Глава 2 (1/1)

Ксанка договорилась с Бубой о ?колыбельной? для штабс-капитана. Касторский сразу все понял, потому что монархистов среди собирающихся в ?Паласе? бывало куда меньше, чем просто врагов красных, и, в отличие от красноармейцев, то были совсем разные коалиции, так что резонанс на почве политической несогласованности гарантирован. Встречей, судя по всему, оба остались довольны, уж больно искренне Ксанка улыбалась, как, наверное, улыбалась до войны. Хотя, что уж там, обаянию Бубы сложно было не поддаться: его стоило вместо флага выставлять для узкоспециализированных разведгрупп или вместо фронтовых песен слушать его куплеты. Патриотизма, может, и не добавят, но на подвиги вдохновят. Напоследок узнаваемыми интонациями одессита Ксанка передала напутствие: “Пускай Валерий много не заказывает, все равно съесть не успеет. Чего ж добру пропадать, коль скоро в этом дивно чинном месте планируется балаган”. Валера рассмеялся в ответ, и они разошлись, потому что некоторым любителям бильярда на задании пора было узнать, чем давеча занимался штабс-капитан после памятной партии. Отоспавшемуся Валерке Данька рассказал поистине интересные вещи – скоро, емко, сколько успел, пока начищал до блеска ботинки друга, чтобы не вызывать подозрений слишком уж долгим диалогом. Говорить с чистильщиком, кроме как о вещах ненужных и поверхностных, было не принято: чистильщику надлежало отдать звонкую монету да спешно пойти по своим делам, как только обувь примет подобающий вид. – Узнал я этого Овечкина, это он Сердюка застрелил, – щетка сердито и слишком резко проехалась по штиблету. Валера предупреждающе поставил ботинок на пятку, уходя из-под своеобразной атаки, и Даня взял себя в руки. Валерка понимал и разделял его эмоции как никто: да, было безумно жалко сапожника, жалко проваленный план и то, что приходилось изобретать новый прямо на ходу. Затем они сейчас и здесь, а для эмоций не время, оно будет потом. – Штабс твой полночи по городу гулял, не спалось ему. Ну, после казино, сначала у бильярдной дымил с полчаса, потом туда на извозчике поехал, а обратно пешком. Азартный человек, видать, но таскаться за ним – то еще удовольствие: петляет как заяц, каждый проулок знает, а в безлюдье ж ближе не подойдешь, заметит.– Казино? – Валера зафиксировал эту информацию, как некоторую странность, требующую обдумывания, сейчас было не до детальных расспросов. И все же увиденное им вчера в бильярдной имело столь малое отношение к заядлым карточным игрокам в покер или любителями рулетки, что он невольно захотел переспросить Даню, не напутал ли тот чего. – Сказал Яшке, что теперь он за Овечкиным ходит? У тебя задача поинтереснее, чем за беляками гоняться, – он не кивнул на домик Кудасова, даже не повернул в ту сторону головы: все и так было понятно. – Да ходит, ходит, с утра еще, – зачастил Данька, переключаясь на правый ботинок. Валера понял: закончит тот со вторым штиблетом – и придется расходиться, а есть ли у них план, пока другу неясно. – А сам-то?Мещерякову не требовалось объяснять, что тот имел в виду. Они привыкли к обмену короткими фразами еще когда притирались друг к другу, да и позже, с бурнашами, это тоже помогало. – Сыграл я со штабс-капитаном.– Ну как? Вспомнилась выигранная партия и то, как Петр Сергеевич стоял, замерев, у стола, прежде чем неудачно попытался отыграться, резко, как взведенный курок, на одной злости. – Средне. Играть любит, а кладка слабая.– Я не про то, – Даня практически не повернул головы, посмотрел вначале вбок из-под челки, потом, пристально – на Валерку. Меж тем руки, казалось, знали свое дело, и щетка все так же уверенно скользила по штиблету. Понятно, что не про то. Но больше и рассказывать было не о чем. Не считая нескольких фраз, они и не поговорили толком, и пока что даже не были представлены друг другу. Необходимо было вести игру дальше, только так, чтобы Овечкин сам пошел на контакт. Ненавязчиво попасть в поле зрения, примелькаться, вынудить подойти. – Лиха беда начало. Вечером я ему доставлю удовольствие. Закажу ?Боже, царя храни?. Он ведь обожает эту песенку.– Буба знает?– Мы с ним обо всем договорились, – чуть наклонил голову Валера на манер кивка, и время вышло. Место напротив чистильщика занял пожилой господин в шляпе, он же отправился убивать время до вечера, а это было без малого пять с лишним часов. Бездействовать Мещеряков решительно не умел, равно как и ждать. Это качество, характеризуемое емко как ?нетерпение?, преследовало его еще в годы учебы, оно же было живо до сих пор и, видимо, будет пребывать с ним и впредь. Вначале он думал побродить по городу и к вечеру пойти в бильярдную, перед рестораном, но тоненький голосок интуиции подсказывал не перебарщивать, не торопиться, выжидать. Смысла мелькать в офицерском клубе без Овечкина не было никакого, а если Петр Сергеевич вдруг окажется в бильярдной, это будет и вовсе лишним, когда вечером у Валерки на штабс-капитана имелись совсем другие планы, не включающие партии, во время которых поддерживать диалог весьма трудно. Впрочем, в походе к зданию бильярдной он себе все же не отказал. Присмотрелся издалека на всякий случай, где там предполагался черный вход, сколько от нее до ставки Кудасова, сколько – до набережной. Вышел и к самой набережной, где публика разнилась от дам с веерами до корнетов. Офицеры рангом повыше здесь тоже были, но набережная – не самая короткая дорога к ставке, к тому же в плотной форме на этом солнцепеке запросто можно было свариться. Валерка даже немного развлекся, представляя себе офицеров, вместо фуражек державших зонтики от солнца – непременно кружевные, полупрозрачные и, конечно, белые. Нелепо и смешно.