Часть первая, ?Последняя нежность?. Глава 1 (1/1)

Валерка Мещеряков никогда не считал себя героем, хотя и не был чужд самопожертвования и презрения опасности ради благого дела, да и можно ли было иначе? Однако ему, привыкшему за последний год партизанской жизни к разным авантюрным выходкам, все же не доводилось планировать операции в одиночку. Признанным стратегом в их сплоченной группе всегда был и до сих пор оставался Данька Щусь, потому пересматривать единожды сложившийся уклад никому в голову не приходило. С Даней вообще было удобно: можно не прятаться за спину, но просить совета, помогать, обсуждать сомнительные предприятия, видеть слабые места в собственных идеях и не стесняться их вообще предлагать. Никто не пожурил бы за неопытность: они были равны, просто Даня сообразительнее, да и интуиция у него — все уже давно убедились — не чета остальным. Кроме того, у Щуся и его сестры обнаружился к бурнашам незакрытый счет за убитого отца, оспорить который, к счастью, ни Яше, ни Валерке было нечем: Валера оказался сиротой еще в февральскую (отец, с его бойким характером, так и не смог остаться в стороне, мать, в последние годы жаловавшаяся на сердце, угасла и того раньше), а у вольного цыгана семьей был и оставался табор. Поэтому в Збруевке все прошло привычно, хотя бывали моменты, когда казалось, что все — провал, живыми не выбраться. Одним из таких моментов стал плен их признанного командира. Тогда Валерка впервые задумался над тем, что надо учиться самостоятельности: они должны быть способны выручить любого из своих, иначе противник, поймав одного, легко обескровит всю четверку разом. Пока им везло, но и везение рано или поздно закончится. Даже у мстителей, как они сами себя называли (а с легкой руки жителей Збруевки так оказались и вовсе неуловимыми), оно не было вечным. Делиться этой мыслью с Ксанкой и Яшей, заметно сдружившимися за последний год, он не спешил. Ни к чему быть голословным, сначала надо было самому хитрую науку принятия решений освоить, а потом уже раздавать советы. И в поезде, уносившем их от погони, Валерка, сняв преследователей серией метких выстрелов, хотя обычно предпочитал нагану нож, дал себе слово, что при первой же возможности научится — да что там, сам вызовется — возглавить какую-нибудь операцию, если потребуется.Когда они, домчав до красноармейцев на поезде по горящему мосту, с закопченными лицами предстали пред светлы очи товарища Буденного, Валера радовался, как и остальные: теперь они – бойцы РККА, настоящие борцы с монархистами и контрреволюционерами, оплот правого дела, прямо как в книгах. Как и любому мальчишке, ему хотелось войти в историю, оставить след, сделать что-то стоящее. Как и любому гимназисту, пусть и недоучившемуся, ему было также хорошо известно и другое — бескровных войн не бывает. Ну и пусть ни ему, ни друзьям не было и восемнадцати — нельзя ведь сидеть сложа руки и ждать, что найдется кто-то опытнее да взрослее, делать грязную работу за тебя.Через две недели они изъяли у подбитого вражеского летчика пакет документов, и Буденный, не мешкая, отправил всю четверку в Ялту — за схемой обороны стратегической границы, прямо в логово белогвардейцев, плотно обосновавшихся в Крыму. Миссия была ясна, а оказанное доверие лучше всякой похвалы говорило о том, что мстителей воспринимали всерьез. В Ялту вместе с ними отбыл только сдержанный и какой-то притихший товарищ Андрей для подстраховки и организации обратного отплытия, основная же деятельность оказалась поручена именно им. Плескалось за бортом темное море, греки у кормы вели негромкие диалоги о своем. Ребята, не сговариваясь, обосновались внизу, сна не было ни в одном глазу. В трюме фелюги долго и горячо обсуждали, мечтая, как выкурят белую моль из Ялты, а потом и вовсе изведут белогвардейцев не только в Крыму. Снова назначили Даньку главным в этом ялтинском походе, что там было совещаться-то. Валера и не вспомнил о своем решении, малодушно отложив ?