Глава 5. Забвенное (Тони. Переезд и уроки вокала) (1/1)

58На секунду я замешкался, пытаясь сообразить, какое действие должно быть первым. Начал шлёпать Тони по щекам, надеясь привести его в сознание. Он не реагировал. Даже не понял, дышит ли вообще. В собственном же сознании творилась настоящая паника. Изо всех сил старался сохранять самообладание. Выходило паршиво. Переложил Тони с пола на диван. Он болезненно простонал, но глаз не открыл.Хотел вызвать скорую. Но подключилась Жюльет, попросив принести вату, бинты и что-нибудь, чем можно обработать рану. И я рванул в дом за аптечкой. Чертовщина какая-то. Словно в кошмарном сне. Когда вернулся, Тони пришёл в себя. Рыдал точно младенец, без конца бормоча под нос ?не надо? и не позволяя осмотреть запястье. И пока я удерживал его, Эли подавала матери ватные шарики. Один порез ещё кровоточил яркой алой кровью, на других же были высохшие багровые дорожки. Хорошо, что хоть вены не распорол, а лишь расцарапал кожу.—?Полосони он глубже, задел бы связки,?— сказала Жюльет, перебинтовав запястье.—?Что ж ты творишь-то!Он снова забормотал о том, что зря мы ему помогаем, что он не хочет ничего. Стал отталкивать и меня, и Жюльет, пока та прощупывала пульс. Однако на удивление речь его не звучала бессвязно-пьяной. Значит, бутылка оказалась не полной.—?Нужно промыть желудок,?— изучая его зрачки, заключила Жюльет.Тони предпринял очередную попытку вырваться, ответив, что не пил ничего.—?Штэф, не надо палат. Не надо,?— давясь слезами, разрыдался он, окончательно впав в истерику.Я не знал, как поступить правильно. Окажись я сейчас один, ни минуты не думая, запихнул бы Тони в машину и отвёз в госпиталь. Жюльет же успокаивала его, заверяя в том, что никто никуда не поедет, если он честно расскажет, принимал ли какие-нибудь таблетки.—?Штэф, не глотал я ничего! —?протянул он, потом начав клясться и раскаиваться.59Хоть в больницу мы и не поехали, всё равно насильно промыли ему желудок дома, решив перестраховаться. И пока, по просьбе Жюльет, я делал для него сладкий чай, Тони совершенно поник и ушёл в себя, забившись в углу у стола и никак не реагируя на мои вопросы.—?Держи,?— поставил перед ним чашку. Не отказался. —?Хотя бы ответь, с матерью всё в порядке? —?Кивнул. Жюльет спросила, болит ли у него что, Тони лишь безразлично пожал плечами. Несмотря на то что действовали мы слаженно, меня не покидало ощущение, будто я что-то упускал из виду. Тони молчал. Не знаю, какие страхи и переживания истязали его разум, но немая тяжесть тех мыслей уже оседала на моей коже плёнкой едкой копоти.Дверной звонок вдруг истерично проверещал. Я даже вздрогнул. Марк и ребята. Поднялись сообщить, что закончили репетицию и нужно замкнуть студию.—?Тони объявился? —?прозвучало за спиной. Я только утвердительно кивнул, не собираясь их посвящать в наши проблемы. Даже Симоне не стал ничего говорить. Не нужен ей лишний повод переживать за сына. Он жив, это главное. С остальным разберёмся.Полагаю, сегодня бесполезно пытать Тони допросами. Проще уложить его спать, и на свежую голову поговорить обо всём случившемся.—?Штэф,?— жалобно протянул он и снова чуть не разрыдался.—?Пойдём-пойдём,?— повёл я его к уже застеленному дивану. Он не сопротивлялся, упал на одеяло, отвернувшись к стене. Жюльет сказала, что они останутся со мной, на случай если мне потребуется помощь, но я был решительно против.60Я не спал всю ночь. Вернее, боялся, что если засну, Тони во второй раз попытается порезать вены. И я ходил из комнаты в комнату. От окна к окну. Выпил, наверное, чашек пять кофе. Бодрее себя не почувствовал. Я понимал, скорее всего, к тому моменту, когда Тони проснётся, у меня просто не останется сил. Жюльет была права?— помощь мне не помешала бы. Но меня беспокоило эмоциональное состояние Эли, только-только ставшее стабильным. Я?— не Жюльет, не доктор Хентшель или Нойберт, и, несмотря на все их советы, не научился определять, какая ?среда? является для Эли ?психологически-благоприятной?. Сейчас мне проще перестраховаться и изолировать её от суицидальных разговоров. Взял телефон, написал Тому, Ксавьеру и Рене, попросил перезвонить. После Берлина они должны были поехать в Бохум. Не знаю, там ли ещё.Около четырёх утра забрезжил рассвет. Моё же сознание, напротив, упорно затухало. Телефон пискнул, оповестив о входящем смс. Был уверен, что это Ксавьер, только он встаёт в такую беспросветную рань. Ошибся. Оказалось, Эли. Спрашивала, как мы тут. Я перезвонил. И мы проговорили с получаса. Как и я, она и глаза не сомкнула. Убедил её поспать. Солгал, что подъехал Том, и я сейчас тоже пойду отдохнуть. Когда же повесил трубку, на экране светилось новое смс, на сей раз от Ксавьера. Разговор с ним был короче вдвое. Обрисовал ему произошедшее с Тони в общих чертах, собственно, более детальной информацией я и не обладал. Ксавьер сказал, что они приедут первым же поездом.И я засел в гостиной на диване, рядом со спящим Тони. Смотрел на стремительно светлеющее небо, силился не заснуть. Организм же яростно противился воле разума. Веки наливались свинцовой тяжестью, а глаза то и дело пронзала резь, заставляя их слезиться, отчего зрачки болезненно жгло и щипало. Я находился в каком-то состоянии транса или полудрёмы. А каждая копошащаяся в голове мысль обретала свой собственный голос. Мысли звучали одним бессвязным потоком бормотания, надавливая на ушные перепонки с такой силой, как если бы я быстро погружался в воду. Всё глубже и глубже. Холоднее и холоднее. Давление бесконечно нарастало, глаза же, точно смазанные чем-то противно-липким, слипались. На часах?— всего лишь пять. Нужно двигаться, если буду сидеть?— вырублюсь.Пока слонялся из комнаты в комнату, думал о том, был ли хотя бы месяц, когда жизнь не подсовывала мне своих дерьмовых подарков, завёрнутых в красочную упаковку. Лишь один долбанный месяц?Помню, как в детстве играл с соседской ребятнёй в ?магазинчик?. Человек пять-шесть нас было, не меньше. Тогда-то я впервые понял ?правила игры? жизни. Родители не баловали нас сладостями, разве что по праздникам. Поэтому, когда я увидел горку конфет на ?прилавке? у девчонок, попытался выторговать несколько леденцов за свои жестяные разноцветные крышки из-под пива и газировки. Крышки девчонкам были не нужны, но другого обменного товара я не имел. Пришлось долго их уговаривать, в итоге я всё-таки получил заветную карамельку, отдав три самых редких крышки. Но конфету я съел не сразу, засунул в карман шорт, вспомнив о ней вечером, когда что-то искал. Боже, с каким предвкушением я разворачивал тот шелестящий фантик! Даже спрятался под столом в комнате родителей, чтобы брат не увидел и не отнял. Но когда засунул леденец за щёку, почувствовал странный привкус чего-то пресного. Выплюнул. Оказалось, то был кусок глины. Стало так горько и обидно, что я разревелся.Перед домом остановилось такси, выдернув меня из-под письменного стола отца и вернув к собственному столу в кухне. Взглянул на часы?— половина восьмого. Из машины вышел Ксавьер и парни. Пошёл открыть им дверь.—?Где Тони? —?прошептал Том, и я кивнул на дверь гостиной.—?Поспи, мы теперь тут,?— похлопал по спине Ксавьер.Кажется, у меня и осталось-то сил разве что дойти до спальни.Позже меня разбудили словно умножившиеся голоса. Подумал, может, это медики, приехавшие на вызов из-за того, что Тони стало хуже. Глаза невыносимо резало. Открыть не получалось. Щурясь, посмотрел на часы?— полдень. Странно, ощущение такое, словно проспал едва пару часов. Тело же будто прибило грудой камней. Когда откинул одеяло, подумал, что, наверное, нахожусь внутри сновидения, потому как рядом лежала Эли, спала. Коснулся её шеи?— она проснулась.—?Ты давно здесь? —?прошептал я, она отрицательно мотнула головой, снова засопев так сладко, отчего на меня навалилась очередная волна усталости.Провалялись в постели ещё несколько минут, потом, всё же пересилив себя, встали.Дверь в гостиную была закрыта. Заглянул туда: Ксавьер сидел на ковре перед Тони и что-то яро тому доказывал. Заметив меня, жестом показал, чтобы я не мешал им.Рене был в столовой, громко говорил с кем-то по телефону, периодически ударяя грушу кулаком. Жюльет и Том сидели за кухонным столом, тоже что-то бурно обсуждая на англо-немецком. Мы с Эли заняли два свободных стула рядом с ними.—?Отказывается от всего,?— кивнул Том на лежащие на столе бинты и мази.—?Совершенно бледные! Вам обоим нужно поесть,?— сказала Жюльет.Признаться, аппетита у меня не было, а от запаха еды даже немного подташнивало, однако я согласился. Если лишусь последних сил, то помощник из меня выйдет хреновый.Но суп я так и не доел. Ксавьер проорал из соседней комнаты, подзывая к себе. И мы убили два часа на переговоры с Тони, закрывшись в гостиной и никого не впуская. Ксавьер повторял по зацикленному кругу одно и то же: женщины все такие. Ругал Тони за глупую выходку. Возможно, сейчас я был тут лишним. Какой из меня наставник, когда собственный разрыв отношений переживал аналогично?— занимаясь саморазрушением.Я предполагал, что девушка Тони бросила его из-за того, что тот уезжает в Берлин. Может быть, она не хотела быть порознь месяц. Может, думала, Тони подцепит в столице кого-нибудь ещё. Оказалось, всё куда банальней. Поразительное свойство человеческого мозга?— отрицать самое очевидное. Какой-то чертовски нелогичный защитный механизм, от него вреда больше, чем пользы. И кто его только назвал ?защитным??Ксавьер не позволял Тони закончить и предложения. Постоянно обрывал, в крайне резкой и лаконичной форме формулируя суть его бормотания, и совершенно не скупился на ругательства, что, вероятно, сейчас было ошибкой. Тони же хлюпал носом, говорил о том, что ?всё не так?. Но Ксавьер снова вмешивался, не давая ему договорить.—?Если ты ещё раз попытаешься найти объяснение её поступку, я тебе врежу! —?уже шипел он.—?У вас всё нормально? —?из-за двери показалась голова Тома.—?Зайди послушай, что он несёт! —?проорал Ксавьер и вышел из комнаты. А когда вернулся со стаканом воды, Тони рассказывал, как всё произошло. Говорил, что хотел устроить для своей подруги сюрприз. Приехал в студенческое общежитие пораньше, думал, она ещё на занятиях. —?Мастер-класс по oral-speaking! —?выпалил Ксавьер. —?Но ты не понимаешь всю абсурдность,?— обратился уже к Тому. —?Он,?— кивнул на Тони,?— считает себя виноватым. —?Мать твою, ты себя слышишь? —?отвесил он ему пощёчину и опять разразился пламенной тирадой на тему женщин и их сущности.Хоть мне и было что сказать, я предпочёл занять позицию слушателя. А вот Том был абсолютно спокоен, поддакивал разглагольствованиям Ксавьера, будто они выбирали, какую пиццу заказать. Наверное, из нас четверых, Том?— самый невозмутимый в спорах о женщинах. Он знал, они такие, какие есть, поэтому просто пользовался ими, не пытаясь что-то изменить. Тони же, очевидно, получил недостаточное количество шишек, чтобы наконец научиться уворачиваться от удара.Я же молчал не потому, что был с ними не согласен, напротив,?— сам с собой боялся быть честным. И от осознания справедливости их слов было противно и тошнотворно. Я бы встал перед Богом на колени, моля о прощении за собственные клеветнические мысли, не будь в них ни капли правды. Не знаю, какой была бы Эли, если бы не болезнь. Мне стыдно за то, что я думаю сейчас об этом. Почему-то кажется, сложись всё иначе, она бы ничем не отличалась от современных девиц.—?Ты чего? —?прокричал вслед Том, когда у меня не осталось сил, слушать Майера.Хотел пойти умыться, но в коридоре столкнулся с Эли, выходящей из ванной. Она обеспокоенно посмотрела, а меня едва не вывернуло наизнанку от самоотвращения. Я бы сошёл с ума, если бы жил с Ксавьером. Уж лучше придерживаться убеждений Тома и воспринимать реальность такой, коей она существует. Я корю себя за мысль о том, что я даже был рад (знаю, совесть изожрёт меня изнутри и за это слово) тому, что Эли больна. Мне стыдно, бесконечно, непередаваемо, стыдно. За эту отравленную мысль мне придётся встать на колени не только перед Богом, но и перед самой Эли.—?С тобой всё хорошо? —?взволнованно заглянула она мне в глаза. —?Сделать чаю?Я утвердительно кивнул и закрылся в ванной. Стоял под струями воды, вспоминал давнишний философский разговор с Томом о женщинах. Он тогда пошутил, что, обладай он безграничной властью, запретил бы женщинам собираться в ?стаи?. Потому что, когда они вместе, их мыслями управляет Сатана. Возможно, слишком категоричное заявление, но не лишённое крупиц здравомыслия. Я был рад и тому, что вокруг Эли не кружились стервятники-подруги, своими истошными голосами перекрикивающие голос разума. Она всё ещё была тем ?бледным пятнышком в море грязи? (кажется, так я выразился тогда в парке, когда выпал первый снег). Она всецело принадлежала мне. Её мысли, её страхи, её желания?— я не хотел подпускать к ним ни Сатану, ни его приспешниц. Теперь уже я сам собственноручно возводил когда-то мною и разрушенные защищающие её стены, но уже находясь внутри крепости вместе с ней. Крепости, не гробницы. Я не собирался муровать нас, лишая всех связей с внешним миром.61Когда вошёл в кухню, Жюльет обрабатывала порезы Тони, объясняя ему на плохом немецком последовательность действий, когда, в следующий раз, он будет перевязывать запястье сам. Ксавьер стоял рядом и дублировал её слова. Том и Рене ушли в студию, вот-вот на репетицию приедут какие-то музыканты.—?Ну, и мы пошли,?— сказал Ксавьер, как только Жюльет закончила процедуру. Я даже и спросить не успел, куда они собрались. Ксавьер, прихватив пакет с бинтами и мазями, тут же добавил:?— За его вещами и в Берлин.Опять стало противно от осознания того, что теперь он будет нянчиться с Тони, как некогда возился со мной. С другой стороны, произошедшее с Тони совершенно не похоже на мой случай. В отличие от меня, Тони знал, почему оказался выброшенным за борт. И его правда была более ядовитой, чем моя.Но знания делают нас сильнее. Никогда я не вернусь к уровню своего декабрьского безрассудства, и он спустя время навсегда лишится своей подростковой наивности. Даже его лицо обретёт иные черты: если сейчас он походил на какого-нибудь простодушного пса, то позже превратится в недоверчивого шакала. Вот так люди черствеют и каменеют. Мы словно мягкая глина. Позволяем другим играть с собой, вылепливать сосуды, полагая, что их непременно чем-то заполнят, дополнят. В итоге же оказываемся обожжёнными, опустошёнными, брошенными пустыми, а то и вовсе разбитыми.Они уехали. Мы остались втроём, стали обсуждать душевные переживания Тони. А потом и я, и, кажется, Жюльет и Эли, почувствовали, что говорим далеко уже не о Тони, а обо мне, об Эли, о нашем расставании. Повисло неловкое и неприятное молчание. Жюльет первой нашла выход из сложившейся ситуации, спросив меня о родителях. Я сказал, что отец живёт в Вольфсбурге, мать с семьёй старшего брата?— в Мюнхене. Мать вот уже пару лет как на пенсии, отец же после сокращения штата инженеров завода продолжил работать, но в должности охранника. Вероятно, потому что попросту сопьётся, если останется один на один с собственным одиночеством. Наверное, по моей интонации Жюльет с лёгкостью смогла прочесть обо всех наших семейных склоках, оттого и поинтересовалась, как часто я вижусь с ними. Я ответил ?