Сидя на открытой веранде, где на столике стоял только графин с ледяной водой – солнце палило немилосердно, и душный зной ощущался даже в тени – Валера раздумывал, как вести себя, если все сработает так, как хочется, и после планового погрома в ресторане с ним будут ненавязчиво знакомиться, выпытывая подробности биографии. Вспомнил и то, что это – слабое звено в цепочке событий, которое хорошо бы проскочить, как в поезде по горящему мосту, да вот не выйдет. Легенду с товарищем Андреем они сочиняли вместе. Где-то после того, как тот вдоволь отвел душу, высказав Валерке за самодеятельность и за то, что уже пошел с объектом на контакт, ?теперь вот разбирайся, увязывай ниточки?. А легенда требовалась, притом основательная, потому что правды белому офицеру о военных действиях красных дьяволят знать, разумеется, не следовало. За ялтинского жителя сойти не получится, это даже Валера понимал: белогвардейцы осели в Крыму с апреля, городок небольшой, а люди любопытны, все давно друг друга знают. Юзовка и местная гимназия тоже отпадали сразу: не тот класс и уровень дохода, заделался столичным франтом – так изволь соответствовать. Товарищ Андрей, подумав, предложил как раз Петербург. Примечательно, что Петербург и для подпольщика не являлся родным городом, поэтому детальной информацией особо разжиться не удалось. Так, несколько сухих фактов, что каждому известны, несколько названий улиц, сведения о юнкерском бунте в училищах в семнадцатом году. Перебрав еще несколько вариантов и все же остановившись на Петрограде, решили, что нехитрой истории о гимназисте, прорывающемся к родителям в Румынию, должно хватить на первое время, а там посмотрят, дополнят, выкрутятся.Вот только история эта казалась Валерке топорной. Поэтому он решил при случае привнести свое. Не фактами, а эмоциями. Ну и реверансом в сторону классики, этот город много кем описан был. Мещеряков, конечно, совсем не знал Петербурга, хотя родители прожили там свою юность, пока не познакомились, а необходимость не заставила после рождения сына перебраться к родственникам в Юзовку. Вот бы пригодились их рассказы сейчас, так нет же, это всегда было под негласным грифом нераспространения... а теперь уже не спросишь. Еще Валера малодушно решил положиться на импровизацию, потому как чем продуманнее и логичнее будет звучать его рассказ, тем хуже: будто по шпаргалке озвучиваешь, а ну как насторожится штабс-капитан, сорвется с крючка. Мещерякову вообще постоянно приходилось напоминать себе, что он должен в глазах Петра Сергеевича быть копией себя пятнадцатилетнего, а то и младше: юным, стеснительным, тем, кто знать не знает этой войны с изнанки, и уж, конечно, тем, кто отродясь не метал ножи, не стрелял в погоне, не внедрялся в стан врага толком без прикрытия, все еще балансируя на шаткой опоре скорее по наитию, чем из опыта. Оставшееся до прибытия в ?ПаласЪ? время Валера провел в старом городе. Через пару часов сделал окончательный вывод, что Ялта ему не нравится – шумная, пыльная, многоголосая, она была будто танцовщица на сцене, только не в приличествующем одеянии, а яркая, с броским гримом, манерно громкая. Он не представлял, что может заставить его полюбить этот город. На набережную снова не заглянул – толпа не вдохновляла, солнцепек тем более. Валерка радовался наступлению вечера и приближению очередной развязки больше, чем следовало. В ?Паласе? устроился у сцены, по привычке оставляя защищенной спину – там оказалась стена и оконный проем. Ужин все же, несмотря на наставления Касторского, заказал: ну забыл он поесть, пока варианты будущего разговора в голове прокручивал, и теперь желудок требовал свое, так хоть что-то перехватить удастся. Петр Сергеевич появился в зале в компании двух незнакомых офицеров, разговор вел оживленно, а насмешка, призванная имитировать улыбку, прочно обосновалась на лице штабс-капитана и, казалось, покидать его не планировала. Валера задумался, бывают ли у Овечкина вообще другие выражения, кроме откровенной скуки, снисходительной насмешки и клокочущей досады, которую он все-таки сумел вызвать под конец партии. Что-то же должно Петра Сергеевича в самом деле радовать, вдохновлять, изумлять, вызывать переживания, по окраске отличные от негативных… Пафосно играли скрипки, им вторили духовые, офицеры вальсировали со своими дамами, разодетыми, в шляпках да перчатках до локтя. Типичная, размеренная жизнь аристократии. А где-то так же вальсировали по пересеченной местности те, кто сражались за родину. И падали, как перебитые, замирая по-настоящему, а не в танцевальных поддержках. Прибытие полковника под руку с женой и его вечной тени – адъютанта Перова, давеча мучающего гитару в бильярдной – Валерка тоже отметил. Вопреки ожиданиям те устроились в противоположном от Овечкина углу зала. Видимо, особо теплые отношения штабс-капитана и полковника не связывали, так что они возможностью к обоюдному удовольствию отдохнуть друг от друга не пренебрегали. Валера еще немного понаблюдал за Петром Сергеевичем, оправдывая это тем, что остальные прибывающие-рассаживающиеся-смеющиеся ему не особо интересны, а ключевые фигуры уже в зале. Наконец, объявили Касторского, и тот, держа шляпу на отлете, выплыл на сцену вместе со своими ?