Глава 5. Забвенное (Христианский рок и розовое небо) (1/1)

19Странно, я был уверен, что, находясь вдали от Эли, и глаза не сомкну, промучаюсь от бессонницы до самого утра, но отключился сразу, как вернулся домой. Последний раз я спал в собственной комнате ещё в декабре и с того времени всё обходил её стороной. Да уж, старик-Шекспир подметил верно?— ?все черти здесь?. И они только в голове. Я даже соскучился по этим прозрачным стенам и умиротворяющим утренним пейзажам за окном, по запотевшим стёклам которого сейчас елозили мокрые кленовые листья, сметая капли прошедшего дождя.Телефон пискнул откуда-то из-под подушки, оповестив о новом сообщении. Эли опередила меня, написав, что будет у старого фонтана через полчаса. Мне потребовалось итого меньше. Как и в первый день нашей встречи здесь, на ней была белая спортивная ветровка, а я надел форму ?Вольфсбурга?. И этот наш весенний бело-зелёный камуфляж прекрасно вписывался в общие краски цветущего парка. Какой-то слишком правильный май, я начинаю бояться ?правильных? вещей. Эли выглядела счастливой, и от этого тоже было тревожно. Я стал допытываться, о чём она вчера говорила с матерью, к какому они пришли выводу, и едем ли мы с ней сегодня в Эссен. Она улыбалась и коротко отвечала ?да, всё хорошо?.Я знаю, жизнь непостоянна, её события переменчивы, но что-то внутри меня никак не могло примириться с подобной скоротечностью моментов. Я привык к тому, что стремительное развитие событий есть признак разрушения, а не созидания. Всё способно вмиг развалиться на куски, именно тогда, когда ты пребываешь на пике своих положительных эмоций. Мы словно рождаемся с этой установкой. В моменты радости ожидаем подвоха и краха. Но, находясь ?на дне?, пребывая в отчаянии, никто не думает о чудесном повороте судьбы. И вот я чувствую, как что-то невидимое тянет меня к небу, отрывая от земли. Разум охватывает непонятная эйфория, а я веду себя как глупец, полагая, что это жульничество, что к этому состоянию ?счастья? ведёт крутая лестница из сотен ступеней, а я самым нечестным способом встал на эскалатор.—?Эли,?— снова обратился я к ней, намеренно игнорирующей мои просьбы. Она закинула ногу на скамейку и принялась разминать мышцы. —?Что с терапией? Мама согласилась, чтобы ты прошла её здесь?Она кокетливо улыбнулась и, сказав ?догонишь, расскажу?, побежала вдоль по аллее. Я догнал, но она ничего не рассказала, лишь сосредоточенно смотрела прямо перед собой, наращивая темп.Каждый раз, что я завожу разговор о её здоровье, она ведёт себя так, словно я сую нос не в своё дело. С другой стороны, посещение психолога?— вещь настолько интимная, что, быть может, мои наставления, она расценивала как прямое вмешательство в личное пространство. Но я и не думал копаться в её мозгах. По-крайней мере, не собирался делать это ?в открытую?. Сейчас меня беспокоило только будущее: её, моё, наше. Уедет ли она в Париж по настоянию матери или улетит с ней в Монреаль.—?Я останусь в Германии,?— ответила она, и я спрыгнул с турника. —?Вчера мы ничего не обсуждали. Не хотела ругаться с мамой, но не будет никой терапии, она бессмысленна.Некоторые события не просто повторяются, они зацикленной плёнкой вертятся по кругу. Снова и снова. Я устал. Эмоционально вымотан. Это мне нужна психологическая помощь. Я даже не знаю, что сейчас сказать: согласиться с ней, приняв её решение, начать переубеждать или, притворно улыбнувшись, ?плыть по течению?. Ощущение такое, что я вот-вот разрыдаюсь от полного бессилия. И, так и не найдя подходящих слов, я просто сел на стоящую рядом маленькую детскую лавочку.—?Эли, я… скажи, что мне говорить, чтобы ты не воспринимала все мои слова с такой открытой враждебностью?.. Я боюсь сделать тебе больно разговорами о болезни…—?Этого должна бояться я, а не ты. Бояться, что по нелепой случайности, заразишься и ты. Бояться общественного порицания, которое может на тебя обрушиться. Ты не сделаешь мне больно. И я не понимаю, почему ты ведёшь себя так, словно это ты в чём-то виноват, а не я,?— выдохнула она, а потом взяла прутик и принялась рисовать на мокром песке какие-то клетки, формулы, произнося новые для меня слова: ?обратная транскиптаза?, ?РНК?, ?CD-4 рецепторы?, ?фузия?, ?митохондрии?.—?Меня это не пугает…—?Потому что ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое ?это?,?— тут же возразила она, не дав закончить мысль. —?Штэф,?— села рядом, взяв мою ладонь,?— то, что ты сделал вчера, было неправильно.—?Я же уже пообещал?— больше не будем так рисковать.—?Но ты даже не понимаешь, чем рискуешь! —?вскрикнула она. —?Ты считаешь ВИЧ какой-то несерьёзной болезнью! Считаешь, что приём таблеток?— это все предписания, что если придерживаться строгой схемы?— риска развития СПИДа можно избежать!Она всё кричала, упрекая меня в легкомысленности. Но да, именно так я и думал. Современная антиретровирусная терапия смогла перенести ВИЧ из списка ?заболеваний с неминуемым летальным исходом? в список ?болезней хронических?. Эли сидела прямо передо мной, её розовые щёки светились здоровьем, её глаза поблёскивали игривостью жизни, её тело было прямым доказательством, того что ?синдром истощения??— не строгая константа болезни. Я не боялся заразиться. В каком-то роде даже не сильно бы огорчился, если бы это вдруг произошло?— мы, по крайней мере, перестали бы ругаться из-за каждого неосторожного контакта, болезнь бы стала для меня исходным кодом нового алгоритма жизни. Да, потребовалось бы какое-то время, чтобы к этому приспособиться и только. И да, не стоило сейчас этого говорить. Слишком опрометчиво. Эли разозлилась ещё больше.—?Думаешь, эти препараты дешёвые?! Они стоят по несколько сотен евро каждый!—?На то и рассчитана медстраховка,?— был вынужден парировать я, раз уж сам ввязался в этот спор.—?Ты бы ?не сильно огорчился, если бы заразился??! —?повторила она, вскочив с лавочки. —?Штэф, ты не понимаешь. Вообще ничего не понимаешь. ВИЧ?— это не единый для всех вирус. Он может быть с разными мутациями, которые сделают его устойчивым к терапии.—?Ну, у нас с тобой был бы один и тот же,?— сказал я, не понимая, какого чёрта я вообще несу.—?Ты не знаешь, как вирус будет вести себя в твоём организме. Не знаешь, какой отклик даст твой организм на терапию. Почему мы вообще обсуждаем твою терапию?!—?Мою гипотетически возможную терапию.—?Мне делает больно твоя гипотетически возможная терапия, а вовсе не разговоры о моей болезни,?— накрыла она лицо ладонями, расплакавшись. Браво. Закончи я университет, из меня получился бы крайне хреновый психолог.—?Прости меня. Я не хотел ругаться,?— подошёл я к ней и обнял, пытаясь придумать, как всё исправить.—?Мы не ругались,?— сказала она, а затем взяла с меня обещание о том, чтобы я относился к мерам предосторожности со всей серьёзностью и впредь не заводил разговоры о своём намеренном инфицировании. Я пообещал, но взамен попросил, чтобы и она выполнила желание матери и прошла курс психотерапии.20Может, я собираюсь поступить сейчас неразумно, решаясь спросить о засевшем в сознании страхе. Может, прежде чем обсуждать подобное, следовало бы посоветоваться с психологом. Хотя я бы наверняка получил стандартный набор инструкций ?