нечасто?, и мне вдруг стало за себя стыдно. Но я не успел погрузиться в самокопания, потому что Эли спросила, есть ли у меня детские фотографии.Пара альбомов где-то точно была. Но куда я их засунул, когда только въехал сюда, уже и не помнил. Скорее всего, на чердаке. Попытался отмахнуться, что, мол, их долго искать, но Эли резонно заметила, что мы никуда и не спешим. Я сдался, и мы вместе с ней полезли наверх.—?Столько всякой всячины,?— сказала она, рассматривая расставленные повсюду коробки, старые стулья, поломанные гитары, дырявые барабаны, какие-то провода, четыре лысых шины, мой велосипед, десятки пустых банок из-под маминых маринадов, которые я так ей и не отвёз. Здесь даже была ванна, о которой я напрочь запамятовал, а ведь когда вместо неё установил душевую кабину, собирался сдать на металлолом.—?Всё руки не доходят выбросить весь этот хлам,?— ответил я. —?Думаю, раз теперь у меня появился помощник, разгребём всё в ближайшее время. Спустим стол. Сделаем из чердака жилую комнату или две,?— решил я осторожно затронуть тему будущего, пока Эли рылась в коробках в поисках альбомов. —?В одной сможет жить твоя мама, когда будет приезжать погостить, из другой вышла бы уютная детская,?— покосился я на неё, застывшую на месте с какой-то тряпкой в руках. Кажется, я даже услышал, как её сердце забилось быстрее. Но я хотел это сказать, хотел показать, что, несмотря ни на что, думаю о нас, строю планы. —?Эли? —?обнял я её, заглянув в перепуганные глаза. Она молчала, лишь зрачки лихорадочно метались по моему лицу. —?Давай, поедем к тебе, соберём все твои вещи и перевезём их ко мне? Сейчас. М? —?коснулся я губами её виска.—?А мама? —?выдохнула она, а я невольно улыбнулся, так как полагал, что она произнесёт что-то вроде ?ты опять торопишь события?.—?По-моему, она не имеет возражений,?— ответил я.Но, оказалось, дело было в том, что Эли не хотела оставлять мать одну до отъезда. Считала это неправильным. Утром в четверг Жюльет летит в Париж по работе, а оттуда уже вернётся в Монреаль. Может быть, я вёл себя эгоистично, может быть. Однако я и дня больше не мог провести вдали от Эли.Тогда я сказал, что нам следует поговорить с Жюльет. Эли утвердительно кивнула, но решила намеренно оттянуть время, продолжив шарить по коробкам. К счастью, альбомы отыскались быстро, и мы покинули пыльный чердак.Из кухни пахло чем-то аппетитным. И этот витавший по дому пряный аромат, словно магические чары, вытеснял запах недавних медикаментов и зловонных мыслей, отчего на душе вдруг стало необъяснимо спокойно. Жюльет пригласила нас к столу, спросив всё ли в порядке. Неужто мы выглядели так, будто что-то произошло? Я отрицательно мотнул головой и, положив альбомы на стол, подошёл к раковине, чтобы отмыть пальцы от пыли и паутины. Эли же, повторила слова матери, ответив ?что-то произошло? и озвучив моё предложение. За шумом воды мне даже подумалось, что, может, я не расслышал её слов или и того вовсе ослышался. Совершенно не ожидал от неё первого шага. Перекрыл воду. Нет, уши меня не подвели?— Эли взяла инициативу на себя, заговорив о переезде ко мне. Брови Жюльет мгновенно изогнулись, из-за чего лицо сделалось непривычно обеспокоенным, а каким-то паникующим.Мы проговорили, верно, час. И этот наш разговор практически ничем не отличался от разговора между мной и Жюльет у неё в кухне. Хотя перед дочерью она была не столь резка в своих выражениях, нежели передо мной. Она в очередной раз заявила о страхах и опасениях. Говорила, боится не оказаться рядом, если Эли понадобится помощь. Просила не прерывать терапию, отнестись к ней серьёзно. Эли же хоть и успокаивала мать, обещая следовать её указаниям, звучала неубедительно. Или мне это только показалось. Когда закончили с обедом, я предложил поехать за вещами, а Жюльет, посчитав, что переезд не касался сегодняшнего дня, то ли удивилась, то ли огорчилась. Я сам даже на секунду растерялся и запутался в нужных словах. Но когда и Эли поддержала меня, в замешательство пришла Жюльет.—?Я могу остаться с тобой, если ты… —?посмотрев на мать, неуверенно начала Эли, и тогда подключился уже я, попросив Жюльет провести эти три дня вместе с дочерью и со мной. Она отказалась.Не знаю, что именно стояло за этим отказом. Однако почувствовал я себя отвратно, как если бы пытался отнять у неё дочь. Стал убеждать её в том, что действительно хочу этого. Говорил, что оказаться окружённой любящими людьми пойдёт Эли на пользу. Не понимаю, что смущало Жюльет. Порой она бывала до неприличия прямолинейна, сейчас же в ней взыграли какие-то предрассудки. Последний оставшийся у меня аргумент всё же возымел над ней силу. Я вооружился её же словами о семье. Сказал, что в следующий раз она увидится с дочерью только в июне или июле, значит, до того нам нужно быть рядом. Мне бы не хотелось, чтобы Жюльет сидела в квартире бабки, как в каком-нибудь хостеле, как если бы мы были ей не рады.62 Этот ?переезд? не занял и часа, потому что все вещи Эли до сих пор находились в чемодане, лежащим у её кровати. И, пока она опустошала ящик с расчёсками, заколками и тому подобным барахлом, во мне зародилась неприятная мысль о том, что, возможно, она не разобрала чемодан лишь по той простой причине, что, несмотря на наши доводы, не отбросила свою ?благородную? идею, а держала её в качестве запасного плана. И я вдруг вспомнил её небрежно произнесённую фразу на последнем сеансе психотерапии. Доктор Хентшель рассказывала о ?естественных антидепрессантах? стимулирующих выработку ?гормона хорошего настроения?, а именно?— о спорте. Она отмечала его положительное влияние на состояние Эли. Говорила, что если у неё хватает сил на регулярные занятия, очевидно,?— депрессия не усугубляется. ?При клинической же депрессии человек с кровати едва подняться может. И тут, чтобы повысить уровень серотонина, необходимы лекарственные средства?.Вероятно, после совета Жюльет, я стал подмечать не только ?мелкие детали?, но и цепляться за любую информацию, которую мог трактовать двояко. И вполне может быть, что в ответе Эли не крылось ничего страшного, как мне подумалось тогда, ведь ни доктор Хентшель, ни доктор Нойберт не заострили на её словах особого внимания. Или мне опять это только так показалось. А они просто не подали виду, на самом же деле с лёгкостью прочли зашифрованное послание Эли. ?Моё тело станет совершенно бесполезным, если я брошу тренировки?,?— отмахнулась она, когда доктор Хентшель спросила о мотивации. И в ту секунду мне захотелось задать Эли уточняющий вопрос: ?Бесполезным для чего?? Но раз этого не сделали врачи то, и я решил промолчать. Может быть, зря. А может, из-за того, что последние дни мы провели с ней вне дома, у неё не хватило времени на возню с вещами, а я просто себя накручиваю.Когда вернулись обратно, наткнулись на Тома и ребят-музыкантов. Они стояли у двери в студию, курили, о чём-то бурно спорили и хохотали во все глотки. Заметив меня, вытаскивающего из багажника чемоданы, прокричали, нужна ли помощь. Я отрицательно мотнул головой. Парни продолжили гоготать, а мои недавние тревоги будто растворились в их приподнятом настроении.—?Вы можете разложить свои вещи здесь,?— указал я Жюльет на комод рядом с диваном. —?Три верхних ящика пусты, специально на тот случай если приезжает погостить родня. —?А шкафом в спальне, займусь сейчас,?— обратился я уже к Эли и направился в комнату. Но она остановила меня на полпути, обняв и сказав, что ?это не к спеху?.И, глядя на её чемодан, стоящий у двери, мне почему-то снова вспомнился роман Кундеры. Но на сей раз не строчка о спасении брошенного ребёнка, с коим он сравнил свою героиню, а её чемодан ?большой и невероятно тяжёлый?, который являлся ?всей её жизнью?, оттого главный герой и боялся привезти его в свой дом.Я же испытывал противоположные чувства. Мне казалось, что если одежда Эли не заполнит ящики моего шкафа, если чемодан не будет разобран прямо сейчас, произойдёт что-то непоправимое, и утром он исчезнет. А с ним и вся моя жизнь. Поэтому, я всё-таки настоял на том, чтобы мы не откладывали это до следующего дня.—?Если хочешь, мы можем превратить кабинет в гардеробную,?— сказал я, завалив кровать горой сценических костюмов.Эли только улыбнулась, носом кивнув на небольшую стопку своих вещей, которая уместилась бы на двух полках. Очевидно, я неверно рассчитал требуемое пространство, и, притащив стремянку, принялся складывать костюмы в верхние полупустые отделения.Какие-то часы и весь мой мир перевернулся с головы на ноги, стал организованным и наполнился новым смыслом. Давно я не чувствовал себя так спокойно, как в эту минуту. Время было около шести. Мы, переодевшиеся в удобную домашнюю одежду, сидели на диване в гостиной. Я листал альбом, рассказывал о людях и событиях, запечатлённых на фотографиях, что были сняты, наверное, лет двадцать назад. Но делал это не с таким энтузиазмом, коим была наполнена Эли, вспоминая об отце, его родителях, родителях Жюльет и остальных многочисленных родственниках. Когда же к беседе подключалась Жюльет, её вопросы звучали так, словно я сейчас находился на сеансе психотерапии. Однако это совершенно не вызывало неприязни, наоборот, ей получалось вывести меня на откровенный разговор. Я рассказывал о вещах, которыми стеснялся поделиться даже с Томом, хотя, казалось бы, тот знал меня как облупленного. И пока я перечислял какие-нибудь ?сухие? факты из своей биографии, Жюльет спрашивала о моём отношении к ним. А потом я вдруг неожиданно для себя понял, что уже давно не держу зла на родителей за своё испорченное скандалами детство. Я винил их за столько всего, что и не вспомнить. Спрятавшись за высокой горой обид и тупого упрямства, я намеренно избегал общения с ними. И только сейчас увидел, что гора оказалась-то барханом, а ветер со временем сдул весь её песок. И что теперь? —?вот он я, стою посреди этой пустыни своих развеянных обид. Один. Я так редко навещал родителей не из-за того, что злился на них, а потому, что не мог простить себя, за то, что не простил их раньше. И это тягостное чувство вины, обрушилось на меня лавиной самопрезрения. Жюльет же, по всей видимости, подметив это, стала ободрять банальными словами о том, что все мы люди, и все мы не идеальны. ?Главное, суметь исправить ошибку, пока ещё есть время?.—?Когда я была моложе, голова была забита совсем иными мыслями. Я работала так много, что и не замечала, как работа с каждым годом отдаляла меня от семьи,?— излишне виновато взглянула она на Эли, но та лишь поддержала мать, сказав, что медицина?— благороднейшее занятие.Вот в чём наше различие?— родители Эли проводили с ней мало времени, но всегда были рядом. В моём же случае наоборот: родители всегда находились в соседней комнате, но их никогда не было со мной.—?Может, посмотрим какую-нибудь старую добрую комедию? —?сказал я, потому как этот нескончаемый поток негатива уже порядком достал. Эли согласилась, и я, предлагая ей самой выбрать кино, кивнул на три длинных полки под телевизором, заставленных DVD-дисками.63—?Я уже привык к тому, что фильмы она никогда не досматривает до конца,?— усмехнулся я, когда Жюльет посмотрела на Эли, заснувшую на моих ногах, как на подушке.—?Она не спала до самого утра. Тебе тоже нужно отдохнуть,?— прошептала Жюльет, хотя я на удивление не чувствовал утомлённости.Отнёс Эли в постель. Затем позвонил Ксавьеру узнать, как у них дела. Тот коротко ответил: ?Всё хорошо?. Сказал, что запихнул Тони в кабинет психолога, а сам ждёт его в приёмной, и у него ?всё под контролем?. Собственно, это меня и тревожило. Ксавьер, привыкший не ?перегибать?, а ?ломать палку?, может всё усугубить своей неприкрытой прямотой. Тони сейчас слишком болезненно реагирует на любые советы извне.—?Я буду в студии… —?заглянул я в гостиную к Жюльет. —?Там пол нужно отмыть. Может, поработаю, отвлекусь. Вернусь?— разбужу Эли, чтобы она приняла лекарства. Жюльет, вы не стесняйте себя ни в чём.—?Штэфан, так нельзя,?— серьёзно произнесла она, осуждающе покачав головой. Честно говоря, я не понял, что она имела в виду, поэтому, вопросительно пожав плечами, прошёл в комнату. —?Давай поговорим,?— кивнула она на диван,?— как врач с пациентом.—?Думал, это идёт вразрез с вашей врачебной этикой,?— всё же сел рядом, попытавшись скрыть в своём тоне нотки нервозности. Жюльет тяжело вздохнула, протяжно выдохнула, но ничего на это не ответила. Я тоже молчал, смотрел на неё и невольно прокручивал в голове все недавно произнесённые мною слова, пытался понять, где и в чём ?прокололся?.—?Ты совершенно не думаешь о себе,?— вполголоса произнесла она, а потом завела долгую нравоучительную лекцию о правильном режиме сна, питания и физических нагрузок. —?В первую очередь ты должен научиться заботиться о себе.—?Я чувствую себя хорошо,?— парировал я. Жюльет не согласилась и стала комментировать мои синяки под глазами так, словно я не спал четверо суток.—?Штэфан, я понимаю мотивы твоего желания всё держать под контролем, но так не-ль-зя,?— раздробила она на слоги слово. Брови её сурово изогнулись над непроницаемо карими глазами, и она приложила указательный палец к губам, то ли обдумывая что-то, то ли не позволяя себе нарушить свою же ?этику?. —?Я слышала твой разговор в коридоре. Как Тони?—?В кабинете психолога,?— коротко бросил я, всё ещё не понимая её туманных расспросов. —?Тогда почему ты думаешь, что твой друг может ?сделать только хуже?, ведь ты так сказал? —?Я утвердительно кивнул. —?Раз он привёл Тони к специалисту, то, вероятно, прекрасно осознаёт, что сам, в одиночку, не справится.—?Считаете, что мои волнения за Тони являются отклонением от психологической нормы? —?спросил я, а Жюльет засмеялась.—?Прости,?— продолжая улыбаться, произнесла она. —?Не волнения, а чувство вины. Хоть оно и свидетельствует о здоровой психике, однако важно уметь распознать реальное чувство вины от мнимого.—?Я чувствую себя виноватым?Жюльет сделала глубокий вдох, как будто бы перед прыжком с трамплина в воду. И в эту самую секунду я догадался, о чём сейчас она заговорит: о проблемах, волочащихся из моего детства.—?Ты чувствуешь себя виноватым,?— со всей серьёзностью повторила она. —?Беспомощным, потому что не смог ничего изменить. Но чувство это тобой надуманно. И проблема в том, что переживаешь ты так, словно и вправду виноват. А вот чувство вины Эли перед тобой, хоть и переросло в самобичевания, является истинным. Ты же накручиваешь себя, может, даже ругаешь за то, что не оказался рядом с Тони. Штэфан,?— с грустью в глазах взглянула она,?— я тоже не исключение. Но важно разобраться в механизмах происхождения данного ощущения, иначе ты совсем замкнёшься на прошлом и не сможешь грамотно действовать в настоящем.Почему-то её слова о зацикленности на прошлом, напомнили мне консультации с картавым психологом Ксавьера в январе. И я уже приготовился услышать следующее её предложение, начинающееся с фразы ?деятельная личность должна?, но ошибся, Жюльет произнесла ?сбалансированная личность умеет?.—?Всё начинается с осознания. Ошибка Тони, это его ошибка,?— выделила она слово. —?Так почему страдаешь ты?Пока она не задала этот вопрос, я даже и не замечал того, что ?