Часть 4 (1/1)

"История Подземелья". "Новая история Подземелья". "Новейшая история Подземелья". — Это все периоды, на которые подразделяется ваша летопись? — недоумённо провожу рукой по твёрдым корешкам книг, расставленных на средней полке. — Есть ещё "Древняя история", восходящая к эпохе мирного существования людей и монстров на одной земле, до возведения барьера, — улыбается мистер Гибсон. — Посмотрите чуть левее, на этой же полке. Подношу свечу ближе. Прохожу вдоль деревянного стеллажа, внимательно читая заголовки. "Всё об эхо-цветах". "Стратегии и тактики: главные ошибки королевской армии, допущенные в ходе Великой Войны"."Всё об огненных атаках"."Душа человека и душа монстра"."Теории разрушения барьера: неудачный опыт Королевской Лаборатории".А вот и "Древняя история". Между "Хрониками Жаркоземья" и "Рецептами паучьей выпечки". — Вы нашли то, что искали, мой юный друг? — Нашёл, — аккуратно пытаюсь вытащить книгу, не задев и не выронив её соседей по стеллажу. — Не хочу вас обидеть, мистер Гибсон, но у вас здесь ужасно неудобная расстановка, — поворачиваюсь к монстру, указывая свечой на книжные полки. — Нет ни алфавитного указателя, ни предметных рубрик, ни кодов классификаторов на самих книгах. Всё разбросано по шкафу совершенно хаотично. Так ведь нельзя поступать с библиотекой. Что если мне захочется найти книги, к примеру, о барьере? Если бы расстановка была тематической, я бы легко отыскал всю литературу, имеющуюся здесь, в каком-нибудь специальном разделе, допустим, "Магические науки", или по ключевому слову "барьер". Если бы алфавитной — подошёл к полке с табличкой с буквой "Б". А как мне найти её сейчас в этом беспорядке? — Вы можете спросить её у меня, — судя по добродушному выражению лица библиотекаря, он ничуть на меня не обижается. — Я знаю расстановку книг на этих стеллажах так же хорошо, как свои пять пальцев. Но вы абсолютно правы, кому-то постороннему будет весьма трудно ориентироваться здесь. Должно быть, пришло время с этим разобраться, — последняя фраза явно была сказана с ненавязчивым намёком. — Ну-у, — задумчиво рассматриваю книжные залежи на верхних полках, — я бы мог вам помочь с правильной расстановкой. У вас есть каталог всех печатных изданий, что находятся здесь? — К сожалению, каталога у меня нет, — виновато улыбается мистер Гибсон. — Значит, с каталогом тоже могу помочь, — вздыхаю я. — Нужно будет составить список всех документов, рассортировать их по именованиям, присвоить каждой уникальный шифр... Ох, — предчувствуя объём предстоящей работы, я уже начинаю думать "и зачем я только в это ввязался?" "Ты ведь хочешь узнать как можно больше о мире, в котором застрял на неопределённое время, а доступ к фондам — лучшая возможность достичь этой цели", — решает проснуться голос.Да, но ты представляешь, сколько часов уйдёт на то, чтобы разобрать хотя бы часть этого хаоса?"А ты разве куда-то торопишься?"Нет, но..."Тебе просто стало лень. Ты уже хочешь сбежать отсюда, забить на всё и предаться бессмысленному безделью вместо того, чтобы взяться за поиск нужных тебе сведений. Предпочитаешь жить во тьме — это твоё право. Но без верной информации о чуждом тебе месте ты не проживёшь и дня, а что самое худшее — подохнешь какой-нибудь глупой смертью. А это было бы просто унизительно".Ох, ладно. Ладно! Убедил. Я возьмусь за каталог. Я просто чертовски устал за сегодня, знаешь. Уже почти ночь на дворе, я в любом случае не собираюсь заниматься этим прямо сейчас. А ведь сегодняшний рассвет я ещё встречал на поверхности. Даже не верится. Весь этот день был слишком заполнен событиями; я бы даже сказал, что по своей насыщенности он был равноценен прожитому году. — А вы хорошо знакомы с библиотеками, — протяжный голос мистера Гибсона возвращает меня в реальность. — Да-а, довольно-таки, — неопределённо отвечаю я, всё ещё поражаясь настолько стремительным переменам в своей жизни.