"Тебе жить надоело?" (1/1)
Посреди комнаты поднимается облако пыли, раздается кашель. Скофилд, опираясь о стену, поднимается на ноги, чуть пошатывается и потирает глаза. В песке шевелится знакомая фигура. Томас тоже здесь. Только он не один.— Уходи, — повторяет чужой бас и каждый раз становится все требовательнее.— Без тебя я не... — молодой солдат никогда так в жизни не был охвачен паникой, как сейчас, он трясет отца за плечи, но тот не двигается с места, утонувший в каком-то коматозе.— Уходи, я сказал! Они скоро будут здесь! — рычит Артур, и Томас испуганно отшатывается, по щекам льются градом слезы; Артур устало запрокидывает голову и прикрывает глаза.Ревет сирена. За дверью уже топают тяжелые сапоги.— Папа! — этот истошный крик дерет горло.— Блейк! — под руку крепко хватают и тащат назад.
Едва Томас соображает и встает на ноги, как Скофилд со всеми оставшимися силами тянет его на улицу. Блейк решает не оборачиваться, в ладони снова врезается винтовка. Счет идет на секунды. Томас не тратит внимание на спутников, он настолько выбит из себя, что видит перед собой только разрушенную стену и открывшийся путь. Теперь только бежать. Назад, к подкопу, и как можно скорее — по земле в суматохе рыщут лучи света с наблюдательных вышек.Крик Томаса вдруг останавливает Николаса. Самой большой надеждой Линда сейчас оказывается - залечить старую травму младшего капрала.
- Пойдёмте со мной! - доктор протягивает руку Артуру. - Скорее!- Папа! - призыв отца принадлежит уже Анне, которая только что юркнула в подкоп.- Ну, же! - крик Николаса становится громче.Увы. Если уж Артур был непреклонен к мольбам родного сына, то чего может добиться абсолютно чужой для него человек? Мужчина цепко хватается за руку Линда, вот-вот казалось бы, уже готовый встать и ответить на зов, но — рывком тянет на себя так, что доктор сгибается, едва удержавшись на ногах.— Тебе жить надоело?! — яростно кричит Артур и отталкивает Николаса. — БЕГИ ОТСЮДА!Острый, черный взгляд — если в глазах Томаса вечно горит синее пламя, то в глазах его отца только шипящие угли. И никакой настоящей вражеской злости нет — только нечеловеческий страх, только сотни тысяч мучительно умирающих пленников застыли в этих глазах, только боль и, наконец-таки, такой болезненный оттенок любви.Артур быстро, как паук, ретируется к стене, когда шаги и возгласы на немецком достигают двери. Артур знает, что его ждет теперь. Впивается пальцами в длинные волосы. Из груди зверем рвется смех, ненормальный истеричный хохот, носом снова хлынула кровь. Пожалуй, это последний звук, который издаст Артур в своей жизни: смех, от которого перехватывает дыхание, царапает горло, глаза наливаются слезами.Николас с горечью понимает, что сделал всё, что мог.- Прости, - едва слышно произносит, прежде чем пуститься наутёк.Линд понимает, что обязан вернуться живым. Снаружи его ждут товарищи, среди которых - его дочь и друзья, которым необходима помощь. За спиной раздаётся выстрел, и Николас, вдруг ощутив острое жало в ноге, падает прямо к колючей ограде. Анна разбегается, кидая за ограду ещё одну гранату, а уж после этого срывается, с трудом выволакивая из окопа приёмного отца.- Прости, - слышится уже отчётливее, хоть и с шипением, издаваемым от боли.Девичья рука обжигает лицо.- Какого чёрта? - Анна плачет.Николас не поднимает виноватый взгляд, лишь снимает ленту с волос, протягивая.- Быстро перетяни и помоги подняться. Надо бежать.Анна вздыхает, резко отнимая шёлковую ленту. Задирает штанину. Кровь. Девушка на секунду щурится, но собирается с силами: сколько видела и ещё увидит. Крепко перетянув ранение, Анна уже готовится помочь Линду подняться.Капралы держатся друг за друга, Томас накинул себе на плечи руку Скофилда. Погоня. Ритм задает бешеное хрипящее дыхание. Каждый выстрел как будто связывает ноги, так страшно и больно бежать, даже воздух ставит невидимые стены. Томас боится оборачиваться, чтобы не видеть, сколько там немцев преследуют четверку, у которой только два вооруженных человека и двое раненых. Паскудные шансы! Если они выживут, то это будет ни что иное, как настоящее чудо.Выстрел. Пронзительный крик. Лед пронзает грудь, Блейк разворачивается — и его глаза расширяются от ужаса.— Анна! — срывается с губ имя, наполненное такой паникой, что у Скофилда от этого крика подгибаются ноги.Томас тут же выпускает его, вцепившись в винтовку и повернувшись лицом к врагу, и в дикой лихорадке выпускает очередь. Капралом правит состояние аффекта, кажется, еще немного, и он бросится на гансов с голыми руками. Уилл моментально пригибается к земле, устремляется прямиком к девушке. В паре метров от нее он находит револьвер — вылетел при падении. Уилл настигает Анну и, сидя на коленях, стреляет в приближающиеся фигуры немцев. Многие из них пропадают, сровнявшись с линией земли. Револьвер предательски щелкает: патронов больше нет.
