Глава 22 (1/1)

Ступеньки гулко звенели под торопливыми шагами, и приглушить их было нечему: ковролин предполагался или непосредственно в коридорах, или на первом этаже у регистрационной стойки, но никак не на пути к фойе, оказавшемся неожиданно коротким. Впрочем, этот факт Валера отметил скорее отстраненно, как не стоящую внимания информацию. Записка на французском, которого он бездарно не знал, стояла перед глазами, чернея слишком уж старательно выведенным почерком, будто для писавшего язык тоже не был родным. Книжно каллиграфичные буквы стекали размытыми чернилами, неотвратимо теряя контур, потому что мысли, сумбурные, разрозненные, все же были не о том. Но время снова возвращало привычный ход, так что неторопливость последних часов казалась какой-то ненастоящей, ленивой, будто и вовсе не про него. Или просто бежать, успевать, догонять было привычнее, этаким отточенным следованием сценарию без осечек. Валерка бросился к стойке регистрации, затребовав себе телефон, карандаш и бумагу в придачу. Портье, с любопытством поглядывая на лихие каракули, больше напоминавшие разрозненные понятия, чем структурный текст, деликатно не мешал ему одной рукой воспроизводить слова из записки, а другой крутить диск, набирая номер. Не отвечали долго. Запоздало Валера понял, что звонит в приемную, а не на тот телефон, который у Ивана Федоровича в кабинете стоит: расхождение в одну букву, которое прежде не мешало, сейчас сыграло с ним дурную шутку. Дернулся было сбросить, но тут трубку, наконец, сняли, и по голосу он узнал секретаря, Иванцеву, которая уже явно собиралась домой, а потому заученно выдала начало дежурной фразы про приемные часы и ?свяжитесь завтра?.– Это срочно, – оборвал Валерка, даже не дослушав. И явственно разобрал возмущенный вздох в ответ. Грубо вышло, но не было, не было у него времени диспуты да реверансы разводить. – Соедините меня с Иваном Федоровичем, пожалуйста, это Валерий Мещеряков.– Комиссар Мещеряков, так вы бы напрямую звонили… – голос на том конце чуть потеплел, превратившись в растерянно-удивленный, и Валерка со смешком покаялся в нелепости, мол, иногда и с ним такое случается: – Я номера перепутал. Случайно. – Минуту. Когда с характерным щелчком ожидание сменилось удивленным голосом Смирнова, улыбнулся невольно, в точности предположив реакцию на свой звонок – первым делом тот спросит… – Валера? Овечкин на месте? – На месте, на месте, – он нетерпеливо отмахнулся, желая поскорее добраться до сути. – Тут другое. Мне бы смену в ?Савое? на некоторое время. От часа до полутора, может, дольше, точнее пока сказать не могу. Ответное недоуменное молчание, казалось, можно было потрогать руками. Валерка будто и вправду видел задумчиво вскинутую бровь главы управления и его же костяшки пальцев, подпиравшие щеку. И взгляд на трубку, за неимением собеседника в кабинете, вырисовывался вполне под стать общей картине: удивленно-недоверчивый. Хотя нет, скорее ожидающий. ?А все потому, что начинать, Валерочка, надо было с объяснений, а не с постановки начальника перед фактом. Знаешь ведь, как Иван Федорович не любит этакое ?с кондачка? от своих сотрудников. Забыл, что Смирнов – не твои ребята, которые ввяжутся, деталей не спросив? Что у тебя сегодня за решето вместо мозгов, скажи на милость??. Перестроившись, он сухо доложил, что появилась информация, которую необходимо проверить, и чем быстрее, тем лучше. Приготовился было рассказать и о записке, хотя та пока что давала почву только для слишком размытых предположений, но у Ивана Федоровича, видимо, постановка просьбы после объяснений по форме вопросов не вызвала: надо, значит, надо. Все-таки приятно иметь дело с человеком, который не задает тысячу уточняющих вопросов, четко понимая, когда они излишни.