при первой же возможности? на следующий раз. Тем более что свое неумение осторожничать он наглядно доказал, обратившись к товарищу Андрею при сторожевиках тут же, на фелюге, и чуть не подведя этим всю группу. Не проверив из люка, нет ли чужих на палубе, не оставшись благоразумно внизу, не выбравшись на палубу молча, наконец. Оплошал как последний зеленый салага. Даже метко выпущенный в руку одного из дозорных нож размера совершенной глупости в собственных глазах не умалил. Осторожнее надо быть, Валера, и не торопиться почем зря. План казался простым, о деталях и не думали — выкрадут схему (с их-то везением!), найдут способ, сориентируются на месте, по обстановке. Связной в Ялте есть, подпольщики в портовом городке — тоже.Но чем ближе к ним подбирался крымский берег, тем неспокойнее становилось Валерке. Он надеялся, что это просто неуютное ощущение, вызванное важностью предстоящего дела, или, попросту, мандраж. Но полностью отмахнуться от смутной тревоги не получалось: что-то подсказывало Валере, что в этот раз все будет далеко не так легко и просто, как всегда. ***Первый же день в Ялте оказался для Валеры той поворотной точкой, которую обычно видишь лишь спустя много лет. К сапожнику они опоздали: Данька, негодуя, гневно прошипел сквозь зубы, что сам видел, как того сначала спровоцировали на попытку к бегству, а потом подло застрелили в спину. Валерка вначале подумал, что кто его там знает, как оно было на самом деле, случайно ли получилось или из солдат поторопился кто. Ну какой смысл убивать того, кто мог знать и других подпольщиков в Ялте? Но Даня развеял зародившиеся было сомнения всего одной фразой: “Да нет, Валер, он важный такой стоял и смотрел, гад, дожидался, как коршун, будто точно знал, что сапожник побежит”. У них по-прежнему оставался карусельщик, вот только ставка-то была на Сердюка. Нужен был новый план, причем срочно, ведь из Ялты без схемы им не отбыть: нельзя, нельзя было провалить ключевую операцию.И опять всех выручил Данька: заметил расклеенные по всему городу афиши со знакомым четверке артистом Бубой Касторским. Ксанка договорилась с ним о встрече, а дальше – дело техники. И вот уже Буба с собачкой на руках и недовольным лицом человека, которого чужая нерасторопность заставила потратиться на чистильщика, кинул им спасательный круг — тонкую ниточку к схеме. Товарища Андрея в тот день на условленном чердаке нежилого дома, облюбованного под явку, они не нашли. Даня обосновался здесь же, объявив короткий военный совет: определяться с дальнейшими действиями следовало незамедлительно, а время утекало. Он же, недолго думая, заявил, что все, что нужно, то есть они сами, у неуловимой четверки есть. Осталось только наметить, как подобраться к неизвестному Овечкину. Что ж они, не придумают? Ребята, расположившиеся вокруг стола с хмурыми лицами и в целом подавленным видом, оптимизма Даньки явно не разделяли, так что тот, поняв, что нужны конкретные идеи, задумчиво заметил:— Я так думаю, “полуинтеллигентному штабс-капитану” собеседник по масти нужен будет. Чтобы и кий в руках держать умел, и разговор поддержать, и дурачком когда надо прикинуться. — Сам пойдешь? — Яшка посмотрел пристально, будто оценивал наперед, сколько такой маскарад вообще протянет. —Тебе, чай, не впервой. — Да нет, я для господ дворянских кровей лицом не вышел, больно неприметный, да и штабс-капитан — это не бурнаши, здесь на одной смекалке не выплывешь. И вообще, у нас вон настоящая гимназия имеется, ему и знакомиться с Овечкиным. Валерка, чего молчишь?