страдаю?.—?Местами я действительно излишне эмоционально реагирую на некоторые события. Всё оттого, что они мне неподвластны.—?Ты осознаёшь это?— и это хорошо,?— одобрительно улыбнулась она, а я почувствовал себя так, будто, не выучив экзаменационные билеты, всё равно умудрился дать верный ответ на заковыристый вопрос преподавателя.—?Почему-то был уверен, что эта лекция непременно затронет моё детство,?— усмехнулся я.—?Можем поговорить и об этом, или можешь обсудить это с доктор Нойберт завтра,?— тон её голоса вновь стал серьёзно-заботливым. И, несмотря на то что я сказал так в шутку, на миг и впрямь задумался: стоит ли мне ворошить детские воспоминания для того, чтобы разобраться в комплексах и проблемах настоящего?—?Полагаете нужно? —?посмотрел я на неё, пытаясь прочитать ответ на её лице прежде, чем тот сорвётся с губ. Но Жюльет его не озвучила, согласилась одним взглядом.—?Сейчас тебе нужно отдохнуть. Ложись спать. Пол в студии подождёт до завтра. Или я могу…—?Нет, не нужно,?— возразил я. Так моё чувство вины лишь усилится. —?Только помогите разобраться с лекарствами для Эли. Жюльет снова кивнула, и мы направились в кухню, где она вручила мне блюдце с тремя таблетками из каждой упаковки и стакан воды.Ещё раз сказал, чтобы она чувствовала себя как дома. А сам направился в комнату.Кажется, Эли спала всё в той же позе, что я её и уложил. Но вот я точно не засну при таком назойливом свете. Время девять, а солнце вовсю слепит расплавленным золотом. Опустил жалюзи, но ощущение ?дня? не исчезло. Осторожно растянулся рядом. И вроде бы всего на минуту закрыл глаза, как вдруг будильник запищал где-то под ухом: десять часов. Разбудил Эли. Она даже не поняла, что находится у меня.—?Нужно принять лекарства,?— протянул я ей таблетки и стакан с водой. —?Как ты себя чувствуешь?—?Жарко,?— сняла она кофту. —?Я заснула, да? —?скорее, утвердительно прозвучал вопрос. —?Я могу принять душ? —?не знаю, с чего это вдруг она спросила разрешения, но я кивнул, сказав, что все полотенца в шкафу в ванной.В следующий раз будильник прервал мой сон в половину восьмого. Очевидно, я вырубился раньше того, чем Эли вернулась из душа обратно в постель. Сейчас она спала рядом?— прячась в одеяле так, что только одна голова торчала. Я хотел было разбудить её, но едва коснулся плеча, тотчас отдёрнул руку, решив насладиться гармонией момента. Минуты спустя, словно из-за давящей тяжести моего пристального взгляда, она открыла глаза, улыбнулась и, придвинувшись ближе, закинула на себя мою руку, как если бы это было одеяло.—?Доброе утро,?— сказал я, зарывшись носом в её взъерошенных волосах, пахнущих чем-то невероятным, опьяняющим и сладким.—?Доброе утро? Ты же говорил, нельзя показывать утру понедельника, что ты счастлив,?— повторила она некогда произнесённые мной слова.Правда утро, о котором тогда говорил я, было туманным, дождливым и хмурым, в точности как моё настроение, из-за того что я не выспался. Но сейчас солнечные зайчики, проскакивая сквозь щёлки жалюзи, бегали по стене, играли с тенью листвы и наполняли день счастьем, несмотря ни на понедельник, ни на события последних дней. Я смотрел на сонную Эли и пытался убедить себя в том, что мы и завтра проснёмся вместе, и сегодня вечером ляжем спать вместе, в мою кровать. И это ?вместе? будет теперь всегда. Почему только рядом с ней я чувствовал себя дома, как дома?—?Почему ты меня останавливаешь? —?сорвался голос на хрип, когда она перехватила мою руку, не позволив пробраться под шёлк её пижамы.—?Мама услышит,?— прошептала она, тихо простонав, когда мои пальцы всё же коснулись её живота. Но в эту секунду, ощущая своей кожей тепло её кожи, мне было плевать на всё, что существовало по другую сторону стен комнаты.64Жюльет, по всей видимости, проснулась ещё раньше нас, потому как, выйдя из душа, мы унюхали запах еды и, кажется, убежавшего молока.Сели за стол, точно два подсудимых, хотя Жюльет на нас и не смотрела, говорила с кем-то на французском по телефону, параллельно наливая в стоящие перед нами чашки какао. Эли давила в себе улыбку, прожигая меня томным взглядом, словно мы и вправду совершили нечто преступное, из-за чего мне даже на миг стало стыдно. Если каждое наше утро будет начинаться подобным образом, возможно, помощь психотерапевтов уже и не понадобится.Несмотря на вчерашний разговор, с доктор Нойберт я так и не решился поделиться своими детскими переживаниями, которые, по словам Жюльет, мешали мне в настоящем. И мы целый час проговорили обо мне и Эли. Я рассказал о том, что всё же настоял на её переезде ко мне. Расспрашивал, как правильно себя сейчас вести, раз её паранойя, касаемо моего нечаянного инфицирования, не отступает. Говорил, что совершенно не понимаю её опасений. Ведь Эли лучше меня знала, насколько ничтожен процент заражения. Доктор Нойберт повторяла за Жюльет ?не нужно торопить события?, ведь, в отличие от меня, у Эли не было даже опыта ?совместного проживания?. И всё что мне оставалось?— кивать в знак понимания и согласия.Вернувшись из клиники домой, я хотел предложить Эли и Жюльет поехать к морю. День стоял жаркий. Но Жюльет сидела в кухне за столом перед раскрытым ноутбуком, с серьёзным выражением лица разговаривала с кем-то по веб-камере и что-то записывала в блокнот.—?Не будем мешать,?— сказал я, и мы направились в студию.Внутри было прохладно, оттого что работали кондиционеры. Рене инструктировал юных музыкантов в комнате звукозаписи. Я поинтересовался, нужна ли помощь,?— ответили ?нет?. Ещё до отъезда Тони мы распределили работу между нами тремя, и сегодня моя ?смена? лишь с пяти. Думал забрать запачканный кровью ковёр, но вдоль стола пол был голым.—?Том его выбросил,?— поймав мой взгляд, ответил Рене.Может, оно и к лучшему. С годами я становлюсь чрезмерно суеверным.—?Все репетиционные заняты? —?Рене кивнул.Чем ближе школьные каникулы, тем чаще по утрам в студии заседают подростки, так как вечерние часы давно отданы группам, репетирующим тут на постоянной основе.Очевидно, музыкой мы сейчас не займёмся. А вообще было бы неплохо до четверга придумать что-нибудь для празднования дня рождения Тома и Ксавьера, дабы ещё успеть прогнать материал с Лео и Хагеном.Тогда мы решили поехать в тренажёрный зал. После двухчасовой изнурительной тренировки, у меня едва хватило сил открыть дверь машины. После прошлой бессонной ночи мне и в самом деле нужно научиться грамотно рассчитывать нагрузки. Мышцы рук и ног то и дело потрясывало, а в ушах глухо шумело. Сейчас я с удовольствием выпил бы один из тех белковых коктейлей, что готовит Ксавьер.Завернули по пути домой на рынок, купив свежей клубники. Вспомнили наши тыквы. Эли всё ещё виновато опускает глаза. Вот о чём мне следует поговорить с доктор Нойберт в среду: как прекратить самобичевания Эли, чтобы они не вызывали и во мне ощущение ?мнимой? вины. Иначе мы оба бегаем по замкнутому кругу. Изо дня в день эмоции то устремляются вверх, то падают вниз. Ничего не меняется, а должно. ?Тебе следует конкретизировать вопросы, тогда увидеть ответы станет проще?,?— говорила Жюльет. Я покосился на Эли: переключив трек диска, она склонила голову над картонной коробкой с клубникой, сладко пахнущей на весь салон. Конкретизировать вопросы… как должно всё меняться? Нет, не тот вопрос. Что я подразумеваю под словом ?меняться?? Вот, оно. Каких изменений я жду, если взлёты и падения меня не устраивают? Выходит?— прямая линия? точно остановившееся сердце на кардиограмме. Да уж… получается, без скачков не обойтись. Тогда пусть они будут вне колеса, даже если то и катится вперёд, мы не чувствуем новизны эмоций, лишь один зацикленный страх.—?О чём задумался? —?спросила Эли, подсунув пузатую ягоду мне под нос.—?О том, что мы забыли купить молоко и творог,?— улыбнулся я.65Солнце беспощадно палило с самого раннего утра. На небе?— ни единого облачка. День был непереносимо жарким, поэтому из дома мы так никуда и не выбрались, хоть я и планировал ранее. Оказавшись в кухне в спасительной прохладе кондиционера, и на меня, и на Эли накатила волна дикой физической усталости. Жюльет дотошно расспрашивала про утренние сеансы терапии: нравится ли нам отношение врачей, как мы себя чувствуем в их присутствии и тому подобное. А мы только и могли что сонно угукать, поочерёдно зевая и потягивая коктейли. Ощущение было такое, как если бы за все те эмоционально-изнурительные дни, организм просто закоротило. Даже несмотря на то что мы выспались, глаза почему-то закрывались.—?Пойдите вздремните,?— не выдержала Жюльет, когда мы проигнорировали её очередной вопрос. Однако советом пренебрегать не стали и отправились в спальню. Совершенно не понимаю, почему тело отключалось.Я спал так крепко, что не помнил ни как звонил будильник, ни как я его отключал. Меня разбудил оглушительный грохот, словно где-то упало что-то очень тяжёлое. На часах?— 17:07, за окном?— пасмурно. А спустя мгновение небо озарила белая вспышка света, и вслед за ней раздался раскатистый треск, на сей раз разбудивший Эли.Меж устрашающе грузных туч то и дело проносились стрелы молний, громыхало так, словно все эти чёрные глыбы вот-вот обрушаться на землю. Но здесь, внизу, всё было на удивление спокойно: ни ветра, ни движений листвы. Как будто мы проснулись раньше, чем это сделал мир. Я спустился в студию. Взял плату за аренду с музыкантов, отомкнул им репетиционные и вернулся обратно. Эли сидела с матерью в кухне, та, что-то печатала, изредка посматривая на экран ноутбука.—?Ты голодный? —?спросила Эли. Я утвердительно кивнул и, сев у окна поинтересовался, чем занимается Жюльет. —?У неё скоро сессия,?— ответила Эли, достав из холодильника какие-то кастрюльки.Над крышей прокатился раскат грома, и в тот же миг хлынул дождь. Я выключил кондиционер и открыл окно. Однако вместо приятной свежести, внутрь ворвался пока ещё раскалённый воздух и пыль.—?И много в вашей армии ?светлых умов?? —?обратился я к Жюльет, но Эли опередила её с ответом, сказав, что Жюльет и является одним из ?умов?.—?Да ну?! —?невольно удивился я.—?И вот докажи, что учиться никогда не поздно,?— улыбнувшись, кивнула Жюльет на дочь.—?Это другое,?— возразила Эли, щёлкнув таймером микроволновки. —?Я давно… —?вдруг замолчала она, когда стёкла в раме зазвенели и затряслись от раздавшегося в небе хлопка. И тогда я переключил внимание с неясного будущего Эли на настоящее Жюльет. Стал расспрашивать её об учёбе, занятиях, как если бы что-то в этом смыслил. Оказалось, когда я в первый раз встретил Жюльет в госпитале Нотр-Дам в окружении интернов, посчитав, что она курирует над ними, ошибся, впрочем, уже как обычно. Жюльет просто проходила там медпрактику. А сейчас с таким невероятным самозабвением и сосредоточенностью она писала какую-то научную работу по неврологии, что и я решил не сидеть без дела.66—?Штэф, я не понимаю! Не понимаю, что ты от меня хочешь! Легато, стаккато, глиссандо! Это какие-то названия кофе! Я тебе говорила?— из этой затеи ничего хорошего не выйдет.?— Эли маршировала по кабинету от двери к окну и обратно.—?Давай попробуем ещё раз,?— нажал я на клавиши синтезатора, пропев ноты. —?Теперь ты. —?Она остановилась у стола и с недоверием посмотрела на меня. —?Хорошо, давай вместе. До-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре-до,?— пропел я один. Эли всё продолжала сверлить меня своим свинцовым взглядом. —?Ну что не так?—?Я так не могу. Не могу! —?всплеснула она руками. —?Эти ?до-ре-ми?, ?ми-ма-ма?! —?прокричала она, опять зашагав вдоль стены. —?У меня не получается. Я не понимаю, что делать.—?До этого же получалось. Стань ровно, следи за дыханием и не бегай из угла в угол.—?Вы ругаетесь? —?обеспокоенно спросила Жюльет, заглянув в комнату.—?Учимся петь,?— ответил я, хотя, кажется, уже и ругаемся. —?Мы вам мешаем? —?Жюльет отрицательно мотнула головой и закрыла за собой дверь.—?Там дождь закончился, может… —?заглохло окончание предложения в звуках очередной музыкальной распевки. —?Хорошо,?— встав напротив меня, протянула она. —?Мы попробуем ещё раз, если ты перестанешь умничать.—?Я умничаю?!—?Пф! —?вздёрнула она носом.—?Пф-ф,?— выдохнул я.Однако следующие два часа прошли весьма продуктивно. Мой учитель по вокалу в своё время любил повторять: ?Голос есть у каждого, но не каждый умеет им управлять?. Я придерживаюсь того же мнения. Всегда и во всём главное?— практика. При желании Эли научилась бы петь довольно сносно. То, что я слышал на видео со школьным спектаклем, мне понравилось. Но, очевидно, при постановке их цыганского полу мюзикла работе над вокалом ?актёров? уделялось недостаточно внимания.67После прошедшего дождя температура значительно упала. Даже в доме стало как-то слишком холодно, поэтому, надев толстовки, мы вернулись в гостиную к Жюльет, где проговорили о музыке и всякой разной ерунде до полуночи. Завтра первый день, когда нам не нужно никуда ни ехать, ни спешить, ни о чём заботиться. Неописуемо приятно осознавать то, что мы имеем полное право бессовестно проваляться в постели до самого обеда.Но, как назло, мой организм проснулся на автопилоте ровно в восемь. За окном было пасмурно, но сухо: ни луж на дороге, ни мокрой листвы. Как ни старался, заснуть не получалось. Эли же, спала так крепко, что даже и не шевельнулась, когда я переложил её голову со своей груди на подушку. Нехотя всё же поднялся. Позвонил Тому и Ксавьеру, поздравил их с рождением. Узнал, что празднование перенеслось на воскресенье из-за дел студии. Сказал, чтобы Том заходил вечером, но он уехал в Вольфсбург к семье. А Ксавьер находился у своих стариков в Дельменхорсте.Жюльет тоже встала, сидела перед распахнутым окном у кухонного стола, клацала по клавиатуре ноутбука. Позавтракали с ней овсяной кашей, и я пошёл в студию. Думал попробовать сочинить какую-нибудь незамысловатую песню для воскресной вечеринки, но едва спустился с порога, как длинные травинки газона защекотали щиколотки. И вместо гитары я взялся за газонокосилку. Убил целый час, но всё же придал лужайке вокруг дома подобающий вид, вдобавок, пока работал, в голове вдруг зазвучали мелодии и обрывки фраз новой песни. Поэтому, когда я таки добрался до репетиционной, потратил часа два на то, чтобы материализовать идеи из головы в звуки и слова. Давно у меня не получалось сочинять музыку так быстро. А возможно, тому причина заурядность мелодии и текста.Утро прошло плодотворно. Когда же я поднялся на обед, Эли только завтракала. Я и не помню, чтобы она вообще спала так долго. По всей видимости, после вчерашнего ?короткого замыкания?, успело восстановиться лишь моё тело. Эли выглядела болезненно изнурённой.—?Я написал песню ко дню рождения, позже попробуем разучить? —?посмотрел я на неё. Эли коротко кивнула и продолжила помешивать кофе.68Сегодняшний ?урок? вокала проходил без криков и нервотрёпки. Признаю, может, вчера я и вправду изъяснялся слишком мудрёно, отчего Эли было сложно меня понять. Но я никогда и не ставил голос кому-то, незнающему основ теории музыки. Как правило, даже репетирующие в студии ?недалёкие? подростки, схватывали налету мои занудные ?заумничества?.—?Давай эту же строчку сначала.—?Ты это повторяешь в десятый раз,?— нахмурилась она. —?