Валера внимательно выслушал от Смирнова такой же ответ по существу: на Лубянке сейчас только безусый молодняк, а из их отдела и вовсе – Сергей Грахманов да Григорий Побелкин, но у Грахманова тоже слежка заданием значится через два часа, не успеет метнуться, так что дожидаться Валерке именно Побелкина. И он ждал. Беспокойно поглядывал на часы: четверть седьмого, библиотека Государственного Румянцевского музея, узнавал уже – в получасе ходьбы отсюда, на повозке быстрее, но сначала – дождаться смену и по всем правилам сдать подопечного. Может, даже показать облюбованный подоконник и посоветовать продолжить кофейную традицию: неизвестно, сколько Побелкину тут сидеть придется, пока Валера будет бороться с коварными французскими словами в попытках соорудить из этого что-то путевое. Неясно даже, соорудит ли вообще. Положа руку на сердце, из двоих обозначенных чекистов лично он предпочел бы Грахманова. Это было ничем не обоснованное ощущение, учитывая, что ни с одним из них плотно работать Валерке не довелось – но оно было. Хотя с Побелкиным, положим, Валера до того и вовсе сталкивался нечасто. Что там, в лицо-то помнил постольку-поскольку: прилизанная блондинистая макушка, младше года на два, в целом невзрачный, глаза только слишком колкие для этого лица. Наверное, потому и помнил. Валерка вообще хорошо запоминал подобные несоответствия. Да где же этого Побелкина черти носят? Из управления до Рождественки – минут десять от силы, и то если унылым шагом побитой жизнью трехлапой овчарки. Удача Валере сегодня явно не сопутствовала, такими темпами он вообще никуда не успеет. Облокотившись на стойку, Валерка косился на входную дверь. Листок с накарябанными по памяти словами лежал здесь же, рядом, под рукой. И кружились по поверхности бумаги чужеродные ?ordre?, ?Etat?, ?porteur? и ?fait?, фигурировавшее в тексте дважды, а потому схематично подчеркнутое Валеркой двойной чертой. Все? Нет, не все, он точно помнил больше. Что-то ведь там такое... то ли перед именем, то ли перед нарицательным существительным – пес его разберет, как называется, но слово с большой буквы в тексте встречалось только одно: Etat. Еще начертан апостроф впереди, знать бы, что он обозначает… Притяжательность существительного? С энтузиазмом охочей до сыра мыши уничтожался отвоеванный у портье карандаш, пока Валера, нахмурившись, припоминал, что ж там было-то. Заковыристое, похожее на немецкое lieben, но в два слова… Lie bien? Li bien? Неважно, запишем как есть, потом разберемся. Результат праведных трудов оказался скуден: всего пять слов и последнее, непонятное, из двух. Причем не факт, что Валера в этих пяти с правописанием тоже ничего не напутал. Интересно, а есть какая-то методика, чтобы зрительную память развить? Знал бы, был бы совсем другой результат, а не вот это вот, с чем вообще гарантий никаких, что получится сшить в единый текст. Валерка не верил наивной надеждой юнца, не знавшего трудностей, что у него непременно получится, отнюдь: просто не думал об этом слишком долго. Вот возьмет в руки словарь и подумает. Сейчас-то зачем себя заранее изводить, хватит уже. К тому же, Валере запоздало пришло в голову, что за все это время он так и не поинтересовался планом отеля и расположением номеров. И таинственная записка только добавила веских оснований восполнить этот пробел. Что у нас на четвертом этаже? Незабываемый подоконник, каморка горничной, длинный коридор до номера Овечкина. Углового номера, между прочим. Оттуда еще одна ветка коридора забирает влево и вряд ли заканчивается тупиком. Значит, должна быть и еще одна лестница. Вот ее-то Валерка и видел сейчас в просвет между декоративными колоннами, если смотреть от стойки. Если же стоять у входа, то располагалась она в слепой зоне. И ведь пока специально не начнешь искать, не приметишь, весь акцент на себя главная лестница забирает, парадная и широкая. Дурацкая планировка, нисколько не облегчающая задачу. Возможно, Валерка и маялся сейчас ерундой в ожидании смены и на низком старте к библиотеке, но мысль проверить