II. Кабинет господина Реаля (1/1)

***Мерзко и обидно.Чертовски мерзко и обидно стоять здесь сейчас, пока тикают остатки моей смены. Мерзко будет позже просить доработать эти несчастные минутки и унижаться ради того, что ты и так собирался сделать самостоятельно. И ведь этот засранец знал. Он знал всё с самого начала, так что просто выжидал, когда останется поменьше времени, чтобы мне было обиднее. Да сам не высидел от своей же гениальности и выскочил пораньше — поизмываться.Мне пришлось сжать челюсти, чтобы не выругаться вслух. Выплюнуть сквозь стиснутые зубы что-нибудь этакое прямиком в его дверь, в эту до блеска натёртую табличку со столь ненавистным именем. Он ведь всё равно услышит, как я его поношу, так что это почти то же самое, что высказать всё ему в лицо.Ещё и эта дверь, тяжелая, как сам ёбанный Висельник. Всегда её нужно было что есть силы толкать плечом, и всегда она открывалась с неимоверным грохотом. Каждый раз добрая половина персонала, а то и все, кто проходил в этот момент мимо, оборачивались на грохот, дабы глянуть, что же за неудачник попался начальству сегодня. Их взгляды я успел почувствовать спиной, прежде чем войти в кабинет и от всей души захлопнуть за собой эту махину.От моего чрезмерного старания на полках пошатнулись статуэтки, а сломанные часы, стоявшие тут ещё с первого моего посещения, опять чуть не шлёпнулись на пол. Если когда-нибудь мне придётся уволиться, то я обязательно собью их оттуда к чертям собачьим, и, если повезет, о них даже кто-нибудь споткнётся.***Настольной лампы в этом кабинете хватало лишь для создания полумрака, а мои постукивания ногтем по выключателю дали лишь пару искр под потолком. Ну конечно. Следовало ожидать, что он избавится от люстры. Как и ещё от кучи вещей, столь необходимой обычным людям для нормального существования, и всё это просто ради того, чтобы насолить нам с три блядских короба. Наш комфорт его не заботил совершенно. Пройдя от стеллажей со статуэтками к середине кабинета, я устроился в кресле напротив сидящего за столом начальства и сплёл меж собою пальцы. Секунды тишины перед боем.— Давно не виделись, Аларих.Я не люблю называть все эти чёртовы имена. Они присвоены людям случайно, и по моему мнению не отражают личность того, кто его носит, с достаточной чёткостью. Я не люблю ни имён, ни конкретно его имени. Я не люблю его. Потому-то его — всегда по имени, и он нас всех — всегда по имени. Даже случайные путники, заскочившие к нам за работой, говорят с нами на этом таинственном и детском языке позывных, кличек и прозвищ, и только он до сих пор отказывается от этой игры, говоря с нами особенно, ?по-взрослому?. Мы, как и подобало ?детям?, а особенно те, что как я, начальство не переносили на дух, отвечали ему тем же самым. Жаль, конечно, что этого он и добивался. Даже тут перехитрил, скотина.Аларих Реаль. Звучит, конечно, красиво, наверняка заимел эту фамилию от своих важнецких шишек-родственников. То ли сын, то ли брат кого-то из бывших владельцев заведения, приставленный менять нам памперсы и вытирать блевоту у рта. Иногда ставить в угол. Остальные же видят наше дражайшее начальство в неимоверно хорошем свете: господин Реаль молод, но не настолько, чтобы это могло сделать его глупым в глазах других людей. Он улыбчив, любит хорошие книги, запах мяты, утренние прогулки и свою работу. Как он говорит, любит помимо работы он ещё и тех, с кем ему доводится сотрудничать, и всегда рад видеть каждого из нас в своем кабинете, хотя заходит сюда по доброй воле не так уж и много доверчивых придурков.