IX. Надо проветриться (1/1)

***?Чё, блять, тут вообще происходит?? Слова эти прозвучали в моей голове первыми, как только я проснулся. И проснулся, к сожалению, трезвым. Вместо движений — боль, вместо руки — острые иголки под кожей; плата за сладкий сон в не слишком-то и удобной позе. Никакой боли, пока спишь, зато после пробуждения адские мучения настигают тебя в два счёта! Только сегодня, успейте купить по скидке! Опохмел в подарок каждому второму покупателю.Можно считать, что утро моё началось с воя в подушку и со случайно опрокинутого во время этого действа телефона. Хотя, будем честны, моё ?утро?, судя по цифрам на экране несчастного предмета, было на данный момент ближе к вечеру. Насрать. Уж к Алариху под трость в таком состоянии соваться точно не стоит, как и клиенту на член. Шанс выцепить извращенца с фетишем на страдания и недосып всегда был довольно низок, особенно среди моего контингента. Хотя, может статься, я попытаюсь подцепить кого-нибудь на улице. Надо же чем-то себя занять сегодня. Вариант под номером два звучал, как ?прибраться, пока квартира не стала походить на хламовник?. Может, это и выглядит для кого-то удивительным, однако я и правда предпочитаю следить за чистотой и не имею привычки оставлять в доме лабиринты из блевоты, бутылок и ещё какого-нибудь дерьма, присущего пьющим идиотам. Хотя и выпиваю я порой больше, чем половина местных алкашей, вот же комедия. Я попытался потянуться, но мои кости немедленно хрустнули с безумно сочным звуком; болезненно выдохнув, я оставил эту затею. Кряхтя, поднялся на ноги и поставил чайник, попутно обнюхав свои плечи. Н-да, пахло от меня не лучшим образом. Душ и открытые окна едва ли спасали ситуацию, потому-то я плюнул на бесполезные телодвижения и отправился дымить. Стоя у окна с сигаретой в одной руке и чашкой остывающего чая в другой, я даже подумал, что всё не так плохо, как казалось по пробуждению: посидеть дома лишние два часа под предлогом уборки было хорошей идеей. Я помахал соседям; ответил на мой приветственный жест только полоумный Зианг, который, на моё счастье, выглянул со своего балкона в этот же момент. С момента, когда я видел его в последний раз, он стал старше ещё лет на двадцать, хотя и без того был дедком. И виделись мы с месяц назад. Его внуки, если уже не правнуки, носились под окнами с новой забавой: кидались в друг-друга чьим-то дерьмом, изображая, по-видимому, своих же родителей. Один мальчишка очень убедительно играл пьяного, покачиваясь из стороны в сторону и закатывая истерику, если кто-то пытался отобрать у него бутылку с газировкой. Утверждал, что она — единственная кто его радует в этой семье.— Эй, дядя! Сигаретки не найдется? — от весёлой сценки меня отвлекли мальчишки постарше, собравшиеся стайкой у моего балкона, прыгая и пытаясь привлечь внимание. После этого моя улыбка расползлась чуть ли не до ушей.Пацанам повезло: сегодня произошло редкое явление сигаретного Христа народу. Скинул им пачку с теми сижками, что у меня оставались. Не сколько из благодарности за поднятое настроение, сколько из корыстного желания посмотреть, как быстро они из-за неё посрутся. Как выяснилось нескольким позже, произошло это меньше, чем за пять минут. Я лишь вздохнул и, допив чай, побрёл обратно в комнату. ***Паршивая улица жила. Для неё это был вполне себе обычный вечер. Скоро работяги вернутся домой и начнутся извечные крики. Кого-то побьют, кого-то прибьют, кто-то будет бухать под окнами. Кто-то трахаться. Совершенно, мать твою, ничего нового. Этот спектакль в нескольких актах я видел слишком часто, чтобы в очередной раз вечером оставаться дома. Тем более, что мне не помешает проветриться. Голова гудела от того, что в ней осталось со вчерашнего дня, и всё это не помешало бы из неё вытряхнуть. Накинув куртку я, по привычке, посвистел. Даже не сразу понял, зачем я это делаю. Не услышав привычного ?