соседние номера на предмет того, живет ли там кто-нибудь, накрепко засела в голове. Портье запрошенную информацию без вопросов предоставил. Четыреста пятнадцатый заняла импозантная иностранка, выпишется через три дня. В четыреста одиннадцатом поселилась семейная пара с ребенком, приехали из Петербурга в столицу, заехали только позавчера, пробудут здесь неделю. Все выглядело чинно и безобидно, никак не подтверждая возникшую в голове теорию. Валера даже сам вышел во внутренний двор и прошмыгнул под балкончиками второго этажа к раскидистому дубу, ствол которого был достаточно широким, чтобы за ним спрятаться. Дуб, увы, располагался неудачно и давал лишь односторонний обзор. Мусорные баки перед ним в качестве пункта наблюдения казались куда предпочтительнее, вот только их борта были низкими. А он совершенно не хотел допустить вероятность, что Петру Сергеевичу вздумается именно сейчас выйти на балкон подышать воздухом или там сигару раскурить – и узреть в Валеркином исполнении бесплатный цирк. Поэтому приходилось вертеть головой, практически слившись с дубом и аккуратно отводя в сторону лезущие в глаза ветки. Номер слева от овечкиновского определенно был жилым: на балконе просыхал и давно уже высох зонтик кричаще фиолетового цвета, вряд ли мужской и весьма подходящий иностранке: в Москве редко встретишь такие яркие краски, только если у туристов. Справа ничего примечательного на балконе не было, тот пустовал, зато занавеска была неплотно задернута, и Валера видел, как по номеру юркой тенью носился кто-то небольшого роста. И здесь запись в журнале регистраций совпадала с реальностью, но что-то Валерку все же гложило. Он предсказуемо остановился взглядом на номере штабс-капитана и чуть сместился в сторону, чтобы угол обзора оказался более выгодным. Не глядя переставил ногу – и ее повело в сторону, потому что до того Валера стоял на выпирающих из грунта корнях, сказался перепад высоты. Пришлось возвращаться на прежнюю позицию. Балкон оказался приоткрыт, легко колыхалась занавеска, а больше ничего отсюда было не разобрать. Валерка вернулся в фойе. Побелкина все еще не было, а портье, уже откровенно не сводивший с Валеры глаз, напрягал. И почему всем так интересна чужая работа, когда своей хватать должно? Впрочем, чужой надоедливый взгляд привел к еще одной связанной с номерным фондом отеля мысли. И почему Валерка зациклился только на соседних комнатах? – Подскажите, а в триста тринадцатом и пятьсот тринадцатом есть зарегистрированные постояльцы? Страницы журнала регистраций зашуршали как раз тогда, когда в дверях ?Савоя? показался Побелкин. Подоспел, наконец. Валера махнул ему рукой, привлекая внимание и краем уха улавливая: оба номера выкуплены, верхний зарегистрирован на Кузнецова, нижний – на Головешкина. Головешкин в череде постояльцев позабавил. Валерка понадеялся, что тому зачитали правила пожарной безопасности. Григория он ввел в курс дела за рекордные пять минут: тот был переисполнен рвения и желания во что бы то ни стало задание выполнить. От подсказки с кофе отказался, сделав каменное лицо: настоящий сотрудник управления презирает опасность, а потому определенно не упустит ее и без дополнительной помощи. Такому подходу можно было определенно доверять. Валера невольно задумался, когда у него самого так горели глаза, и ответу совсем не удивился: конечно, в двадцатом, никак не позже. Потом вихрем вынесся из отеля.От ?Савоя? до библиотеки добрался на повозке, мысленно подгоняя даже не кучера, а само время. Минутная стрелка как раз подползла к цифре десять, когда работница читального зала, миловидная и розовощекая, выдала серьезному комиссару Мещерякову французско-русский словарь и вернулась к своим делам: посетителей перед закрытием практически не было, а потому вязанию ничто не мешало и помешать не могло. Валерка же устроился в углу, чинно разложив перед собой записанное по памяти, словарь, чистый лист – будущий перевод – и принялся за работу, но все выходило далеко не так радужно, как ему хотелось бы. Картинка складывалась настолько кусочно, что было бы честнее сказать, не складывалась вообще. Вот бы оригинал записки сюда, а так… ?