VII. Я чувствую, что задыхаюсь (1/1)

***Дверь, окрашенная красным. Щелчок замка, довольная усмешка. Пара слов о чем-то пустом, чтобы поцелуи в дверях не были такими пошлыми. А они… ах, они были оными. И становились лишь глубже. Пальцами по одежде. Срываются пуговицы, сбрасывается ткань. Усмешка в поцелуй. Просьба подождать ещё совсем чуть-чуть. Душ, смазка, теплые руки. Улыбка на губах и черные следы помады на веснушках. Всё ниже. Один сиплый рваный выдох, воздух обжигает, лёгкие вспыхивают. Я помнил, как дышать можно было лишь им, им одним. Движения становятся резче, ярче, хочется всего сразу, жаждется быть как можно ближе. Боль — тягучей сладостью, он же ловит пальцами каждый оборванный стон. Усмехается, глядя, как я выгибаюсь. Ему нравится. Нравится изводить меня, играть со мною, а затем всё же давать мне желанную порцию тепла и жаркой, словно бы пустынный воздух, ласки. Стоны мои переходят в умоляющие, терпеть не остаётся сил. Я чувствую его в себе — так близко, так тесно и так яростно. ?Делай со мной что хочешь. Мне будет приятно, если это... ты, а не кто-либо другой.?Я чувствую, что задыхаюсь.***Сквозь дремоту я слышал, как он одевался и закрывал за собой дверь. И понадеялся, что мне это снится. Знал, что нет, но всё равно сказал себе: ?пожалуйста, пусть это будет просто часть сна?. Его встретит Юбка, убедится, что я жив и просто задремал, отведёт клиента к выходу. Иногда приходится делать и так, если клиент ненароком оставляет ?даму? спящей.Рыжий незнакомец ушёл, оплатив мне два часа лишнего времени. Свободного времени. Невиданная щедрость! Уже через час я сидел на кровати, глядя на пустую её часть. Руки мои беспорядочно тянулись к телу, щупали, поглаживали. Мягко ведя пальцами по шее, я вспоминал его поцелуи и прикосновения, осторожно постукивал подушечками пальцев по синякам. Я вспоминал его тело, его плечи. Его движения. Как я подавался навстречу, дабы взять ещё больше из того, чего мне и вовсе не полагалось иметь. Ёбаный ты ж в рот. Это не было моим родным согласием на все, лишь бы это было хоть что-то. Это было блядским кайфом. Передёрнул, пока свежа память и оставались какие-никакие воспоминания о хорошем. Его охуенный запах всё ещё был рядом; казалось, что им пропахло даже здешнее бельё, от которого отродясь разило только вонючим эфиром. Меньше всего мне хотелось думать о том, что надо бы отсюда уходить. Обратно, на Паршивую. Куда-то в мёртвую и пустую квартиру, окунаясь прямиком из местного жара в сраную холодрыгу.Не без усилий загнал себя в душ. Мысли мои, пока я сушил волосы, завели по-дурацки пошлую шарманку: если у этого типа есть девушка (а при его-то внешности её попросту не может не быть), и она найдет мой длинный чёрный волос, будет довольно забавно. Хотя странно, что меня это беспокоит. Кого-кого, а шлюху на одну ночь вроде меня это волновать должно было меньше всего. И я даже рад был бы поразмышлять над внешностью его пассий, если бы не зеркало напротив. Вновь себя оглядел, не без удовлетворения; всё тело в прикосновениях этого рыжего. Шея, плечи полностью испещрены укусами. Немного царапин, небольшие алые отметины. Отметины от его рук, от его бережной, но вместе с тем властной хватки. Мне это слишком нравилось, поэтому я криво ухмыльнулся, после чего наконец отвернулся от своей же рожи. ***Натянув штаны, я кое-как выполз в коридор; там, как и в комнате, царила лютая жарень. В мигающем свету лампочек едва разглядел девицу, стоящую у дверей; дежурная Юбка. Оценивающе пялит, но я-то знаю, что по большей части ей насрать на всех мимокрокодилов. — Ай-ай, и чем это тебя угостили, Единичка-Одиночка, что ты такой довольный? — С винцом... – пробормотал я, отмахиваясь от надоеды, – перебрал малёх. Она наигранно засмеялась и ушла проверять мой использованный номер. Я же побрёл в гардеробную комнату. Там же пришлось натянуть на себя ещё одежды, а остальное собрать в рюкзак. Тут всё ещё было безумно жарко, но здравый смысл пока побеждал моё желание оставить голову на нижней полке холодильника. Я прислонился лбом к стене. Холодная. Только волосы на глаза лезут... Чёрт. Потерял свою заколку. Вот же блядство. Спустившись, я сунулся к своей стойке прямо в куртке. Перегнувшись, пошарил рукой по полкам. Нашёл; слава яйцам, та валялась не в номере или где-нибудь ещё, куда вход мне в ближайшие несколько часов будет закрыт. Правда, нашёл я её в одном из отделов Висельника. Этот заботливый бугай и тут не оставляет мои вещи на произвол. Утю-тю-тю, и когда этот медведь только успел?