Как только я поднял взгляд на сидящего за столом Алариха, пальцы его остановились на одной из страниц книги, которую он как раз, по всей видимости, читал. ?Читал? — мягко сказано, хотя мне не приходилось думать о том, какой-там на ощупь Брайль. Болят ли у слепых пальцы также, как болят от долгого чтения глаза зрячих? Когда-нибудь я его об этом спрошу. Он осторожно, почти любовно вложил на отмеченное место закладку, после чего закрыл книгу, даже не поднимая головы. — Вечер добрый, Ричард. Помнится мне, мы договаривались на две. Максимум на две, в среднем — на одну, Ри-чард. Не на четыре, это в два раза больше и является целым месяцем по итогу. — после сказанного он всё ещё не спешил поворачиваться ко мне, оставаясь такой же неподвижной фигурой. Только его тонкие пальцы отбивали глухой ритм по твёрдой обложке книги. Тук-тук-тук. — Ну а в случае, если ты вовсе разучился считать, я соизволю оплатить тебе курсы для умственно дефектных людей. Но в Королевскую академию таких не берут, а ты ведь её выпускник, верно, Эр-чи? Верно. Сумлеваюсь, что ты действительно нуждаешься в столь экстренной помощи, ведь известно, что предложить оную я завсегда рад. Однако раз уж ты не такой тупица, какого из себя строишь, я попросту лишу тебя работы, если такие выходки продолжатся.— Если не увидишь другого выхода. Может быть я рад видеть тебя так часто? Да и лишиться хотя бы одного сотрудника для этого местечка — такая потеря, просто невыносимая… — я смаковал свои собственные слова, страх и неприязнь медленно уступали чему-то вроде гневного торжества; он же замолчал, прекратив постукивать. Замолчал всего на несколько секунд. Брови его, столь же тонкие и угловатые, как сам Реаль, заметно дёрнулись.Раздумия шахматиста перед ходом.— Как ты вообще продержался здесь так долго?Это был хороший вопрос. Как я до сих пор не вылетел с этой блядской работы? Как до сих пор не шагнул от почти что месячных запоев куда-нибудь в окно? С той самой сальтухой, как и полагается. Хорошо, что я сегодня порядочно выпил, а то, возможно, и задумался над каким-то более серьёзным ответом начальству. Пока же в голове были только какие-то едкие глупости, которыми я не преминул воспользоваться.— Терять мне нечего, Аларих, но свою собаку мне жалко. Она же не виновата, что я у неё... такой. Выпить не найдется? Раз уж мы по душам.— Тогда зачем ты взял её? — снова эти дурацкие постукивания.— А это не я её взял, а она меня из сугроба откопала.И с каких пор ты интересуешься подобной чертовщиной? Ублюдок.Он брезгливо поджал губы тонкой нитью, что обычно означало чёткое ?нет? с примесью ?и даже больше не спрашивай меня об этом?. Пальцы перестали стучать. Неужели помилование? Медленно Реаль повернулся в мою сторону, впервые за весь разговор. Однако взгляд его пронзительных глаз проходил сквозь меня, казалось, не цепляясь ни за одну деталь.— Иногда я думаю, что ты видишь меня насквозь.— Порой ты вообще не думаешь. Ты прекрасно знаешь, что я не вижу в принципе, следовательно, твоя подноготная остаётся пред моим белоснежным взором в полной ценности и сохранности. Я же в свою очередь прекрасно знаю, а если точнее, то помню, что про свою собаку ты не врёшь.Я завороженно смотрел, как Реаль протянул руку вперёд, а затем, почувствовав пальцами стол, повёл её вправо, к ящикам. Выдвинув один из них, и незатейливо чем-то пошуршав, Аларих выставил на стол туго завязанный пакетик. Я пригляделся.Пакетик с кормом.— Висельник оставил?— Для столь статного мужчины в возрасте это просто отвратительное прозвище. Сам додумался, Эр-чи, или другие подсказали?