— Думаю, все эти дела могут подождать и до завтра. Я вам признателен до глубины души, дорогой юноша, за ваше стремление навести здесь порядок. Мне возиться с таким количеством книг, увы, уже не под силу, — монстр медленно подходит к правому углу шкафа, осторожно придерживая подсвечник, достаёт из верхнего ящика несколько свёрнутых бумаг и протягивает их мне. — Помнится, вы хотели изучить карты. Можете взять их с собой. Только, прошу, обращайтесь с ними очень аккуратно. Они не единственные в своём роде, но их осталось всего несколько экземпляров. — Спасибо, — взволнованно отвечаю, принимая свёртки. — Я буду очень аккуратен. И мне бы ещё хотелось забрать пару книг. — Вся библиотека в вашем распоряжении, — с теплотой смотрит на меня монстр. — Выбирайте то, что вам нужно, а я, пожалуй, разбужу пока нашего друга Санса. Удивительно, как усталость порой бывает сильна и непреклонна, особенно в преддверии ночи. Поворачиваю голову, пытаясь найти взглядом фигуру скелета; Санс развалился в дальнем углу, заваленном книгами и бумагами, облокотившись на жёсткую поверхность стола, используя её вместо подушки. На этот раз он действительно спит.Мой внезапный порыв энтузиазма к изучению книжных полок, видимо, не нашёл в нём воодушевлённого отклика, и он решил подождать меня в тумане своих сновидений.* * *Когда я, попрощавшись с мистером Гибсоном и пообещав ему вернуться завтра, выхожу из библиотеки, с трудом удерживая огромную стопку книг и свёртки с картами под мышкой, небо уже полностью окрашивается в иссиня-чёрные оттенки ночи. Контуры одиноких зданий, очертания тонких ветвей, цепочки чьих-то следов, оставленных на сгустках растаявшего снега — всё погружается во мрак полуночного воздуха. — держись-ка лучше за меня, малой, — всё ещё сонный и не до конца проснувшийся Санс устало зевает, дотрагиваясь до моего локтя и щёлкая пальцами. — в такой темноте и костей не видно. есть шанс, что все твои книги сейчас полетят на землю вместе с тобой. Не знаю, что именно Санс сотворил с книгами, но после раздавшегося щелчка они моментально поднимаются вверх, слегка подсвечиваемые мягким сиянием светло-синего цвета. Скелет с плывущими в воздухе вещами над головой, периодически зевая, неспешно направляется в сторону двухэтажного кирпичного дома, ведя недоумевающего меня за собой. — Левитация, телепортация, швыряние магическими костями... Настолько же сильна Андайн, раз смогла победить такую оппозицию? — м, а с чего ты взял, что моей целью было победить андайн, малыш? Теперь я смотрю на Санса с возросшим недоумением, но тот больше не даёт мне никаких объяснений. Дом Папируса и Санса вновь встречает меня еле слышным потрескиванием каминного огня в гостиной и серым полумраком, размывающим контуры предметов. Книги одним движением руки скелета плавно приземляются на диван; туда же я собираюсь опустить карты, завёрнутые в несколько бумажных слоёв.— что ж, папс, кажется, не стал нас дожидаться. на этом я тебя оставляю, малой. если что, буду у себя, — Санс жестом указывает на дверь с левой стороны от камина, медленно отпуская мой локоть. — не засиживайся долго с этим всем, ладно?Скелет неторопливо удаляется в свою комнату, видимо, слишком утомлённый сегодняшним днём для того, чтобы сказать напоследок что-то ещё, и я согласно киваю ему вслед, сползая на пол и раскладывая перед собой только что принесённые печатные издания. Когда в доме воцаряется абсолютная тишина, я пытаюсь вникнуть в историю мира монстров, но не дохожу даже до середины первого тома, решив, что текст написан чересчур непонятно и косноязычно. Когда лунный свет из окна неназойливо падает бледным прямоугольником мне на ноги, я уже внимательно просматриваю книги о четырёх регионах подземелья, параллельно пытаясь запомнить разложенные на ковролине подробные карты.Оказывается, Руины намного больше, чем мне думалось. Я растеряно провожу пальцем по изгибистым линиям, обозначающим коридоры, воссоздавая в памяти маршрут, что привёл меня в Сноудин. Я не исследовал и половины этой местности. Наверное, не стоило сбегать оттуда так быстро, но... Нет, с Ториэль мы бы точно не поладили.