Анна не ощущает боли в груди, лишь в спине. Дышится тяжело, но скорее, от испуга. Девушка видит, как над ней склоняются Уилл и Николас. Линд понимает, что ранение в грудь может стоить жизни, если вовремя не оказать помощь. Все инструменты остались у дерева неподалеку. Но это не мешает Николасу выполнять работу. Ни это, ни сочащаяся из раны кровь. Руки сами расстегивают чужую куртку. Увиденное заставляет доктора отпрянуть.- Что за...Пуля застревает в груди. Но не Аниной. Она въедается в грудь Спасителя, кто высится на массивном серебристом кресте, найденном тогда, у самолета.- Я сейчас снова уверую, черт подери, - Николас, ухмыляясь, качает головой.Вдали орет лагерная сирена, но уже не слышно голосов. Все преследователи остывают в тени, а новых пока и нет. Ночь скрывает беглецов своей шалью от всякого света, и Блейк наконец бросает винтовку. Глухо ударившись о землю, оружие утопает в высокой сырой траве.— Анна... — дрожащим голосом повторяет Томас и бросается к остальным.Он изучает девушку как ошалелый. Никакой крови. Блейк молчит и цепляет в пальцы большой серебряный крест, в котором застряла пуля. Смотрит на него, не веря своим глазам. Но, тут же подняв лицо, встречается со взглядом Анны — таким живым, горящим. Жива! Томас подхватывает девушку и прижимает к себе, крепко зажмуриваясь. Как же он испугался! Искусанные губы быстро-быстро шепчут одно-единственное слово: "спасибо".
Анна дрожит и медленно переводит дыхание. Голова идет кругом — минуту назад эта пуля могла запросто отправить девушку на тот свет. Холодные руки смыкаются на спине капрала и тихонько похлопывают.— Живая, все... все х-хорошо... — успокаивает Анна, а сама пораженно всматривается туда, наверх, в мерцающие осколки звезд.Мысли точно и они потеряли способность существовать. Вот — именно то, что держит всех четверых до сих пор на плаву, именно то, что поддерживает дыхание каждого из них и не дает сердцам замолчать, пусть и порой ударяя в них электрическими разрядами, приказывая очнуться. И эти сердца горят и трепещут в грудных клетках точно так же, как и сейчас Томас, ласково обхваченный девичьими руками.Шелестит трава. Линд, вдоволь налюбовавшись молодыми, осторожно усаживается, наощупь изучает перетянутую рану. Противная, жгучая пульсирующая боль. Как только доктор обращает на нее внимание, она будто бы усиливается. Вот и сейчас он шумно втягивает сквозь зубы воздух. Оперировать самого себя он не сможет, а металл, застрявший в плоти, требует вмешательства. Блейк постепенно берет себя в руки, молча смотрит на Николаса. Слова просятся наружу, но спотыкаются о язык, он не знает, как правильно подступиться к доктору.— Я видел, как санитары это делают... — наконец, говорит Томас, вспоминая мед.помощь, которую ему экстренно оказали в грузовике девонширцев, — только это больно.Скофилд, все это время следящий за тихо дремлющим окружением, ловит на себе беспокойный взгляд Блейка. Тот теряется — то ли кружить над товарищем, то ли заняться Линдом. Уилл плюется кровью в траву и показывает большой палец, уверенно вздыхая: я в порядке. Вслед за этим приподняв лицо, Скофилд искоса скользит взглядом по друзьям. Спокойный, оттененный печалью и надеждой взгляд различает в глухом мраке фигуры. Все они, и Уилл тоже, выглядят абсолютными сиротами, которые топчутся на пороге между жизнью и смертью. В Раю им покажут кулак, а когда они поплетутся вниз, к Аду, на них просто плюнут. Так и поступает вздорная тетка-война, выбрасывая чужие судьбы без разбора на помойку.Без оружия Скофилд чувствует себя почти обнаженным. На всю четверку остался скудный запас: единственная винтовка, единственный револьвер (благо, хоть в пилотной сумке найдется магазин для него), огниво да складной перочинный нож. И никакой аптечки.