правильной модели поведения?. И в конечном итоге всё сработало бы против меня. Именно поэтому я и намериваюсь сделать так, как подсказывает интуиция или сердце. Я снова сказал, что меня пугает её реакция на разговоры о лечении, пугает, реакция на раздражители, которые мне неизвестны, такие, как вчерашний случай с телевизором. Ежедневная терапия?— часть её жизни, Эли же?— часть моей, потому-то я и хотел получить полный доступ ко всем её тревожным мыслям. Пусть наши монстры играют тенями сомнений в доме с незапертыми дверями. Ответ Эли оказался типично женским. Она сказала, её злит не то, о чём я спрашиваю, а то, как это делаю. Согласен. Порой я и впрямь излишне осторожно формулировал предложения, но не знал, как построить вопрос по-другому.—?Просто спроси,?— отрезала она. —?Так, как делал это раньше.—?Но раньше ты и не отвечала,?— невольно усмехнулся я. Хоть сейчас прекрасно понимал почему. —?Я боюсь, что без помощи специалистов не смогу оказать должную поддержку, и ты опять найдёшь какой-нибудь Гамбург или…—?Этого не произойдёт, и я уже пообещала, что начну посещать психотерапевта, если тебе так будет спокойней. Что-нибудь ещё беспокоит? —?слишком по-врачебному прозвучал вопрос.Я солгал, отрицательно мотнув головой. Но со всеми остальными тараканами в моей голове, я предпочту разобраться по мере их появления. Если они вообще выползут.—?А у тебя? —?посмотрел я на неё, сосредоточенно выполняющую упражнение на турнике.—?Их много,?— натужно протянула она.—?Давай начнём с главного.—?Твои анализы. —?Спрыгнула она на песок.—?Сдам сегодня, если, ну, ?если тебе так будет спокойней?,?— поцеловал я её. Эли тяжело вздохнула. А потом мы ещё с получаса проговорили о том, что представлял собой этот анализ.Эли переживала, что я мог ?подцепить? вирус именно в наш первый раз, когда её кровь была на моей коже. Однако с ноября прошло шесть месяцев, за которые я успел побывать в больнице с пневмонией, и у меня неоднократно брали всевозможные анализы, будь со мной что-то не так, доктора бы заподозрили неладное. Но Эли сказала, что мой повышенный уровень лейкоцитов врачи могли списать на счёт пневмонии (не знаю, насколько она права). А ВИЧ проявляется не сразу. У меня вообще может не возникнуть никаких симптомов на протяжении нескольких лет. Единственный верный способ узнать свой статус?— сдать конкретный анализ. Он называется иммуноферментный. И сдать его нужно только спустя пару месяцев после предполагаемого инфицирования. Если в крови обнаружатся антитела к ВИЧ, значит, моя иммунная система среагировала на вторжение инфекции в организм. Но я не сомневался?— мой результат будет отрицательным. Хотя информация о том, когда именно появляются симптомы, была для меня новой. И я поинтересовался, как Эли узнала о том, что заразилась. Она ответила, что мысль закралась сразу, как только она увидела разбросанные по кювету разбитые пробирки. И уже в Париже, в клинике отца, сдала анализ. Результат был положительным. ?Но на ранних стадиях он не всегда бывает точен?,?— пояснила она. —??Я надеялась, что после повторной сдачи крови через три месяца всё изменится, а получила лишь стопроцентное подтверждение диагноза. Дидье тогда уговорил маму попробовать экспериментальное лечение?— высокими дозами антиретровирусных препаратов, но я сама отказалась. Я вообще не хотела лечиться…?. Она опять горестно выдохнула, и я переключил тему, заговорив о себе. —?Значит, чтобы узнать, заразился ли я вчера, должно пройти несколько недель, прежде чем я смогу сдать анализ? —?Эли утвердительно кивнула. —?Ты права?— это было рискованно, но процент возможной передачи совсем ничтожен. Думаю, всё обойдётся,?— постарался приободрить её. Но она в очередной раз разозлилась, грозно нахмурившись, отчего я непроизвольно улыбнулся.—?Штэфан,?— серьёзно прозвучало имя, будто меня только что вызвали к доске,?— это ведь ты во всём ищешь иронию. Даже один процент?— вполне реальная угроза!—?Ты права,?— с наигранной рассудительностью повторил я, намереваясь положить конец затянувшейся лекции, в ходе которой мы и не заметили, как на спортплощадке появились две женщины с детскими колясками и несколько ребятишек. —?Примем душ и в Эссен? —?спросил я, закончив последний подход; и Эли укоризненно склонила голову, сурово посмотрев на меня исподлобья, а затем рассерженно сказала, что это был пустой разговор, который прошёл мимо моих ушей. —?Вчера по пути домой я заехал в аптеку. Не будет никаких рисков. —?Взял я её за руку. —?Или тебя беспокоит что-то ещё? —?Она промолчала, потупив взгляд и закусив губу.Думаю, этот разговор будет повторяться слишком часто, и в итоге станет главной причиной наших ссор. Да, я сам согласился играть по её правилам, но лишь потому что иной альтернативы не представилось. Всякий раз, находясь рядом с ней, меня начинало выжигать только одно желание, непреодолимое и животное, затуманивающее рассудок и вынуждающее идти у него на поводу. И однажды настанет тот день или та ночь, когда я захочу большего и, возможно, ненамеренно нарушу собственное обещание. О каких мерах предосторожности можно думать, занимаясь сексом с тем, кто разжигает огонь на коже, даже не касаясь её? Как вообще можно думать хоть о чём-то? В этот момент все связи с рациональностью обрываются, взрываются крошечными фейерверками в темноте пелены, опускающейся на глаза. С ней мне хотелось воплощать в жизнь самые грязные фантазии, но?— на запястьях воображаемые наручники, определяющие каждое движение. И все мои фантазии так и остались запертыми за чугунной решёткой мыслей, лишь грязь?— снаружи, на солёной коже наших тел, с магнетической силой притянутых друг к другу на полпути к ванной.21Подобное начало дня должно наполнять его светом и покоем. Однако нависшая над городом тёмная дождевая туча отбрасывала тень тревоги и на моё сейчас по-особенному сверхчувствительное сознание. Я всегда жил в ожидании неизбежно приближающегося шторма, оттого слишком привык к тому, что состояние счастья длится недолго. И теперь, когда передо мной оказались раскрытыми все её карты, это ощущение усилилось в разы. Не думаю, что оно вообще когда-нибудь отступит.Я хотел отвезти Эли домой, и, пока бы она собиралась в дорогу, я сам заскочил бы в какую-нибудь клинику, больницу или госпиталь, куда-нибудь, где можно сдать кровь на анализ. Но Эли запротестовала, пожелав поехать вместе со мной. И вот я снова сижу в её кухне напротив Жюльет, впрочем, на сей раз за строгостью её взгляда читалась обычная родительская обеспокоенность, вызванная вовсе не нашей короткой поездкой. На самом деле, я и согласился-то выступить только ради Эли, посчитав, что ей пошло бы на пользу сменить обстановку, переключив мысли на позитивную волну. Думаю, и Жюльет это понимала.—?Можем идти. —?Засунула Эли таблетки в свой голубой рюкзачок с розовыми бабочками.И уже в машине, пристегнув ремень безопасности, я ощутил пробежавшую по коже армию крошечных мурашек, вызванную порывом холодного ветра и тревожной мысли о предстоящем визите к врачу. Пожалуй, впервые за всё это время я допустил возможность услышать положительный результат своего анализа.Единственный СПИД-центр сегодня, в выходной день, был закрыт. Я даже в тайне понадеялся, что перенесу посещение на понедельник. Но… Эли оказалась против. И вот, отыскав в интернете адрес какого-то частного диагностического центра, мы едем туда. Не понимаю, почему моё волнение не отступает.