"И почему я вас еще не прибил?" (1/1)

Знал бы Блейк, как на него в этот самый момент смотрит Анна?— он бы все отдал, чтобы стереть себе память и снова укутаться в ее любовь. Тонкие руки расстегивают ремешок и снимают тяжелый, испещренный вмятинками и царапинами шлем. Без него Томас выглядит абсолютно по-другому: уже нет того железного козырька, которым можно заслонять взгляд или надвинуть на брови, чтобы выглядеть суровым солдатом, воином. Простой мальчишка теперь спокойно лежит на коленях Анны, очень похожий на нее саму… Девушка кладет руку поперек груди, на плечи Томаса, а второй осторожно притрагивается к спутанным черным кудрям. Боится разбудить. Лицо юноши смягчилось за эту минуту, а дыхание стало глубже?— сон так спонтанно поймал многострадального капрала в свою теплую сеть. Бирюзовые глаза изучают каждый изгиб, каждую черту с такой преданностью, нежностью, гордостью и жалостью, что с этим взглядом мог бы сравниться только взгляд родной мамы. Блейк спит крепко, и Анна, тихонько, одними кончиками пальцев гладит бледную скулу. Сколько раз она видела настоящее зарево румянца на этом лице, сколько раз она видела честный страх, горькие слезы… и это проникновенное спокойствие, которое дотрагивается до самой души далеко из синевы?— взгляд священника. Именно он встретил девочку тогда, на самой первой операции, когда только-только крепкие руки принесли ее из леса в окоп. Казалось, через этот взгляд ее встретил родной отец, а после, уже среди цветущей вишни, брат… Настоящий же Томас Блейк открывался медленно и уверенно, с каждым мигом спасенной жизни все больше девушку ослеплял и согревал свет, идущий прямиком оттуда?— из его груди, из синевы. На ресницах Анны проступают слезы умиления. Этот солдат… Каким тяжелым крестом наградила война его молодые плечи, сколько пятен крови на его руках. Но, кажется, что Блейк улыбается даже сейчас, спящий после очередного жестокого испытания. Серебряный свет луны спускается на землю, и вот Анна среди смоляных кудрей находит поблескивающие седые, их совсем немного… Слеза скатывается по щеке. Девушка готова расцеловать каждую царапинку на лице этого бравого юноши, но все-таки не решается?— боится потревожить его сон, ангельский сон. Боль и холод. Ночной ветер. Вода. Прикосновения ткани к телу. Кажется, оно и есть одна большая ноющая рана. Веки подрагивают. Скофилд делает судорожный вдох-выдох, когда тряпка снова дотрагивается до него и обдает холодом. Кашлянув разок, Уилл приоткрывает глаза. Конечно, доктор Линд. Ни хорошо обустроенный лазарет, ни чистая проточная вода, ни руки любимой супруги… Снова лес, война и играющая со временем смерть. Скофилд лежит на спине, чувствуя, как горит ожог между лопаток, но изо всех сил растягивает этот момент, боясь открыть клеймо для внимания.—?Спасибо,?— вполголоса обращается капрал, полностью доверяя Николасу. —?Это… это Вы взорвали камеру?В ответ только молчаливый кивок. Скофилд смотрит на доктора, словно бы говоря одним только взглядом, как дорога для него стала вся тройка.—?Если бы не вы все, я бы там и остался,?— усмехается Уилл, тихо шипя от кровоточащих ран,?— забили бы насмерть.—?Спасти товарища из беды?— это дело чести и долга,?— Николас кивает. —?А я вот одного так и не понял… Что там делал старший Блейк?—?Артур? А, толком-то и не успел меня допросить. Только адреналин ввел. Держу пари, он узнал меня… иначе я бы не вышел оттуда. Я заметил кое-что… —?Уилл щурится. —?Следы инъекций. Его там держат под чем-то… Держали.—?Для чего, интересно… Они там целый карцер таких держат, что ли?За этим вопросом следует долгий рассказ о доходяге-немце, которого Томас изловил в лесу.—?Больница на войне долго не стоит. Эвакуировали. А потом из лагеря в лагерь, так и до Франции… —?Уилл хмыкает. —?Я так думаю… Очень многие погибли, а Артур?— именно тот, кто умеет зубами цепляться за шанс. Я знаю это в нем… —?Скофилд хмурится, отводит взгляд.В ответ?— глубокий вдох Николаса.—?Повернись, надо обработать раны на спине.Капрал не может не подчиниться. Прикрывает глаза и, поводив скулами, поворачивается к доктору спиной. Молчит. Ожидает лавину обвинений. На спине чернеет свежее клеймо в виде немецкого креста. Николас пораженно прикрывает рот рукой.—?Это же,?— Линд качает головой,?— прямая дорога на тот свет. Нет, тебе с нами нельзя…Скофилд кусает губы. Больно это осознавать. Конечно, за заработанный ожог в полку по голове не погладят.—?А что Вы предлагаете, доктор? —?голос вздрагивает, капрал поворачивает лицо чуть вбок, искоса смотрит на Линда. —?Не приду?— значит беглый, формы у меня теперь нет, а это еще хуже. Считай, предал.—?Решил принять судьбу с честью? —?Линд по привычке тянется к носу, не заставая на нём очков, которые всегда снимает с себя при волнении, либо нервно поправляет. —?Жаль, я не такой храбрый.Скофилд молчит. Так не хочется думать, ни о чем в принципе… Осколками врезаются в сознание мысли, настолько разные, что кажется на мгновение, в Уилле просыпается несколько личностей: одна уже роет себе могилу, другая твердо стоит на намерении жить, третья закрывает себе глаза и уши, в истерике замыкается и не подпускает к себе реальность. Совсем молодой, только-только успел создать семью с двумя премилыми дочурками.