приказ, или распоряжение, или заказ?, ?держава или государство?, ?держатель, обладатель, носитель?… Fait же было до безобразия многогранно и могло обернуться хоть прилагательным, хоть существительным, хоть вообще глаголом – дело, поступок, совершенный, учинить, предпринять. Нет, так ничего не получится.Единственное, что выглядело однозначно, это то, похожее на немецкое ?любить? – существительное с артиклем, которое словарь трактовал как благо или пользу. И, кстати, в записке оно стояло перед государством, а не в конце, это Валерка вспомнил позже и потому пририсовал сбоку, на полях. Правильно Овечкин заметил, вечно он торопится, и пользы делу это не приносит. Ну-ка, исправим. Валера переставил местами слова и по-новому взглянул на предложение, в котором благо державы теперь вполне органично сочеталось с полученным приказом, а совершенный поступок, в записке упоминавшийся дважды – с держателем-обладателем… Чего? Информации? Секретных сведений? Самой записки? Бывают в жизни такие моменты, когда нужную мысль или слово будто вкладывают в голову. Он даже моргнул недоверчиво, когда понял совершенно точно: нет, не держатель. Предъявитель. Предъявитель сего. Валерка стремглав помчался к работнице читального зала и попросил выдать ему ?Трех мушкетеров?. Проигнорировал ответный недовольный взгляд на циферблат, показывающий четверть восьмого. Вежливо, но неукоснительно повторил свою просьбу, а на уточняющий вопрос, нужен ему оригинал или перевод, только скорбно вздохнул: оригинал был бы не в пример лучше, но не с Валеркиным зачаточным знанием французского. Уловил тихий комментарий о том, что приобщаться к развлекательной литературе можно было бы и завтра, чай, не учебники, но в диалог ввязываться не стал. Вместо этого лихорадочно листал страницы прямо на ходу, потому что книгу читал давно, еще в гимназии, и найти вот так сразу интересующий кусок текста про изъятие охранной грамоты у Миледи не получалось. Но ничего, Валера упорный, если не найдет сейчас – заберет под расписку и в отеле изучит. Расписка не понадобилась. Через сорок минут искомая фраза смотрела на него с пожелтевших страниц безупречным печатным шрифтом.?По моему наказу и истинно во благо государства предъявитель сего сделал то, что сделал*. 5 августа 1628 года. Ришелье?Валерка дотошно сличил переведенные слова с тем, что видел в книге, и с нарастающим триумфом понял: не ошибся. Пусть и с пропусками, это был тот самый текст. Однако деятельная натура, уцепившаяся за брошенное невзначай ?в оригинале или переводе?, требовала обстоятельно все перепроверить, чтобы убедиться окончательно. Тем более что много времени это не займет.– А можно все же издание на французском? – нетерпеливо выглянул он из-за стеллажей. И пока библиотекарь ходила за книгой, не чая уже, видимо, от него отделаться, с удивлением разобрал на столе среди радужных мотков ниток, соседствующих с формулярами, нечто, напоминающее наполовину связанные перчатки, странные только, без пальцев. Это она так аж с лета к зиме готовится? Однако… Впрочем, подоплеку Валерка вполне понимал: спокойное вязание предпочтительнее посетителей, которые, видимо, сами не знают, чего хотят, вот и дергают постоянно.Выданный на руки оригинал выглядел совсем новым, даже углы обложки не потрепаны. А вот типографский шрифт был мельче, хотя найти нужную главу это не помешало. Триумф, теплом разливающийся в груди, достиг, кажется, даже кончиков пальцев, особенно когда Валерка наконец наткнулся взглядом на выделенную наклонно строку за подписью Ришелье: ?C'est par mon ordre et pour le bien de l'Etat que le porteur du présent a fait ce qu'il a fait?. Он смотрел в печатный шрифт, не моргая, но видел рукописные буквы, а дальше, за ними – всезнающую, несколько снисходительную усмешку человека, который не опасается всерьез за сохранность своих тайн. Зря, очень зря. Из читального зала Валера вылетел, буркнув на ходу слова благодарности задержавшейся библиотекарше и то, что Родина ее самоотверженности не забудет. Ответа уже не услышал.