Валера, до того внимательно прислушивающийся к разговору, только нервно отшутился:— Да какая из меня “гимназия”: и пяти классов-то нет, языками не владею, одни книги вместо нормального образования, ими крыть прикажешь? — Никого образованнее среди нас все равно нет, — отмел возражения Даня, давая понять, что это вопрос решенный. — Кому еще идти, Яше? Он и кий-то не знает, с какого конца держать. Я играть тоже не умею, знаешь же, не мое это: выверять да примериваться, мытарство одно. А ты в своей гимназии за бильярдным столом немало времени провел, сам рассказывал. Значит, будешь книжками своими его занимать, остальное сам дорисуешь, у тебя язык нормально подвешен. Новый план обрастал деталями прямо на глазах. Так и получилось, что Валере все же пришлось сдержать данное себе слово и стать ключевой фигурой ялтинской операции. И учиться пришлось скопом, всему и сразу, никакого тебе следующего раза, никакого ?когда-нибудь потом?. План был хорош, но в нем оказалось столько неувязок, что решить они успели только самые очевидные. Ну вот с внешним видом хотя бы. Необходимо было, чтобы Валерка примелькался. Голодранцем в бильярдную не зайти, или же это будет его первый и последний визит: после такого явления Валеру и близко к неофициальному офицерскому клубу не подпустят. Нет, тут требовалось все как полагается: костюм, рубашка, галстук, жилет, туфли… Туфли Даня, посмеиваясь, пообещал ему самолично начистить, а вот за самим обмундированием юного разведчика на другой конец города отправился Яшка. У цыгана, как выяснилось, все было отлично с умением достать необходимое в кратчайшие сроки, а вот глаз оказался далеко не алмаз. С туфлями тот промахнулся на полразмера, но других все равно было не достать. С костюмом тоже не задалось — он был велик, сидел не по фигуре, и плечи были до смешного широки. Дорогая ткань совсем не гармонировала со старыми Валеркиными очками, но тут уж ничего сделать было нельзя: менять оправу на такую же пижонскую для полного соответствия образу некогда, да и опасно, могли запомнить.Даньке в плане тоже нашлось почетное место. По словам Касторского, любимая бильярдная неизвестного штабс-капитана Овечкина располагалась через два квартала, совсем рядом со штабом контрразведки. Что было на редкость удобно, и переговариваться планировали, особо не скрываясь: кто обратит внимание на какого-то там чумазого мальчишку-чистильщика? Так, в туфлях на полразмера меньше и в пиджаке, который ему откровенно большемерил, Валерка и вошел в бильярдную, гордо выпрямив спину. По его мнению, такие вот франты должны были быть несколько высокомерны, изображая потомственных дворян. Но на самом деле, держа спину ровно, Валера сам чувствовал себя увереннее, да и пиджак больше не смотрелся на нем кособоко, не норовил сползти с плеч. А выглядеть жалко или нелепо Мещеряков позволить себе не мог: пусть уж лучше он покажется офицерам высокомерным, быстрее за своего сойдет. ***Овечкина Валерка узнал в первую же минуту, как вошел в зал и пристроился в отдалении, наблюдать. Просто потому, что все остальные остались безликой толпой на периферии зрения – офицеры, несколько человек в штатском, явно завсегдатаев, кто-то из контрразведки, кто-то из других подразделений. Возможно, толпа сама создала фокус внимания, наступая по краям, обнимая волнами азарта и куража, потому не заметить этого штабс-капитана было просто невозможно.