?Завоеватель? (1/1)
Она слаба и угрюма.
Она сидит на диване, который является единственным предметом обстановки в огромной комнате, больше напоминающей бальную залу. На окнах – тёмные пыльные шторы. Если присмотреться, можно заметить, что когда-то они были трёхцветные – но синее стало чёрным, красное – бурым, а белое – серым. По комнате клочьями ползёт дымок от очередной затяжки.
Она курит трубку и кашляет.Дом невыносимо пустой, и по его коридорам и лестницам гуляют разве что сквозняки, прорывающиеся через разбитые окна и несущие с тобой горький запах октябрьских дождей над Дунаем.Она кутается в длинное платье – такое же чёрное, как её глаза, такое же чёрное, как всё в этом ставшем страшном доме.Месяц назад сюда ворвалась Хедервари, которой полагалось шить и готовить для мужа, а не вспоминать былые битвы. Она тащила за собой свою бешеную армию мадьяр и упирающегося Родериха в белом.Деяна усмехается, выпустив колечко дыма. Сербы курят трубки, пьют сливовицу и убивают врагов. Ей не хватило сил убить чертовку. Но она всё ещё Сербия.— Сербия! – кричит маленькая Македония, золотое солнце Балкан, но венгерские гусары оттесняют её, испуганного Словению, зеленоглазых близнецов Боснию и Герцеговину, вцепившихся друг в друга.— Сербия, — пытается казаться спокойным Давор, и она практически ненавидит его, всегда стремившегося туда, где звучали скрипки венского вальса, и кружилась в своём красно-зелёном платье Эржебет. Подальше от горьких, дымных, родных Балкан.— Сербия, — шепчет Эдельштайн. – Прости. У нас им будет лучше.
Его губы плотно сжимаются сразу после этой фразы, не его фразы — заученной, вымученной, выученной из-за длинноволосой мадьярки.И тогда Сербия не выдерживает и хохочет. Смеётся и перебрасывает свою саблю в левую руку – в правое плечо её кто-то ранил ещё в самом начале битвы.Она не считает, скольких усатых гусар армии Хедервари убивает, прежде, чем на неё наваливается эта бело-зелёная орда всеми своими силами.Потом все уходят, крики Македонии обрываются, затихают где-то вдалеке, перейдя в тихий плач, и Деяна лежит, не шевелясь – потому что не может двинуть даже рукой – и смотрит в потолок своего опустевшего дома.А потом её настигает тишина.Через неделю она получает письмо от Эдельштайна и Давора. Брат пишет, чтобы она не беспокоилась, что в империи о них заботятся, и Венгрия добра, как родная мать, что Македония больше не плачет, что пройдёт какое-то время – и Сербия сможет навестить их и увидеть всё своими глазами.Эдельштайн ограничивается коротким ?Простите?, и это едва ли не хуже, чем лживые и гнусные увещевания брата.Сербия рвёт письмо, потом жжёт его, потом растирает пепел в руках, потом моет руки в Дунае. Она больше не может смеяться – даже сходя с ума.***Он следит за ней давно, с самого её рождения. Живёт он неподалёку, поэтому до него часто доносится звонкий смех, около его дома мелькает чёрная коса и слышатся балканские песни.Он присутствует на свадьбе, на которую его не пригласили, и всё прекрасно замечает – военную форму Деяны, её взгляды на брата и жениха, а через месяц северный ветер приносит запах гари, и он понимает – у Сербии что-то случилось.Он сейчас в её доме, а она курит и ничего не замечает.***Когда сильные руки обхватывают её сзади, она не сопротивляется только из-за неожиданности.Всё происходит мгновенно – он славится умением похищать — и похищать стремительно. У него есть крытая повозка, но это не для вольной Сербии – так он ей и шепчет: ?Это не для вольной тебя, мы поскачем верхом?.Только оказавшись в седле серого в яблоках, длинногривого коня, она оборачивается на похитителя. Белая маска и чёрный горящий взгляд в прорезях – так похожий на её собственный.Турция.Он везёт её в свой дом, и ветер, становящийся всё теплее, бьёт им в лицо.Сербия не сопротивляется. Пока.