Добрались до места. Стандартный набор: просторная светлая приёмная, несколько высоких пальм в больших горшках, стойка регистратуры, за стеклянными окнами которой работали две девушки. Записались на приём и, как и другие пациенты, ожидающие своей очереди, сели на стулья, расставленные вдоль стен. Хотел было пошутить об оживлённой обстановке, но, взглянув на Эли, едва не поперхнулся, напугавшись её состояния: заметно побледневшее лицо, расширявшиеся в неподдельном ужасе зрачки, одна рука вцепилась в стул так крепко, что вены на ладони раздулись синими трубочками, другой же она нервно теребила платье, собирая ткань в гармошку.—?Эли? —?взял её за руку, заглянув в глаза.—?Прости меня,?— громко выдохнула она. —?Прости, что тебе приходится это делать.Не знаю, повлияли мои слова на неё или нет. Но я стал убеждать её в том, что, даже если в первый раз каким-то способом всё-таки и умудрился заразиться, здесь совершенно нет её вины. Знай, я о болезни заранее, в любом случае всё произошло бы именно так, как это и произошло. Во-первых, мы предохранялись. Во-вторых, хоть её кровь и была на мне, у меня не было никаких ран, тем более открытых. А в следующий раз, я и вовсе сам решил пренебречь мерами безопасности.—?Герр Рихтер? —?обратилась ко мне девушка в синей врачебной форме. —?Пройдёмте,?— указала она на пластиковую белую дверь, ведущую внутрь длинного коридора.—?Я могу пойти с вами? —?спросила её Эли.Девушка ответила, что тест на ВИЧ является строго конфиденциальным, и решение о присутствии друзей или родственников во время процедуры принимает исключительно сам пациент. Я подтвердил согласие кивком. И уже минуту спустя мы оказались в нужном кабинете. Девушка вышла, а мы сели на кушетку, стоящую рядом с высоким металлическим столиком, на котором лежали какие-то медицинские штуки. Думаю, и у меня, и у Эли пульс просто зашкаливал.—?Добрый день! —?поздоровавшись, в комнату вошла женщина в белом халате.На вид ей было около шестидесяти, может, чуть больше: седые волосы, морщинистая шея, грубые черты лица и огромные круглые очки. Несмотря на возраст, подчёркивающий её опыт, доверия она мне сперва не внушила. Но, когда приветливо улыбнувшись, она бодро придвинула стул и, сев напротив нас, уточнила моё имя, попросив обоих не волноваться, мне и вправду стало спокойнее. Затем последовала череда вопросов о моём общем состоянии здоровья, почему я решил сдать анализ именно сейчас, когда в последний раз болел и прочее в этом духе. Потом она спросила о предполагаемой дате инфицирования.—?Ноябрь,?— коротко ответил я.—?Хорошо. ?Хорошо? для определения точности результата,?— добавила она и принялась натягивать на руки резиновые перчатки. А мои ладони вдруг вспотели. —?Сначала мы сделаем экспресс-тест. Для этого я возьму кровь из вашего пальца. Это пройдёт быстро и безболезненно,?— произнесла она так мягко и максимально доходчиво, отчего мне стало не по себе. —?Результат мы получим уже через двадцать минут. Но даже если он окажется положительным, вам не стоит паниковать. Это только предварительный результат, не являющийся основанием для постановки окончательно диагноза, его достоверность ещё необходимо подтвердить. В таком случае, мне придётся взять кровь из вены для другого анализа, результат которого будет готов лишь к среде следующей недели. Если у вас остались ещё какие-то вопросы, пожалуйста, не стесняйтесь задавать,?— нарисовалась на её лице всё та же заботливая улыбка, вызывающая приступы нервной тошноты.—?Всё предельно ясно,?— ответил я и положил ладонь на металлический столик, где уже находился распакованный маленький тест, чем-то напоминающий тест на беременность.В том, что всё ?пройдёт быстро?, врач, конечно, ошиблась. Время для меня словно застыло или, может, включился режим ?slow motion?. Казалось, всё тянулось смертельно медленно. Невыносимо медленно. Вот она взяла ватный шарик и, смочив его в спирте, протёрла кончик моего среднего пальца. Неприятный укол, и появилась кровь, которую она тотчас же стёрла. Выступила вторая алая капля. И врач приставила к ней крошечную стеклянную трубочку, набирая нужное количество жидкости. После чего поместила кровь на индикаторную полоску теста. А я, зажав вату на пальце, вернулся к Эли на кушетку.—?Ждём двадцать минут,?— сказала врач.И наши взгляды застыли на громко тикающей секундной стрелке настенных часов.—?Как определяется результат? —?три минуты и семь секунд спустя больше не смог я вынести глухой тишины.—?Две полоски?— результат положительный, одна?— отрицательный,?— ответила врач, сидя за своим столом и продолжая что-то писать.—?Надеюсь, будет мальчик,?— глупо пошутил я, и из меня вырвался истеричный смешок.Я и не представлял, что буду так нервничать. Эли взяла мою ладонь и протяжно выдохнула. А мне вдруг вспомнился случай в самолёте по пути в Канаду и слова Сесиль. Кажется, не одна она использовала юмор в качестве защитного механизма в моменты стресса. Но если раньше Эли начинала извиняться, едва я вскользь упоминал свои ?зимние каникулы?, то сейчас, после того, как я произнёс имя ?Сесиль?, я отчётливо увидел вспыхнувшие в её глазах огоньки ревности, однако отозвавшиеся теплом в моём сердце и крайне идиотской улыбкой на лице. На какое-то время мы даже отвлеклись от томительного ожидания.—?Результат отрицательный,?— сказала врач. И хотя её слова прозвучали оглушительным раскатом грома, и мы оба всё отчётливо услышали, отчего-то всё равно переспросили. —?Отрицательный,?— повторила она.—?Вы уверены? —?спросила Эли.—?Может быть, здесь какая-то ошибка? —?подключился и я, рассматривая выступившую на тесте единственную полоску.—?В случае отрицательного результата ошибки быть не может,?— заверила врач.—?Но хотя бы десятая доля процента есть? Теоретически ведь всё вероятно?Наверное, в её практике я был первым недовольным пациентом, услышавшим свой диагноз ?здоров?. Но оказался неправ. Врач стала убеждать, что ошибка исключена, и может быть только в случае положительного результата.—?Тогда проводится иммуноферментный анализ, направленный или на подтверждение или на опровержение данных экспресс-теста,?— сказала она, и я попросил повторить тест.—?Просто впишете двойную стоимость за расходные материалы в мой чек,?— продолжил я настаивать на своём.Мы проспорили несколько минут. В итоге врач мне уступила, достав новую упаковку теста. Процедура повторилась. И результат снова был ?отрицательным?.Я бы не отказался и от третьей попытки, и от сдачи крови из вены, вот только врач категорично отказалась. В кабинет вошла девушка-медсестра и, подключившись к нашему разгорячённому разговору, сказала, что за всё время её медпрактики не было выявлено ни одного ложноотрицательного случая. А вот ложноположительные редко, но бывали.—?В этом нет никакой необходимости. —?Врач вручила мне результаты обоих тестов и чек на оплату услуг. —?Ваша реакция вполне естественна. Но если навязчивые мысли не будут проходить, я бы порекомендовала вам обратиться к специалисту,?— протянула она мне визитку с именем и номером телефона какого-то психотерапевта и в очередной раз объяснила, по какому принципу работают эти тесты, и что их отрицательный результат, при правильном выполнении процедуры и не истёкшем сроке годности, исключает ошибку. Девушка-медсестра без устали поддакивала ей, и чаша весов с мыслью о том, что тест верен, всё же перевесила мои сомнения.22Никогда в жизни я не чувствовал себя столь неуязвимым. Осознание того, что я всё же действительно ?