рабочих качествах медсестры тоже. И уже ближе к кино Фил чувствовала себя более расслабленной.

Дома, стоя в ванной перед зеркалом — отмытым до блеска накануне, она чувствовала себя отдохнувшей. И спать ложилась со спокойными чувствами.

Утро пятницы встретило новым снегопадом. А может, он всю ночь не прекращался, так и валили с вечера. Фил не спеша собралась, привела себя в порядок и на автобусе добралась до работы.

До нового года пять дней. Суета сует. Медсёстры, когда сестра Рэтчед не видела, полушёпотом хвастались друг другу, кто какие подарки и кому прикупил накануне. Фил ещё неделю назад приобрела в шоколадной лавке набор шоколадных медалей, хотела порадовать Трэвора. Они договорились встретиться второго января у него.

Так, в мыслях и обыденных рабочих заботах прошёл день. Лёгкий, приятно суетливый. Правда, вечером пришлось задержаться: когда сестра Рэтчед ушла домой, медсёстры решили собраться и организовать небольшой корпоратив, скромный, ничего лишнего. Они заказали роллы в доставке ?Радость Японии?, заварили гранатовый чай, а когда курьер привёз еду, разместились в сестринской. Одна из сестёр позвонила в местную пекарню и заказала эклеры и набор пирожных. Так что ужин плавно перетёк в долгое весёлое чаепитие, сёстры шутили, смеялись, обмотавшись мишурой и серпантином.

Сестра Рэтчед не разрешила ставить ёлку в сестринской, и девушки принесли наиболее безопасные украшения. Никакого стекла, никаких скрепок у ёлочных игрушек. Шарики и сосульки из пластика крепили к стенам на цветной скотч. Вполне безобидно и безопасно. После посиделок одни сёстры остались на ночное дежурство, а Фил и ещё две сестры из её отделения отправились домой. Сестра Марша подвезла девушек, это сэкономило время, и Фил была дома в одиннадцать. За окном сумерки. Фил включила свет в ванной, сняла кофту и бросила её на стиральную машину. Открыла кран, набрала пригоршню воды и ополоснула лицо. Умывшись, пошла в комнату и, не включая свет, нашарила на кровати пижаму.

Она успела ощутить удар по голове, прежде чем упала на пол.

Мысли ещё какое-то время плавали, тягучие, густые, замедленные.

Раз, два… Раз… Темнота опустилась на глаза, и мир погас.