воробушками?, одетыми сегодня прямо-таки очаровательно дерзко. Он озорно подмигнул Бубе, Касторский в ответ неодобрительно покосился на его столик, подсчитывая заказанные блюда. Валера изобразил лицом извиняющую улыбку и молча отсалютовал бокалом, мол, так вышло.Через секунду вместо ожидаемых веселых куплетов под сводами ?Паласа? уже плыло торжественное эхо прошлого, и плачущая скрипка вторила ему в такт. Валера спешно поднялся из-за стола, одергивая пиджак. Отметил направленные в его сторону недоуменные взгляды, повороты головы, перешептывания, сам же смотрел только на один вполне конкретный столик. Штабс-капитан на непривычный Касторскому репертуар отреагировал не сразу: то ли был увлечен диалогом, то ли удалось застать его этим врасплох. Вот замерла, дрогнув, в руке вилка, вот взгляд метнулся к сцене, где Буба застыл памятником самому себе, пока все еще играл проигрыш и не вступил вокал, вот глаза скользнули по залу и, наконец, остановились на нем, взметнулись брови в жесте удивления и узнавания. Прекрасно, его заметили. Вытянувшись по стойке ?смирно?, как учили в конармии Буденного, он отметил, что Петр Сергеевич Овечкин, поднимаясь из-за стола, отзеркалил его стойку, еще и автоматически застегнул воротник, не позволяя себе расхлябанности не по форме.Валера смотрел в сторону штабс-капитана и в то же время – сквозь него, будто музыка и в самом деле подхватила юного, но уже чтящего традиции гимназиста, унося в прошлое, равно как и в будущее, в которое он верил с не меньшей горячностью, чем Петр Сергеевич. На самом деле, это было несложно, просто перед глазами представлялось совсем другое: жизнь, когда все это закончится. Так, как должно. Зря он, конечно, поднялся раньше Овечкина, еще на первых аккордах. Впрочем, Валера сидел ближе к сцене, и музыку оттуда, поначалу перебиваемую разговорами и звонов столовых приборов да бокалов, слышно было лучше. Мещеряков искренне надеялся, что это не слишком фатальный промах. Обещанный балаган начался сразу, как только несколько ораторов – среди которых, неожиданно, оказалась ослепительная блондинка в вечернем наряде и перчатках до локтя, надо же, деловая какая – обозначили свои политические позиции. Инстинкт самосохранения, насколько Валера успел заметить, был безупречен только у Перова. Впрочем, тот ведь отвечал за полковника и его благоверную, потому спешно увел тех подальше от места будущей драки. И весьма вовремя. – Долой монархию! – зычно прозвучало совсем рядом. Овечкин дернулся в сторону Валерки, принимая комментарий за личный вызов, но он успел первым, наградив кавказца в черкеске хлесткой пощечиной. Встать в первый раз у того не получилось, так как подоспевший штабс-капитан все же отвел душу, отшвырнув его обратно за родной столик. Офицер, стоявший в проходе между столиками, разрядил воздух холостым выстрелом, и с этого момента время перешло на бег. Это был уже не балаган, а паника и суета, где те, кто к этому моменту успел вовремя отойти в сторону, к выходу, оказались истинными счастливцами. Большинство же вынуждено было с боем отвоевывать себе продвижение вперед, схлестываясь с новоявленными ораторами. Давешний кавказец, ошарашенно поднимаясь с пола, предсказуемо схватился за кинжал на поясе. Подобрался подло, сбоку, не решаясь на лобовую, но Валера его все равно увидел. Петр Сергеевич этого маневра то ли не отметил, стоя вполоборота, то ли не торопился вмешаться, но, поскольку Валера не хотел в ближайшее время оказаться случайно убитым, пришлось все же выйти из образа чинного гимназиста, только и умеющего, что филигранные пощечины раздавать. Переброска кавказца через спину о гостеприимный пол получилась на редкость эффектной. И свой откровенно удивленный взгляд, в котором плескалось неверие и самая толика уважения, Валерка все же получил. Это, бесспорно, оказалось приятным дополнением к вечеру, однако было отстраненно интересно, долго ли ему еще участвовать в потасовке или уже хватит? “Ваш ход, штабс-капитан”. На фоне творящейся вакханалии, стрельбы, криков, звона сметаемой на пол посуды куплеты Касторского зазвучали просто изумительно, как пир во время чумы. Но все это Валера отметил уже фоном, потому как Овечкин мягко подтолкнул его в спину и увел из зала, продолжая говорить что-то нелицеприятное о собравшейся публике. На самом деле, даже хорошо, что Петр Сергеевич довольствовался монологом, потому