Может, это не моя тональность.—?Это твоя тональность. Ты перестала следить за дыханием, оттого и фальшивишь. —?Но только я ударил по струнам гитары, Эли протяжно выдохнула, села на диван рядом и, кажется, сдалась совсем. —?Я же вижу, на вдохе у тебя поднимаются плечи. А работать должна не грудь, а вот эта часть, ниже,?— положил я ладонь ей на диафрагму.—?Всё дело в одном дыхании? —?опять недоверчиво звучит её голос.—?Всё дело в дыхании,?— я начинаю походить на попугая. —?И самоконтроле. Представь, что твой голос?— это струна. Твоя задача?— следить за тем, чтобы натяжение не ослабевало. Ты можешь касаться струны, играть на ней, добавляя,?— на языке всё крутилось слово ?обертон?, но я понимал, что если произнесу именно его, Эли опять сочтёт, будто бы я умничаю,?— разные интересные призвуки, раскрашивающие твой голос. Давай с куплета, и будет лучше, если ты встанешь.Так пролетели ещё несколько часов?— незаметно и весьма результативно.—?Попробуем с микрофоном? пока нас отсюда не прогнали.?— Поставил я две стойки в центр комнаты, а акустическую гитару заменил на электро.—?Что это? —?кивнул мне Рене, когда я сыграл последний аккорд. —?Не говори, что ты это ко Дню рождения написал.—?Не нравится? —?рассмеялся я, так как понимал, текст песни невероятно банален.—?Да нет, нравится,?— улыбнулся он и, облокотившись о колонку, задумчиво почесал свою бритую черепушку. —?Был уверен, что ты не всерьёз обмолвился тогда. ?Жизнь?— игра?,?— просто и со вкусом. Давай подключим Хагена и Лео и сделаем полноценное выступление. Скажу, чтобы приехали завтра.—?Нет, только не завтра. Завтра я… мы… —?отчего-то в присутствии Эли замялся я. С утра у нас поездка в клинику, а потом я хотел провести время с Жюльет, так как послезавтра у неё самолёт. Было бы неправильным засесть с Эли в студии до самого вечера. А если Лео и Хаген приедут, репетиция затянется часов на шесть-семь, не меньше. Сначала им нужно сочинить свои партии, потом, прогнав песню пару раз, мы начнём вносить изменения во всё, что только можно. Потом песня окажется ?перегруженной? звуками, и мы начнём её шлифовать. Потом, когда всё уже вроде будет готово, кто-нибудь обязательно придерётся к тексту. А если поменяется текст?— мне захочется дополнить его вокальными пируэтами.Меня радовал тот факт, что Эли увлеклась нашими уроками пения. В глубине души я сам думал, что ?из этой затеи ничего не выйдет?. С сопротивлением, но в итоге она поверила в себя. Не знаю, что именно так сильно повлияло на неё за эти дни: сеансы психотерапии или то, что она постоянно находилась в окружении любящих людей. Хотя зачем я себя обманываю,?— ни один психолог со своей ?дипломированной помощью? не сравнится с поддержкой близких. Да и Жюльет оказалась права?— любые совместные занятия действуют на Эли терапевтически. Особенно музыка. Мне навсегда запомнились слова Эли, произнесённые ею, в тот самый день моего крайне бесцеремонного появления на её пороге с телефоном в руке и ?железным? поводом в голове. Боже, мысли я тогда хоть немного здраво, в жизни бы так не поступил. Позже, когда мы гуляли с ней по парку, и я всё выпытывал, как же так получилось, что она даже краем глаза нигде не натыкалась на имя моей группы, Эли обмолвилась, что в какой-то момент просто перестала слушать музыку, следить за новостями, обращать внимание на афиши и ходить на концерты. Мне это виделось таким же противоестественным, как отказ от кислорода или воды. В периоды своей депрессии я искал спасения именно в музыке. На какое же дно ты должен упасть, чтобы до тебя не доносилось ни звука?69Сегодня с доктор Нойберт обсуждали психофизиологическое воздействие музыки. Но сколько бы я ни спрашивал о том ?моменте?, в который Эли перестала воспринимать музыку, развёрнутого объяснения так и не получил. В ответ только слышал: ?Это вполне нормально, находясь в угнетённом состоянии, терять интерес к удовольствиям?. Я из раза в раз возвращался к теме прошлого, а доктор Нойберт всё переводила разговор на то, чем мы занимаемся сейчас. Говорила, что пение, или, как она выразилась, ?вокалотерапия?, является эффективным антистрессовым средством.Признаться, после этого сеанса я всерьёз задумался, действительно ли мне нужно выбрасывать по несколько сотен евро каждую неделю, обсуждая то, что я и сам знаю. Вот на совместных встречах мы поднимали действительно волнующие нас вопросы, но моим индивидуальным ?занятиям?, полагаю, пора положить конец.И пока Эли принимала душ, после пробежки, я спросил мнения Жюльет о том, как правильно поступить: прекратить ли мне моё ?лечение? или повременить.—?Мы так часто ездим в клинику, что у меня вопросы не успевают накапливаться. Меня лишь одно тревожит, если я всё же брошу терапию, стоит ли об этом говорить Эли или…—?Стоит,?— коротко ответила Жюльет. —?Я думаю, может, попробовать изменить схему. Со следующей недели взять по два совместных сеанса, индивидуальный для Лэли поставить раз в две недели, а для тебя?— раз в месяц.—?Можно попробовать,?— пожал я плечами.—?Что попробовать? —?вытирая мокрые волосы полотенцем, спросила Эли и, пройдя в столовую, села на кушетку перед распахнутым окном.—?Увеличить совместные встречи с психотерапевтами до двух раз в неделю,?— сказала Жюльет. Эли только утвердительно кивнула, никак не выразив своего отношения к этому предложению.—?В ванной есть фен…—?На улице печёт так, что я лучше тут посижу,?— улыбнулась она, изогнув брови и весьма многозначительно посмотрев на меня. Подобный подозрительный взгляд я видел лишь тогда, когда Жюльет отправила Эли к Гансу Краусу с пирожками, желая остаться со мной наедине. Однако сейчас я не имел в виду ничего такого. Мне не о чем было секретничать с Жюльет. Более того, раз она сама предложила сделать акцент на совместной терапии то, возможно, теперь считала, что у моих отношений с её дочерью есть будущее. По крайней мере, мне хочется в это верить.70Несмотря на изнурительно жаркий день, вечер был приятно тёплым. Мы сидели на заднем дворе с огромной миской клубники, говорили о том, что с возрастом дни рождения приносят всё больше огорчений. Если в детстве ты с волнением ждал подарков, то сейчас в состоянии купить себе всё сам. Твои запросы растут?— но, даже удовлетворяя их, особой радости не испытываешь.—?А что ещё, кроме песни, вы собираетесь подарить? —?спросила Жюльет, закинув ягоду в рот.—?Мы обсуждали это всю дорогу из клиники, но пока никаких идей.—?Может, билеты на какой-нибудь футбол? —?предложила Эли.—?Какой-нибудь,?— рассмеялся я. —?Чемпионат закончился, мы были с тобой на последнем туре. Хотя… —?Почему-то я совершенно запамятовал о грядущем Евро. Фестиваль будет шестого июня. А восьмого, в воскресенье, Германия играет с Польшей в Австрии, может, взять да и махнуть? Хотя… это даже не плей-офф. —?Нет, нужно ещё подумать.С Томом-то просто?— ящик виски, и он будет счастлив до самого Нового года, но вот Ксавьер ещё тот ценитель воспоминаний. Да я и сам такой же.Кажется, с текстом песни для праздника я прогадал. Было бы точнее написать, что наша жизнь?— не игра, а воспоминание. И как бы красиво и призывно ни звучали слова Горация, жить моментом невозможно, во всяком случае, тут, на Земле. Быть может, где-то существует какое-нибудь иное измерение, в котором момент не так мимолётен, как здесь. Здесь же миг, разграничивающий прошлое и будущее, длится час. Ровно столько нужно для того, чтобы ощутить как твои совсем ещё недавние мысли и действия запечатлелись в сознании рисунками близорукого художника. Ровно столько нужно мне, на моём вот уже четвёртом десятке лет, чтобы почувствовать прожитый час каким-то далёким прошлым.Да уж, время поразительно. Эли вернулась всего лишь тринадцать дней назад, но, кажется, будто прошёл целый месяц. Возможно, я зря сейчас ляпнул про время. Жюльет заговорила о завтрашнем дне, и настроение Эли заметно переменилось. Тогда я попытался увести этот разговор, вращающийся вокруг скорого отъезда Жюльет, к размышлениям о психологическом восприятии времени. Для любых явлений я, как правило, старался найти научное объяснение. Но вот этот феномен был для меня настоящей загадкой.—?Так и есть,?— дослушав мою философскую триаду, согласилась Жюльет. —?Человеческий мозг?— сложнейшая из всех существующих машин и единственная машина, стремящаяся изучить сама себя. Сознание?— и вовсе бездна из мрака, чем больше мы о нём узнаём, тем больше возникает вопросов. —?А потом она стала рассказывать о том, почему нам кажется, будто время течёт с разной скоростью. —?Существуют два типа субъективного времени. Первый тип называется гносеологическим. Оно метризовано ?биологическими часами?.—?Метри-чего? —?прозвучал голос за моей спиной так неожиданно и громко, что я едва не подпрыгнул со стула. —?Он это любит?— занудствовать о бренности бытия,?— похлопал Рене меня по плечу и засмеялся. Я не успел возразить, что инициатором этой научной лекции был не только я. —?Мне студию закрыть или как? —?вопросительно посмотрел он.—?Замыкай. Посидишь с нами? —?кивнул я на миску с клубникой.—?Я бы с удовольствием послушал твои разглагольствования, но только в том случае, если бы у меня назревали проблемы со сном или будь я Майером,?— вновь закатился он смехом и, махнув на прощанье связкой ключей, прокричал: ?Репетиция завтра в два?.А мы продолжили говорить о времени.—?Гносеологическое время можно назвать физическим. Однако цель гносеологии?— поиск истины, любыми существующими способами, а не только научными. Не помню, кто ввёл термин ?абсолютного времени?…—?Ньютон,?— жуя клубнику, запросто ответила Эли, изрядно удивив меня. —?На абсолютное время не может оказать влияния ни один процесс, оно то ли равномерно, то ли однородно. Вроде так выразился электрик из поезда,?— улыбнулась она. Был уверен, что эту часть его лекции Эли прослушала, потому как Мюллер рассказывал тогда столь монотонно, отчего даже мне наскучило его слушать.А сейчас я почему-то вдруг вспомнил свой школьный кабинет физики. Каким-то странным образом, если ни магическим, сперва под моим носом возник такой настоящий и такой осязаемый запах, тот специфический спутанный клубок из запахов всевозможного ?физического? барахла, заполнявшего полки шкафов нашего класса. Там были наборы для лабораторных экспериментов, катушки с проводами, коробки с электродами, какие-то металлические штуковины и даже небольшой полуразобранный кинескопный телевизор. И только после этого запаха, вырвавшегося из мрака памяти, в сознании вырисовалась сама комната: большая и светлая с тремя рядами парт, длинным учительским столом на деревянном возвышении и двумя тёмно-коричневыми досками позади. Над досками висел плакат с осью координат: прямой линией со стрелкой на правом конце и знаком ?+?, что обозначал будущее время. Собственно, стремится-то оно лишь к кресту на могиле. Какая прекрасная насмешка религии над наукой.—?Гносеологическое субъективное время возникает при доминировании левого полушария и играет главную роль в восприятии и познании объективно-реальной действительности,?— продолжила Жюльет. —?А вот при доминировании правого полушария возникает бытийное субъективное время. Именно то, что ты и описал. Такой ?научный? ответ тебя устроит? —?обратилась она ко мне.—?Моё правое полушарие доминирует над левым, из-за этого я ощущаю время по-разному? —?Жюльет коротко кивнула. Но мой вопрос был скорее утверждением. Я пытался сжать её объяснение до одного простого предложения. Однако оно всё ещё казалось недостаточно исчерпывающим. —?Вы сказали, у психически здоровых людей обычно оба этих времени совпадают. А эффекты ?ускорения?, ?замедления? и ?остановки??— это уже нарушение.—?Штэфан,?— закатилась она смехом. —?Почему каждый раз ты вынуждаешь меня поставить тебе какой-нибудь диагноз?—?А он есть?—?Есть,?— наигранно улыбнулась Эли.—?Нет! —?яро возразила Жюльет. —?Во-первых, я сказала ?обычно?. Во-вторых, ты?— здоров. А вообще, красиво ты это придумал,?— сменила она тему, кивнув на полутораметровую изгородь туи, опоясывающую территорию вокруг дома, непроницаемой зелёной стеной.—?Никогда не любил заборы. Особенно металлические, как тот, что у соседей напротив. Он напоминает мне ограду на могиле.—?А что за песню вы там вчера весь день сочиняли? —?уже обратилась Жюльет к дочери. И пока Эли пересказывала ей текст, я отправился за гитарой.Позже на звуки музыки подтянулись Эберты. Я то исполнял какую-нибудь из своих песен, то играл кавер, а в перерывах между ?выступлениями?, мы опять говорили о ней, о жизни.С заходом солнца увеличилось число противно пищащих летающих кровопийц, и мы развели костёр из брёвен для мангала. Тут же захотелось есть, но мы были настолько увлечены беседой, что готовить совершенно не хотелось. Заказали пиццу. И пока ожидали доставщика, Эли отошла принять лекарства, а я вынес из студии пару подушек и пледы и потом переместился со своего пластмассового стула на скамейку к Эли.—?Почти как в турпоходе, осталось только начать рассказывать страшилки,?— усмехнулся Йенс, потягивая пиво.—?Да и ветер что-то поднимается,?— сказала Эли, подняв голову с моего плеча и посмотрев на шумно покачивающиеся кроны клёнов.—?Кстати, о клёнах,?— не успел я договорить, как ощутил под футболкой прокравшиеся пальцы, намеренно щекочущие мой живот. —?Намекаешь на то, что это очередное занудство? —?невольно улыбнулся я, поцеловав её в лоб. —?Жюльет, вы должны знать. Как кленовый лист попал на флаг Канады?—?У меня приятель в Торонто. Странно, что никогда его не спрашивал,?— в очередной раз звуком ?э? усмехнулся Йенс.—?Там нет ничего интересного,?— отмахнулась Жюльет. —?Клёнов в стране много. Сначала какое-то баптистское сообщество выбрало его своим символом, позже он попал на герб, а с того на флаг.—?Сейчас он заговорит о Боге,?— засмеялась Эли.—?Хе,?— крякнул Йенс и потянулся за куском пиццы.Хоть во мне и вспыхнуло чувство дежавю, вызванное воспоминаниями похожего дружеского вечера в ноябре, сейчас говорить о религии я не хотел. Говорить не хотелось в принципе. Хотелось наслаждаться покоем безлунной звёздной ночи, прохладным ветром, шелестящим в листве, и теплом наших рук, сплетённых под плюшевым пледом и какой-то робкой украдкой, присущей школьникам, ласкающих друг друга.Мы разошлись по домам лишь тогда, когда тонкие струйки белого дыма перестали подниматься над дотлевшими угольками поленьев. Время было глубоко за полночь. И сон уже сбивал с ног, а воображение медленно утопало в сумеречном мире сновидений, вырисовывая жутких чудовищ из страшилок, что мы так увлечённо рассказывали добрых четыре часа.71Хоть Жюльет и приготовила нам завтрак, из-за того что Эли и я поднялись позже положенного, у нас не осталось на него времени. Мы лишь наспех умылись и, натянув спортивные штаны и футболки, выскочили из дома. Может, вчера следовало отправиться спать пораньше, но я совершенно не жалел потраченного за ночной беседой времени, отголоски которой витали по салону машины запахом костра и дыма, которыми пахли волосы Эли, всё потому что ни я, ни она не успели принять душ.Несмотря на то что в небе висели низкие пушистые облака, солнце безжалостно палило, выжигая и превращая траву вдоль обочин в жёлтое сено. Было душно. Открытые окна не помогали, а кондиционер я не решился включить. На носу фестиваль, а это значит,?