Обратная дорога к гостинице длилась дольше. Валерка нетерпеливо смотрел по сторонам, будто это могло приблизить к вывеске ?SAVOY?, и сжимал в руках свои записи – одиночные французские слова с подстрочником, торопливо накарябанный прямо над ними французский вариант записки и, конечно, перевод, который помнил и без всяких записей. Наконец, повозка остановилась. Дождавшись, когда освободится телефонный аппарат, он уже напрямую позвонил Ивану Федоровичу, но никто не ответил. Тогда набрал прежний номер – секретариата, тот, что с В1, а не Б1 – однако и там молчали. Чтобы бесцельно не кружить по фойе, решил проверить дежурного. Не узнал ровным счетом ничего нового: Овечкин из номера не высовывался. Покосился на газету, за которой Побелкин время коротал, узнаваемую по схематичному начертанию на титульном развороте – военная ?Красная звезда?, относительно новое и на редкость сухое издание. Понадеялся мимоходом, что вдумчивое и навряд ли увлекательное чтение у Григория не успело пойти по второму кругу, потому что тоска еще та. Но газету Валерка все же попросит себе оставить, все лучше, чем вызубренный выпуск "Новостей". А ночь будет долгой. – Валерий, – по-свойски обратился Побелкин, неверно считав его нервозность. – Не маячь. Я здесь до утра, так что будь покоен: никуда этот беляк отсюда не денется. Он резко обернулся, в груди плеснуло стылым разочарованием. – До утра? – переспросил скорее по инерции, расслышать-то все прекрасно расслышал. – Распоряжение товарища Смирнова. Он считает, тебе пора отдохнуть от праведных трудов, – пожал плечами Григорий. Вроде вполне дружелюбно заметил, но Валера явственно разобрал там не особо скрываемую насмешку. Прищурился. – Я не устал.– Но двое дежурных на один номер тоже не нужны, – вывести из себя Побелкина было не так-то просто: любезность в тоне ничуть не переменилась, там даже нарисовались сочувствующие нотки. – Таково распоряжение. Распоряжение распоряжением, но Валера все же спустился вниз и попробовал дозвониться по обоим номерам еще раз. Телефон Смирнова просто не отвечал, а вот номер секретариата был занят. Трубку на рычаг не положили? Или же Иван Федорович из кабинета отошел, а разговаривает из приемной? Ай, да какая разница, проще до управления дойти и там все выяснить. Заодно и с запиской этой, которая выглядела не то кодовой фразой, не то паролем, разобраться. На этаже управления было тихо, ни души, что выглядело странно: ну не могли они с Иваном Федоровичем разминуться, Валерка же довольно быстро от ?Савоя? сюда добрался. Да и на проходной охрана подтвердила, что не выходил никто. Он не направился к кабинету, который явно был пуст, свернул сначала в сторону секретариата. И аж подпрыгнул, когда разобрал сбоку недовольное: – Ну наконец-то.Вспыхнула настольная лампа, и Елена Иванцева, которую Валера сначала и не приметил в скудном освещении коридора, протянула тем же тоном:– Третий час жду вестей. А что же вы лично зашли, неужто и этот номер запамятовали? У Валерки от возмущения аж все слова из головы вылетели. И это после того, как он почти довел портье до нервного тика, безоговорочно оккупировав телефон в фойе! Кстати, о телефоне. Валера покосился на стол, но трубка твердо лежала на рычаге. Поправила уже, значит. Ладно, он не будет ссылаться на чужие промахи. – Хотя, – продолжила Иванцева, – если вам снова товарищ Смирнов нужен, так вы опоздали: нет его в управлении, уехал.