как Валера, от которого пока никто не требовал иного участия, кроме как исправно шагать вперед, переживал собственное неожиданное открытие, чему крайне способствовала ладонь штабс-капитана в районе лопаток. Еще с детства Валерка знал за собой одну особенность, крайне осложнявшую жизнь. Он не любил, когда его касались посторонние люди. Исключения из этого правила распространялись только на отца. От остальных прикосновений – дружеских тычков соседских мальчишек, похлопываний по плечу, по-свойски, даже маминой ласки, когда затылок мягко взъерошивался ладонью – его передергивало, обдавая противным холодом от макушки до пяток. Это было странное, мутное чувство на уровне фантомной тошноты: в горле вставал ком, и тело само стремилось уйти от нежелательного контакта, что со стороны выглядело весьма показательно. Со временем непроизвольное передергивание плечами скрывать он научился куда лучше, чем раньше, потому что такая реакция закономерно не снискала Валерке ни дружбы, ни расположения. Он просто избегал физического контакта, как только мог. Не отстраняться от чужих рук и плечей, если избежать контакта все же не получалось, Валера себя практически заставлял. Перебарывал эту реакцию с завидным упрямством, потому как в последние годы было не до тонкой душевной организации и собственных слабостей: здесь зачастую спали вплотную, чтобы быть на стреме и не терять время, дотягиваясь до оружия, успевая прикрыть товарищей. Но холод, прошивающий насквозь, все равно оставался, как ни старался об этом не думать. Тем страннее было то, что сейчас подсознательного порыва выскользнуть из-под чужой ладони Валерка не испытывал. И муть, привычная и раздражающая тем, что все у него не как у всех, тоже не накатывала знакомой липкой волной. Ладонь просто ощущалась – уверенная, теплая – не вызывая отторжения. Полиция приехала ровно на две минуты позже, но они были уже на лестнице. – Кто же вы, таинственный незнакомец? Я вас вижу второй день, и вы опять меня поражаете.“Это взаимно”, – подумал Валера, но промолчал, все еще прокручивая сумбурные мысли в голове. – Позвольте представиться: штабс-капитан Овечкин Петр Сергеевич, – отрекомендовался Овечкин, на короткое мгновение приставив ладонь к фуражке. – Ну а вас, очевидно, зовут граф Монте-Кристо, да?С начитанностью у штабс-капитана все было в порядке. С интеллектом тоже, впрочем, это уже не казалось чем-то неожиданным.– Нет, Валерий Михайлович, – с серьезным лицом возразил он. Потом допустил в голос толику фальшивого сожаления, призванного звучать искренне. На самом деле, жаль ему не было. Ни капельки. – Извините, я испортил вам вечер… ну, я просто не думал, что будет такая реакция, – Валерка невольно отзеркалил жест Овечкина даже раньше, чем задумался об этом. Расположить не стремился, само выходило. – Не стоит извиняться за то, что у вас есть убеждения, – посмотрел наверх Овечкин, где сквозь ленивый перестук дождевых капель по крыше прорезался первый раскат грома. Фонарь выхватил щербатую полуулыбку и совсем не скрывал горечи в голосе штабс-капитана. – Их мало у кого осталось в этом городе...Гроза громыхнула вторично, и, свернув от лестницы черного входа в сторону проулка-выхода, Валера сразу увидел плотную пелену дождя, которая и не думала рассеиваться. “Вот тебе и солнечный погожий день. Еще один повод не любить переменчивую Ялту”. – Скажите, вы здесь живете постоянно? – без перехода спросил Петр Сергеевич, и Валерка, внутренне напрягшись от слишком резкой смены темы с непринужденной болтовни к важным вещам, лицом этого никак не показал: сейчас на нем застыло в меру печальное, в меру спокойное выражение. – Нет. Я искал отца. Он уехал раньше.– Беженец?– Да. А сегодня я узнал, что папа уже в Констанце.– И вы совсем один? Бедный мальчик… Да, время, время.С полминуты они со штабс-капитаном молча смотрели на улицу, стоя под козырьком, на границе между сухим теплом и неразрывной стеной дождя. Разумеется, ни у кого из них не было зонта. Разумеется, вымокнуть так, что хоть выжимай, не хотелось. И, разумеется, бильярдная не находилась от ?Паласа? прямо за углом, хватит с нее и близости к штабу контрразведки. – Ну что ж, Валерий Михайлович, – Овечкин хлопнул себя по карманам, очевидно, в поисках сигары, но потом, видимо, передумал: сыро, влажно, да и им все равно так или иначе следовало уходить отсюда, – у нас, как водится, два варианта. В первом мы оба выйдем под дождь, тут же вымокнем и в таком виде дойдем до бильярдной, скажем, минут за семь.– А во втором? – выпалил Валерка, не дождавшись закономерного продолжения. Но идея промокнуть до нитки его совершенно не прельщала. Зато несказанно порадовало, что бильярдную не пришлось предлагать самому: с Яшей они условились, что около ?