— я становлюсь похожим на Эли, пугающуюся любого сквозняка. Прошлым летом я именно так и простудился?— поставив на кондиционере в студии минимальную отметку и проработав в холоде несколько часов напролёт.Из-за скорого отъезда Жюльет Эли выглядела расстроенной, а мои ободряющие речи не возымели должного эффекта, и практически всю дорогу мы просидели молча, слушая истории радио-ведущих и их ?солнечные? песни.На удивление не застряв ни в одной пробке, в аэропорт мы приехали с довольно приличным запасом времени и первым делом решили найти какое-нибудь кафе, и выпить по чашке кофе. Пока ожидали заказ, Жюльет о чём-то заговорила с Эли на французском, а я, дабы не мешать им, нашёл и для себя занятие. Достал из рюкзака Евангелие, теперь уже постоянно валяющееся там. Пролистал до десятой главы и принялся вычитывать нужную строчку. Время вылета GMT +1, ?10:35?, значит, по Матфею, стих тридцать пятый: ?…ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, дочь с матерью её, и невестку со свекровью её?. Перечитал ещё раз. Стало не по себе. Кто этот ?Я??—?Ты чего? —?кивнула мне Эли. Я лишь отрицательно мотнул головой и стал читать другие строки, окружающие ?35-ую?, надеясь понять, о чём здесь вообще идёт речь. О Христе.Я не считал себя вконец эгоистичным человеком и на один ранг с Богом никогда не ставил. Однако же когда взгляд наткнулись на местоимение ?я?, мозг машинально спроецировал его на моё ?я?. Оттого я и почувствовал себя виноватым. Такой спокойной и счастливой, как в эти три дня, что Жюльет жила с нами, я никогда не видел Эли. И если бы Жюльет переехала в Германию, я был бы только рад. Поэтому её отъезд в какой-то степени меня даже расстраивал, и я никоим образом не желал разделять её с дочерью.Нет, я точно не эгоистичней Спасителя Нашего. Подумать только:10:34: ?Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч…?10:35: ?…ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её?.10:36: ?И враги человеку?— домашние его?.10:37: ?Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня…?;10:37: ?…и кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня?.Если у самого Бога ?комплекс Бога?, то как он может требовать от своих учеников чистоты и безгрешности?—?Штэф,?— опять позвала меня Эли, когда я по-идиотски усмехнулся.Жюльет извинилась за их уединённый разговор на французском языке, пояснив, что так было проще обсудить терапию и предстоящие анализы, которые необходимо сдать в июне в клинике Парижа. К слову, об анализах я помнил?— ?проверять вирусную нагрузку каждые три месяца?. Лишь поинтересовался, фиксированная ли должна быть дата, потому как хотелось бы провернуть это всё во время ?гастрольного окна?. Жюльет ответила ?нет, в двадцатых числах?, а после завела речь о новой схеме психотерапии. Я постарался максимально завуалировано намекнуть, что буду держать её в курсе всего происходящего.У нас было пять сеансов, но Эли до сих пор не начала относиться к ним должным образом. Когда возвращались с предпоследнего, я вскользь спросил, какие темы они обсуждают с доктор Хентшель. Эли рассмеялась, ответив ?суицид?, и тут же добавила, засмеявшись ещё звонче ?мой суицид?. А затем, посмотрев на меня, невероятно серьёзно произнесла, что она не собиралась себя убивать в Гамбурге, а доктор Хентшель, словно и не слышит. Она снова заговорила о работе отца, о том, что если жизнь сыграла с ней злую шутку, то, может, на то была особая причина. Возможно, не такая уж шутка и ?злая?. Раз она не стала медиком, значит, у неё другое предназначение: быть не ?снаружи? медицины, а ?внутри?. Я тогда не сдержался и гневно выпалил ?ставя на себе опыты?, а Эли замолчала. Но этот её благородный порыв я не собирался поддерживать ни при каких обстоятельствах. Я ещё слишком отчётливо помнил лекцию Жюльет о суициде, которая навсегда поменяла моё представление о ?типичном самоубийце?. Жюльет тогда сказала, что вопреки бытующему мнению, к суициду склонны люди как раз таки с энергетическим зарядом бодрости и жизнерадостным настроем. Их довольно легко отличить от остальных?— они постоянно пребывают в состоянии беспокойства; а излишняя импульсивность является их ?визитной карточкой? во всех психиатрических лечебницах. И, может, я бы и поверил в то, что Эли ?и не собиралась себя убивать?. Но ведь пять лет назад, когда она ещё жила и лечилась в Париже, неспроста была вынуждена принимать курс антидепрессантов, поэтому я не могу быть уверенным наверняка, что её слова столь безобидны, сколь звучат. Семь или, вернее, уже восемь лет назад, Эли была подростком, у которого просто сорвало крышу от всего происходящего. Сейчас я не знал, насколько надёжно куча поработавших над ней специалистов задвинула её крышу на место. Более того, я и себя-то никогда не считал в полной мере психически здоровым. Но Жюльет, наверное, как и все доктора в области извилин, подшучивала, мол, норма?— весьма субъективна. Она почему-то свято верила в то, что корень всего зла?— социум, но и в то же самое время называла его панацеей от многих психологических проблем. ?В моём кабинете висит одна фраза из романа Стани?слава Лема, знаешь такого? —?прервав рассуждения, спросила она. Я ответил утвердительным кивком, но только потому что хотел продолжить говорить об Эли, на литературно-философский лад я совершенно не был настроен. —?Муж очень любил ту книгу,?— опустившиеся уголки её губ вмиг стёрли улыбку с лица. —?Фраза написана на оригинальном, польском, языке: ?Cz?owiek nie wychowany w?rуd ludzi nie mo?e si? sta? cz?owiekiem?,?— крайне забавно произнесла она и сразу же перевела:?— ?Человек, не воспитанный среди людей, не может стать человеком?. Человек?— существо социальное и без других людей гармонично жить не может, мы так устроены. Когда Лэли перестала общаться со своими друзьями, всё стало только хуже?.К слову, вероятно, из-за того, что рядом со мной всегда кто-то был, кто-то, готовый поддержать, мои мозги пребывали в относительном порядке. Все эти люди казались неизменной константой моей жизни: Том и Рене, ребята по группе, коллеги по цеху, в дальнейшем ставшие хорошими приятелями, позже?— Ксавьер и шумные музыканты, ежедневно репетирующие в студии. Поэтому я и не имел ни малейшего представления о том, как социальная изоляция травмирует психику человека. Мне нравилось ?уходить? в одиночество, но лишь потому, что мне было от кого ?уходить?. Сейчас Жюльет займёт своё место в самолёте, и, кроме меня, у Эли тут толком не останется никого.Мы обговорили планы на ближайшее будущее, договорились всё время быть на связи и несколько раз сердечно попрощались. Но когда Жюльет замешкала перед лентой досмотра багажа, роясь в сумке, Эли вдруг взорвалась таким горестным плачем, повиснув на шее матери, точно ребёнок, которого вот-вот оставят одного в каком-нибудь ненавистном летнем лагере.—?Увидимся в июне,?— всё успокаивала её Жюльет, стирая не останавливающиеся ручейки слёз. Женщина-досмотрщик громко и недовольно попросила поторопиться. —?Лэли, дочка… —?поцеловала Жюльет ту. И, протяжно шмыгнув носом, Эли шагнула назад, обхватив мою руку какой-то железной хваткой.72Выйдя из аэропорта, мы заметили устрашающе чёрные тучи, наступающие с моря. Эли снова охватила паника, но я сказал, угрожай вылету шторм, рейс бы задержали. Эли рассудительно повторила произнесённые мной слова и вроде бы успокоилась.А после этого на слёзы времени уже и не было: сперва мы поехали в тренажёрный зал, а оттуда в студию. В первой репетиционной горланили джазисты, во второй?— Рене и Хаген включали аппаратуру. Позже подтянулся и Лео с комплектом палочек из магазина Майера и рассказом о новинках музыкальной техники. И пока Рене и Хаген отстраивали гитары, а Лео раскручивал болты на стуле, регулируя его до нужной высоты, мы занялись разогревом связок.—?Ты тоже будешь петь? —?обратился Хаген к Эли и, криво улыбнувшись, вопросительно посмотрел на меня. Утвердительно кивнув, теперь уже я непонимающе пожал плечами. А он издевательски запел себе под нос что-то про моё раздутое эго, отчего я даже невольно поперхнулся. —?Петь с ним в дуэте?— это всё равно, что пытаться переорать реактивный самолёт. Он и приглашает каких-нибудь вокалисток, лишь для того, чтобы по сцене было с кем пощеголять. —?Опять насмешливо посмотрел.—?Почему ты никогда не знаешь, в какой момент нужно заткнуться?—?Эй! —?проорал Лео, ударив по тарелкам. —?Не обращай внимания. Они так постоянно,?— сказал он Эли, махнув палочкой на нас. —?Так что вы там сочинили? Может, уже покажите?Мы спели под мой акустический аккомпанемент.—?Ну, что я говорил! —?снова язвительно кинул Хаген.Но вот сейчас он был прав, на сей раз Эли и вправду довольно часто недотягивала ноты. Возможно, из-за сковавшего её чувства дискомфорта или стеснения в присутствии парней. Однако в прошлую нашу репетицию я даже не пытался убавить громкость в собственном голосе, дабы не заглушать её. Если она прикладывала должное усилие, то её и так глубокое меццо-сопрано звучало единым мощным потоком. Проблема заключалась в том, что Эли не понимала, как управлять голосом, а я, очевидно, был плохим учителем. Сыграв песню со всеми инструментами, наверное, раз пять, она наконец распелась.—?Мне всё равно не нравится то, как ты опеваешь звук ?а?.—?Так, я курить,?— сказал Лео и вышел из комнаты, а вслед за ним и Хаген.—?Представь две струны…—?Ты говорил, голос одна,?— перебила она, измученно вздохнув.—?Представь две,?— постарался я произнести максимально спокойно. —?Две туго натянутые струны. Между ними заключён голос. Когда ты пытаешься опеть звук, твой голос должен прокатиться между ними, подобно колесу. Без острых углов, без резких скачков, они здесь совершенно неуместны. Каждый раз, что ты пропеваешь какой-нибудь гласный звук, тебе нужно мысленно вырисовать букву ?о?, а затем ?прокатить? по ней необходимый звук. Твой звук ?а?, звучит то как ?аха?, то как ?ага?. А он должен быть чистым ?а?. Вот таким,?— показал я на собственном примере то, что сейчас имел в виду. И уже вместо Эли сам протяжно выдохнул. Кажется, я опять намудрил с объяснением. Но, к моему удивлению, она спела в точности так, как я и хотел.Спустя три часа репетиции, в вокальные партии и текст песни больше не вносилось никаких изменений. Вопросы оставались только к музыке, собственно из-за того, что всё это время мы больше разглагольствовали о грядущем праздновании, нежели занимались делом. Рене хотел добавить клавиш, но нам некого было поставить за синтезатором. Лео предложил пустить их записью, но мне никогда не нравилась подобная искусственность. В итоге он позвонил в магазин Райнеру, и тот приехал через час, присоединившись к нашей ?днерождественской? группе.—?Давай ещё раз,?— говорит Рене, и я ощущаю, как меня вот-вот стошнит от этих строк, уже звучащих в голове зацикленным эхо.?И снова жизнь тасует карты,в твоих глазах огни азарта?.—?Может, вам поменяться куплетами? —?прерывает он меня. —?Больше агрессии нужно во втором куплете. Там недостаёт… эмоций что ли. Не знаю.—?То есть, по-твоему, в этом вся загвоздка? —?Снова тянусь за микрофоном и всё же по его настоянию запеваю партию Эли:?Здесь короли и королевыиграют чёрным, ходят белым?.Рене утвердительно и довольно кивает и продолжает играть куплет.К десяти часам мы наконец выползли из студии. Несмотря на кондиционер, в комнате всё равно было душно. Мою майку можно смело бросать в корзину с грязным бельём. И хоть утром на горизонте маячили грозовые тучи, дождь так и не пошёл.Райнер уехал, а мы, пребывая в состоянии надвигающегося голодного обморока, направились в дом за едой. И пока я рылся в холодильнике, Хаген заказал пиццы с пивом. Что ж, повторим вчерашний вечер. Прихватив лимонад и подушки, мы засели на заднем дворе, снова разведя костёр, но на сей раз проговорив о подарке ко дню рождения и нашем небольшом ?шоу?.Том и Ксавьер были уверены, что прекрасно осведомлены о том, где состоится празднование. В действительности, ресторан неподалёку от Телебашни был ?муляжом?. Организацией праздника выступили наши берлинские друзья, предложив снять отель на берегу Хафель, и там же арендовать катер или теплоход. В детали я не сильно вдавался, лишь перевёл необходимую сумму. Однако я был солидарен с Рене?— нам нужен ?наш? подарок. У меня не было никаких идей. В прошлом году мы поехали в горы кататься на сноубордах, в позапрошлом играли в пейнтбол. В принципе, подошло бы что угодно. Если мы выберемся ?своей? компанией ради активного времяпрепровождения?— Ксавьер будет доволен. В конечном итоге просканировав на карте местность рядом с отелем, остановились на гольф-клубе. Даже Тому бы понравилось. Ну вот, одной заботой меньше. Осталось перенести совместный воскресный сеанс психотерапии на субботу.73Новое утро разбудило палящим солнцем, заполняющим спальню горячими лучами. Включи я на ночь кондиционер, не проснулся бы так рано от невыносимой духоты. Эли будить не стал. Решил занять себя перестановкой в столовой. Но успел лишь снять грушу и вынести её во двор, как подъехали ребята.На сегодня репетиция запланирована на десять. Вчера пришли к единогласному решению дать небольшое традиционное кавер-шоу, с которым мы выступаем на каждый ?семейный? праздник. Правда, в этот раз для песен Элвиса я подключил и Эли. Когда мы были ещё мальчишками, заслушивали его пластинки до дыр. В моей семье ни одно празднование не проходило без голоса Элвиса. А сейчас, пока мы исполняли старые мелодии, от накатывающих воспоминаний на душе у меня и вовсе щемило приятным теплом. Мы выбрали ?Kiss Me Quick? и ?Don’t Be Cruel? за их ?живые? ритмы.—?Эй,?— вдруг щёлкнул пальцами Хаген,?— а может, девочек, там, ещё вызовем. Они станцуют,?— предложил он и растёкся в недвусмысленной улыбке.—?Под Элвиса? —?усмехнулся Рене, глубокомысленно кивнув, но от идеи не отказавшись.—?Думаю, они со своей музыкой приедут. Я возьму это на себя,?— решительно произнёс Хаген, хоть никто из нас и не порывался браться за организацию стриптиз-шоу.К трём часам наше небольшое выступление было готово полностью. Отправили сет-лист Дэвиду, именно он распределял очерёдность выхода музыкантов на сцену. Парни разъехались по своим делам, Эли поднялась в дом, позвонить Жюльет. А я решил занять себя работой в студии, но то ли жара на всех так обездвиживающе действовала, то ли из-за того, что сегодня пятница наши ?студийные? музыканты разбрелись по открытым кафе с живой музыкой?— на сегодня ни одной записи. Репетиции же с выходных я отменил ещё в начале недели, полагая, что мы уедем утром в субботу. Хотел предложить Эли поехать к морю, но обнаружил её на полу в столовой, плачущей перед раскрытым ноутбуком. Неужели с отъездом Жюльет эти её истерики ?на пустом месте? возобновятся? Заметив меня, она быстро смахнула слёзы и отчего-то стала просить прощения.—?Всё хорошо? —?сел я рядом, обняв.—?Я не знаю. Ты скажи,?— и снова этот вороватый взгляд.—?Всё хорошо,?— улыбнулся я. —?Тебя что-то беспокоит? Можем поговорить сейчас или с доктор Хентшель завтра. —?Эли отрицательно мотнула головой и уткнулась лбом мне в плечо, тяжело вздохнув.—?Ты с ними другой.—?С кем? —?почему-то спросил я, хоть и понял, что она имела в виду парней. —??