От внезапной мысли, что, оказывается, я запер в собственной комнате не обычного монстра, потерявшего рассудок от долгой жизни в одиночестве, а бывшую королеву, становится немного тоскливо. И совестно. Надеюсь, Флауи не забыл её оттуда выпустить.Когда языки пламени в камине начинают облизывать сухое бревно, слегка отодвинутое в сторону, мои глаза уже нещадно слипаются, но, игнорируя это, я всё ещё пытаюсь сосредоточиться на тексте под названием "Хроники Сноудина", добравшись почти что до конца. "Вследствие непригодности барьера с западной стороны, а также наличия групп населения с иными политическими воззрениями, отныне считается автономной территорией". Перечитав это предложение несколько раз, я задумчиво уставляюсь на догорающую деревяшку. Получается, что Сноудин официально добился своей независимости? И, в первую очередь, это произошло из-за неактивности барьера в Руинах? Это звучит вполне логично, ведь вряд ли бы Андайн позволила ему отделиться, если б его существование продолжало приносить пользу королевству. Люди перестали падать с западного барьера, следовательно, западная сторона больше не представляет никакой ценности, а уж тем более с жителями, явно настроенными против действующей власти. Так, а каковы риски такого решения? Начинаю судорожно перелистывать страницы. "Численность населения по результатам переписи 20ХХ года: 189 жителей". Это Сноудин. А Жаркоземье? Хватаю книгу в оранжевом переплёте, что лежит под боком, отбросив в сторону синюю. "Численность населения по результатам переписи 20ХХ года: 8 579 жителей". Риски минимальны. Если представить всё королевство как единый организм, то Андайн посчитала более эффективным отрезать гниющую часть тела, чем заняться её восстановлением. Довольно разумно, особенно если учесть, что все ресурсы её армии, по словам мистера Гибсона, направлены сейчас на подготовку к войне с человечеством, а не на присоединение отколовшейся территории. Когда огонь почти полностью охватывает дальнюю дощечку, находящуюся в самом углу камина, я уже начинаю чувствовать, как мой мозг медленно закипает от количества новых сведений, но всё равно упорно продолжаю смотреть на расплывающиеся строчки книги с коротким названием "Барьер". "Возведён в 19ХХ году силой семи самых могущественных колдунов человечества". Чего? У нас разве когда-то существовали колдуны? Почему тогда до этого момента я об этом ничего не знал? "В 19ХХ году обнаружено свойство западного барьера пропускать через себя существ человеческого вида с мгновенным последующим закрытием". Что за ужасные формулировки? Почему нельзя написать проще: человек сможет упасть, но не сможет выбраться. "В 19ХХ году выдвинута теория о разрушении барьера с помощью семи человеческих душ"."В 20ХХ году обнаружено свойство восточного барьера пропускать через себя существ человеческого вида при условии, что у них будет в наличии душа сильного монстра". Ужасно, кто составлял этот текст? Переворачиваю книгу, смотрю на титульный лист. Автор не указан. Не удивительно, на его месте мне было бы стыдно за такой слог. "В 20ХХ году западный барьер приобрёл статус недействительного в связи с его ограждением со стороны поверхности". Чуть меньше тридцати лет назад. После того, как отсюда выбрался Фриск. Сколько я себя помню, подножье горы Эботт было отгорожено заборами, электрическими изгородями, предупреждающими надписями — "Вход запрещён", "Опасная зона". Какое-то время оно даже находилось под надзором силовых служб, но недолго. Значит, так было не всегда?Вероятно, после возвращения на поверхность, Фриск решил проинформировать об угрозе местных представителей власти, а те в свою очередь причину настолько радикальных мер безопасности решили оставить в секрете.