Петр Сергеевич Овечкин... Что там говорил Буба? Полуинтеллигентный? Да нет, белая кость как она есть. Даже несмотря на то, что заметно сутулился, не по-офицерски, не по-военному. Странным образом ему это шло. Овечкин этот вообще воспринимался как-то кусочно. Кий в руках – уверенные пальцы, крепкая и одновременно расслабленная хватка, как у хищника, слишком сытого, чтобы настигать газель – пусть пока побродит вокруг. Манера вцепляться в борт обеими руками, нависая коршуном над столом, вполне подходящий образ, с его-то носатым профилем. Сигара, теплившаяся в пальцах: законная пауза перед наступлением. Удар по цели, мягкий, точный, как выпад стилетом, но, вместе с тем, дежурно, без азарта, будто по привычке. А на площади, Даня говорил, стоял себе и ухмылялся, и никакой показательной лености, почти ленивой усталости, там и в помине не было. Перед Валерой неуклонно вырисовывался человек, который по всем признакам ощущался опасным противником, интуиция Мещерякова подводила редко. Вот только глаза… темно-карие, почти черные, так что и не видно было, где зрачок переходит в радужку. Цепко следившие за траекторией удара, моментально корректировавшие постановку опорной руки при неудачном расположении мячей, они же упустили из виду, как на пол с глухим звяком хлопнулся чей-то бокал, задетый локтем в порыве приобщиться к прекрасному. Ажиотаж жадной, напирающей толпы они упустили тоже — или же остались к нему действительно равнодушны. От этих сплошных противоречий Валерку аж холодком по спине пробрало. У него отчетливо крепло ощущение, что что-то важное он упускает. Молодой поручик в отдалении мучил гитару, и слова незнакомого романса отвлекали от наблюдения, слишком уж проникновенно тот пел. Встряхнув головой – заслушался, очнись, ты не за этим здесь – Валера машинально поправил очки и столкнулся взглядом с глазами, в которых более не было стылого равнодушия ко всему, что происходило за пределами зеленого сукна. Петр Сергеевич, прищурившись, несомненно, смотрел именно на него с той же живостью, как до того – на бильярдный шар. Смешавшись, Валерка отвел взгляд. Подумал с досадой, ну почему он не умеет оставаться незаметным! Ведь хотел же только присмотреться, понаблюдать, а партию против Овечкина составить в следующий раз, уже зная тактику будущего партнера по игре. Но нет, его заметили, так что придется брать кий в руки сегодня, без вариантов. Восьмой шар, направленный мягким толчком, отныне покоился в лузе, партия была сыграна, и штабс-капитан с довольной усмешкой поинтересовался, оглядываясь вокруг: – Ну что, есть еще желающие, господа?Наверное, Валеру толкнула вперед именно эта порочная усмешка, полная некого житейского знания. Усмешка, не направленная на него, да и ни на кого конкретного. Вызов, повисший в воздухе, не предполагал ответного выпада, но – перчатка была брошена... – Легко сказать! – со смешком ответили Овечкину, как на дежурную шутку. – Да нет, Петр Сергеевич, с вами играть неинтересно: результат известен заранее, и так всегда. … и поднята. Старая, протертая, но он подобрал ее, не замаравшись в пыли: война быстро отучала от брезгливости.Белые начинают и выигрывают? В шахматах, может быть, это был и закон игры, в жизни же больше шансов оказывалось у того, кто сделает первый шаг. И сейчас это был не штабс-капитан, провоцировавший окружающих на очередную партию скуки ради, а Валера. Мещеряков подошел к столу и начал деловито складывать шары в пирамиду, готовясь к партии. Вынул и парочку забытых в лузах, отцентровал пирамиду, машинально отправил биток на другую сторону стола. Неуловимо напрягся в ожидании ехидного вопроса или замечания своему молчаливому нахальству – должен же этот штабс-капитан сказать хоть что-то в ответ на проявленную бесцеремонность, граничащую с дерзостью. Овечкин не разочаровал:– Юноша, мы играем на деньги. Вам известна ставка?