Подумать ты не слышал его раньше, зараза. Пора бы тебе уже прекратить тянуть время и сообщить мне о том, что я уволен, да позволить мне сбить с полки эти поганые старенькие часы. Чтобы ты же об них и споткнулся, расквасив лицо о ковёр, чтобы хоть что-нибудь в этой грёбаной жизни произошло по-моему.За закрытой дверью послышался почти что слоновий топот, и через мгновение её распахнул запыхавшийся объект производимого шума. Красный, как и полагается тем, кого только-только повесили и кто ещё немножечко жив. Часики вновь опасно пошатнулись и накренились. Я вскочил с кресла навстречу вошедшему. Дверь вновь громко хлопнула, Висельник ринулся к начальскому столу прямо мне наперерез, отдавив в процессе мою ногу. Вместо извинения он громко матернулся, я же усмехнулся абсурдности ситуации, покорно стерпев давящую боль в области щиколотки. Часы, пойманные мною в последний момент, кажется, даже благодарно тикнули в моих же руках. Лишь Аларих, оставаясь в стороне от происходящего цирка, не способный даже лицезреть всю эту красоту идиотизма, недовольно произнёс:— Ричард, что бы ты там не ловил, выбрось это на свалку. — я, не слушая столь ненавистного мне голоса, гордо водрузил часы на место. Напускная мягкость и вальяжность в его речи были буквально нестерпимы. — Настоятельно рекомендую последовать ранее сказанной просьбе.— Господин Реаль! — захрипел Висельник, подбегая ближе. Слушать дальше мне уже не хотелось. Хромая, я вернулся в кресло и откинулся на спинку, закрыв собственные глаза.***Громкий бас Висельника прорывался сквозь пелену тишины в моих ушах. Болтовню Реаля разобрать было сложно, лишь слышал, как с каждой новой его репликой Висельник горячился всё больше, и в конце концов он и вовсе ударил кулаком по столу с такой силой, что кресло, в котором я сидел, подпрыгнуло вместе со мной. Это заставило меня вернуться в разговор.— О чем бы вы там не говорили, я устал от пустой болтовни и настаиваю на помиловании, господин судья. Сами ви-ди-те, ситуация в моей жизни сложная, но времечко разрулить её я уже получил. А сейчас я и за собачий корм поработать готов!Для наглядности я забрал со стола пакетик и немного потряс им в воздухе. Аларих раздраженно выдохнул, сжимая пальцами переносицу. Такое в его планы совершенно не входило — он наверняка хотел подразнить меня подольше. Меня же сильно забавило его недовольство, совмещаемое ещё и с тем, что над ним, подобно быку, забывшему свой испуг пред куда более крупным хищником, нависал мой старый знакомый. Реаль снова застучал пальцами, но в этот раз уже по столу и с удвоенной силой. Тук-тук-тук. Давай же, скажи мне уже: ?ты уволен, Ричард. У-во-лен?.— Вот что, дорогой мой друг, — тук-тук-тук, — Раз уж с тобой у нас не получается по-хорошему, поступим совершенно иначе. Если за следующую смену на тебя не придёт ни одного заказа, а тебя здесь и вовсе не будет, — тук-тук, — я подпишу тебе увольнительную от твоего же лица без твоего ведома. Документ мы сделаем быстро, настолько, что ты и глазом своим моргнуть не успеешь. Можешь считать, что эта бумага уже находится у меня в кабинете. А ты — одной ногой на улице. Кажется, ты проживаешь довольно недалеко отсюда, Ри-чард? Коли память не изменяет мне, на Паршивой? Вот и отлично, просто замечательно. — тук, — смена твоя как раз приходится на понедельник, равно как и вывоз с твоей родной улочки тел пьяниц, померших или просто не столь адекватных. Не находишь ты ли это удачным совпадением?Язва вонючая.