чист?, взорвалось красочным шквалом эмоций. Казалось, даже хмурое небо стало на несколько оттенков светлее. Я был переполнен фонтанирующей эйфорией, облегчением, чувством безграничной свободы и счастья. Какой-то необъяснимый прилив сил и ощущение драйва растекались по венам. Да, глупо, но сейчас мне хотелось кричать. Хотелось сделать музыку в машине громче. Хотелось выжать из педали газа её максимум и обогнать эти медленно плетущиеся автомобили автобана №1, превратившегося для меня в гоночную трассу, где и я должен был бы стать первым номером. Но больше всего я был рад тому, что Эли наконец перестанет изъедать себя самообвинениями. Теперь только я нёс ответственность за собственные действия.—?Что означают эти красные и зелёные крестики? —?спросила она, роясь в заваленном CD-дисками бардачке и выбирая новую партию ?саундтреков? нашей поездки.—?Красные?— предложения о сотрудничестве, зелёные стоят на коробках групп, желающих выступить у нас на разогреве. Там есть ещё чёрные?— личные продюсерские проекты Сави.К слову, именно Майер и нашинковал мою машину всеми этими дисками молодых команд, даже половину которых я ещё не успел прослушать. Музыкальный вкус Ксавьера был безупречным. Поэтому я знал, что какой бы диск ни вставил в магнитолу, и музыка, и вокал несомненно пришлись бы мне по душе.—?Штэф,?— протянула она, посмотрев украдкой.—?М? —?отозвался я, убавив звук.—?Ни мама, ни Ксавьер не говорили, что ты был в Монреале.—?Я и в Исландию по пути заскочил.—?В Исландию? Зачем? —?удивилась она.—?За браслетом для тебя. На самом деле,?— выдержав паузу и улыбнувшись, продолжил я,?— рейс был с пересадкой. Но браслет я и вправду привёз. Возьми мой рюкзак. Он там,?— кивнул я на заднее сиденье,?— во внутреннем кармане.И пока Эли искала браслет в дебрях рюкзака, я решил, что прошло достаточно времени для того, чтобы безболезненно и даже с некой долей самоиронии можно было вспоминать события зимних месяцев. И я начал рассказывать о наиболее интересных моментах своих странствий, сначала заговорив об аэропорте ?Кеблавик?, о сувенирном магазине, об исландке, нашем с ней споре и обещанной скидке, если я выговорю название какого-то там вулкана.—?Вот так он и оказался у меня,?— сказал я, кинув короткий взгляд на Эли, с любопытством рассматривающую чёрные шарики. —?Он из лавы какого-то вулкана. Нравится?—?Такой необычный,?— утвердительно кивнула она. —?Спасибо,?— выступили на её щеках всё те же кокетливые ямочки. —?Когда ты… —?хрипом оборвался вопрос. —?Когда ты летал в Канаду?Дата вспыхнула в памяти так ослепительно ярко, отчего я даже, сбавив скорость и забыв о мнимых ?гонках?, ушёл в крайний правый ряд. Эли перепугано посмотрела, но в моих ушах эхом зазвучал голос Сесиль, зачитывающей строки Евангелия: ?…так что они уже не двое, но одна плоть?. Тогда каждое произнесённое ею слово пронзило моё сердце острыми пулями снайперской винтовки, сейчас же сердце и вовсе словно разорвалось от попавшего в него патрона дробовика.—?Семнадцатое… семнадцатое декабря,?— теперь прохрипел и мой голос. Эли продолжала озадаченно выжигать томным взглядом, а я и не знал с чего начать объяснять собственное замешательство. —?А сегодня семнадцатое мая,?— наконец произнёс я. Она непонимающе пожала плечами, и я заговорил о своей ?игре? в символизм. —?Ты смеёшься надо мной?—?Прости,?— отозвалась она, всё улыбаясь без конца и совершенно не воспринимая всерьёз мои слова. —?Ты смеёшься над Богом, а я над вами двумя. Сам вспомни: совпадений?— нет. Вся эта символичность строк и событий связана твоим внутренним мироощущением. Ты говорил, что это мы наделяем всё смыслом, а сам хочешь услышать объяснения от кого-то другого.—?Возможно. А возможно, я просто старею. Того и гляди, как однажды стану порядочным воскресным прихожанином,?— усмехнулся я, уже ожидая от себя даже подобной выходки. —?Наверное, я неправ. Наверное, как и многие хочу иметь не только свой ?смысл?, своё понимание всего Этого, но, и не зная истинного замысла Творца, всё же хочу знать, что грандиозный замысел и вправду существует.—?Нет никакого замысла,?— категорично заявила она,?— иначе за столько тысячелетий люди уже давно бы его разгадали.—?Может, у человечества не было достаточно ресурсов. Всё появляется со временем. —?Эли вновь улыбнулась и взмахнула ладонью так, будто только что отогнала от себя мои слова, будто они были докучливо жужжащей мухой.—?Когда или если людям удастся понять смысл вот этого Всего,?— вырисовала она носом воображаемый мост над серой лентой дороги, исчезающей под колёсами автомобиля,?— то для меня это уже не будет иметь никакого значения. Мы все умрём до того. Да и кто мы в этом бесконечном поиске истины? Лишь миллионная ступень эволюционной лестницы разума сверхчеловека Ницше? Он ещё более мифичен, чем Бог. Созидание и разрушение?— вот суть всего, но люди наивно надеются услышать, что смысл жизни?— бессмертие. Рай, ад?— неважно. Главное, чтобы что-то да было. А там нет ничего. Человек даже не знает, в чём смысл конкретно его жизни, но с лёгкостью рассуждает о смысле Всего,?— окончательно поник её голос. —?Ты вот знаешь, в чём смысл твоей жизни? Моей? В чём смысл этих напыщенных слов твоей Сесиль? —?вскрикнула она.—?Э-эли,?— коснулся я её волос, улыбнувшись. —?На что именно ты сейчас злишься? —?Она недовольно фыркнула и отвернулась к окну. Повисшее в салоне молчание длилось ровно одну песню.—??Так что они уже не двое, но одна плоть?,?— цинично процитировала она. —?Так звучит эта священная строчка? —?Я утвердительно кивнул. —?Если бы мы сейчас влетели в зад вон той фуры, тогда бы получилась ?одна плоть?.—?Перестань, не нужно бросаться такими словами. Судьба любит вызов. А символизм на то и символизм, что он метафоричен.—?Ты мужчина, вам свойственно так говорить,?— сказала она, и я невольно рассмеялся от этой своеобразной формы сексизма.—?Всё же рискну полюбопытствовать, что ты имела в виду? —?покосился я на неё, всё ещё сидящую с надутыми губами, точно обиженный ребёнок.—?Мужчины всё романтизируют,?— ответила она. Но что-то похожее я уже как-то слышал от Ксавьера. —?Разве не такой смысл ты вложил в ту строчку? —?Я промолчал. А Эли стала говорить о музыке и искусстве в целом. —?Все самые прекрасные песни и романы о любви написаны именно мужчинами. Разве не так?—?Я всех не знаю,?— отмахнулся я, желая переключить тему нашего разговора с такой же непринуждённой лёгкостью, как и треки какого-то сборника рок-баллад, так предательски подыгрывающего сейчас Эли.—?Помнишь, мы читали По? —?всё не отступала она.—?Что ты хочешь от меня услышать? —?не выдержал я, выпалив ненамеренно грубо.—??Помню?,?— улыбнулась она. Я повторил слово. —?Почему в его произведениях всегда умирает девушка? —?спросила она, и тут же сама ответила:?— Потому что женщины просто не способны страдать так, как страдают мужчины. В страдании мужчины уже заключено само искусство. Иногда я думаю, что мы и любить-то не умеем, так, как это делаете вы, по-настоящему. —?На короткий миг я даже потерял контроль над обстановкой на дороге, смотря на Эли и пытаясь понять, что именно она хотела этим сказать. —?Я чувствую себя виноватой за то, что произошло. И, кажется, будто это вообще единственное, что я и могу чувствовать. Ты даже не накричал на меня. Почему?Для меня ответ был до безобразия очевидным?