Паласа? тот крутиться не будет, а после вызванного общественного резонанса Валера всеми правдами и неправдами утянет штабс-капитана в бильярдную, откуда уже будет налажена слежка. – А во втором идти придется несколько дольше, но дворами и проулками, зато преимущественно под навесом. Места не слишком живописные, но сохранят вам костюм относительно сухим. Мещеряков кивнул, соглашаясь с этим вторым вариантом. Тем более что к тому располагала и сама постановка вопроса, и здравый смысл. В закоулках и переулках Овечкин взаправду ориентировался хорошо, Данька был прав. Там, где Валера не углядел бы выхода и повернул назад, не дойдя до мнимого тупика, проход всегда обнаруживался. Еще бы дорога для ночной экскурсии была менее мрачной, но кто же будет тратиться на обустройство черного входа в жилые дома и задних дворов нескольких нефешенебельных кафе, которые они проходили? В этом была вся Ялта – праздничная и гостеприимная снаружи, но потертая внутри, там, куда обычно не принято заглядывать.Петр Сергеевич заметил, как он придирчиво оценил обстановку, и хмыкнул будто себе под нос: – Да, с освещением здесь тоже не очень. Надеюсь, вы не боитесь темноты.В полумраке лицо Овечкина с этой вечно понимающей усмешкой смотрелось вполне угрожающе. В самом деле, в зоне досягаемости был некто и пострашнее темных переулков. И оружие табельное у него при себе, в отличие от Валерки, имелось. Рука непроизвольно сжалась в кармане пиджака, но привычной тяжести нагана в ней не было: гимназистам не положено. – Да нет, Петр Сергеевич, – плечи расправились сами собой: Валерка снова силен и бесстрашен, а мальчишеский апломб – так он только к месту, к образу и к костюму. – Не боюсь. Ответ, призванный прозвучать уверенно, к окончанию фразы потерял всю свою силу, потому что именно в этот момент, смотря на собеседника, а не себе под ноги, Валера запнулся о коварный неровный булыжник, который впотьмах было не разглядеть. Но упасть ему не дали, вовремя придержав за локоть. Хорошая, однако, у штабс-капитана оказалась реакция: по-военному четкая и стремительная. – Аккуратнее, Валерий Михайлович, – Овечкин, странное дело, смотрел не на него, а на виновника неслучившегося падения – выбившийся из мощеной дороги край камня. Впрочем, нет, теперь уже на него, и спокойные, выверенные фразы действовали не хуже ушата холодной воды, вылитого на голову. И ведь не было в них ни явной угрозы, ни предупреждения, пока не было, а все равно сердце позорно пропустило удар. – Вы так впечатляюще дрались в ресторане, будет досадно, если случайно покалечитесь в безлюдном переулке, не найдя себе достойного противника. ?Так ты мне и дашь это сделать?, – подумал Валерка, спешно возобновляя шаг. – ?Скорее уж подсобишь случаю, если я и в самом деле не буду достаточно аккуратен, чтобы не погореть со своей легендой сегодня же?. Вслух же озвучил совсем иное, почтительно и в меру строго: – Благодарю вас.Дальнейший путь прошел без происшествий, и все же подвальчику бильярдной Валера был рад как родному. Костюм, да и волосы от царившей вокруг сырости были все же влажными, так что оказаться в тепле, а не на промозглой улице, стало истинным подарком. Петр Сергеевич расположился у стойки, не спеша брать в руки кий, зато занял их сигарой. Валера устроился здесь же. На него накатило какое-то странное опустошение, играть не хотелось совершенно. Хотелось уже сдать экзамен, ни в одной учебной дисциплине не значащийся, и отбыть к ребятам. Или нет, сначала в условленную явочную. Или туда лучше утром, как Яшка вернется со своей слежки? Да, определенно, завтра…Человек, на самом деле, действительно примитивен: скачущие хаотично мысли исчезли как-то разом, когда нос уловил мясной запах, неожиданный для бильярдной. Валерка смотрел на нарезку, которую Овечкину подали к вину, и желудок противно сжался, требуя себе более существенный компенсации, чем несъеденный в ?Паласе? ужин. Вот что ему стоило днем поесть, как нормальные люди? Валера надеялся, что смотрел на тарелку голодным взглядом не слишком долго. Зря, конечно. – Ешьте, – с мягкой улыбкой придвинул к нему закуску штабс-капитан. – Из-за экспромта Касторского вы, небось, и не поужинали толком. Как, впрочем, и я.Валерка еще подумал что-то отдаленно, ну там про то, как делить с врагом и кров, и хлеб, и, видимо, несуществующее петроградское прошлое, а руки уже цепляли нарезанные ломтики, отправляя их в рот. Вкусно. – Скажите, Валерий, а где вы жили в Петербурге? – вроде бы ровно поинтересовался Петр Сергеевич, а Мещерякову показалось, что нарезка встала поперек горла так, что не продохнуть. Да еще и Овечкин будто нарочно повернул голову в его сторону, подмечая реакцию. С учетом того, что сидели они практически вплотную, то еще вторжение в личное пространство, как лампой в лицо при допросе. Валерка справился с секундным замешательством, привычно поправил очки и выдал мечтательно, будто припоминая светлое и невозвратимое:– На Зелениной. – Оказывается, соседи. Пять лет я прожил на квартирах гренадерского полка.Как на это отреагировать, Валера не знал. Равно как и понятия не имел, где находятся обозначенные казармы. Они и в самом деле рядом или это – часть проверки? Он молчал и делал вид, что задумался, изучая вино на просвет как заправский аристократ. Оставалось только легонько взболтать на предмет взвеси для полного сходства.