Другой??—?Живой,?— опять украдкой взглянула и стала говорить о том, что ей кажется, будто она тянет меня на дно. Я так не считал, просто из-за выходки Тони, моё настроение последние дни было испорчено. А в студии я наконец смог отвлечься от негативных мыслей. Более того, ?живым? я чувствовал себя лишь потому, что Эли была со мной, и мы вместе погружались в музыку.Странно, когда она только вернулась в Германию, события завертелись так быстро, отчего у меня сложилось впечатление, будто что-то идёт неправильно. Мы вели себя так, как если бы и не расставались. А сейчас то ощущение пустоты, нехватки чего-то, без чего сердце не могло возобновить свой привычный ритм, вдруг снова возникло во мне. Сейчас наше расставание чувствовалось острее.—?Наверное, теперь ты подгоняешь события. Вдобавок, мама уехала, вот ты и расстроена.—?Наверное, жить проще, когда ты знаешь ответы на все вопросы,?— грустно улыбнулась она.—?Ну… не на все. До пастушка из твоей сказки мне всё же далеко,?— увлёк я её в поцелуй.—?Хочешь есть? —?отрывисто выдохнула она, оторвавшись от моих губ и кивком указав на дымящуюся кастрюлю на плите.—?Только не есть. —?Юркнули мои руки под её футболку.А потом мы поругались. По моей вине. Хоть я клятвенно и обещал не пренебрегать средствами защиты, сейчас вновь захотел сыграть с жизнью в русскую рулетку, потому как последнее ?средство? закончилось вчера. Эли убежала в ванную, закрывшись от меня. А я сидел и думал, что так больше не может продолжаться: и уже скорее рано, чем поздно, я положу конец подобному сексу, лишённому полноты ощущений.—?Я тебя не трону,?— отомкнув дверь и войдя в ванную, произнёс я, подняв ладони, точно преступник, показывающий, что тот безоружен. —?Эли, я не хочу с тобой ругаться… —?вовремя осёкся я, чуть было не ляпнув ?из-за подобного пустяка?. Она сурово посмотрела. В глазах по-прежнему поблёскивали огоньки гнева, а затем, спрыгнув с подоконника, она подошла ко мне и звонко шлёпнула по щеке, сказав, что это я ребёнок малый. А я вдруг взорвался безудержным смехом.—?Да плевать. Я дал своё обещание взамен на твоё?— серьёзно относиться к терапии. Его нет. Выходит,?— развёл я руками, улыбнувшись.—?Ты этого хочешь? —?одним быстрым рывком спустила она штаны, а из меня вырвался идиотский смешок. Но, оказалось, я неверно растолковал её жест. Эли указала на цепочку красных пятнышек, протянувшихся по коже живота над резинкой трусиков. И вот тогда меня охватила настоящая паника, потому как ещё вчера их не было.—?Это,?— голос предательски пропал, а я лишь продолжал беззвучно открывать рот.—?Я только что заметила,?— сказала она, перепугано посмотрев на меня.—?Ты маме говорила? —?Она отрицательно мотнула головой.—?Поедем в больницу? —?Всё так же испуганно кивнула, а я побежал за документами и ключами от машины.—?Такое раньше уже случалось? —?спросил я и, нажав на педаль газа, попытался собраться с мыслями. Я даже не знал, в какой госпиталь нужно ехать!—?Да, но сыпь была по всему телу. Если это от препаратов, тогда придётся поменять схему.—?А схему составляет этот Дидье? —?Опять кивок.Мы приехали в ту же самую клинику, где я и сдавал анализ на ВИЧ. Записались на приём и стали ждать. Через двадцать минут медсестра попросила проследовать за ней.—?Останься здесь,?— отпустила Эли мою руку,?— пожалуйста,?— одновременно жалобно и в то же время настойчиво прозвучало слово. И я опустился на металлический стул, стоящий напротив кабинета с табличкой ?Дерматолог?. Эли прошла внутрь, закрыв за собой дверь. Я переставил стул к противоположной стене и стал вслушиваться в её разговор с врачом. Но речь их звучала невнятно.К моей удаче, спустя несколько минут, неся большую кипу папок, передо мной остановилась какая-то женщина в белом халате. Так как руки её были заняты, на ручку двери она нажала локтем, а вот закрыть уже попыталась носком матерчатых башмаков. Я бессовестным образом продолжал наблюдать за её манипуляциями, не предлагая помощи. Женщина вошла в кабинет, оставив дверь приоткрытой. Ножки стула противно лязгнули по кафелю пола, из-за того, что я придвинулся ближе к образовавшейся щёлке. Вот теперь можно было понять, о чём они там говорили.Доктор спросила Эли, болят ли у неё мышцы. Эли ответила ?да?, что-то сказав про недавнюю тренировку. Правда, я так и не расслышал, потому как мимо меня прошли какие-то громко разговаривающие люди. Вновь навострил уши. Дальше следовала череда односложных вопросов: ?Головокружение??, ?Жар??, ?Тошнота??, ?Диарея??, ?Рвота??; и лишь один короткий ответ на всё: ?Нет?.Я поднялся со стула и украдкой заглянул в проём. Доктор, положив ладони на шею Эли, кажется, прощупывала лимфоузлы, затем попросила её открыть рот и, вооружившись фонариком, что-то внимательно стала там высматривать. Женщина, которая принесла папки, вышла из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Я вернулся на место.Спустя двадцать минут дверь снова открылась. На сей раз это была Эли с листками бумаги в руке. По выражению её лица я не смог понять, как всё прошло.—?Пойдём? —?носом кивнула она в сторону лестницы. Но если на осмотр она меня и не пустила, это вовсе не означало, что я был согласен вот так запросто взять и молча уйти, даже не услышав диагноза от самого врача.—?Теперь подожди ты,?— прошёл я в кабинет.Пока сидел в коридоре мысленно паковал чемодан и покупал билет на ближайший рейс до Парижа. Полагал, нам не обойтись без вмешательства лечащего врача Эли. Думал, сейчас услышу какое-нибудь неизвестное мне название болезни. Но доктор заверила в том, что причин для паники нет. Высыпания на коже Эли?— обычная потница, вероятнее всего, вызванная синтетической одеждой вдобавок к долгому пребыванию на жаре. Однако она так же добавила, что если сыпь не пройдёт в ближайшие два дня, нужно прийти на повторный приём?— все предписания о последовательности действий, находятся у Эли.Не могу сказать, что после её слов чувство тревоги отступило окончательно. Но, выйдя из клиники, я, как и в прошлый раз, испытал сильное чувство облегчения. Когда же сели в машину, я заметил, что Эли всячески избегала зрительного контакта, лишь, опустив голову, сжимала листок.—?Что нужно купить? —?Она ничего не ответила. Кажется, даже и вопроса не услышала. —?Эли,?— взял я её за руку, дабы хоть как-то вырвать из собственных мыслей. —?Она всё продолжала молчать, глядя на этот кусок бумаги, с таким выражением лица, будто бы там было написано нечто ужасное. —?Не пугай меня так больше. —?Попытался поцеловать, но она ловко увернулась, эхом протянув: ?Больше?? А у меня кольнуло в сердце, потому как я знал?— через мгновение мы поругаемся из-за моей необдуманной фразы. Я попытался исправить ситуацию до момента ссоры, пояснив, что готов ездить в больницу по любому пустяку, вызывающему у неё подозрение, вот только, пусть это и вправду будут пустяки. —?Это всё по моей вине,?— сказал я. —?Давно нужно было почистить кондиционеры в студии и дома. Ещё в прошлом году. Там совершенно невыносимо работать в жару.—?Прекрати,?— наконец тихо произнесла она. —?Как ты можешь винить себя за то, в чём не виноват?—?Так же, как и ты,?— улыбнулся я, а Эли тряхнула головой, явно не соглашаясь с моими словами. —?Знаешь, твоя мама сказала, это признак здоровой психики. Она сегодня должна прилететь в Монреаль? —?предпринял я очередную попытку, заговорить о чём-то другом, не связанным с зацикленным чувством вины и болезнью.74Было шесть часов, а солнце продолжало палить по полуденному. Эли поднялась в свою квартиру за какими-то летними вещами, а я отправился в аптеку за назначенными антисептиками. В голове крутилась одна единственная мысль?— действительно ли нет повода для волнений, как сказала врач.Прошла ещё, верно, четверть часа. Эли всё не спускалась. А я измучил сознание до такой степени, что уже начало подташнивать.—?Не понимаю, почему ты не собрала всё сразу? —?кивнул я на пакет на её коленях, когда она наконец вернулась. —?Сразу всё и не нужно было,?— ответила она, потянувшись за ремнём безопасности.Тоже верно.Дальше ехали, не проронив ни слова. В воздухе витал неприятный осадок. И я не знал, как наполнить день той лёгкостью, с которой он и начался.—?Было бы неплохо поужинать. Я проголодался,?— солгал я. Аппетит так и не появился. А вот Эли до приёма лекарств нужно как следует поесть. Она поддержала мою инициативу, а потом вдруг спросила про Тони. Слово за словом, и мы как-то незаметно уже оказались дома, обсуждая предстоящую поездку в Берлин.Потом Эли ушла в ванную обработать сыпь и принять душ с каким-то травяным гелем, что порекомендовала доктор. А я, ожидая, когда разогреется ужин, просматривал метеосводки на ближайшие дни. Согласно прогнозу погоды, у нас вот уже как со вторника идут дожди с грозами. Хоть тучи периодически и мелькали со всех сторон, нас они упорно обходили.—?Ты мне поможешь? —?я перевёл взгляд с экрана на Эли, стоящую передо мной в одном лишь полотенце, с пучком волос, небрежно собранным на макушке, и кожей блестящей от воды. Даже не услышал, как она вошла в кухню. —?Можешь проверить, есть ли там сыпь? —?повернулась она ко мне спиной, прежде чем я вообще понял вопрос.Нет, никакой сыпи там не было, были только созвездия крошечных родинок, редко разбросанные по нежно-кремовой коже, от которой я был не в силах оторвать ни взгляда, ни пальцев, ни губ. Эли первой прервала эту тактильную пытку, отшагнув от меня и обмотавшись полотенцем по самые ключицы.—?Не будет никаких ?безрассудств?,?— шепнул я, притянув ближе.75Вчерашний день напоминал американские горки, отчего сегодня я даже ощущал эмоциональное истощение и на сеансе психотерапии общался без должного энтузиазма и на сей раз чаще поддерживал Эли, а не доктор Хентшель с её хоть и разумными доводами, но кажущимися мне хорошо вызубренными параграфами какого-нибудь там учебника по психологии. Мы говорили о навязчивых страхах, о том, как перестать видеть в любом прыще смертельную угрозу. Доктор Хентшель в свойственной ей крайне рассудительной манере, пыталась научить нас реагировать ?адекватно?.—?Мне тоже было бы проще давать советы, будь больны вы. И я также понимаю, что моя реакция излишне ?гиперболизирована?, коей вы постоянно её называете, рассказывая о пользе медитации. Я могу ?сохранять спокойствие?, но лишь до тех пор, пока ничего не нарушает его,?— прервав её поучительную лекцию, с безразличием произнесла Эли. Я, в принципе, был с ней солидарен. Но доктор Хентшель сказала, что это и есть самое важное?— пребывать в состоянии покоя, когда нет никаких поводов для беспокойства и паники.Когда вышли из клиники, небо затягивалось облаками, похожими на громадные расколотые льдины. Но температура по-прежнему держалась у отметки ?30°?. Финальная репетиция в полдень, но до неё я обещал Эли съездить в магазин?— ей за платьем, а мне за пиджаком в стиле Элвиса. Белое платье в красный горошек было куда проще найти, чем белый диско-пиджак. Время поджимало, поэтому я решил, что, возможно, смогу обойтись каким-нибудь старым сценическим костюмом.Пока ждали своей очереди у кассы, Рене позвонил трижды. В первый раз, сказал, что он, Лео и Хаген уже в студии. Во второй, спрашивал, как скоро мы будем дома. А в третий раз, сообщил, что подъехал Райнер. Однако мы пока ещё не опаздывали, это они собрались раньше оговорённого. И только я повернул ключ в замке зажигания, телефон снова затрещал. Я как-то машинально ответил ?пять минут?, но это был не Рене. Какой-то парень по имени Рэй интересовался, есть ли сегодня в студии свободное время. Говорил, что хочет именно у меня записать и свести альбом своей группы. Признаться, я был рад небольшому перерыву в работе, и свободное время планировал провести с Эли. Но запись и мастеринг альбома?— довольно приличный доход, поэтому, недолго думая, я согласился. Группа подъедет в шесть, а до того мне в срочном порядке нужно вызвать мастера по чистки кондиционеров, иначе мы задохнёмся на втором часу работы.Репетиция прошла быстро. Мы просто прогнали все песни по четыре круга. Затем поднялись на обед и, пока кондиционерами в студии и в доме занимались двое парней из сервисного центра, мы обсудили план действий на завтра.Время подползало к пяти. Я собирался пойти в студию, подготовить оборудование до приезда музыкантов. Но всё топтался из комнаты в комнату, не решаясь переступить порог и оставить Эли одну. Не знаю, с чего вдруг во мне взыграло это паническое чувство тревоги. Реальных поводов для волнения не было. Эли разговаривала с матерью, и тон её был абсолютно спокойным. Кажется, она даже и не рассказала о вчерашнем инциденте.—?Я в студию, ты… —?начал было я, как только она закрыла ноутбук, но так и не закончил мысль, потому как Эли тотчас перебила:—?А я в парк. Бегать.Напомнил ей, что доктор настоятельно рекомендовала в ближайшие пару дней избегать любых физических нагрузок в душных помещениях и, особенно, под прямыми солнечными лучами. Тогда Эли сказала, что пойдёт в тренажёрный зал. Но я не хотел отпускать её одну.—?У меня где-то был коврик для йоги и пара гантелей. Давай, ты позанимаешься дома?Уже спустил я лестницу на чердак и даже приготовился услышать категоричный отказ. Думал, Эли расценит этот жест как посягательство на её свободу или моё желание ограничить её в чём-то (что, в какой-то степени, было правдой), но она лишь удивлённо спросила, уже когда я взобрался наверх: ?Ты занимался йогой??.—?Медитацией. Когда-то давно. —?Протянул я ей, свёрнутый в трубку синий коврик. —?Но сначала покажи, что сыпь в действительности уменьшилась.—?Ты мне не веришь? —?скептически свела она брови.—?Верю, но я ведь тоже параноик,?— наигранно улыбнулся я и развёл руками.76С каждым часом, проведённым в студии, чувство тревоги только усиливалось. Я старался концентрироваться на работе, но, когда забыл нажать кнопку записи, понял, что без короткого перерыва не обойтись. Парни вышли на перекур, а я поднялся в дом.Коврик и две гантели лежали под кушеткой в столовой, а из гостиной доносились дикие крики, визг и свист какой-то обезумевшей толпы. Эли сидела перед телевизором и крайне увлечённо наблюдала за происходящим на экране. Я остановился у двери, ожидая, когда она меня заметит. Но тут из динамиков раздался мой собственный голос, орущий приветственную речь, и теперь на экран уставился я.—?Где ты нашла этот диск? —?Эли испуганно вскрикнула что-то на французском и, убавив звук, спросила, как давно это было. —?Три года назад. Фестиваль в Ротенбурге.—?Ты уже закончил? —?подняла она на меня глаза.—?Нет, в десять. Зашёл перекусить,?— солгал я. Эли рассудительно кивнула, сказав, что суп на плите. —?Не забудь принять лекарства,?— осторожно напомнил. Она коротко посмотрела и опять перевела взгляд на телевизор.Я вернулся в студию, и мы продолжили запись. Но ощущение чего-то тревожного меня так и не покинуло. Думаю, здесь оказались бы бесполезными даже советы доктор Нойберт, потому как моё беспокойство не было вконец лишено оснований. И как бы я ни старался себя переубедить, что Эли никуда не исчезнет, до тех пор, пока она находится со мной, с ней не может произойти ничего, и уж точно она не попытается вновь отыскать какую-нибудь лабораторию, тестирующую сомнительные препараты, сознание же упрямо отказывалось верить в подобное гипнотическое самовнушение.