Блейк садится на колени, снимает ленточку и разрезает ткань брюк Линда, промокшую от крови. Уилл, наблюдая растерянность на лице друга, подбирает винтовку с земли и подползает ближе. Бледный свет тактического фонаря помогает рассмотреть огнестрел.— Помоги, — говорит Томас Анне, недолго думая.Девушка вздрагивает, но, глубоко вдохнув, уверенно кивает. Николас слишком много сделал для нее, будучи рядом весь путь и укрывая от опасностей, и теперь Анна должна показать, что все это не прошло даром, показать свою благодарность и любовь, показать, на что способна девочка, которая не так давно куклой лежала на руках доктора. Блейк настроен более чем серьезно. Линд смотрит на капрала, тяжело сглатывая. Сам молчит. Оказалось, что вся злость, направленная на него, не имеет никакого мстительного умысла. Иначе бы солдат обязательно воспользовался моментом полной уязвимости Линда и отправил бы его на тот свет. Но Блейк решает обратное — помочь, и помочь действительно, пусть не имея никакой медицинской практики, только представление. Николас сжимает холодные от волнения кулаки.— Нужно сделать надрез, — осторожно говорит он, пока Блейк склоняется над его ногой с ножом, — совсем небольшой. Пуля должна быть недалеко, я ее чувствую.Но Томас медлит не от незнания. Анна избегает всматриваться в лицо капрала — иначе моментально страх скует ей руки.— Будет больно. Обещай, что не соберешь сюда отряд немцев, — усмешка помогает немного сбросить напряжение, Анна сочувственно и бодро смотрит на названного отца.Николас оглядывается вокруг. Закусить нечего. Придется усилить самоконтроль. Холодные руки дотрагиваются до кожи и слегка растягивают ранение. Вслед за ним — лезвие.Линд зажимает себе рот ладонью, мычит и тяжело выдыхает. Только бы не дернулся. Он бы с радостью зажмурился, но должен все-таки контролировать процесс, несмотря на благородство капрала, его необходимо постоянно держать под вниманием, для доктора он по-прежнему остаётся непредсказуем. Линд мог бы, если бы захотел, поручить дело операции Анне, но нож оказался в руках Блейка и тот никак не стал этому препятствовать. Нужно дать шанс... себе, в первую очередь. И Николас доверяет ранение человеку, который за весь поход несколько раз чуть не разбил ему лицо.Рука Блейка подрагивает. Рана под лезвием раскрылась, дугами протянулись темные струи, и вот свет фонаря выцепляет блеск свинца.— Вот она... — говорит Скофилд, направляя луч.Белее Томаса только Анна. Она почти не дышит, боится, что запах крови ударит в нос и снова выбьет ее из реальности. Но, сжимая зубы, очень старается выглядеть уверенно и спокойно не столько для репутации, сколько для того, чтобы поддержать юношу. Она надавливает пальцами с двух сторон раны, заставляя пулю чуть выступить за края. Остается всего-то ничего — достать ее. Блейк нервничает, часто и неровно дышит.— Все хорошо, не думай, — хрипловатый голос Скофилда стремится успокоить, — не думай, просто делай, осталось совсем немного, вы почти справились.Томас смотрит на свои руки. Под светом фонаря он едва их узнает: на пальцах запеклась кровь убитого этим же ножом немца, а в ней застыла пыль, земля, и вся грязь, какая еще только существует. Линд хмурится. Анна замечает эту потерянную паузу и, отнимая одну руку, вытирает о свою форму.— Посвети, — тихо просит она Уилла, и тот наклоняет винтовку с ее стороны.Девичьи пальцы будут потоньше и почище солдатских. Анна медленно щурится и ухватывает пулю. Прислушивается к звукам, боится сделать еще больнее, но Линд это сразу понимает и топит все стоны. Блаженно выдыхает, когда рана наконец пустеет. Самое больное приходится делать солдату. Он просит Анну дать ему одну гильзу из пилотной сумки. Линд ловит мгновения тишины и откидывается на локти, прикрывая глаза и переводя дыхание. Никакой анестезии не будет.