— потому что я не чувствовал злобы. Да и какие мои упрёки или разгневанные речи могли теперь сравниться с тем эмоциально-психологическим самобичеванием, которое выбрала Эли в качестве меры самонаказания. Не знаю, зачем она вновь решила вернуться к этому пройденному этапу наших отношений и омрачить дорогу до Эссена уже закрытой темой.—?Потому что это не изменит ни случившегося, не сделает никому…—?Штэф! —?вдруг вскрикнула она, а потом опять виновато опустила голову.Нет, психолог нужен нам обоим, это уж точно. А мне и впрямь не стоило заводить разговора о своих декабрьских ?приключениях?. Если я могу относиться к прошлому уже с холодным спокойствием, Эли же начинают терзать угрызения совести. И в итоге мы оба сидим с понурыми лицами.Я не нашёл лучшего выхода из сложившейся ситуации, чем прервать нашу поездку, заехав в какое-нибудь придорожное кафе; заодно и салон проветрился бы от удушливого воздуха негативных эмоций. И, как назло, по обе стороны дороги?— ничего кроме зелёных полей и цветущих кустарников.Уже пересекли мост через канал и границу Нижней Саксонии, и всё равно?— ничего, лишь стоянка для фур. Но вот впереди замаячил указатель на городишко Лотте, и я съехал с автобана. Нам повезло?— на въезде мы наткнулись на двухэтажное здание из красного кирпича и с черепичной крышей. Весьма непримечательное, к слову, больше похожее на чей-нибудь домишко. И если бы не растянутая над парадной дверью табличка ?ресторан APHRODITE?, буквы которой имитировали греческий шрифт, мы бы точно проехали его мимо. Внутри?— людно и по-деревенски уютно, совсем ничего античного. Пока ожидали заказ, попивая жасминовый чай, хлынул проливной дождь.—?Если будет так лить, выступление всё равно состоится? —?спросила Эли, отвернувшись к окну.—?Ты уже передумала ехать? Могу всё отменить,?— достал я из кармана телефон, но лишь для того, чтобы посмотреть время. Эли, должно быть, растолковала всё по-своему, оттого и вскрикнула ?нет? так громко, что на нас обернулись несколько посетителей. А потом она стала извиняться за своё плохое настроение. —?Тебя беспокоил анализ?— его результат отрицательный. Мы вместе?— больше нет поводов для плохого настроения, зачем портить день, вороша прошлое? Эли,?— накрыл я её нервно барабанящую ладошку своей ладонью, и она, наконец посмотрела на меня, улыбнувшись уголками губ, едва заметно, так, словно сделала одолжение. Я понимал?— в эту минуту её сердце, тяжело ступая, поднималось по ступеням эшафота, туда, где разум уже стоял у остро наточенного лезвия гильотины, и я не знал, какие ещё мои слова могут притупить её чувство вины. Я мог бы уровнять наше положение, совершив что-нибудь, за что сам бы оказался виноватым перед ней. Проблема заключалась в том, что причинив боль Эли, это не вызвало бы во мне никакого чувства удовлетворения. Оставалось только ждать следующей недели, встречи с психотерапевтом и его толковых советов. Или просто ждать, уповая на лучшего лекаря?— время.—?И жить настоящим… —?Убрала она руку со стола, когда официантка поставила корзинку с хлебом.—?Carpe diem,?— вдруг вспомнилось мне. —?Всё повторяется, да? Думаю, и ресторан тут неспроста.—?Так он же греческий,?— улыбнулась она, поняв, к чему я клонил. —?Но ведь Гораций был римлянином.—?В его времена Греция была частью Римской Империи.—?Ты даже знаешь, в ?какие времена? он жил? —?рассмеялась она. Я и не предполагал, что заговорив об истории, смогу вырвать нас обоих из самокопания в грузных мыслях.—?Вместе с Цезарем. А я знаю, когда правил тот,?— ответил я и тоже улыбнулся.Всё же в возвращении и повторении есть что-то сакральное. И весь парадокс в том, что каждое такое повторение не похоже на своего предшественника. ?Непохожие повторения??— фраза, способная в пыль размолоть фундамент логики.23Дождь прекратился. Мы доели свой томатный суп, и, следовало бы сесть в машину и продолжить путь; но, вернувшись к теме ?повторений?, я вдруг загорелся другой идеей. За пару дней до моего отлёта в Канаду, Ксавьер, Лео, отец и я, были на матче ?Волков? в Вольфсбурге. Тоже была суббота, впрочем, в дне-то нет ничего судьбоносного?— все игры выпадают на выходные, а вот то, что и в прошлый и в этот раз ?Вольфсбург? играл против ?Боруссии??— это весьма фаталистично. Закрывшись в своей депрессии, замкнувшись в квартире Эли, и совершенно отрезав себя от внешнего мира, я напрочь забыл, что сегодня?— последний тур сезона. Матч стартует в половину шестого, до Дортмунда?— час езды, выступление же?— около девяти. Мы бы вполне успели доехать до Эссена, попади даже в небольшую пробку. Предложил Эли, и она восторженно подхватила мою инициативу.Моё опасение, что билетов могло уже не остаться, к счастью, не подтвердилось. И ровно в пять часов, заняв свои места, мы в предвкушении ожидали начала матча. Знал бы я с утра, что нас занесёт сюда, прихватил бы свой шарф. А вот Эли в своём мятно-зелёном платьице вполне могла сойти за болельщика ?Вольфсбурга?.—?Как они сыграли в декабре? —?спросила она, потягивая капучино.—?Выиграли. Четыре ноль,?— ответил я.—?Значит, и сегодня,?— сказала она, ободряюще похлопав по плечу.Но, окинув взглядом переполненные фанатские сектора ?Боруссии?, тревожное предчувствие возможного поражения кольнуло сердце. В декабре мы играли дома, сейчас?— на выезде. Однако исход матча уже не изменил бы турнирного положения команды. В этом сезоне мы финишируем пятыми, потеряв возможность выйти в Лигу Чемпионов. Проигрыш, вне всякого сомнения, сказался бы на моём настроении, поэтому я старательно гнал негативные мысли прочь, распевая вместе с Эли и ничтожно малым количеством ?зелёных? болельщиков гимн ?Волков?:Grün-Wei? VfLUnsere Farben leuchten hellHell am Fu?ball-FirmamentWolfsburgs VfLРаздался свисток, и, наверное, тысяч шестьдесят фанатов ?Дортмунда? неистово заорали. И уже на третьей минуте и забитом в ворота ?Боруссии? голе, мы подскочили со своих мест, так и простояв до конца тайма. Не знаю, что творилось с защитой ?жёлтых?, но спустя ещё три минуты Парайба загнал в их сетку второй мяч. Подобного зрелищного начала у нас давненько не было. На двадцать пятой минуте последовал ответный гол ?Дортмунда?. Стадион взорвался гулом и визгом. А наши парни стали играть агрессивней. Мне это не понравилось. И на сорок второй минуте мы пожинаем плоды?— в наши ворота назначается пенальти, который чудом отражает Бенальо, заставляя фанатов восторженно ликовать. Десять минут спустя команды покидают поле, уходя на перерыв.Из нас рвались такие яркие эмоции, отчего нам хотелось поддержать команду не только криками, но и какой-нибудь фанатской атрибутикой. Поэтому до начала второго тайма мы успели купить по безразмерной зелёной футболке. Хоть и выглядели мы крайне глупо, надев футболки прямо поверх одежды, чувствовали себя частью чего-то большого, происходящего в эту минуту на заполненном восьмьюдесятью тысячами болельщиков стадионе ?Сигнал Идуна Парк?. И, несмотря на нашу малочисленную армию, ?Волки? выжали из себя последние крупицы сил, завершив сезон и порадовав фанатов феерически красивой победой со счётом ?4:2?. А мы прыгали на месте, крепко обнявшись, точно дети малые. Я был счастлив как никогда.24Вечер опустился прохладой, но наши сердца пламенели угольками разгорячённых пост-матчевых эмоций. Жизнь била бешеным фонтаном громких мелодий, рвущихся низкими басами из стереосистемы машины. Я был уверен, что до Эссена мы доберёмся быстро, но прогадал?