гав!? в ответ, махнул рукой и захлопнул за собою дверь. И почти что побежал. Побежал, пока осознание не догнало. Если уж и выбирать, то воспоминания о Друге были куда больнее, чем то, о чём ныло мне тело при беге. Какая-то дурочка опять купила на местном рынке духи. Видимо, новенькая. Местные то знают, что всё, что продается в пределах этого дерьмового района — отрава. И отрава стойкая. Теперь то, что вчера для меня пахло затхлостью и кровью, воняло грёбанными орхидеями. По тому, как запах менее слабым не становился, можно было даже угадать, что эта сучка направлялась в город. Как они там это называют? ?Потусить?. Орхидейная тошнота исчезла, стоило мне свернуть с главной дороги в люди на окольные пути. Там уже, в мусоре, ссанине и родных бомжах, сидящих у обочины, которым я, естественно, отсалютовал, запахи были совсем другие. Ноги куда-то несли. Куда? А хер его знает. Подальше от работы, дома и всего того, что произошло вчера. И хорошо. Хотя я и помнил произошедшее исключительно мешаниной из собственных эмоций, копаться в этом дерьме вновь мне особо и не пекло. Проветриться же вышел, а не загоняться по хуйне. Пошарил по карманам (слава всему мёртвому, наушники валялись в левом), купил себе какой-то дешёвой газировки, после чего в спокойном темпе пошагал навстречу снующему человеческому потоку. Люди действительно шли; на работу, с работы, на встречу, ещё куда-нибудь. Быстрым шагом они отмеряли время до того, как прибудут в точку назначения, а я просто брёл, куда глаза глядят. Хотя иногда в такой кишащей толпе и мне начинало казаться, что вот-вот я заверну за поворот, и тут же встречу того, кто меня ждёт. Или кого жду я. Вот-вот, ещё одна секунда и где-то поблизости покажется до боли знакомое лицо... но нет. Чудес в этот серый город не завезли, долбаёб. Особенно для таких, как ты. Кого я искал? Несложно догадаться. Я усмехнулся своей наивности. В какой-то степени это было даже мило. Иногда можно позволить себе немного глупостей, тем более, что за эту глупость стыдно должно быть только мне. А мне, собственно-то говоря, и не стыдно. Я рассматривал лица редких рыжих людей, пока, насколько мог, пританцовывал под музыку в наушниках, и знал, что никого нужного мне я не встречу. Больше никогда. С Цветочной улицы на Преданную, с Преданной на Исследователей, с Исследователей на Маскарадную. И дальше, куда-нибудь ещё. Переулки, переходы, повороты. В какие-то моменты и вовсе срывался на бег, залетая за угол в шутливо-истеричной попытке проверить их на наличие человеческой жизни. Да-да, там всё ещё никого нет. Тебя, Ричард, ждёт только очередной депрессон и место на мусорке среди тех, кому ты утром салютовал. Смеялся себе в лицо, пугая прохожих. Мне нравилось чувство оборванной надежды. До тех пор, пока боль от вчерашней взбучки не решила нарушить весь кайф. Выдохшийся, я решил наконец осмотреться; места здесь казались незнакомыми. Угораздило же меня забрести в какой-то маленький серый закуток, украшенный парой довольно приятных знаков. С фонариками на углах и какими-то красивыми буковками. Однако доходило до меня, где я нахожусь, не так уж и долго. ?Барахолка?. Аккуратная надпись с парочкой завитушек. По краю приделаны какие-то лампочки, и все разные. Каждая, судя по её мигающе-моргающему состоянию — отборный хлам. Но, как говаривала хорошо знакомая мне хозяйка этого местечка, бывшая Юбка из моей кафешки, в этом есть какая-то эстетика. Я вслушался в какую-то мелодию, исходящую из радиоприёмника в помещении. Голос, доносившийся оттуда, очень мягко и приятно тянул:?There's a songbird who sings, sometimes all of our thoughts are misgiven...?