– Домой? – Валерка изрядно удивился: кто в ОГПУ не знал, насколько тот радеет за общее дело, раз даже ночует здесь, в отдельной комнате рабочего кабинета, куда чаще, чем у себя. Об этом столько баек по управлению ходило, хотя и беззлобных совсем, волей-неволей начнешь забывать, что у человека жизнь и за пределами кабинета имеется.Он еще прикидывал, является ли ситуация настолько внештатной, чтобы тащиться к начальнику домой на ночь глядя с запиской неясной ценности, когда и этот план потерпел крах. – Нет, конечно. У него встреча с наркомовскими. Деталей не знаю, не положено, но в управление он сегодня точно не вернется. Меня попросил дождаться вашего звонка и передать, что до утра Григория сменять не надо. И чтобы утром перед совещанием зашли пораньше, – Иванцева глянула исподлобья с типично женским любопытством, то ли ожидая Валериной реакции, то ли пояснения, о чем вообще это загадочное послание, но он молчал. – Задание выполнено, информация передана, полагаю, на этом моя роль как говорящего почтальона себя исчерпала. Валерка следил, как она убирает тетрадь с пометками по встречам и делам Смирнова в сумку, а разбросанные по столу документы, теперь собранные аккуратной стопкой, отправляются в шкаф за спиной. Сам же подводил нерадужные итоги: слова Побелкина подтвердились, не оказавшись ни личной инициативой, ни бравадой, но он не мог не поинтересоваться, упорно надеясь непонятно на что:– А мне что же? – Отсыпаться, полагаю, – безэмоционально пожала плечами Елена, накидывая светлый плащик. – Это товарищ Смирнов так сказал? – поразился Валера. – Товарищ Смирнов сказал, что комиссар Мещеряков ему нужен с ясной головой, – Иванцева посмотрела на него вскользь и все же добавила с толикой зависти. – Щуси тоже сменились. Бережет он вас, – изящная рука застыла над выключателем настольной лампы явным намеком: ?У вас еще какие-то вопросы, комиссар Мещеряков, или я могу, наконец, идти домой??.Валерке стало совестно. Елена Иванцева-то в чем виновата? Ни в чем. Ни в его дурном настроении, ни в том, что инициатива с запиской так и останется в неопределенно-подвешенном состоянии: хоть в лепешку расшибись, но говорить о ней придется только завтра. И уж, конечно, не в том, что слежку за штабс-капитаном оставили на сменщика, его мнения не испросив. Да и с чего бы? Валера просто сотрудник управления. Как и прочие. Здесь не Збруевка и не Ялта, инициатива не приветствуется. Елена выжидательно стояла рядом. Явно уставшая и не понимающая, что еще ему нужно. ?Ну же, Мещеряков, не будь свиньей, исправляй ситуацию. Ты сегодня уже чуть не повздорил с Побелкиным, хотя тот просто выполнял полученную инструкцию, давай еще Иванцеву обидим. Леночку, как ее в управлении ласково за глаза называют, трепетную и наверняка ранимую. А все из-за чего? Из-за того, что тебе не дали лишние несколько часов посидеть на продуваемом подоконнике и караулить Овечкина на случай, если тот вздумает ночью улизнуть? Вот уж наказание так наказание, отправить тебя вместо этого отсыпаться в теплую постель. Самому не смешно??. – Поздно уже, – откашлялся он, напустив в голос изрядную долю вполне искреннего раскаяния. – Раз уж так получилось, что вы из-за меня задержались, позволите вас проводить? В знак доброй воли.Видимо, Валерка все сделал правильно, потому что взгляд Иванцевой неуловимо изменился, став откровенно довольным. Та коротко кивнула: – Благодарю.Идти оказалось недалеко. Он даже порадовался возможности лишний раз пройтись по улице после почти суток в помещении. Прогулка была бы и вовсе идеальной, протекай она в молчании, но Елена прекрасно справлялась с разбавлением недостижимой тишины: щебетала за двоих. Что-то об экономике, о том, что пишут в газетах, что-то о политике, что-то о грядущих реформах, коих уже было столько, что перестаешь считать. Валера изредка вставлял короткие комментарии, смахивающие на вежливое поддержание диалога, на деле же почти не слушал: то ли и вправду сказывалась усталость, то ли нежелание общаться – за сегодня уже наговорился на год вперед, это бы переварить, – но слушать Иванцеву было неинтересно, и поделать с этим он ничего не мог.