— на въезде в город нарисовалась авария, отчего мы потеряли уйму времени, простояв в пробке.Парк гремел весельем. Народ шнырял всюду: гуляя вдоль озера, на велосипедах, роликах и скутерах катаясь по аллеям, кружась у шатров с сувенирами, у фургончиков с фаст-фудом и сладкой ватой. Макушки деревьев, ярко освещённые огнями разноцветных прожекторов, окружавших сцену, помогли нам сориентироваться в ночной темени парка. Ребята уже выступали. Даниэль распевал какую-то задорную кантри-песенку, остальные аккомпанировали ему, играя на акустических гитарах, скрипке и африканском барабане. А слушатели, рассевшиеся на выстроенных рядами длинных лавках, покачивались в такт музыке и бодро хлопали в ладоши. Мы пробрались в первый ряд, и, не прошло и минуты, как Даниэль, заметив меня, поприветствовал своей извечно лучезарной улыбкой и песню спустя объявил моё имя. Раздался свист, прокатились аплодисменты.—?Думал, ты не приедешь,?— усмехнувшись, сказал он, пока мы обнимались и хлопали друг друга по спинам.После матча я действительно подумывал остаться в Бохуме и выступить завтра. Но совесть взвыла, едва я повернул ключ зажигания. Да и я, и Эли были полны сил и энтузиазма. Так что весомого повода спасовать в последний момент не было. Вообще, я и предположить не мог, что ещё когда-либо доведётся выступить на городском фестивале, боже, да и с кем! Если группа Даниэля были ?хэдлайнерами?, то, рискну предположить, до них по сцене прыгали какие-нибудь никому не известные подростки, играющие гаражный панк. Подобной благотворительной деятельностью я не горел желанием заниматься, потому-то и отказал в первый раз. Полагаю, добрая половина подвыпивших зрителей списала увиденное на захмелевший рассудок, остальные же пялились на меня так, словно и они сомневались в своей здравости, а топчущийся у шатров народ, даже не смотрел в сторону сцены, очевидно, пропустив объявление моего имени мимом ушей, или посчитав, что ослышались. Вот уж занесло, так занесло.Впрочем, я не жалел о том, что мы сейчас находимся здесь. Эли, подпевая нам, выглядела счастливой, отчего моё настроение стремительно взлетало. Но стоило мне к ней спуститься, будильник телефона зазвенел в кармане куртки, напоминая о необходимости принять лекарства и возвращая в реальность. Я отключил звук и, стараясь себя не выдать, как бы невзначай поинтересовался, не забыла ли Эли о приёме. Однако она быстро связала прозвучавшую мелодию мобильного и мою внезапно вспыхнувшую обеспокоенность, коротко ответив ?я помню?, добавила, что в двух будильниках нет необходимости.—?Я не могу иначе,?— начал было объяснять я, но вовремя осёкся. Если ситуация находится вне моего контроля, я теряю хватку, отпуская события на самотёк. С другой стороны, моя чрезмерная гиперопека могла сыграть против меня. Я пока не нашёл ?золотую середину?.—?Таблетки в машине,?— сказала она, к моему удивлению, не показав ни недовольства, ни раздражения.Я кивнул Даниэлю на прощание, и мы направились к парковке. Правда, оказались окружены и обездвижены откуда-то набежавшими фанатами. Фотографий и автографов, чтобы отвязаться от них, не хватило. Они всё о чём-то расспрашивали: то о гастрольных датах, то о новом альбоме. Грубить не хотелось, и, извинившись, я предложил им прийти на концерт в Бохуме завтра, напичкав обещаниями о мнимой автограф-сессии. Они живо приняли приглашение и, наконец, выпустили нас из кольца своих тел. Взглянул на часы?— ровно десять. Меня тут же охватила такая неописуемая паника, словно произошло нечто непоправимое. А Эли рассмеялась, взяв меня за руку и потянув к дорожке. Я не понимал её спокойствия и винил себя за небрежную халатность.—?В пяти минутах нет ничего смертельного,?— всё ухмыляясь надо мной, пояснила она.—?Да, может и так. Если я порой и играю с судьбой в русскую рулетку, то совершенно не желаю, чтобы и ты занималась подобным, особенно после того, как прервала терапию на три месяца. Это же сколько пропусков за всё то время набралось? Сотня, не меньше. Давай лучше придерживаться инструкции.—?Протянул я ей бутылочку с водой, когда она высыпала на ладошку нужное количество таблеток.—?Один,?— буркнула она, проглотив всё разом. —?Это считается за один пропуск.—?Всё же будет правильным исключить возможные риски,?— сказал я, заведя мотор.—?В моём случае, принимая таблетки лишь раз в день, отклонение простительно вплоть до нескольких часов. Ты напрасно нервничаешь,?— поменявшись со мной ролями, заботливо поцеловала она и швырнула рюкзак на заднее сиденье; а мой воображаемый список вопросов пополнился ещё одним. Наверное, нужно перенести всё из головы в органайзер, чтобы на приёме у врача ни о чём не забыть.25Вообще, мы вполне могли бы остаться в Эссене, но Бохум был роднее, вдобавок мне ещё никогда не выпадал случай побывать в башнях отеля ?Mercure?, которые вечно маячили в окнах студии и квартиры Майера.Заполняя бланки и слушая вполуха администратора, рассказывающего о свободных номерах, мои мысли были всецело заняты выстраиванием планов на завтра и на грядущую неделю. Больше всего я опасался того, что Жюльет не позволит Эли остаться в Германии, не потому что она была против моей связи с её дочерью, а потому что, вполне возможно, в Париже Эли получила бы более квалифицированное лечение. Я видел, Жюльет не желала портить отношения с дочерью, порой даже уступала ей или вовсе шла на поводу, но в то же время Эли сама прислушивалась к её наставлениям. Настаивая на прохождении курса психотерапии в Германии, я не был уверен в достаточной силе вескости своих аргументов против аргументов её матери, разбирающейся в медицине уж точно лучше меня.Закончив с описанием комнат, администратор спросил, какой из представленных двуместных номеров нам пришёлся по душе, но прослушав весь его рассказ, я ответил: ?Любой, лишь бы окна выходили на запад?. Не знаю, каким будет воскресенье, потому не хотелось бы начинать день проснувшись ни свет ни заря из-за докучливого рассвета.Однако утро, в отличие от жаркой ночи, веяло из-за приоткрытого окна прохладой и сыростью. А мерный стук колёс поездов, то прибывающих на вокзал, то отбывающих, убаюкивал лучше любой колыбельной, а может, тому причина мои бесконечные разъезды, турне и ночи, проведённые в дорогах. Я намеревался провести день, не вставая с постели до самого вечера и выступления. Мне смертельно хотелось отдохнуть от всего, но заметив Эли, стоящую в ванной у зеркала и собирающую волосы в хвост, понял?— моим планам не суждено осуществиться.—?Ты забрал все вещи из машины? —?спросила она, улыбнувшись и покосившись на меня, подсматривающего за ней.—?Угу,?— уже догадываясь, что именно она имела в виду, кивнул я на спортивную сумку, валяющуюся под кофейным столиком у двери. На часах?— восемь утра. Слишком рано для воскресенья. И я начал уговаривать её остаться.—?Ты спи. А я скоро вернусь,?— поцеловала она, и резкий привкус мяты вмиг согнал с меня всю дрёму.Но я не хотел отпускать её на пробежку одну, поэтому пришлось подняться. И мы отправились в Кортум-парк. Меньше всего мне хотелось бегать рядом с могилами, но другой альтернативы не было. Это действительно ближайший к отелю парк.26—?Оно не такое большое, каким ты его описывал,?— сказала Эли, пока мы шли по тропинке, стараясь отдышаться. —?Кладбище, в смысле,?