— Опа, кто это такой ко мне пожаловал! Ай ты мой хорошенький, Единичка! Как тебе и полагается, в гордом одиночестве. Ну ничего, такого дорогого гостя я и в соло экземпляре рада видеть! Чего не на работе? Как всегда, пропиваешь время? Я ухмыльнулся. Эта дама никогда не меняла своих дурацких привычек.— И тебе привет, Хейли. Хозяйка барахолки выбежала, пошатываясь, из-за статуэтки усатой лошади в сомбреро и врезалась мне точно в грудь. Едва сдержав болезненный выдох, я радостно кивнул в ответ на смеющиеся извинения от этой маленькой смеющейся девушки и обнял её. Её дежурная улыбка почти исчезла, оставив вместо себя приятную человечность. Именно этим она всегда и отличалась от своих прошлых коллег — живостью. Неправильная Юбка.— И пошто ты такой побитый, а? Это Висельник тебя так, али ты нарвался на клиента с суди-имостью? — с напускной строгостью протянула девушка, отлепившись наконец от моей несчастной груди и рассматривая теперь мою же порядком помятую рожу. — Жизнь отмудохала, жизнь-матушка. Ну и немного псы Реаля. — Ну да. Как это — избиение, и без его тросточки, хи-хи! — она постучала пальцами по стене, пародируя стрёмное и вездесущее ?тук-тук-тук?. Я закатил глаза и уже было хотел завести разговор о том, откуда вообще она взяла эту дебильно выглядящую статуэтку усатой лошади, красовавшуюся на самом видном месте, когда она швырнула в меня баночку пива; я поймал оную, удивлённо моргнув, после чего Хейли мне подмигнула. — Я, может, больше с тобой не работаю, но всё ещё помню святое правило: Единицу трезвым не встречать, а коли встретил — напоить и себя, и его! — Благодарю тебя, добрая женщина. Отрадно, что хоть кто-то соблюдает установленные мною же законы.Мы посмеялись. Совсем немного. Я выпил, она же продолжила подготовку товаров к продаже; подготовка заключалась в том, что хозяйка барахолки обклеивала ценниками всё, до чего могла дотянуться. Мне на локоть она тоже приклеила крохотную бумажонку. Стоил я по весьма скромному мнению продавца 11.11 какой-то заморской валюты. Спасибо, Хейл, это же просто гениально. Ненавязчивые разговоры о всяком были весьма полезны для проветривания мозга. Последующие несколько часов мы провели, болтая; иногда заходили покупатели, которые непременно пугались усатой лошади и в быстром темпе отходили в угол с дешёвыми мелочами. Хейли каждый раз подкладывала туда что-то новое, когда одна из вещиц находила своего покупателя. Я тоже не отставал; на абсолютном расслабоне впарил какому-то дедку толстенную игрушку рыбы-шара в очках, а маленькой мисс-кудряшке — старый радиоприёмник, обклеенный почти стёршимися цветочками. Заметив мои старания, Хейли восхищённо присвистнула: — У тебя талант, Один-Один! Самый настоящий талант продавать! — Продавать я могу разве что своё тело, да и то едва ли с большим успехом... — я усмехнулся. Переманивать меня в торговлю идея не лучшая. — И мне в принципе насрать, кому сдавать свои дохлые кости в пользование. Как и тебе насрать, кому впаривать эти твои диковинки из мира бомжей. Красивые клиенты, как и богатые — дело всё-таки нечастое. — Вот наговоришь ты глупостей, а ко мне сегодня такой красавчик заходил! С этими словами хозяйка магазинчика покружилась на месте, будто бы изображая реверанс уже ушедшему посетителю. В ответ на это я лишь покачал головой: хоть кому-то сегодня на симпатяг везёт. В конце-концов решил усесться в старое кресло-качалку, стоящую поодаль. Безумно люблю это кресло ещё с самого его первого появления у неё в магазинчике и втайне радуюсь тому, что Хейли никак не может его продать. Иногда не втайне, но после подобного на меня обычно весьма театрально обижаются. Устроившись поудобнее, я хмыкнул:— Удиви меня. — Ну-у! Был он высокий-высокий. Явно богатый, обходительный. С очень мягким и тягу-учим голосом. Весь день бы слушала... А волосьё-то! Ярко-рыжее...