Пока обговорил с музыкантами график записи альбома на неделю, пока выключил оборудование, время перевалило за десять. Солнце зашло, но небо ещё не окончательно почернело. В доме свет не горел, даже в гостиной не мерцал телевизор. Из памяти тотчас вырвались картины ноябрьской ночи: мой приезд из Бохума, такси, тёмные окна, пурга и пустой дом. Пару минут простоял у порога, тупо пялясь в приоткрытое окно?— свет так и не загорелся, и звуков слышно не было. Но, чем дольше я так стоял, тем стремительней множились мои страхи.—?Эли? —?позвал я её, открыв дверь и наполняя сумрак коридора тлеющим закатом улицы.Ответа не последовало, только где-то рядом что-то тихо шаркнуло по паркету. А потом на своей шее я ощутил её тёплую ладонь, зовущую за собой в столовую.—?Ты спала? —?спросил я, потому что вид у неё был довольно странный: широкие штаны?— мои, мешковатая футболка?— моя, и растрёпанный пучок волос.Эли продолжала молчать. Только теперь, взяв за руку, потянула в комнату. Кивком указала на кушетку у окна. Я послушно сел, заинтересованный правилами её немой игры. Она загадочно улыбнулась и убежала в кухню. Донёсся какой-то неясный шорох. И вдруг всё стихло. Я продолжал смиренно ждать, сидя в тяжёлой тишине полумрака. Тревогу сменило волнующее предвкушение, ещё секунду погодя вспыхнула острая паника, и снова вернулось предвкушение. Затем мне показалось, будто по полу поползли какие-то звуки, словно кто-то играл с замком на молнии чемодана, я даже тряхнул головой, сочтя, что это отголоски недавней записи, эхом гремящие где-то в ушах. Но звуки не стихали, и в этой мелодии было что-то до боли знакомое. Я всё никак не мог понять, где слышал её раньше. Может, она мне снилась? Может, вырвалась из памяти осязаемой галлюцинацией? Одно короткое мгновение и комнату заполнил голос. Мой голос. Как если бы мысли покинули сознание и принялись пронзать пространство тонкими струнами, заставляя резонировать даже воздух. Наверное, впервые в жизни собственный голос зазвучал как нечто, что мне не принадлежало. А потом по обе стороны арки, соединяющей кухню и столовую, я заметил две напольных колонки, из которых и рвалась музыка. И лишь когда прозвучала вторая строчка куплета, ко мне вернулась способность соображать. Играла песня с нашего последнего альбома! Мы никогда не исполняли её вживую из-за её технического аспекта: начиналась она как электронная баллада, но в середине взрывалась барабанным громом и ?рваными гитарами?. Силуэт Эли тенью мелькнул на потолке кухни, освещённом бледно-голубым светом, верно, экрана ноутбука. Ещё секунда?— и она вошла в комнату. Обошла её кругом, смерив меня холодным взглядом. Остановилась напротив и, выдернув заколку из волос, отбросила её в сторону. Локоны скатились по плечам упругими волнами, упав на грудь.Всё происходящее здесь казалось каким-то нереальным, сюрреалистичным: синий бархат сумрака, окна с фиолетовым космосом, Эли, стоящая передо мной на коленях и смотрящая исподлобья глазами Люцифера. Был готов поклясться,?— время неслось вперёд, точно локомотив с неисправными тормозами. На деле же, минуты застыли,?— даже первый куплет песни не завершился. Мелодия тянулась неспешно.Быстрым и коротким движением стянув с себя безразмерную футболку и швырнув её куда-то в угол, Эли осталась в чёрном спортивном топе, прикрывающим только грудь и чертовски соблазнительно оголяющим плоский живот. Когда штаны приземлились рядом с футболкой, я поймал себя на мысли, что моя нижняя челюсть опущена. Не знаю, как долго я сидел с этой идиотской гримасой. Сознание мерцало подобно тому белому свету в клубе, отчего я то и дело выпадал из реальности, куда-то к границе собственных фантазий. Песня перетекла в мелодичный припев, и я абсолютно не помнил, как за секунду до этого, Эли умудрилась так ловко повиснуть на металлической цепи, протянувшейся от потолка к полу. Раньше цепь выполняла функцию крепежа груши, но я не успел снять кронштейн. В этих спортивных леггинсах её ноги были похожи на двух чёрных питонов, переплетённых между собой в мертвецки удушающей схватке. На мгновение она так и замерла, точно змея: висела на цепи, опустив голову, касаясь волосами пола.Тягучей мелодией заиграл второй куплет. Я смотрел, как Эли то вскарабкивалась вверх, почти упираясь ступнями в потолок, то резко скользила вниз, то разводила ноги в широком шпагате, то с силой сжимала бёдрами кольца металла, откидывая голову вниз, разводя руки и принимая форму перевёрнутого креста, подобно тому, который присвоил себе земной легион Сатаны. Пожелай она моего отречения от веры в любого из богов, я тотчас бы преклонился перед ней. То, что она сейчас делала со мной… о, Бог! Я ощущал на коже шеи эту туго сужающую цепь, не позволяющую кислороду наполнить лёгкие. То, что она делала с моим голосом… о, Люцифер! Лишь он настолько изобретателен в своих пытках. Нет, это был не танец! Изощрённая, извращённая игра с моим рассудком! Движения были издевательски медленными, пластичными, откровенными. Она просто отняла мой голос. Варварски и вероломно. Цинично отымела его. Самым низменным, самым непотребным и грязным способом.Музыка стихла. Но в ушах ещё звенело. Монотонно, непрерывно, тягуче. Сердце лихорадочно барабанило. Поскрипывая металлическим креплением, цепь едва заметно покачивалась. Эли стояла рядом с таким невозмутимым спокойствием, как если бы вошла в комнату секундой назад. Лишь часто вздымающаяся грудь свидетельствовала о тяжести её дыхания. Наверное, с минуту мы неподвижно смотрели друг на друга.—?С Днём рождения,?— наконец чуть слышно произнесла она, улыбнувшись только одной половиной рта.—?Он уже прошёл,?— вторя её шёпоту, повторил я. А она ответила то же, что я сказал ей в тот день, когда подарил семнадцать малиновых роз: ?Это на Земле он прошёл?.Сколь же неимоверной, дьявольской силой должна она обладать, если всякий раз с такой небрежной лёгкостью её свинцовый взгляд вышибает мне мозги. Я давно лишился рассудка, не понимаю, как ещё разум не восстал против меня. И почему все эти хвалёные психотерапевты не признали меня безумцем?77Вчера мы планировали отправиться в Берлин на машинах, потому как у нас был чемодан одежды и гитары парней. Но это пять часов пути, вдобавок, сегодня воскресенье,?— на въезде в столицу могут быть пробки. В последний момент переиграли сценарий, решив поехать на скором поезде ?низом?: через Ганновер и Вольфсбург.Ровно в полдень прибыли на Центральный вокзал. Его стеклянная конструкция сливалась с пронзительной лазурью чистого неба. Ни единого облачка. Только палящее белое солнце прямо над головой.Снятый к празднованию отель находился в районе Кладо, на юго-западе Берлина, у границы с Потсдамом. Невзрачное длинное белое здание в два этажа, скрытое тёмно-зелёными кронами дубов и клёнов, больше походило на какой-нибудь пансионат или дом престарелых.—?Хей! —?приветственно махнул нам Дэвид, едва мы выбрались из машин. —?Ну как? —?улыбнувшись, широким и размашистым жестом указал на выбранное им место.—?Майер придёт просто в дикий восторг! —?засмеялся Рене и покатил чемодан по каменной дорожке к главному входу, перед которым на ковре аккуратно выстриженного газона под четырьмя огромными бело-синими шатрами уже были расставлены столы и стулья. А неподалёку, под таким же бело-синим куполом,?— сцена.Вообще, тут довольно спокойно. Даже удушливый летний зной в сени деревьев не казался таким жгучим. Гости должны собраться к шести. А уже через час, появятся сами виновники торжества, и мы поедем в гольф-клуб. Хотя вернее было бы сказать ?пойдём?. Так как клуб был в сотне метров от отеля.Время неслось вперёд на ошеломительных скоростях. Мы успели только принять душ и переодеться, и вот в дверь кто-то нетерпеливо барабанит. Оказалось Рене, как и мы,?— в белой шляпе на голове и с бутылкой шампанского в руке. Снизу доносился скрипучий смех Ксавьера и гортанное гоготание Тома.—?Готовы? —?вопросительно кивнул он. Я тоже кивнул, только утвердительно. И, закрыв дверь номера, мы спустились к остальным. Лео что-то крайне эмоционально рассказывал Тому и Ксавьеру, а те хохотали во все глотки, придерживая за талию своих юных спутниц, которых, к слову, я видел впервые. А потом в дверях появился Тони… тоже с какой-то девушкой! Я даже невольно присвистнул. Быстро же он оправился от сердечных травм!Я выбрал гольф-клуб ?Gatow? лишь из-за его локации, и ничего не знал, ни о его истории, ни, тем паче, о его посетителях. Оказалось, тут как-то гостил сам Билл Клинтон. Работники клуба очень гордились данным фактом и при первой возможности напоминали о столь значимом для них событии. Из-за этого у нас завязались политико-экономические дебаты.—?А нефть? Ты видел цены за баррель? —?продолжал горячо разглагольствовать Ксавьер, пока Лео прицеливался для удара.—?Я слушал это вчера весь вечер,?— рассмеялся Том.—?Ты здесь с субботы? —?спросил Рене.—?С четверга,?— расплылся он в улыбке. —?Решили отметить без вас в ?Cookies?,?— закинул он руку на плечо Ксавьеру.—?Так понимаю, подарки вы себе там же и тем же вечером нашли,?— кинул я короткий взгляд в сторону девушек. Ксавьер повторил ухмылку Тома и похлопал меня по спине.Возможно, из-за нашего приподнятого праздничного настроения, вдобавок к ящику с прохладительными напитками, день не казался изнуряюще жарким. Мы как-то даже не обращали внимания ни на зной, ни на слепящее солнце. Просто наслаждались игрой и увлечённой беседой то о политике, то об экономике, то о музыке, то о работе, то о какой-нибудь ерунде. Не часто мы так собираемся. Девушки сидели неподалёку, на скамье под цветущей акацией, и тоже что-то бурно обсуждали. Я посмотрел на Эли. Она обмахивала себя шляпкой, точно веером, и, изумлённо изогнув брови, внимательно слушала спутницу Тома. Очевидно, ощутив на себе мой пристальный взгляд, теперь и она посмотрела на меня. Улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Губами произнесла ?жарко? и снова повернула голову в сторону собеседниц. В этом своём белом платьице в красный горошек и повязкой на копне собранных волос она выглядела так по-детски невинно, что я даже на секунду смутился внезапно возникшего вчерашнего воспоминания о её разгорячённых стонах.—?Кстати! —?упала мне на плечо ладонь Ксавьера. —?Тут у меня идея недавно возникла,?— кивнул он на Эли и вполголоса добавил:?— Касаемо работы.—?Если ты о предложении Петерса сняться в клипе кого-то там, то я ему ещё в прошлый раз сказал, что против,?— теперь и я убавил громкости в голосе.—?Нет,?— отмахнулся он,?— речь о другом. Отойдём? —?взглядом указал на дорожку, где стояли наши гольф-кары.Я был уверен?— он предложит что-нибудь вроде фотосессии или что-то в этом духе, оттого и без особого энтузиазма, поплёлся за ним. Ксавьер заговорил о нашей утренней тренировке в фитнес-зале отеля, в тот день, когда я ?потерял? Эли, решив, что сошёл с ума. Мысль о фотосессии для какой-нибудь музыкальной группы трансформировалась в идею о промо-фото для магазина спортивного инвентаря. Но я в очередной раз не угадал. Он предложил открыть собственный тренажёрный зал, где-нибудь рядом с домом, тогда и у меня, и у Эли было бы ?совместное занятие?. В принципе, идея вполне себе дельная. Вот только довольно масштабная. Сперва нужно изучить рынок услуг, подыскать помещение, узнать стоимость спортивного оборудования, вникнуть в юридические тонкости…—?Я подумаю,?— ответил я, однако заинтересованный его предложением.78— Ну вы тут и устроили! —?вскрикнул Ксавьер, когда мы вернулись с игры.По всей территории, прилегающей к отелю?— под шатрами, у сцены, на скамейках у реки?— всюду мельтешили люди: все наши знакомые музыканты, продюсеры, режиссёры, стилисты, ди-джеи с радио, я даже заметил несколько ведущих с телевидения, все старые и новые работники с обоих лейблов, просто друзья и ещё в два раза больше незнакомых лиц. Все по-летнему, но празднично разодеты. Все о чём-то переговариваются, пребывая в состоянии нетерпеливого предвкушения празднества. Кто-то где-то отстраивал гитары, порой заглушая играющий из колонок джаз. Вот уж отметили ?по-семейному?!К семи часам, кажется, собрались все, кого ожидали. Дэвид, успевший переодеться в забавный клетчатый костюм, выскочил на сцену. Произнёс короткую поздравительную речь и после оглушительного грома аплодисментов и звона хрусталя, пригласил первую группу подняться к нему. Под козырьком сцены вспыхнули жёлто-красные прожекторы. Гости расселись за столами, заскрежетав вилками и ножами. Выступление ребят длилось не дольше получаса. А потом снова заиграл джаз, но теперь тише и менее навязчиво.—?Ну начинается! —?рассмеявшись, пробормотал Том с набитым стейком ртом и кивнул на Рене, который, держа в руке радио-микрофон, постукивал по нему пальцем, проверяя звук и готовясь произнести тост.—?Я буду краток,?— деловито произнёс он. —?Я знаком с тобой,?— обратился к Тому,?— вот уже… напомни, сколько?Его ?краткость?, включающая в себя памятные моменты за двадцать лет дружбы с Томом и восемь с Ксавьером, длилась четверть часа. Затем микрофон перекачивал к Тому.—?Вообще, из нас троих всё красноречие досталось Штэфану,?— указал он на меня двумя пальцами. Каждая речь Тома всегда начиналась со слов, что произносить тосты?— это не его, и каждый раз всё заканчивалось одинаково: взрывными аплодисментами, диким смехом, а иной раз и вовсе чьими-нибудь слезами и вздохами умиления. —?Вчера у нас состоялся разговор довольно интимного характера,?— потрепал он Ксавьера за макушку. —?Я человек не сентиментальный, но… —?За спиной Тома кто-то что-то произнёс. Я не смог расслышать, а соседний столик дружно загоготал. —?Нет-нет, вовсе не о том,?— спокойно ответил Том, повернув голову в сторону ?комментатора?. —?Так о чём это я? —?задумчиво посмотрел он куда-то в небо, почесав гладковыбритый подбородок. Ксавьер накрыл глаза ладонью и тоже что-то буркнул себе под нос. —?Так вот… вчера я едва не… Вчера мой друг поведал мне…—?О Боже, Том! —?не выдержал кто-то.—?Вот вы все наверняка даже и предположить не могли, что с февраля… ведь с февраля? —?уточнил он у Ксавьера. Тот улыбнулся и утвердительно кивнул. —?У него было всего четыре выходных. Четыре, да? —?Ксавьер не ответил, скрючившись, хохотал над тарелкой с салатом. —?По одному на каждый месяц. Выходит… выходит, это твой пятый? —?Том замолчал. Выжидающе, держал паузу, скорчив гримасу полную глубокого одухотворения. —?И мне безумно приятно, что ты взял его в мой день рождения. Ведь дружба… —?Том ещё несколько раз попытался закончить тост, но смеющийся и что-то выкрикивающий народ так и не позволил. —?Твоё здоровье! —?сдался Том, подняв бокал вверх.Сразу после него с ответным поздравлением и философской речью о старости выступил Ксавьер. Вообще, я планировал сказать нечто похожее, но раз Сави опередил меня, нагнав на гостей уныния, нужно заговорить о чём-то более жизнеутверждающем. Я выбрал музыку, которой мы были обязаны нашей дружбой, с годами и вовсе переросшей в братство.—?…Двадцать шесть лет, Том! Двадцать шесть! С ума сойти! Но в довесок к твоим словам, хочу ещё и от себя лично пожелать нашему трудяге здоровья. Знаете, я давно пришёл к выводу, что люди, так или иначе имеющие отношение к творчеству, делятся на два типа: те, кто пытаются неумело научить, как ?