VIII. О моём прошлом, настоящем и будущем (1/1)

***Дождь постукивает по окнам, заглядывает в щели, растекается лужами на подоконниках. Лужи эти раз за разом вытирают и ждут, пока дождь снова попробует пробраться внутрь, после чего подоконники в очередной раз станут мокрыми. Изредка сверкает молния; заглядывает внутрь, хитро подмигивает получившимся водяным разводам. Иногда смотрит и дальше, гладя по головам детвору, склонившуюся над белыми листочками. Все они что-то пишут с серьёзными лицами. Кто-то усиленно стирает написанное, кто-то грызет карандаш. Все увлечены работой, и даже их преподаватель, небезызвестный профессор логики, ни на секунду не отвлекается от своих дел. Один из учеников не сводит с преподавателя взгляда. Сложно работать, когда рядом — самый прекрасный на свете человек, наверняка думается ему. Ученик никак не может сосредоточиться. Вот он снова осекается, опуская порядком испуганный взгляд на тетрадь. Старательно выводит на чистом листе, копируя буквы с доски: ?О моём прошлом, настоящем и будущем?. Уже с десяток таких надписей красуются на черновике. Аккуратные, почти идеальные, но за каждой — пустота, да россыпь точек и чёрточек, оставленных ручкой.— Эй, он ничего не написал!Ученик вздрагивает, окликнутый, и поджимает тонкую ниточку губ, горбится и закрывает плечами свои листки от чужих взглядов. ***Начался перерыв. Профессор кивнул головой ученикам и покинул кабинет, держа под мышкой пачку необходимых ему документов. И тут же рядом с первой партой скопились желающие почитать результаты написанного учеником. — Я так и знал, что он тебе оценки за красивые глаза ставит, — начал один из его приятелей, облокачиваясь ладонями о край стола, — или за кое-что ещё!— Заткнись, — буркнул ему в ответ одиннадцатый по счёту ученик, — ты тот ещё идиот, если так думаешь. Наглец обиделся, но ничего не сказал. Завтра их всех ждала контрольная работа по философии, а одиннадцатый был единственным, кто согласился помочь чуть ли не всему классу с её написанием. Ученик уткнул взгляд в листок. Он слышал, как в другой части класса обсуждали то, что он покупает оценки или и вовсе делает преподавателю ?приятно?, чего бы это не значило в представлении ещё совсем юных умов. Ученик всё это слышал, но не считал нужным вмешиваться или спорить. Профессор ведь запрещал шуметь и драться в кабинете даже во время перерывов, так что он попросту не хотел его разочаровывать. ?О моём прошлом, настоящем и будущем. А какое у меня было прошлое??, задумался одиннадцатый. И принялся писать о первом, что взбрело ему в голову. ***Начал он с матери. Или это был отец? Одиннадцатый не был уверен в том, о ком именно у него сохранилось это воспоминание, но скорее всего то была всё-таки его матушка. Вернее, лишь её образ, грубым очертанием отложившийся на задворках памяти. Светлый, размытый силуэт с ледяными руками и тонкими поджатыми губами, что иногда целовали мальчика в лоб перед сном. Рядом с матерью стоит ещё один человек. Нет, не отец. Про себя мальчик называл его пауком. Большим, злобным пауком, готовым откусить ногу, как только мать отвернется. ?Он хотел сделать со мной что-то плохое, но не мог, потому что мою мать бы это сильно расстроило. И она бы такого не стерпела?. Мать существовала в юношеских попытках вспомнить о прошлом не столь долго, закончившись коротким абзацем на листе. Куда больше внимания получила улица. Одинокие прогулки по заброшенным кварталам, игры с мальчишками до самой ночи, догонялки с собаками и попытки спрятаться от них на дереве. Когда ни мальчишек, ни собак во дворе не оказывалось, мальчик шёл в библиотеку, дабы почитать книжки про далёкие путешествия и странных животных из других стран. Иногда животные были самые обыкновенные, но так как мальчик видел в своей жизни только кошек, собак и мышей, то даже довольно привычный человеку гусь или конь вызывали у него массу восторга. Домой он