Я не на шутку напрягся, перестав даже раскачиваться. Рыжий — ладно, хорошо. Совпадения случаются. Но не более. Это точно не он, не стоило и надеяться. — Но вот его улыбка дурацкая, — между тем продолжала девушка, — как бы тебе описать то... ну така-ая. Нет, она красивая, но мне от неё было максимально не по себе. Остатки пива из банки тут же оказались в воздухе. Я глухо прокашлялся, смаргивая подступившие слёзы. Блядское издевательство. Я всматривался в глаза хозяйки барахолки, пытаясь понять, врёт ли она. Она лишь глядела в ответ с неподдельной растерянностью.— Ты знаешь его, Единичка? — Забей, Хейл. Просто забей. Ответь мне вот на что: как давно он к тебе заходил? — Да буквально перед тобой... Прекрасно. Просто, сука, очаровательно. Я закрыл лицо руками и вновь откинулся в кресло. Я был так близок к недосягаемому, почти невозможному явлению и даже не знал об этом? Возможно, я прошёл мимо этого человека, пока заходил в магазин. Возможно, что даже пробежал, когда он выходил. Вот же чёрт. Хуже бессмысленных оборванных надежд были только те, что смысл, как оказалось, имели. Тем временем, Хейли уже было открыла свой маленький ротик для очередных вопросов, когда я её опередил: — Давай я куплю у тебя эту ёбанную лошадь, а ты не будешь расспрашивать меня обо всякой хуйне. Договорились? Та лишь пожала плечами и протянула ладонь в ожидании справедливой платы за молчание.***Домой я возвращался уже с Сантьяго Эль Ночо — именно так я решил назвать своего дебильного приятеля. Он выглядывал из кармана моей куртки, довольно улыбаясь этому миру. Пышные усы его были больше, чем его шляпа, которая, кстати, тоже шла с ним в комплекте. Фигурка счастливо улыбалась мне в свои... чёрт знает, сколько там у него было зубов, считать я даже не пробовал. Да и зачем? Главное, что он вообще лыбился: счастливая лошадь — именно то, чего не хватает каждому уважающему себя грустному человеку. Особенно, если лошадь эту и правда зовут Сантьяго Эль Ночо. На улице уже было темно. Людей стало меньше; в противовес их количеству горело огромное количество огней. Я стоял на главной улице, мурлыча себе под нос приевшийся текст мелодии и смотрел на небо, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь звёзды. Темнота ночи успокаивала; помогала смириться с тем, что ничего, из того, что есть, я исправить не мог. Собаку уже точно не вернуть, а того самого неуловимого клиента встретить в третий раз попросту представлялось мне невозможным. Да и со стороны это поди казалось жутковатым: сходил в ресторан, переспал со шлюхой, а она потом тебя выслеживает и ищет встречи. И что с того, что вы хорошо провели вечер вместе? Это её работа, на этом всё. Я горько ухмыльнулся своим мыслям: ?привет, помнишь меня, мы переспали тут недавно? А ещё ты красиво болтаешь и умеешь аргументированно вести спор. Мне это понравилось. Хочешь провести со мной ещё одну такую ночку?? Тьфу, звучит глупо. По дороге домой я взял в окрестной библиотеке парочку книг, чтобы не скучать. Уже дома разделся, и, бросив драгоценную кладезь знаний куда-то к изголовью кровати, поставил Сантьяго на самое видное место — на стол. Широкая лошадиная улыбка усатого парня подстёгивала действовать и вершить перемены. Этого мне решительно не хотелось, но такому горячему мучачо лучше не перечить. Да, я просто искал себе повод. Выгреб из комнаты весь остаточный мусор, тем самым ставя точку на ещё утренней уборке. Мне пришлось также оставить на улице миски моей девочки, поводки, корм и целую кучу искусанных ею игрушек. Самые её любимые оставить на произвол я не смог — распихал по отделам в тумбе, чтобы не попадались на глаза. После вынужденной ревизии квартира моя стала ещё более пустой и холодной. Возможно, этого я и добивался. Я устало вздохнул и улёгся на кровать. В голове всё ещё крутилась песня из магазинчика Хейли:?And she's buying a stairway to Heaven...?***