– Может, мы с вами даже встречались, – продолжил штабс-капитан, так и не получив ответа. – Впрочем, вы тогда были маленький и гуляли с няней…Ну, конечно, куда уж ему. Все чаще с мамой. А хотелось, как обычно, того, чего почти не было – с отцом, пропадавшим на работе. Зато вот ремарка товарища Андрея о традиционном наборе гувернеров из французов да француженок, которой в известных кругах следовали и по сей день, пришлась кстати.– С французом.Недоумение Петра Сергеевича оказалось весьма комичным. Как и нахмуренные брови, и немного рассеянное ?не понял?. Тот даже подался вперед, и рукав офицерской формы невзначай соприкоснулся с рукавом его пиджака.– Гувернер у меня был француз. Прелестный человек, – пояснил Валерка, глядя при этом Овечкину в глаза с теплой улыбкой, которой следовало верить, верить и верить. Неожиданно поистине блестящая идея пришла ему в голову, и Валера бросился ее озвучивать, даже не подумав. Тем более что в этот момент Петр Сергеевич весьма удачно затянулся сигарой, зрительный контакт оборвался, и сочинять стало проще. – Сначала он жил у дяди, но, когда тот не в шутку занемог, переехал к нам. Чтоб я не измучился, он учил меня всему шутя. ?Не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил...?– ?И в Летний сад гулять водил?, – подхватил Овечкин, продолжив известную строфу. – Да, мы любили с ним гулять в Летнем саду, – оживленно согласился Валера, поправив пиджак защитным жестом: на этом его скромные познания Петербурга заканчивались. По счастью, расспрашивать далее его никто не спешил. Вместо обсуждения столичных парков и переулков штабс-капитан выдохнул как-то особенно горестно, глядя поверх бокала туда, куда ни разведчику Мещерякову, ни просто Валерке было не дотянуться: – Боже мой, неужели это никогда не повторится?!И Валера увидел, понял, что вот это – не притворство, не игра. Что Петр Сергеевич и в самом деле рвался к прошлому с глухой, звериной тоской, и невозможность его догнать делала этого человека до странности ранимым. Стало даже неловко оттого, что у него самого такого прошлого не было, а будущее виделось куда притягательнее. Как и многие мальчишки его возраста, Валерка верил, что лучшее – впереди, а не позади, и уж определенно не сейчас, когда ты вынужден изворачиваться, притворяться, рискуя таким образом вообще забыть, кто ты на самом деле есть. Определенно, лучшее было не здесь, не в чужеродной Ялте. С Петербургом, к облегчению Мещерякова, они и в самом деле закончили. А вот дальше для Валеры начался совсем не экзамен, а вполне комфортное обсуждение вещей, далеких от текущей политики и в то же время напрямую к ней относившихся. С цитируемым Овечкиным трактатом он был незнаком, но это не пугало. Штабс-капитан как-то неуловимо дал понять, что это не тот пробел в образовании, который следует полагать дремучим невежеством. О том, почему чужая оценка ему настолько важна, Валерка предпочел не задумываться, переключившись на само обсуждение. Петр Сергеевич говорил в целом правильные вещи. То есть, конечно, не он, а Сунь-Цзы, автор разбираемого древнекитайского трактата*. Валера легко мог согласиться с тем, что любая растянутая по времени война неэффективна: недаром перевороты и революции происходили мгновенно, а гражданская тянулась уже без малого три года с, будем честны, попеременным успехом. Это было даже логично – ресурсы не бесконечны, и людские, и продовольственные, и относящиеся к военному оснащению. Или вот о необходимом знания противника и знании себя. Если бы не это необходимое знание, Валерки бы сейчас здесь не было: ни в бильярдной, ни в ресторане, ни вообще рядом со штабс-капитаном на расстоянии выстрела в упор.Но некоторые моменты казались ему спорными или же просто не адаптированными от далекого Китая к просвещенной России. Покорять армию, не сражаясь, брать крепости, не осаждая? Чем, силой мысли или пространными рассуждениями о пользе мирной жизни? И противоборствующие лагеря, разумеется, негласно и покорно сложат оружие, а противоречия сгладятся сами собой? Валера вырос из сказок прежде, чем всерьез в них поверил, так что и теперь в это не верилось. Но сказать об этом Петру Сергеевичу, который явно ждал от него попытки подумать, а не безоговорочного мальчишеского несогласия…И Валерка послушно думал, подспудно не желая разочаровывать человека рядом, хотя чем дальше, тем больше его окружал рой таких же перемешанных логичных и нелогичных цитат. Одна такая, неправильная, про дороги, которыми не идут, почему-то особенно запала в душу. Против обыкновения, именно по этому вопросу ему спорить не хотелось. Будто не время.А Овечкин продолжал раскладывать трактат по полочкам и вроде как к месту ввернул что-то про шпиона, которого надо приманивать выгодой. Оговорка, провокация? Чем тогда заманивали его, Валеру? Не разговорами же о давно истлевшем манускрипте? Если же оставить в стороне, к чему это было сказано, и обратиться к сути… то Валерка бы не стал выжидать и уж тем более приближать к себе вражеского шпиона, играя в игры да выясняя, чья пуля окажется быстрее. Говоря откровенно, на месте штабс-капитана при любых подозрениях в сторону одного юного любителя бильярда Мещеряков бы с таким любителем не церемонился. Ему всегда казался смешным неоправданный риск, присущий посредственным пьесам, где в финале герой минут десять рассказывает злодею, где именно тот допустил оплошность и как просто было его переиграть многоходовочкой, не замечая, что в свою очередь тоже допускает ошибку, давая коварному злодею время вывернуться, ускользнуть. Примечательно, что такой расклад работал и в обратную сторону: злодеи тоже тяготели к рассказам о своих реализованных планах по поимке противника, упуская его ко всеобщей радости под самый занавес.