О, он хорошо представлял, как выглядел в глазах собравшихся – молодой да юный щеголь, дорогой костюм, очевидно, при деньгах, мальчишка, пороха не нюхавший, а все туда же, в азартные игры. Одним словом, легкая добыча. “Посмотрим, Петр Сергеевич, посмотрим”. – Разумеется, господин штабс-капитан. Разбивка в исполнении Овечкина вышла крайне неудачной. Шары словно специально заняли позиции, образуя две почти идеальные диагонали, пожалуй, тут была возможность для абриколя, да и оставшийся кластер не разбитой до конца пирамиды не давал покоя – подбоем бы его, но это потом, если рикошетом сам не разлетится. – Позвольте заметить, господин штабс-капитан, это довольно-таки неосторожно с вашей стороны, – не удержался от мелкой подначки Валерка, хотя привычки добивать противника морально еще до начала игры за ним не водилось. Но эту непрошибаемую самоуверенность лица напротив хотелось пробить, и не кием. Петра Сергеевича, казалось, не смутила ни невольно данная юному франту фора, ни его же снисходительная наглость. Он издевательски взмахнул рукой, мол, прошу, уверенный, что ничего интересного в этой партии не будет. Расклад они оценили одновременно, сойдясь у короткого борта, почти сталкиваясь лбами. Покружив вокруг стола, разошлись на манер дуэлянтов. Овечкин лениво прикрыл глаза, наблюдая, Валера же оценивал позиции, педантично выбирая прицельный шар. Диагональ, удар, луза, первое попадание. Биток плавно проехал вдоль бота по прямой, подтолкнул застывший на губе шар, тот тоже упал в лузу. Так, а здесь что? Удар, прицельный шар забился рикошетом. Смена позиции. А вот тут вообще подарок, посмотрим, удастся ли забить прицельный и следом за ним отправить биток в лузу напротив. Отлично, получилось. Переход. Расклад хороший, попробуем дуэт. Мягко, плавно, без рывков… есть! Валерка чуть ли не подпрыгивал на месте – возбужденно, по-мальчишески. Шутка ли, семь забитых шаров подряд! Он воодушевленно посмотрел на соперника, и удивленно-изучающий взгляд Петра Сергеевича послужил одергиванием не хуже щелбана по носу. Вот же ж, Валера слишком увлекся, тут ведь играли не профессиональные штатские, а офицеры, причем не только контрразведка. Поэтому, во избежание подозрений – а ну как сочтут заядлым игроком, и, прощай, дорога в бильярдную – следующий шар Валерка упустил специально, хотя по такой траектории это еще умудриться надо было.Овечкин смотрел на сукно, как на поле брани, методично подсчитывая потери. Оценивал расклад, прикидывал варианты. Миг – и ожил, пружинистым шагом обошел стол, двигаясь как готовый к бою револьвер, уверенно, четко. Толпа стала напирать с удвоенной силой. Нехитрая математика давно сложилась и витала в воздухе, ожидая развязки. За Валерой оставался последний, восьмой шар, Петру Сергеевичу же надо было забивать без перерыва, чтобы по крайней мере сравнять счет. Дерзкий маневр – выбить прицельный битком, а биток на рикошете вывести в лузу напротив – штабс-капитану не удался. Валера еще раздумывал, пропустить ли шар вторично, делая разрыв в счете не таким фатальным, или же, если удача не отвернется, закончить партию сейчас, с разгромным перевесом по очкам, но потом отказался от идеи уравнять позиции. Это был не азарт, а выверенное желание выиграть. И еще до странного отчаянно хотелось, чтобы на него посмотрели не как на зарвавшегося наглеца, а как на достойного противника, признали это. Восьмой шар забился на удивление легко. Даже странно, почему штабс-капитан проигнорировал такой удачный расклад. Впрочем, Валерка в чем-то понимал Овечкина: тому хотелось составить достойную по замысловатым ударам конкуренцию, а не просто сократить разрыв. Не получилось. Петр Сергеевич выглядел откровенно раздосадованным целых несколько секунд, даже бросил кий на стол как оружие к ногам победителя. Бумажник и банкноту, впрочем, достал уже спокойнее, даже заметил вполне искренне накинувшему пиджак Валере: “Благодарю вас за доставленное удовольствие”.И все то время, пока Валерка раскланивался с офицерами, пока светски улыбался, пока шел к выходу из бильярдной и далее вверх по лестнице из подвала, одни теперь уже знакомые глаза, из которых так и не ушло живое, цепкое выражение, прожигали ему спину.