Наконец, добрались до нужного дома. Валерка скользнул взглядом по фасаду: дом как дом, хотя и получше общежития. И теплее, кирпичом выложен, продувать зимой меньше будет. Наверное, она могла жить в расквартированной трехкомнатной. Или двухкомнатной, если повезло, тогда соседи только в одной комнате будут, если еще уплотнять не станут. – Да вы прямо джентльмен, – тем временем искренне заметила Елена. – Прекрасные манеры, галантность такая редкость в наше время. И уж точно не пережиток прошлого. Он рассеянно кивнул, потом смутился, чего из рядового события рыцарский поступок делать:– Пустяки. Вы же из-за меня в управлении застряли. Да и потом, негоже девушкам в потемках бродить, любой поступил бы так же. – Любой – и для любой? – прищурилась та, но Валера эту тревожно гнетущую перемену пропустил. А Елена не отступала, настойчиво желая получить какой-то ответ, поинтересовалась небрежно. – Для этой вашей Ксении Щусь, к примеру? – Ну да, хотя она за себя и без посторонней помощи постоять может, – он не совсем уловил, при чем тут Ксанка, но зато весьма кстати вспомнил историю, наглядно иллюстрирующую прозвучавшую мысль. И не замедлил ей поделиться, интуитивно чувствуя, что с задачей вести непринужденную беседу надо было все же справляться получше. Ничего, сейчас выправит. – Как-то, года три назад, летом, мы следили за связным на почте. Так пока мы с Яшей от угла дома высматривали подозрительный контингент, она напролом пошла: надела сдержанный сарафан, но красивый такой, сережки, не яркие цыганские, а небольшие, от мамы доставшиеся, и не поймешь, что не золото. А в руках – небольшая сумочка и веер, самые настоящие! Уж не знаю, где Ксанка их взяла, но прям как истинная фрейлина ходила на самом виду, изображая девушку, дожидавшуюся от суженого вестей с фронта. И вот она однажды выходит с почты, а вслед шкет пронырливый увязался, польстившись на сумочку… – Спасибо, Валерий, что проводили, – неуклонно прервала Иванцева его рассказ, показательно вертя в руках невесть когда взявшиеся ключи, – но время позднее, мне действительно пора, – и исчезла столь стремительно, что он даже удивиться этому толком не успел. Видимо, отмеченные ?прекрасные манеры? включали в себя далеко не все. Валерка брел обратно в сторону общежития в смешанных чувствах. Главенствовала там, наверное, досада, помноженная на вынужденное смирение, но не Елена Иванцева и ее переменившееся отношение, подозрительно смахивавшее на обиду, были тому причиной. Как бы он ни рвался обратно на четвертый этаж гостиницы ?SAVOY?, все же был вынужден признать, что товарищ Смирнов прав. Напряжение, в котором Валера находился весь день, давало о себе знать: его, взбудораженного с самого утра, просто безудержно клонило в сон после всех пережитых эмоциональных качелей, держать глаза открытыми – и то удавалось через силу. А Овечкин… Что Овечкин? Его вон Побелкин караулит, молодой да резвый, отличиться хочет, мимо такого мышь не проскочит. Отоспаться, утром принять у Григория отчет, потом уже озадачить Ивана Федоровича запиской. Все четко в соответствии с распоряжением. Что может за ночь-то непоправимого случиться? Тоненький неуверенный голосок, устало твердивший, что нельзя доверять слежку за Петром Сергеевичем тому, кто этого бывалого волка знает хотя бы немного хуже, чем сам Валерка, комиссар Мещеряков предпочел не услышать. ______________________________________________________________________________________* Приведенный в тексте перевод отличается от поэтично известного нам ?То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства?, потому что Валерка читает один из дореволюционных переводов книги. Что касается французского, это не ?Август?, и языка Валера, кроме совсем уж начального, не знает. Трек: Ludovico Einaudi ?Burning?.