Что ж, оставалось надеяться, что таких подозрений в его сторону все же не будет. Проверять, сходятся ли у них со штабс-капитаном в этом точки зрения на практике, Валера не спешил. В какой-то момент Валерке и самому стал интересен их диалог. Штабс-капитану, очевидно, давно не везло на достойных противников в бильярде, ему же не везло на достойных собеседников, и так было всегда. Кроме того, Валера любил учиться, даже, как выяснилось, у противника. Различная идеология этому, на удивление, не была помехой.И только случайный взгляд на часы привел его в чувство – было уже довольно поздно, а до бильярда они пока так и не добрались. Петр Сергеевич затею молчаливо одобрил. От барной стойки перебрались к зеленому сукну, гостеприимно их дожидавшемуся. Валерка, помня наказ товарища Андрея, больше фатальных разрывов в счете не делал, да и темп у игры сегодня был совсем иной: штабс-капитану не терпелось взять реванш за вчерашнее, и к ударам тот подходил куда продуманнее. Так что усилий, чтобы раз за разом проигрывать, наступая на собственную гордость, прикладывать особо не пришлось: сегодня у него оказался и вправду достойный противник, который был даже слишком хорош. – Валерий с Зелениной, – поднял брови Овечкин на исходе третьей выигранной партии, – что с вами сегодня? Обращение получилось… забавным. Каким-то теплым. Жаль, что и оно тоже было не о нем, настоящем. – Вам сегодня везет, Петр Сергеевич, – легко отшутился Валерка, – этому сложно противостоять. На самом деле, в последней партии и он снизил темп, окончательно отойдя от дерзких маневров к просчитанным ударам, но на конечном результате это не сказалось. Валера поднял взгляд от стола, вокруг которого они кружили, собирая шары со стенда и сукна в новую пирамиду, оценивая штабс-капитана профессиональным интересом игрока. Сейчас в Овечкине просматривался какой-то сдержанный кураж, однако, не сказывавшийся на меткости, позволявший не терять голову. Глаза блестели, горели живыми огнями, усмешка удовлетворения, опять же, прочно поселилась на лице, в партии иногда вплетался отстукиваемый пальцами по борту марш – неузнаваемый, нетерпеливый. Но – ни суетливости в движениях, ни бестолковых хаотичных ударов, ничего такого. Точно Данька что-то напутал, ну какие карты, это не тот человек. Ничего, Яша сегодня проследит, может, и внесет какую ясность. – Везение, Валерий, это эфемерная вещь еще переменчивее ветра, – разбил Петр Сергеевич собранную совместными усилиями пирамиду. – А его отсутствие – неплохой стимул отыграться судьбе назло.Стимул оказался и вправду отличный. Последующие четыре партии прошли с попеременным успехом, подтверждающим непостоянство удачи, и в сухом остатке за Валеркой остались только две игры из семи. Тянуло, конечно, продолжить их соревнование, вот только он здесь был не за этим. Тут ведь главное грамотно и вовремя уйти, чтобы не обесценить все потраченные усилия, помнить про основную игру – и не на этом поле. Валера поблагодарил штабс-капитана за вечер, за игру и за разговор, и попрощался, ссылаясь на позднее время. На секунду ему показалось, что Овечкин что-то скажет – остановит, предложит еще сыграть или задаст какой-то провокационный вопрос, и Валерка застынет вполоборота, всерьез обдумывая ответ – но, конечно, нет. Вежливый кивок и задумчивый взгляд ему вслед, вот и все. Он заночевал в снятом накануне номере ?Метрополя?, поддерживая придуманную легенду. Номера Калашникова, где остановились остальные, не годились: бедно, нереспектабельно, не по костюму. Валера не был уверен, что проверять легенду вообще будут, но осторожность не помешает, да и согласование от товарища Андрея было получено. Нельзя прокалываться в мелочах. Сумбурный вечер, начавшийся спланировано и закончившийся далеко не так продумано, не давал успокоиться, а мыслям – принять лениво безэмоциональный ряд, позволив ему соскользнуть, наконец, в сон. Хаотично всплывали то расклады сегодняшних партий, которые даже не переиграть толком, то потасовка в ?Паласе?, то Сунь-Цзы голосом Овечкина все предлагал и предлагал Валерке не искать дорог, которых не выбирают... или, наоборот, просил поискать именно их. В общем, грезилась ему ерунда какая-то, но вполне усыпляющая. Что-то выбило Валеру из сна, но он долгих несколько минут не мог понять, что именно, пока не разобрал приглушенное ?