Довольно убедительная теория, ведь если бы они сообщили правду о запертых монстрах, начались бы волнения в обществе, и неизвестно, к чему бы они привели. "В 20ХХ году эксперименты над восточным барьером увенчались успехом и стали причиной его активации". Предпоследняя запись оказывается слишком обобщённой и непонятной. Какие эксперименты? В чём заключалась активация? Судя по тому, что говорил мистер Гибсон, это означает, что восточный барьер в королевском замке смог стать ещё одним открытым входом для людей без возможности выхода; как замена западному."В 20ХХ году теория семи душ опровергнута в результате неоднократных неудачных экспериментов". А вот это уже интереснее. Если верить этому факту, то через восточный барьер за несколько последних лет смогло пройти больше четырнадцати человек — слово "неоднократных" слишком пугающее в данном контексте; возможно, их было двадцать один, а возможно, двадцать восемь — и все они были бессмысленно убиты. Каким же образом барьер стал так активно работать? Столько пропавших без вести людей, на такое невозможно не обратить внимания. Однако никто на поверхности не поднимал шума по этому поводу. Это довольно странно. Недоумённо тянусь к следующей книге о барьере, валяющейся у правой ноги, однако, раскрыв её, обнаруживаю свою совершенную неспособность не то, что понимать прочитанное, а даже просто видеть буквы. Весь текст сливается в кривые волны чернильных линий, а от попытки напрячься и сосредоточиться, глаза начинают нещадно слезиться и болеть, словно невидимый скальпель проводит по зрачкам резкими режущими движениями. Отложив книгу в сторону, удивлённо перевожу уставший взгляд на постепенно светлеющее небо в окне, испещрённое редкими пурпурными царапинами. Уже рассвет. Я просидел так всю ночь. Пытаюсь размять шею и расправить согнутые в коленях ноги, понимая, что всё тело безжизненно затекло за то время, что я просидел на полу среди разбросанных по нему книг. Опираюсь локтями об обивку дивана. Поднимаюсь, чувствуя хруст где-то в области спины. И тут же падаю на мягкую ткань, сражённый внезапным приступом головокружения. Замечательно. А я ведь даже не знаю, сколько сейчас времени — в доме нигде нет часов. Через несколько мгновений я всё же заставляю себя собраться и встать на ноги уже окончательно. Подхожу к окну, расположенному возле комнаты Санса, между закрытой дверью и неработающей большой лампой, дёргаю за ручку, пытаясь открыть форточку и вдохнуть морозный воздух, чтобы прийти в себя, но она не поддаётся. Дёргаю ещё раз, в другую сторону. Никакого результата. Разочарованно гляжу сквозь стекло на пустую сонную улицу. Придётся выползти наружу. Решаю не тревожить никого из братьев и тихо продвигаюсь к выходу, как вдруг случайно замечаю на небольшом столике, стоящем в левом углу, возле книжного шкафа, тарелку спагетти с запиской от Папируса. "ЧЕЛОВЕК! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС НЕ ДОЖДАЛСЯ ТЕБЯ, ЧТОБЫ ЛИЧНО ПРЕЗЕНТОВАТЬ СВОЮ НОВУЮ ПАСТУ, ПОЭТОМУ, ПОЖАЛУЙСТА, НАСЛАДИСЬ ЕЮ САМ! ТЫ БУДЕШЬ НАСТОЛЬКО ПОБЕЖДЁН ЕЁ ВЕЛИКОЛЕПНЫМ ВКУСОМ, ЧТО ОНА ЗАСТАВИТ ТЕБЯ ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ! ЧТОБЫ ЖДАТЬ СЛЕДУЮЩУЮ ПОРЦИЮ! НЬЯ-ХАХ! ЭТО БУДЕТ ЕЩЁ ОДНОЙ ГЕНИАЛЬНОЙ ЛОВУШКОЙ ВЕЛИКОГО ПАПИРУСА! ПАПИРУС." Если она пролежала здесь всю ночь, то, возможно ловушка и вправду сработает. Вот только останусь я здесь не в ожидании второй тарелки, а в ожидании смерти от отравления, судя по всему. Однако я всё равно беру вилку и с опаской дегустирую оставленный мне холодный завтрак. На удивление, всё не так плохо. Остывшие макароны, по обыкновению вызывающие собой ощущение чего-то противного, на этот раз оказываются даже съедобнее, чем если бы они только что были разогреты в духовке. Вкус скорее портят сомнительные ингредиенты, нежели кулинарное мастерство скелета.Оставив пустую тарелку там же, на одиноком столике, я надеваю ботинки, брошенные ночью валяться у дивана — единственная вещь, которую я додумался переодеть, когда вернулся в помещение; аккуратно складываю разбросанные книги в стопку возле дивана, и, убедившись, что я не оставил за собой бумажного хаоса, словно в тумане, окутавшем полусонное сознание, выдвигаюсь навстречу спящим улицам утреннего Сноудина.