— тут же уточнила она, тяжело выдыхая. А потом заговорила о каком-то старом французском кладбище в центре Парижа, в которое горожане любят ходить в свой обеденный перерыв.—?Весь Париж выглядит так, словно этот город?— произведение искусства, поэтому даже самое мрачное его место не сравнится с немецкой серостью. Это там не Майер? —?указал я на мелькающий между деревьями силуэт. Хоть я и был без очков, но не настолько слеп, чтобы не узнать Ксавьера. Окликнул его, и он, проорав ?эй?, обогнул лужайку, выбежав к нам. —?Не ожидал тебя здесь увидеть.—?А я-то как не ожидал! —?скорчившись от боли, вскрикнул он. —?Почему,?— надрывно дыша, изумлённо посмотрел он нас и тряхнул головой, так же, как и я, явно удивляясь этой встрече.—?У Даниэля выступление,?— предугадал я его вопрос.—?Разве сегодня? —?округлились его глаза. —?Почему не позвонил?—?Думал, ты в Берлине.—?Я там по будням. На выходных?— здесь. Вы… —?опять ошеломлённо посмотрел он. —?У вас всё хорошо? —?И прежде чем я произнёс ?да?, Эли ответила за нас обоих смущённой улыбкой. —?Заскочите позже? Я весь день в студии.Я пообещал, хотя, всё же, как и планировал, хотел бы остаться в номере. Всё, чего я вообще хотел?— Эли. Это полыхающее желание рано или поздно перестало бы быть таким неистовым, но сейчас… сейчас это именно то, чего я хочу?— безвольно подчиняться своим инстинктам.27Когда выбрались из отеля, время перевалило за три часа. Небо прояснилось, и ярко светило солнце. На улице было шумно и людно, а вверх по дороге выстроилась линейка машин, сигналящих заглохнувшему на перекрёстке грузовичку. И глядя на эту всеобщую возню, желание сутки напролёт лениво проваляться в постели притупилось. Воздух пах сладким ароматом цветущих деревьев, погода, хоть была переменчивой, радовала теплом.—?Шеф на месте? —?спросил Хорста, разговаривающего по телефону и неприлично громко хохочущего на весь холл здания. Он поприветствовал нас, выставив пятерню, и указал на дверь магазина. Но там Ксавьера не обнаружилось, и мы поднялись наверх, уже отыскав его в одной из комнат звукозаписи, где он работал с какими-то ребятами.—?Скоро закончим,?— сказал он и улыбнулся.И мы, подкатив два стула, сели рядом с пультом. Запись длилась не больше десяти минут, но за это время Ксавьер рассказал обо всех изменениях, произошедших с ним за последние дни. Бывая в Бохуме лишь на выходных, он перестал снимать квартиру и уже в буквальном смысле слова переехал жить в студию. Но больше всего меня ошарашила новость о покупке квартиры в Берлине. Его всегда пугала мысль ?оседлости?, он никогда не хотел остановиться на одной точке, пустив там корни. Вероятно, предложение Sony стоило того, чтобы окончательно определиться с местом жительства. Хоть он и обвинил в вынужденной покупке экономический кризис, не думаю, что обвал финансового рынка был решающим фактором.—?Перекусим где-нибудь? —?предложил он, и Эли одобрительно кивнула. Мы завтракали ещё утром, однако я почему-то не чувствовал себя голодным.Сегодня и впрямь распогодилось, поэтому местом для обеда мы выбрали городской парк, что находился неподалёку от Рурштадиона. Там, рядом с прудом, есть уютное кафе и поле для мини-гольфа. Но главное?— именно в главном парке города и будет выступать Даниэль. Мы вполне могли бы занять себя какими-нибудь активными развлечениями до семи часов.—?Штэф, слушай,?— как-то виновато и вполголоса произнёс Ксавьер, когда у Эли зазвонил телефон, и она вышла из кафе, поговорить с Жюльет. —?Я пару дней назад сдавал тест,?— потупил он взгляд и, сведя брови, сильнее нахмурился, явно подбирая нужные слова. Я догадался, о каком тесте шла речь, меня это даже задело. Вот только я не понимал, какие именно управлявшие им опасения, подвигли провериться на ВИЧ. Пару раз коснулся Эли и превратился в невротичного параноика? Тогда Ксавьер стал объяснять, и моя внезапная вспышка злобы и негодования отступила, а я осознал ошибочность своей изначальной догадки. Он боялся, что в один из дней наших кровавых избиваний боксёрской груши мог заразиться от меня. —?Результат отрицательный, но я не знаю. Может, и тебе… —?просипел он.—?Вчера сдавал. Дважды,?— перебил я его. —?Отрицательный.Он широко улыбнулся и замолк, позволяя официантке расставить чашки с чаем.—?А у вас что? —?спросил он, и я пожал плечами, взглянув на Эли, топчущуюся у клумбы и тоже виновато нахмурившуюся.—?Жюльет настаивает на том, чтобы она прошла лечение в Канаде или Франции, хотя и тут можно найти приличную клинику.—?Какое лечение? —?громко отхлебнув из кружки, поднял он глаза. Я рассказал, и Ксавьер лишь хмыкнул, махнув рукой. —?Ты относишься к Дэниэль с таким трепетом, думаю, мать это заметила. Да и она… —?так и не закончил он мысль, из-за того, что вернулась Эли, сев на диванчик рядом со мной.—?Всё нормально? —?покосился я на неё, запихивающую телефон в карман рюкзака.—?Да,?— улыбнулась она и шепнула на ухо, что Жюльет записала её на приём во вторник утром. Теперь и мои губы растянулись в невольной улыбке.—?Значит, домой можем не спешить? —?И она утвердительно кивнула, украдкой поцеловав в щёку.—?Том тебе сказал, что съёмки перенесли на четверг?—?Да, уже в курсе,?— ответил я. Правда, об этом сообщил не Том, а Рене ещё вчера днём.Эли стала расспрашивать, о чём сюжет клипа, а я даже почувствовал себя неловко, рассказывая о весьма благородном, но кровавом посыле видеоряда.—?Иными словами, педофилия?— это плохо,?— пояснил Ксавьер, протянув ей свой телефон. —?Полистай фотографии, это эскизы раскадровки. —?Слушай, Штэф, а почему бы тебе её не снять вместо нанятой актрисы? —?обратился он ко мне, намекая на Эли. Но я и обдумать не успел, Эли тотчас же возразила, заявив, что ужастик, на который мы в декабре снимали видео, не был таким страшным, как этот клип.—?Неужели его пропустят на телевидение? —?так искренне удивилась она.—?Зацензурят пару сцен и пропустят,?— усмехнулся Ксавьер. —?Затем народ захочет увидеть оригинал. Так делаются рейтинги. Ты уже слушала новый альбом?—?Ещё нет,?— ответил я за неё. И мы разговорились о музыке молодых команд, которой он забил мой бардачок.Я ничего не имел против того, чтобы порой ребята вроде Даниэля ?поднимались? за счёт моего имени, но в преддверии выхода альбома для нас самих не было бы лишним посотрудничать с кем-нибудь именитым. Пока обсуждали рабочие моменты, доедая обед, я ощутил, как вместе с приходящей в порядок жизнью, ко мне незаметно вернулось вдохновение и желание всецело отдаться собственному творчеству.28А дальше вечер принадлежал только мне и Эли. Пообещав подъехать к началу шоу, Ксавьер вернулся в студию (чему я был несказанно рад). Собственно, ?вечер??— это лишь два часа до концерта. За это время мы успели сыграть в мини-гольф, утопив мячика четыре в пруде и ещё столько же запулив куда-то в кусты. Наверное, из-за приподнятого настроения удары получались чрезмерно сильными. И пока гуляли по парку, обсуждая уже совместные планы на ближайшие дни, я всё высматривал место проведения фестиваля. Но нигде и ни намёка на то, что тут вообще должно что-то произойти.—?А как называется фестиваль, и по какому он поводу? —?спросила Эли, и я вдруг понял, что не имею ни малейшего представления. Почему-то даже не поинтересовался вчера у Даниэля.Достал телефон и набрал его номер. Сказать, что он меня огорошил?— ничего не сказать. Пребывая в шоковом состоянии, я едва было не отказался. Но Эли с энтузиазмом восприняла новость о дислокации мероприятия?