творить?, и те, кто своей работой, вдохновляют других, и вдохновляют до такой степени, такого колоссального предела, что даже какой-нибудь музыкант, сперва кажущийся тебя неприметным и заурядным, вдруг открывает, находит в себе ?себя?. Такая ?работа? оправдывает четыре выходных. Конечно же, я могу назвать имена вышедших из-под твоего продюсерского крыла музыкантов, но, уверен, всем присутствующим они прекрасно известны. Что твоя работа,?— обратился я к Сави. —?Что твоя,?— на сей раз взглянул на Тома,?— вернее, ?наша?. Это лишь страстное увлечение, поэтому, несмотря на нотки пессимизма в твоей речи,?— опять кивнул я на Сави,?— если на каком-нибудь вашем детском Дне рождения, кто-то и пожелал вам стать счастливыми, то, несомненно, всё так и вышло. Но, собственно, на этом наши поздравления и подарки не заканчиваются, мы для вас тут ещё кое-что подготовили…—?Но чтобы вас не разорвало от накала страстей, выдавать будем порционно! —?выхватив у меня микрофон, вмешался Хаген. —?Давайте уже выпьем!На мгновение музыку опять заглушил перезвон бокалов. А потом на сцену вышел Даниэль со своей группой и начал созывать всех на танцпол.—?Пойдём? —?спросил я Эли. Она улыбнулась и кивнула.—?Пойдём! —?подскочил Ксавьер со своей пышногрудой спутницей.Когда Даниэль исполнил последний кавер, предложив гостям наполнить бокалы, откуда-то раздался оглушительный искусственный гул, чем-то напоминающий военную сирену. Только этот звук был пугающе низкий и глубокий. Никто не понимал, куда нужно смотреть, все просто застыли на местах, в недоумении крутя головами по сторонам. А потом мы вдруг заметили, что по реке медленно плыл длинный двухъярусный теплоход, направляясь к причалу отеля.—?Я думал, вы отказались от этой идеи,?— шепнул я Дэвиду.—?Да нет,?— отмахнулся тот. —?Устрой мы всё вчера, теплоход прибыл бы ещё днём. А так, свободных не было. Воскресенье,?— развёл он руками. —?Пришлось ждать, пока туристы накатаются. Тем более дальнейшая организация была за вами, не отменять же и её.—?Какая организация?Кроме выступления у нас больше ничего и не было, поэтому мы вполне обошлись бы ?наземной? сценой.—?Блэк-джек и шлюхи! —?ответил Хаген.—?Кто?! —?почти проорал Дэвид, ошарашено вытаращив глаза. —?Ты говорил танцовщицы и покер!—?Разница-то.Теплоход ещё пару раз протяжно прогудел. Народ ринулся в сторону реки. А потом произошло какое-то аудио-извращение. Теплоход принялся короткими гудками исполнять мелодию ?С Днём рождения?! Звук был такой, будто из глубоких морских пучин поднялся гигантский голодный монстр, и этот низкий бас исходил из его пустого желудка.—?Вы это серьёзно? —?прозвучал где-то в районе моего уха голос Тома.—?Вы серьёзно?! —?раздосадовано вскрикнул Хаген. И я заметил на палубе семьи Ксавьера и Тома. —?Родительский день?! Дейв! —?окликнул он того.—?Дорогие друзья! Как только все окажутся на борту, мы готовы отчалить! —?скомандовал Дэвид и направился к швартующемуся теплоходу, а мы?— в свой номер за вещами для выступления и лекарствами, так как время?— половина девятого, и я не уверен, сойдём ли мы до десяти часов на сушу.Первый крытый этаж теплохода занимали ?казино? и мини-сцена (так полагаю для ?танцовщиц?). На втором, ?открытом?, находилась сцена куда больших размеров, где уже играли блюз наши мюнхенские знакомые. Круглые столики на четырёх персон хаотично стояли по всей территории ?крыши?. На тот случай если ветер усилится, белые скатерти были ловко привязаны к деревянным ножкам столов.Родители Тома и Сави поздравили сыновей с Днём рождения, и гости расселись за столиками. Теперь на сцену поднялись мы. Сначала просто импровизировали, наигрывая незатейливые мелодии, а потом, уже исполняя заключительную ?Kiss Me Quick?, мой взгляд упал на деда Ксавьера, который, вторя нашим движениям, танцевал вместе с внуком!79Было что-то около десяти. Групп с олд-скульными каверами сменили музыканты с более драйвовой музыкой. Гости, беседуя каждый о своём, вальяжно разгуливали по всем этажам. Шар солнца уже полз к линии горизонта, отчего небо было залито нежно-розовой краской. Жара спала.Когда Лео нашёл нас, Эли и я сидели на нижней палубе, прятались от слепящих лучей. Он сказал, что скоро вновь наш выход для закрытия live-шоу, после нас за музыку уже будут отвечать ди-джеи. Мы пришли в маленькую подсобку, выполняющую функцию гримёрки. Хаген в нетерпении крутился на пластмассовом стуле перед зеркалом. А над Рене колдовала наша стилист: рисовала на его щеке цепочку карточных мастей. С Хагеном она, по всей видимости, уже закончила: на его глазах красовались два больших перевёрнутых чёрных сердца. Кажется, масть ?пики? выглядит иначе.—?Чего-то не достаёт,?— сказал Лео, верно, прочитав мою мысль.—?Я ещё не довела до конца,?— вмешалась Урсула. —?Он отходил покурить.—?Успел?! —?в комнату ворвался Райнер. Лео утвердительно моргнул.—?Примешь лекарства до или после? —?шепнул я Эли. ?Позже?,?— прошептала она в ответ, застыв с маленьким чёрным жакетом в руках и каким-то страхом в глазах.—?Может, вы лучше без меня? —?неуверенно спросила она.—?Брось, что за мандраж! —?поцеловал я её. —?Зачем мы искали этот красный горошек. Жакет? М?—?Болеро,?— поправила она.Никогда не знал этого слова.—?Ну вот и я о том же.—?Готово! —?вскрикнула Урсула. —?Кто следующий? —?вопросительно посмотрела на нас.—?Иди,?— кивнул я Эли.И пару минут спустя она сидела с выбеленным лицом, ярко накрашенными глазами и двумя красными сердечками?— ?червами??— на щеках. Мне карточные масти никогда не нравились, поэтому я выбрал образ Джокера.Небо краснело на глазах. Солнце скрылось за темнеющими кронами деревьев, что протянулись вдоль обоих берегов. Гуляния же только набирали обороты. Звуки низкими басами яростно рвались из динамиков, сотрясали и горячий воздух, и прыгающие перед сценой наряженные тела. Но вот громкое барабанное соло закончилось, Дэвид объявил наши имена, и под звонкий свист и аплодисменты наш маскарад прошагал в сторону мерцающих прожекторов сцены.Мной настолько завладели эмоции, что я не помнил, ни как мы отыграли песню, ни как спустились к орущей толпе, уже дружно отплясывающей под музыку сменившего нас ди-джея. Всё что я чувствовал, распевая вместе с Эли строки про бросающую кости судьбу,?— я здесь не один, и это касалось не только сцены.На танцполе же творилось самое настоящее безумие. На какое-то время мы слились с этим сумасшествием. Но стоило солнцу зайти за горизонт, меня словно прострелила молния?— лекарства!80К полуночи два пьяных энтузиаста стали агитировать народ прыгнуть вместе с ними в реку. На удивление многие поддержали их идею, начали стягивать с себя одежду. Лео и Ян, заразившиеся их безрассудством, принялись подначивать и нас. И в этот момент я вдруг понял, что даже будь у нас при себе купальники, я не позволил бы Эли раздеться перед ними. До сегодняшнего дня я и не предполагал, что совместное купание вообще когда-нибудь может стать проблемой, потому как не считал себя закоренелым ревнивцем.Благо, охрана, патрулирующая палубы, не позволила никому прыгнуть в воду. И Дэвид решил, что, во избежание несчастных случаев, ночные катания на этом должны завершиться. Теплоход пришвартовал к причалу, и все направились к шатрам. Ди-джей переместился на сцену, и ночь взорвалась мерцающим светом и новой порцией музыки.—?Чья была идея? —?подошёл к нам хохочущий Ксавьер и носом указал на полуголых танцовщиц, рассаживающихся по такси. Потом взглянул на Эли и тут же добавил: ?Хотя можешь не отвечать!?.После получаса на танцполе, я взмок так, как если бы вместо серпа луны над рекой, взошло палящее солнце, накаляющее воздух до предела дневного зноя. Большая же часть публики танцам предпочла выпивку. Голоса под шатрами не смолкали, бокалы без конца звенели. Мы тоже решили освежиться, но каким-нибудь соком со льдом. Том со своей спутницей стояли неподалёку и то ли ругались, то ли спорили.—?Всё в порядке? —?крикнул я ему.—?Да не понимаю я, что делать с руками! Я учился танцевать по фильмам Тарантино! —?Изогнув ноги в коленях и встав на носки, изобразил он что-то смутно похожее на танец, а миловидная блондинка жестом показала, что сдалась. И только я хотел было спросить, не устала ли Эли, ди-джей попросил всех гостей оторваться от бокалов со спиртным и вернуться на опустевший танцпол. И мы, дабы не оскорблять именинников, послушно направились в сторону сцены, где только родители Тома и Ксавьера и танцевали-то. Затем последовала череда упражнений, направленных на сплочение коллектива, вроде тех психологических штук, которыми пользуются компании для тим-билдинга. Мы то садились на корточки, то подпрыгивали, то поднимали руки вверх, то что-то выкрикивали вслед за ди-джеем, то кружились в ритмичных и хаотичных полу-вальсах со случайными партнёрами. Стоило этому спортивно-бальному безумству закончиться, народ обессилено попятился в сторону шатров. Но не тут-то было! Ди-джей проорал ?С Днём рождения!?, а из динамиков зазвучал заводной микс на Backstreet Boys. И, наверное, что-то около получаса все отплясывали под музыку бойз-бендов девяностых. Да ещё как! Половину присутствующих тут музыкантов я видел лишь трясущими головами под зубодробительный хеви-метал. И всё что я чувствовал, так это жар, окутавший кожу. Лицо горело из-за прилившей крови. Но на удивление ни усталости, ни сонливости, ни я, ни Эли не ощущали.—?Лёд! Мне нужен лёд! —?проорал Том, подзывая официанта. —?Лёд и виски!—?Пойдём! —?откуда-то из-за спины упала мне на плечо рука Ксавьера, и он кивнул в сторону сцены. —?Пойдём! —?вспыхнувшая на короткое мгновение мысль, о том, что он это не всерьёз, после его более настойчивого требования вмиг лопнула. —?Том!—?М? —?протянул тот, не отрываясь от стакана с виски.—?Помнишь Новый год две тысячи третьего?—?Как вчера.Ксавьер разочарованно махнул рукой.—?Хаген, ты-то помнишь? —?обратился он к тому, танцующему вместе с двумя девицами.—?А мы были вместе?—?Штэф?! —?как-то уже отчаянно вскрикнул Ксавьер и выжидающе посмотрел на меня.—?Угу,?— не слишком убедительно ответил я, надеясь, что он всё равно пояснит, чего хочет услышать от нас всех.Ксавьер вновь огорчённо взмахнул рукой, а затем принялся отхлопывать ритм, по всей видимости, какой-то песни, которая должна была быть нам известна. И пару секунд спустя мы поняли, о чём именно шла речь: наше первое совместное выступление пять лет назад.—?Дэйв! —?окликнул он топчущего перед сценой Дэвида. —?Давай пошумим! —?Тот ответил кивком и, ловко запрыгнув на сцену, принялся включать гитарные усилители.—?Боюсь, я не попаду по струнам! —?сказал Том и скептически свёл брови у переносицы.—?А ты не бойся! —?хлопнул его по спине Ксавьер и, прихватив Рене, мы направились за кулисы.Песня начиналась единым потоком всех инструментов и голоса, оттого у нас ушло три попытки на то, чтобы вступить как надо. Захмелевшие Том и Хаген то не поспевали за быстрым барабанным ритмом, то, наоборот, сами спешили. Но ликующая публика этого и не замечала: отплясывая перед сценой, подпевала дружным, но пьяным, хором.Мне казалось, будто бы мы пронеслись сквозь время, куда-то к началу девяностых, потому как мои ощущения, мои чувства, и бурлящие во мне эмоции были похожи на тот необузданный, сумасшедший драйв, который всецело завладевал моим рассудком тогда. Я не знаю, какой была бы моя жизнь без музыки. Не представляю, какой была бы сама жизнь. Пожалуй, ужасной ошибкой, но что-то похожее уже сказал Ницше.Гости, подняв руки над головами, хлопали в ладоши в такт музыке, свистели, что-то выкрикивали, орали, надрывая глотки, подпевали, выпивали и смотрели на нас какими-то ополоумевшими глазами. Думаю, я никогда не забуду этот момент. Уверен, он прочно врежется в мою память яркой картиной. Я бы назвал её ?Торжество червивой ночи?. Это не было похоже на празднование, скорее, на какие-нибудь ритуальные, шаманские танцы. На секунду от ужаса, сковавшего мысли, у меня перехватило дыхание, сердце болезненно кольнуло несколько раз. Все веселились так, точно это их, наша, последняя ночь. И луна, этот одноглазый насмешливый месяц, гордый в своём ледяном одиночестве, подсматривая за жалкой кучкой кишащих, пищащих людишек, затачивал свой острый серп, готовясь к жатве. Мне хотелось скрыться от этого зоркого прожектора, но его голубой свет пронзал весь сад, следуя за нами по пятам.Прошло, верно, несколько минут, прежде чем мой пульс пришёл в норму. Я больше не мог находиться внутри этого шумного празднества, звучащего погребальной мелодией.Мы сидели на причале, опустив ноги в чёрную смолу воды. Эли в ожидании объяснений моего порыва покинуть танцпол посматривала на меня украдкой. А я не знал, что сказать.—?Хочешь,?— неуверенно начала она и тут же замолчала. —?Хочешь, пойдём спать, если ты устал.—?Не думаю, что у нас получится заснуть, когда под окнами гремит музыка.—?Всё в порядке? —?взяв мою ладонь, теперь обеспокоенно заглянула в глаза. Я не ответил. Лишь поцеловал, не желая обсуждать свои навязчивые страхи. Она протяжно выдохнула и положила голову мне на плечо.—?Какую траву там жевали лягушки из сказки, ты помнишь? —?попытался я завести речь о чём-то другом. Эли коротко взглянула, непонимающе изогнув брови, а я кивнул в сторону громко квакающих камышей.—?Почему ты никогда не говоришь мне, о чём думаешь на самом деле? —?прозвучал вопрос, которого я боялся услышать. —?Скажи,?— умоляюще протянула она, вновь заглянув в глаза.Какое-то время мы сидели молча.—?Помнишь,?— в итоге сдался я, сглотнув вдруг подступивший к горлу ком,?— ты как-то сказала мне, что, когда выносят торт… —?так и не смог я заставить себя закончить фразу её же словами ?праздник всегда кончается?. Эли отрицательно мотнула головой и какой-то робкой украдкой коснулась губами моей щеки.81Несмотря на то что мы легли спать с первыми проблесками оранжевого рассвета, встали довольно рано, около десяти. Многие же гости ещё спали.Снизу тянулся вкусный запах еды, а работники отеля расставляли тарелки на столики под шатрами. Солнце играло на реке белыми бликами. Дул прохладный бриз, наполненный сладким ароматом цветущих кустарников. А на причале несколько парней и девушек готовились к прыжку в воду.На одной из скамеек у фонтана расположились родители Тома. Мы поздоровались с ними и, пройдя к шатру, заняли свободные стулья.—?Как спалось? —?кивнул нам Лео, разделывающий омлет.—?Хорошо. Спокойно здесь,?— ответил я, потянувшись за графином с апельсиновым соком.—?Это точно,?— согласился сидящий рядом с ним Оливер. —?А ты нас так и не представил,?— Улыбнулся он и кивнул на Эли.—?Эли, это?— Оливер, наш хороший приятель с радиостанции в Бохуме. Оли, это?— Дэниэль, моя жена.Я не знаю, почему сказал именно так. Слово само как-то неосознанно сорвалось с языка. Я посмотрел на Эли. Она смотрела на меня своими большими серыми глазами. И я косо улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Наверное, вот такими и становятся лица всех, кто, обменявшись кольцами, произносит ?согласен?: губы застывают в кривых улыбках, а в глазах блестит панический страх, из-за того, что никто не представляет, как всё будет дальше.