Валерка!? и повторяемый условный стук в закрытое окно. Тогда проснулся окончательно, скатился с кровати, поднял раму, протянул Яшке, застывшему на пожарной лестнице, руку. Тот помотал головой, отказываясь. – Сорвешься ведь, – выглянул Валера из окна, оценивая конструкцию. Присвистнул. – Дождь же был, скользко. Не дури, лезь внутрь. – Пустое, и не по такому лазили. Слушать будешь или нет? Валерка спешно кивнул, и Яша с важным видом начал докладывать ехидным шепотом. Впрочем, импульсивного цыгана можно было понять: не терпелось поделиться добытой информацией.– Ты ему хорошие подъемные организовал, но он опять спустил все в ?Рояле?, судя по расстроенной физиономии. Кстати, наш штабс-интеллигент там играет в карты. Ну хоть не в рулетку. – Откуда ты знаешь? – ошарашенно переспросил Валера. Если уж туда не пустили Даньку, то цыгана, в казино?– Я его у входа заприметил потом. Вышел, сигары свои закурил, и как самому себе под нос: не везет мне в картах – не везет в любви. Жилет распахнут, пиджак тоже. Видимо, нервничал. Он и в бильярдной такой же? Валер? Валерка вздрогнул, и невиданная картинка перед глазами – Петр Сергеевич, в распахнутом жилете, с непримиримой тоской в глазах и почему-то с гитарой в руках, к которой тот явно не питал слабости, – погасла, померкнув.– Нет, не такой. Азарт – помеха для игрока. Подверженный азарту игрок увлекается, куражится на подъеме, экспрессирует на проигрышах, надеется отыграться, рискует, поднимает ставки, верит в каждую следующую игру, что непременно окупит все неудачные, нагнетает ожидание победы, которое редко оправдывается. В бильярдной же штабс-капитан был совсем иной. Аккуратист, прагматик. Бил коротко и точно. Во время ударов толком не разговаривал. Смотрел непонятно, так что подчас отвернуться хотелось. Какой же он на самом деле? А еще Валера вспомнил, как они обсуждали слежку за Овечкиным, что не стоит ограничиваться одной бильярдной. Как Ксанка, Яшка и Данька предлагали посменно штабс-капитана вести, чтобы Валерка не примелькивался лишний раз. Как они уже следят. Вспомнил, как тот преображался, когда был на самом деле увлечен – бильярдом ли, разговором ли. Вспомнил и каким тот бывал остроумным, если найти тему, которая штабс-капитана цепляет, и усмешка, оживляющая это лицо, делила его на белогвардейца и кого-то, кого Валерка совсем не знал. И почему-то захотелось оставить этого неизученного незнакомца только себе, не раскрывая остальным. Этакой карточкой на память.– Яш, не светись, и остальным скажи: опасно, – решительно отрезал себе Валера пути к дальнейшему получению информации. – Тем более сейчас он легенду проверять начнет. Дальше я сам. – Уверен?– Уверен, – расправил плечи красноармеец Мещеряков, и вправду убежденный в том, что справится. Правда, бравады в этой уверенности была намешана добрая половина, неудивительно, что Яшка недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. Тоже понимал, что это Валеркина операция. Добавил только:– На рассвете на чердак загляни, прежде чем перед беляком мелькать. Новости для тебя будут.– Новости? А что же не сейчас? – Валера в один прыжок метнулся от подоконника к стулу, потянулся за одеждой… – Карик, годявир!** – вполголоса по-цыгански выругался Яшка. – Ишь, полетел, резвый какой. Спи уже, разведчик. А то у тебя на лице скоро будут написаны тяготы и лишения жизни подполья, а это не для франта залетного, коего ты штабсу изображаешь. Да и новости твои до чердака пока еще не дошли.***Утром Валера в нетерпении пританцовывал около чердака, на пробу отправив камушек в бревна близ оконной рамы: стекло бить не хотелось. Дождался открытой форточки, как условленного сигнала, и проскользнул внутрь.– А-а, пришел. Ну держи тогда, боец. Товарищ Андрей вручил ему деньги с таким видом, словно не было ничего естественнее, чем спонсировать красноармейцев на задании казенными суммами. Валера присвистнул и озадаченно поинтересовался, откуда такое богатство, получив неожиданный ответ: от Овечкина. Оказалось, что подпольщик красиво и без затей восстановил справедливость. Ненавязчиво обеспечил круговорот денег между бильярдной и казино, сначала наказав Валерке проиграть выданную сумму, а потом отыграв ее же в карты.– А как он играет? – неожиданно для себя самого поинтересовался он, и товарищ Андрей удивленно посмотрел в ответ, будто не понимая, зачем Валерке знать о штабс-капитане больше того, что тот знает сам. – Овечкин-то? По-разному, на самом деле, ты не смотри, что результат один. Вчера вообще был растерян. Но карты в любом случае – не его.– Может все-таки растроган? – засомневался Валерка. Растерянность с Петром Сергеевичем тоже не увязывалась никак. – Монархический гимн, еще одно лицо, поддерживающее старые традиции, бильярд, опять-таки: радоваться должен был. Хотя для него обыгрывать на том поле, как я понял, дело привычное. – Да нет, – не согласился товарищ Андрей, – именно растерян, если не рассеян. Будто по привычке приехал, он и проигрался-то быстро. Даже не заметил, как последнюю сотню спустил. Гложет что-то вашего Овечкина. И неслабо. _______________________________________________________________________________________* ?Искусство войны? — самый известный древнекитайский трактат, посвящённый военной стратегии и политике, написанный Сунь-Цзы. ** Цыганское ?Куда, умник!?