возвращался редко. А зачем, коли там его всё равно никто не ждал? Куда интереснее было разбивать коленки, драться с дворовыми приятелями до изгвазданной в пыли одежды. Можно было терять новые ботинки или теряться на пару дней самому, и никто не ругал тебя за подобные вольности. Даже не спрашивал, как твои дела, как прошёл твой день. Приятели со двора, казалось, завидовали такому счастью. Завидовали и удивлялись тому, что их маленький друг так хорошо устроился. Иногда он рассказывал им разные коротенькие истории, как сейчас рассказывает лежащему перед ним листку о своём едва ли полном событий прошлом. Прошлое его окончилось поступлением в Академию. Сдачей экзаменов, упакованными чемоданами, и новым, совершенно незнакомым зданием, похожим на целый маленький город. Академией-интернатом. ?Настоящее — это я сейчас. Оно меняется быстрее, чем я пишу, поэтому рассказывать об этом нет смысла?, вывел на тетрадном листе ученик, и перешёл к будущему. Будущим, как правило, считались планы на жизнь, цели и человеческие мечты. О чём он мечтал? Остаться в Академии как можно дольше. Много работать с любимым преподавателем, чаще видеться с ним один на один. Может быть даже стать таким же высокоуважаемым учителем, как он, чтобы вместе с ним помогать детям. Главное здесь — вместе с ним. Говорят, по выпуску из Академии ученики, не имеющие опекунов, могут взять себе новую фамилию. Разумеется, не любую, здесь есть и рамки дозволенного, однако...?После выпуска — возьму себе вашу фамилию. Буду как и Вы, О'Нэй.?— Номер одиннадцать? Голос преподавателя раздался громом среди ясного неба. Кажется, мальчик писал до самого окончания перерыва. Он едва не подпрыгнул, после чего дрожащими пальцами согнул листок и оторвал абзацы с мыслями о будущем. Судя по наступившей тишине, в аудитории остались только он да сам преподаватель, остальные же давно ушли. Дописав короткое ?планирую в будущем стать учёным?, одиннадцатый сдал свою работу. — Благодарю. — мягко усмехнувшись, профессор принял листок из рук мальчика и пробежался взглядом по тексту. — Здесь ты пишешь, что в твоём детстве был человек, желавший тебе зла. Верно? — Да, профессор. — Ты уверен в этом? — Да, профессор. — робко повторил мальчик. Конечно, он помнил свой страх прекрасно. На вопрос о том, есть ли сейчас в его жизни люди, желающие ему плохого, он без лишних раздумий перечислил фамилии, чем вызвал у преподавателя полную грусти улыбку. Он был такой красивый, когда улыбался. Особенно, когда улыбался. Тем временем, О'Нэй поправил очки, всё ещё держа перед собой исписанный листок бумаги. — Вот что, мой юный друг. Ты наверняка много читал о том, что друзей нужно выбирать осторожно, — он поднял свой пронзительный взгляд на ученика, отчего тот немедля покраснел, — но что ещё важнее, так это правильно определять своих будущих врагов. Тот, кого ты считаешь злодеем, может вовсе не желать тебе зла. Например, наш местный уборщик не такой уж и плохой человек. Просто... просто пытаться пробежать по только что вымытому им полу в грязных уличных ботинках, даже очень-очень быстро, не самый хороший путь к вашему с ним взаимопониманию. С этими словами профессор убрал все работы в ящик стола и встал, положив руки ученику на плечи. — Запомни мои слова. Они тебе ещё пригодятся, не забывай их, никогда не забывай. А теперь пойдём, уже совсем поздно. ***Сегодня ученик под номером одиннадцать чувствовал себя самым счастливым мальчишкой на свете. Весь вечер он вспоминал тёплые прикосновения и улыбку профессора, немного печальную, но всё ещё очень-очень красивую. Прокручивал в голове фразу, которую, как и сказал ему господин О'Нэй, он никогда не должен забыть. Ученик записал её на нескольких листах его секретной тетради, служившей ему дневником, и долго всматривался в каждую буковку, вспоминая ласковый голос профессора. ?Тот, кого ты считаешь злодеем, может вовсе не желать тебе зла.?***