Порох щиплет рану еще хуже, чем если бы это была соль. Теперь лучше действительно не смотреть, не сосредотачиваться. Линд ложится спиной в траву и накрывает рот обеими ладонями. Только бы все прошло быстро и без недоразумений, с огнем шутки плохи. Вдруг висков касается прохлада. Николас открывает глаза и видит над собой по-доброму взволнованное лицо Анны. Она что-то лепечет умиротворенное на французском, но Линд выпускает из внимания, настолько мечется сознание из угла в угол, словно в поисках тихого укрытия. Слышно, как Томас щелкает огнивом, проверяя. Работает.— Готовы? — спрашивает.К тому, что сейчас открытая рана на твоем теле воспламенится, невозможно быть готовым. Линд мычит "угу", по-другому-то и нельзя. Немая пауза. А готов ли сам Блейк? Доктор чувствует, как капрал садится ему прямо на ногу, чуть дальше от поражения. Крепко зафиксировал.— Один... Два... — считает капрал, до спазма в пальцах сжимая зажженный фитиль. — Три!Приглушенный гортанный вой. Линд с силой зажмуривается и напрягается всем телом. Девичьи руки ложатся на плечи. Голоса тут же вскруживают над доктором как над ребенком в его первый укол: все хорошо, сейчас все пройдет. И правда. Какие-то пять секунд — и холодный ночной воздух снова обдает рану. Николас изможденно опускает руки. Анна наклоняется и ласково целует в лоб. Наверное, каждый, кто сталкивается с войной, проверен болевым порогом, каждый укрощал огонь.Блейк выпускает Линда из хватки. Кровотечение остановлено, капрал даже удивляется, что у него получилось это успешно. Только вот рана еще открыта, а для перевязки тонкая ленточка играет плохо. Ремень тоже не подходит для этого дела. Томас тянется ко внутренним карманам, чтобы найти хоть какой-нибудь кусок ткани, и тут же чувствует под пальцами именно то, что искал — бинт. Как долго уже он находится в перевязке, уже и думать забыл про свое точно такое же ранение. Да, боль еще беспокоит, но рана уже тихонько затягивается и не требует таких же экстренных мер, как свежий огнестрел. Блейк судорожно расстегивает гимнастерку, находит и разрезает узел, да так и разматывает торс. Да, не самые стерильные бинты, но другими и не разжились. Анна оказывается рядом, когда требуется ее помощь в перевязке. Линд снова приподнимается и, чуть понаблюдав за процессом, переводит внимание чуть дальше в ноги, где с фонарем сидит Скофилд. Встречает его взгляд. Такой же слегка изумленный, мягкий, печальный и уверенный. Они оба замечают за младшим капралом, что тот, погрузившись в оказание помощи своему недавнему "врагу", кажется, совершенно забыл о своем главном потрясении — о своем отце. Уилл медленно тянет уголок избитых губ и кивает доктору, мол, "они так быстро растут". Но стоило только этой мысли проскочить, Линд обращает свой проницательный взгляд к опустившему голову Томасу.— Спасибо, капрал, — осторожно произносит доктор. — Отец может тобой гордиться...Блейк медленно поднимает лицо. Следующее, что Николас говорит, он уже не слышит. Кажется, что юноша замерз или окаменел. Нет, он не забывал о неожиданной встрече в карцере. Мысли атакует мучительная тишина, даже собственного сердца Томас не слышит, не ощущает. Анна со страхом не может оторвать взгляда от молодого безжизненного лица. Весь мир для него останавливается. Кроме — немцев.— Погоня, — звучит голос Скофилда.Вслед за ним на небо смотрят все: теряясь в тучах и клубах дыма, над пустошью кружит самолет. На землю опускается блик света.— Не двигайтесь.Анна закусывает губу: лишь бы не заметили! Но вот раздаются выстрелы, и Скофилд по инерции прижимает к себе винтовку.— Надо разделиться, по одному тяжелее в нас попасть, — еще пару секунд солдат стоит на месте, собирая всех под своих взором.