Вспомнишь говно и вот оно: он показался в толпе проходящих мимо работников заведения. Поймал мой взгляд; я же вгляделся в его рожу, встретив бесконечно недовольное выражение оной. Рваными жестами рук он обозначил, что мне конец (или ещё что-то в этом роде). Я поднял ему большой палец вверх. Буду даже рад, если он не шутит, и если я понял его недоманипуляции верным образом.***Улица. Снег. Глубокий вдох холодного воздуха — и вот я уже самозабвенно лечу куда-то вперёд, прочь из одного вонючего места в другое. Всё, как обычно. Куртка остаётся расстегнутой, шарф незаметно ускользает и остаётся где-то на дороге позади. Я с наслаждением гляжу, как там, наверху, светает. Небо становится цвета волос того рыженького типа, красит в алый сбившиеся в кучу где-то под ветвями деревьев облака. А внизу... внизу улица кишит стайками машин и людьми. И все замёрзшие, сонные, злые. Один я, как водится, в расстёгнутой куртке и счастливый до жопы. Дышу тут, видите ли, и ещё и смею чему-то радоваться. Идти домой дольше обычного. Во-первых потому, что я всё ещё хромаю. Во-вторых...Не хочу на тот поворот. Не могу. Ноги просто отказываются меня туда вести. Да чего приуменьшать: весь отказываюсь, всем нутром. Не хочу проходить это снова. Точно не сейчас. Потому пробираюсь через дворы, лужи и мусорки, коих тут немеряно понатыкали. А в голове... в голове что-то бесконечно сладкое и тёплое, согревающее обданную холодом грудь. Ноги в дерьме, мысли — опять где-то там, в воспоминаниях о первом за долгие месяцы классном сексе с человеком, которого мне вряд ли доведётся повстречать ещё хоть раз. Его ладони, его улыбка, приятные разговоры с ним. Я был бы рад сохранить больше его речей, но уже почти ничего из того, что он говорил, не отложилось в моей дурной башке. Касания его я помню хорошо. Помню его губы, помню то, как испортил ему рубашку своей чёрной помадой. То, что он рыжий от природы, я полностью осознал уже в комнате для гостей. В красном свете его волосы были похожи на ревущие кудри пламени, да и сам он... Ауч. Немудрено, что в следующий же миг я впаиваюсь лбом в столб. Вот так и пытайся думать про красавчиков, пока шатаешься не пойми где. Вечно что-то такое вылезет. По крайней мере, за всё это время я уже успел добраться до не очень-то и родной Паршивой; осталось просто доползти до дома и попытаться уснуть. Как-нибудь. Уверен, что нихуя у меня не получится. У подъезда я вспоминаю, что ключи остались где-то на дне рюкзака. Под вещами, одеждой и всяким барахлом, которое я упихал туда в гардеробной. И я даже почти нащупываю кольцо связки, когда позади себя, слишком близко, чтобы это были простые прохожие, слышу мужские голоса, а среди них...?Тук-тук-тук.?Успеваю только подумать о том, откуда этот сраный стук взялся посредь улицы; обо что стучат-то? Как сразу рюкзак летит в кусты, я же достаю из кармана нож. Полосую вслепую, понимаю — пиздецки зря. Через мгновение мне прилетает в челюсть с удвоенной силой, едва успеваю порезать кому-то ладонь (или запястье). Пока меня продолжали хуярить, думал сквозь густой туман в голове о том, что это были не наши. Ну, не воровайки с Паршивой. Им не нужен был мой рюкзак или ключи от моей квартиры. Моё едва слышное сквозь болезненный хрип предложение отсосать их тоже не интересовало. Вот меня оттягивают за волосы, грубо, как последнюю шавку. Опрокидывают на землю смачным ударом в живот. Пинок. Ещё один, и ещё такой же, но посильнее; я закрываю голову и терплю, пока в глазах не начинает рябить белым шумом. Плевки, последний из них, контрольный, приходится прямо по левому глазу. Слышу — ругаются. По говору понимаю, чьи это уроды и зачем пришли. Аларих, несносная ты скотина, наслал на меня своих головорезов.Ещё одно мерзкое ?тук-тук-тук? над ухом, и они наконец сваливают, оставив меня валяться на земле. Я хоть и не вижу, но уверен: эта гнида стояла там всё это время. Иначе откуда бы его ебучей трости взяться? ***Ключи, дверной замок, хлопок двери. Не раздеваясь, я плюхнулся в незастеленную кровать, обнимая колени дрожащими от боли руками. Вот и привычный холод. В голове пусто, равно как и в этой квартире. В этот момент я просто хотел обнять свою девочку, почесать её за ухом и уснуть, чувствуя хоть какую-то защиту. Свистнул её, мою малышку... ответа, разумеется, никакого. Надо привыкать к тому, что больше ничего слышать и не буду. Мне не оставалось ничего, как, свернувшись калачиком на своём же матрасе, терпеть боль и смотреть в стены, не думая ни о чём. Бесконечно долго, пока разум мой наконец не провалился в столь желанную сейчас тьму.***