— христианской церкви.—?Это здесь? —?указала она на здание храма вверх по аллее, по обе стороны которой на флагштоках были натянуты длинные цветастые баннеры: ?Kirche im Pott. Sing mit uns!?, а ниже?— мелким шрифтом что-то о воскресенье, вере и об Иисусе Христе. Мой внутренний голос неистово орал, повторяя ?я пас!?, и я бы послушался его, если бы ни уговоры Эли.—?Эй! —?зазывно махнул нам Даниэль, вышедший из-за громоздкой двери дома божьего.Что мне оставалось? упереться копытами в землю? Мы вошли внутрь. Зал был большой и просторный, чем-то напоминал наш университетский актовый. Меня поразило то, сколько тут уже сидело людей?— пару тысяч, не меньше, и их количество только возрастало. —?Там, в первом ряду, занял вам места. Тогда приглашу тебя,?— сказал он, хлопнув меня по плечу и побежав за кулисы.—?Угу,?— промычал я в ответ, выдавив улыбку.—?Как хорошо, что мы прилично одеты,?— звонко рассмеялась Эли, намекая на моё ранее выдвинутое предложение позаимствовать из магазина студии пару каких-нибудь рок-н-ролльных вещичек.—?Угу,?— снова отозвался я, до конца не веря в своё серьёзное намерение спеть в церкви.—?Твоя кожа ещё на месте? —?проскрипел из-за спины дедовский смех Ксавьера. Я не стал спрашивать, знал ли он о том, где будет проходить сей ?рок фестиваль?. Уже не имело значения.Даниэль и ребята вышли на сцену, и я окинул взглядом благочестивую публику. К счастью, никто не снимал. Я бы не хотел, чтобы фотографии со мной попали в сеть.Странное ощущение?— петь в церкви. Нет, неприязни я не ощущал, только какую-то мягкую лёгкость, возможно, вызванную совершенно иной аудиторией: спокойной и до безобразия улыбчивой. Поразительно, как только все эти люди не закидали меня камнями за моё хамское осквернение святых писаний в текстах песен. Хотя ответ был очевиден?— большинству из прихожан моё имя ни о чём не говорило. Тоже весьма необычное чувство.Даниэль продолжил выступление, но нас больше ничего не держало здесь, поэтому мы направились обратно в парк, который выглядел сейчас просто сказочно: пламя заката окрасило белые лепестки цветущих деревьев в розовый цвет, превратив их в японскую сакуру, а молочные облака и вовсе походили на пушистую сладкую вату, мне кажется, даже на языке ощущался привкус чего-то конфетного.Ксавьер предложил подбросить до отеля, так как сам уезжал в аэропорт Дортмунда на рейс до Берлина, но мы отказались, предпочтя, прогуляться. Всё вокруг цвело и вкусно пахло, нам хотелось ещё насладиться весенним вечером.Когда добрались до башен отеля, уже смерклось. Значительно похолодало. Вчера я был уверен, что сразу же после выступления мы вернёмся домой, но, раз повода спешить нет, можно поехать следующим утром или днём.—?Поднимайся наверх, я пока продлю номер,?— сказал я Эли, подрагивающей от холода. И я опять себя виню. Нужно было ехать вместе с Майером или взять такси.—?Всё нормально,?— обняла она.Забавно, но именно так я себя вдруг и почувствовал, стоя здесь, у ресепшена, рядом с которым тихо дзинькая то и дело открывались дверцы одного из трёх лифтов, то впуская, то выпуская людей в вечерних нарядах. И на лицах всех их светились улыбки. Наверняка в эту самую минуту работал какой-нибудь очередной закон логики, объясняющий почему, будучи счастливым, в поле моего зрения попадались лишь объекты со знаком ?плюс?.29—?Штэф,?— тихо позвала Эли, не отрываясь от поиска лекарств в рюкзаке.—?М? —?Сел я на кровать рядом с ней.—?Ты говорил обо мне ещё кому-нибудь?Не сразу сообразив, что именно она имела в виду, я вопросительно пожал плечами, и Эли кивнула на коробочку ?Тенофовира?. Да, Том и Рене были в курсе её возвращения, нашего воссоединения и этой поездки. Но я не считал необходимым посвящать их в столь интимную часть моей жизни. Достаточно Ксавьера, знающего о болезни. Им же я сказал, что причина, по которой Эли уехала, была достаточно веской для того, чтобы оправдать её поступок, и для того, чтобы я смог её простить. Собственно, с расспросами они больше и не лезли. Хоть мы и были близкими друзьями, никто из нас не имел привычки копаться в грязном белье другого. Вот если бы я заразился?— это был бы совсем иной разговор. Но я здоров, поэтому кроме Ксавьера не собирался никому ничего рассказывать.А потом снова позвонила Жюльет, и моё сердце пропустило удар, посчитав, что её планы запросто могли измениться. И пока я стоял у окна, краем уха вслушивался в интонацию голоса Эли?— единственное, по чему можно было оценить их разговор.—?О чём задумался? —?спросила она, незаметно подойдя из-за спины, и её руки сомкнулись на моём животе.—?Смотри,?— указал я на здание Lueg, на крыше которого, точно луна в глубокую морозную ночь, светился значок ?Mercedes?. Окна всех офисов были чёрными, и лишь один жёлтый квадратик горел на самом верхнем этаже. Может, всё то, с чем я сталкивался в жизни,?— полная чепуха, по сравнению с проблемами того, кто там сейчас работал? Столько людей, столько историй, столько недосказанности. Сколько нужно времени, чтобы выслушать каждого? Такое чувство, что и вечности не хватит. Уверен, не существует и человека, чью бы жизнь нельзя было разорвать на клочья предложений увлекательнейших трагедий. Не бывает скучных историй, только неумелые рассказчики. —?Лучше ты скажи, о чём говорила с мамой,?— притянул я её ближе.—?Она спрашивала номер Якова, и в какой квартире живёт герр Краус,?— ответила Эли, и у меня словно камень с души упал. —?Хочешь?.. —?оборвался вопрос сладким привкусом чая на моих губах.Понятия не имею, что она хотела предложить, но я хотел именно её. И мы снова едва не поругались из-за моего нежелания пользоваться защитой. Пришлось уступить и довольствоваться жалким количеством дозволенных прикосновений. Мне было запрещено слишком многое. Ей самой это не шло на пользу. До сегодняшней ночи мне вообще казалось, что из нас двоих удовольствие получал только я. Но в этот раз всё было иначе. Она не стала поспешно толкать меня в направлении ванной. Лежала рядом, тяжело дыша и всё ещё тихо постанывая, пока мои пальцы своевольно гуляли по изгибам её тела.—?Штэф,?— сладко протянула, перекатившись на бок и положив ладонь на мой живот, тем самым заставив тело невольно вздрогнуть.—?М? —?посмотрел я на неё. Хмуря брови, она явно хотела о чём-то спросить, но, так и не решившись, стыдливо опустила глаза, закусив губу. —?Что такое? —?поглаживая её волосы, настойчивее спросил я, не желая оставлять между нами недосказанностей.—?Так и должно быть? —?Я улыбнулся и пожал плечами. —?Ты тоже чувствуешь, будто сейчас умрёшь, но не умираешь, а… —?опять смутилась своих мыслей.—?Смерть и воскрешение?— именно так я подумал, когда прыгнул с парашютом.Да, на короткий миг я ощутил ?воскрешение?, но когда вернулся на землю, понял?— полноты жизни я по-прежнему не чувствую.—?Зачем? —?с долей волнения прозвучал вопрос, отчего я невольно усмехнулся.—?Искал тебя, так долго, что потерял себя. Я, знаешь… —?Теперь она не дала договорить, потянувшись за поцелуем. —??Много я по свету рыскал?,?— шёпотом вырвались вдруг всплывшие в памяти слова. —?Помнишь, так начиналась сказка?Мне нужно было поверить тогда Эли, тогда, когда она назвала сказки ?страшными?. Я не знал, на какой странице нашей истории мы сейчас находились. Но искренне верил?— там, впереди, ещё толстенный том чистых листов.