Пока я искал, чем бы ужалить дражайшее начальство в ответ, Аларих взял в руки свою привычную трость и встал из-за стола. Тук-тук-тук, и вот он уже стоит рядом со мной, пока я продолжаю сидеть. Мой рост значительно превосходил рост Реаля, но сейчас надо мною возвышался он, не склоняя головы и опять не делая даже попытки развернуться в мою сторону. Одна его рука была заложена за спину. Как с картинки или какой-нибудь фотографии со знаменитостями.— Ты слишком безответственный, Эр-чи. Делаешь вид, будто знаешь, как люди живут эту жизнь и на что они должны растрачивать данное им судьбою время. А я вот не вижу в подобном нахальстве ничего смешного, хотя, казалось бы, кто здесь из нас зрячий.С силой он опустил трость мне на и без того отдавленную ногу. Я почти что взвыл, впившись пальцами в подлокотники, но он давил лишь сильнее. Слушал. Буквально наслаждался.— А ты… как там Ричард имеет честь называть тебя? Повешенный... Висельник... кошмарное прозвище. — Аларих наконец обратился к Висельнику, всё это время молча стоявшему напротив стола. Тот аж вздрогнул от неожиданности. Вся его храбрость исчезла по щелчку тонких пальцев — Мой недалёкий и шумный друг, я надеюсь, в дальнейшем ты не будешь помогать этому алкоголику в его становлении на путь истинный? Заказами не перекидываться, ему никого не отсылать. Передай девочкам. Пусть они присмотрят за виновником торжества, они у нас очень внимательные.Наконец Реаль оставил меня в покое, убрав с моей многострадальной ноги трость. Легко улыбнулся в пустоту и мягко махнул рукой в сторону, как бы завершая собственный монолог.— Прошу прощения, Эр-чи, я что-то не заметил, куда мне довелось установить свою опору.***Из кабинета меня, как побитого и разъярённого щенка, выводил уже Висельник. Сам он был подавлен не меньше моего; Реаля он всё-таки считал куда более гуманным, возможно, из страха перед ним же. А тут такое. Выла отдавленная нога чертовски сильно, до конца смены оставалось ещё некоторое время, а вина, нам положенного, почти не было, правда, исключительно по моей вине. Мы выпили остатки, а затем натянули на лица уже привычные нам обоим дежурные улыбки, хотя уже и не ожидали хоть кого-нибудь обслужить, а потому просто сидели, коротая последние минуты, коротая последние минуты за газетами, да прочим барахлом, оставленным клиентами.Подумать только, мне оставался один блядский заказ. Завтра. Всего один. Но от чего-то я знал, что Реаль исхитрится и сделает всё, чтобы я его не получил. Как я надеялся не повстречать сегодня начальство раньше времени, так и завтра буду надеяться встретить хоть кого-нибудь, но получу в итоге целое ничего. Те самые разбитые часы и документ об увольнении, который и так уже наверняка подписанный у этого гада лежит и просто ждёт своего часа.— Ненавидит он меня, дружище, вот и всё… — пробормотал я не то в пустоту, не то Висельнику, надеясь отвлечься от чересчур мрачных мыслей о грядущем.— Будь добр, не загоняйся. Лучше подумай о том, как домой добираться будешь в такую темень.— А не подвезёшь?— Не сегодня, прости уж, — Висельник покачал головой, расставляя по местам чистые стаканы. — Только что в газете прочёл; на въезде на твою эту Паршивую улицу опять что-то случилось. Хрен проедешь — оцепили всё.— Да какие-нибудь идиоты опять в поворот не вписались и теперь там стоят. Не первый раз такое, среди пьянства и разврата живу.— Так как домой-то?— Пешком, — на этих словах нога заныла новой силы. Только выбора у меня, увы, нет. — Через въезд и пойду. Заодно и гляну, чего там случилось.— Да куда ты денешься...И ведь действительно. Куда я денусь. Не убийство же там произошло, в конце-то концов, хотя от этого вонючего наркопритона можно ожидать вообще всего.***