—?А я не знаю эту судьбу,?— тяжело сглатывает наворачивающиеся слезы Скофилд, и его лицо снова становится спокойно-усталым. —?Под трибуналом все решится. Раньше времени хоронить меня не надо,?— и отводит взгляд на воду, выдыхая.—?Надеюсь, суд будет благоразумен…Пока доктор все-таки принимается омывать раны на спине капрала, оба долго молчат, но Уилл вскоре обращается снова.—?Как вы нашли меня?—?Гладышева,?— Николас указывает на дремлющую девушку. —?Она отсюда бежала. Запомнила дорогу.Скофилд вскидывает брови и тут же пожимает плечами, снижая голос до полушепота.—?Бежала… но она, если захочет, сможет вернуться домой, ей больше ничего не грозит?— у нее никого не осталось,?— капрал задумчиво ежится, обхватывая себя руками: холодный ночной воздух у ручья дотрагивается до кожи, —…теперь кроме Вас,?— продолжает Уилл и через силу тихо улыбается.—?Куда бы она ни пошла?— я за ней пойду,?— Николас ласково прикрывает глаза. —?Не думал, что на войне я обрету… дочь. А ещё у неё есть Том. Воркуют, голубки. А я и рад за них.Скофилд подрагивает всем телом, жмется ниже, в траву, чтобы как-то себя согреть. Взгляд бесцельно блуждает по местности. Не слышно ни птиц, ни шорохов, ни даже шелеста листвы. Сверху падает крохотная капелька, Скофилд поднимает глаза?— всего лишь ива плачет. В тишине он ловит только ровное дыхание спящих. Тепло пробирает где-то глубоко внутри: абсолютно разных людей этот опасный поход объединил в настоящую семью. Не по родной, но по пролитой крови. Взгляд Уилла трогает пелена. Ему не надо произносить каких-то специальных слов, чтобы и доктор полностью прочувствовал ситуацию. Возможно, это последняя ночь, когда Скофилд мирно сидит рядом. Затяжное молчание, смиренно-тоскливое дыхание?— все говорит об одном: Уилл прощается. Николас будто чувствует это. Горестно. Они оба знают, чем всё закончится. Линд лишь возлагает руку на плечо капрала.—?С днем рождения, доктор,?— голос солдата становится совсем тихим, он медленно тянет уголок губ в попытке ободрить и Линда, и самого себя.—?Что? Откуда? —?тот вскидывает брови. —?Но сегодня же не…Николас качает головой. Неужели проворонил собственный праздник?—?Сегодня девятое? —?Вдруг осеняет его.—?Календарь висел у немцев,?— объясняется Скофилд, усмехнувшись,?— подсмотрел. У Блейка тоже,?— солдат подмигивает на спящего товарища.—?Откуда ты вообще прознал, что у меня… нас сегодня день рождения? —?Николас замолкает. —?Спасибо, кстати.—?А ты разве не замечал? —?солдат переходит на ?ты? и посмеивается, будто бы сидит со старым другом. —?Из года в год. Помнишь, тебе предстояло сделать себе укол от аллергии, а в сосуд со спиртом кто-то помочился? А еще как тебя подняли среди ночи на ?срочную операцию? и положили на стол две половинки червяка? Кстати, ты тогда так и не сшил его,?— Скофилд рассказывает так спокойно и размеренно, что от этого воспоминания налегают друг на друга еще более нелепым образом. —?И это все после того, как ты в первый год службы немно-ого перебрал на свой юбилей.Наконец, всё складывается в единый паззл.—?Вот сволочи,?— усмехается Николас. —?Подлянка на подлянке! А напился два года назад знатно…Он вспоминает, как не рассчитал градус и начал петь. Тогда весь полк узнал, что на ухе Линда медведь не просто потоптался, а станцевал зажигательную джигу. Доктора после такого, конечно, вышвырнули на улицу, чтобы промёрз и протрезвел, иначе своими громкими воплями, которые Линд преподнёс, как ?сейчас я вам спою!?, громогласный Николас мог пригнать ватагу немцев.—?Не зря же у Блейка день рождения ровно в этот же день,?— вдруг задумчиво произносит Уилл и, осознав, что это прозвучало вслух, быстро закрывает рот: серые глаза смеются.—?Так это он автор этих вот всех подлянок? —?Николас вдруг заливается смехом. —?И как я не догадался раньше!—?Не зря же,?— повторяет Скофилд в том же духе, гордо ухмыляясь,?— он мой лучший друг! —?между капралами разница в шесть лет, а детство, периодически играющее в обеих задницах, по энергетике абсолютно одинаковое.—?И почему я вас ещё не прибил, скажи мне? —?Николас произносит это беззлобно, сразу же хохочет.Надо же, как окружение может изменить человека к лучшему. Не будь бы этого приключения, так бы и остался бы Линд озлобленным и грубым. Теперь же заливисто смеётся над тем, за что бы отчитал ранее.—?Да потому что ты нас любишь,?— голос Скофилда звучит вселенски спокойно, он отклоняет голову чуть назад и смотрит на Николаса из-под ловко приподнятых бровей: так ведь, доктор, не отрицай.—?Пошёл ты,?— Николас наигранно отмахивается. —?Да так-так,?— тут же сдаётся. —?Пусть вы и идиоты редкостные.—?И ты вместе с нами,?— Уилл беззлобно улыбается, касаясь локтем плеча Линда, и отвлекается на легкий вздох. —?Вот и годы учебы не прошли даром,?— вскрыл-таки Скофилд потайную дверь зануды доктора.—?Да я,?— Николас усмехается,?— хуже гораздо!