Больше остальных тревожится Линд: его ранение самое невыгодное для побега. Но жить хочется. Самолет снижается. Выстрелы сменяет тяжелая артиллерия, и в нескольких метрах разрывается снаряд. Блейк рвется с места первым. Рассредоточиться по четырем сторонам выходит быстро. И теперь жизнь каждого зависит от него самого. Николас всегда хватался за любые шансы выжить. А сейчас - тем более. И эта хватка совершенно нова для Линда. Раньше он жил ради долга. Теперь же - ради близких, которые сейчас попали в ту же передрягу, что и он. Рана паскудно ноет под повязкой, но Николас спешит, прихрамывая. Понимает, что даже если умрёт - последние дни жизни он прожил не зря. Даже уже хочет сдаться, принять удар на себя, но вдруг видит впереди Анну. День назад о борьбе все дружно, в том числе и он сам, говорили ей о том, что биться надо до конца, доверяя тем, кто рядом. И эта мысль вдруг словно окрыляет Николаса, невольно заставляя его ускориться. Сердце, точно птаха, рвётся из груди. Пот стремительно выступает на лбу. Анна бежит. Ничего не видя и не слыша. Боится за себя и за тех, кто рядом. Анну бросает в дрожь, но девушка на нее не обращает внимания: губы дробью нашептывают "отче наш" Блейк рвется вперед, не разбирая дороги. Ноги путаются в высоких сорняках, кажется, что даже воздух сопротивляется. Время на войне ведет себя подло — когда за окопом тишина, оно ползет, тянется тугой резиной; но когда смерть снова играет в покер похоронками, ловко перетасовывает их, и никогда не знаешь, чье имя будет на очередной выпавшей карте, — время запускает обратный отсчет. И пульс за ним часто не поспевает. Во мраке горизонта практически не видно, он стирается за рваной полосой леса. Небо гремит и свистит диким зверем. Скофилд осознает: после того, что с ним сделали немцы, он готов зубами рвать мертвый хват любой угрозы, только бы вырвать свое право... даже не на жизнь. Скорее, шанс на выживание. Уилл старается контролировать безопасность каждого из тех, с кем свел его Бог под этим обстрелом. Анна, Николас, Томас — здесь все. И Скофилд ловит себя на мысли, что если раньше он был элементарно благодарен молодому сослуживцу за то, что когда-то называл его "святым отцом", то сейчас — обязан ему жизнью.- Ложись! — звучит приказ голосом доктора.
Скофилд резко тормозит и падает наземь, винтовка чуть соскальзывает вниз — впереди наклон, за ним обрыв, ведущий в истоку реки. Снаряд падает и разрывается совсем рядом. Комья с мелкими камнями осыпают израненную кожу. Пронзительный писк иглой проникает в голову, в глазах двоится, мир становится черно-белым, с будто бы шипящими помехами, мышцы наливаются свинцом, тянут к земле. Раздается девичий крик. Скофилд резко поднимает лицо и видит, как ударной волной бросает Блейка, легко, словно щепку, и как тот кубарем катится с холма. Капрал сжимает в кулаке куст травы: сволочи! Рев мотора пропадает с неба, и только теперь можно подняться.У подножия берега лежит обездвиженное тело юноши. Упав, он угодил прямо в ручей, благо здесь мелководье. Исцарапанное лицо, такое бледное в свете фонаря, в пятнах сырой земли и крови. Первым над ним склоняется Линд, проверяя пульс.- Живой.Скофилд облегченно выдыхает, собирая остатки сил, подхватывает Томаса под руки и помогает доктору вытащить его на берег, под иву.— Не... не будите его сейчас... — дыхание становится совсем сбитым, Уилл садится на траву, пошатываясь и снимая с себя оружие.Через пару секунд он опирается на локти. Сознание словно остается где-то позади, сердце судорожно дрожит. Доктор замечает ни на чем не фокусирующийся, осоловелый взгляд Скофилда, зовет его по имени, но тот не слышит его голоса и подается назад, проваливаясь в темноту.