Эпилог 6 (1/1)
—?Ты ещё долго будешь копаться? Мы уже опаздываем! —?Чанёль стоял на пороге квартиры уже обутый и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. —?Я плачу за этого врача слишком большие деньги, поэтому нам надо поторопиться. Слышишь ты меня хоть там?— Да слышу, конечно, ты же орёшь как оглашенный!Из глубины квартиры показалась его жена с недовольным выражением лица, которое теперь, когда формы ее заметно округлились и вся беременность приносила ей только дискомфорт, особенно сейчас, когда до родов оставалось всё меньше времени, не сходило с её лица, как и ставший постоянным тон голоса, пропитавшийся раздражением. Чанёль вообще не представлял, как в одном человеке могло сосуществовать столько отрицательных эмоций вместе с желанием подарить этому миру новую жизнь. Хотя насчет этого уже давно появились большие сомнения, словно изначально разыгрывался какой-то спектакль, рассчитанный на одного зрителя, на него, Чанёля. Но эти мысли он старался от себя отгонять, просто его жене было сложно, кто угодно уже бы осатанел в таком постоянном дискомфорте. По крайней мере именно так его уверяла жена, сам-то он представить себе всё до конца не мог. А вороватые взгляды на улице на других беременных, выглядевших так, словно они были одарены чудом, он никогда не обсуждал с женой, хотя надеялся, что со временем всё наладится и он снова увидит ласковый и любящий взгляд…Перед глазами у Чанёля появился болезненный образ недосягаемых глаз, лучившихся счастьем и любовью, и улыбка, чуть печальная, но вызывавшая в воспоминаниях лишь душевную боль. Этот образ был из прошлой жизни, а может быть, даже не существовал на самом деле вовсе. Хотелось, чтобы это было так. Потому что при воспоминании о ней… о ней… помимо сердечной дрожи и тоски Чанёля сковывал самый настоящий животный страх, а тело охватывал озноб. Он мог начать забывать черты лица, но голос, звучавший в ушах, казалось, он никогда не сможет забыть. Она не позволяла его забыть! Наваждение!Чанёль вот уже почти шесть месяцев с той злополучной ночи, похоронившей его спокойный сон, с ужасом вздрагивал от каждого телефонного звонка. И дело было совсем не в том, что он боялся, что кто-то их наконец-то найдёт, появятся какие-то свидетели, какие-то улики, указывающие на него, нет, это не было самым страшным. Весь кошмар был в том, что Чанёль сходил с ума, по-настоящему, с галлюцинациями, заставлявшими поверить в собственное безумие. Ему было страшно признаваться самому себе в этом, словно стоило поверить в реальность происходящего — и обратной дороги к нормальной жизни уже не будет.Но факт оставался фактом: ему вот уже несколько месяцев постоянно звонила Арым. Хотелось рассмеяться от такого безумного заявления, но Чанёль не мог, потому что не было никаких сомнений в том, кому принадлежал этот голос, ошибки быть просто не могло. Она могла звонить с незнакомых номеров, а после того, как ошарашенный Чанёль не мог справиться со сбившимся дыханием из-за тихих, но таких уверенных слов в телефонной трубке, эти номера могли просто исчезнуть, будто и не было никаких звонков. Приходилось даже заказывать полную распечатку, но и там на месте надорванных звонками нервов зияла пустота?— никто не звонил Чанёлю, чтобы его помучить, никто не пытался его запугать, это не было чьей-то дурацкой и очень злой шуткой. Но звонки были, и это была Арым.И всё было бы ещё решаемо, взять да и не поднимать эти сомнительные номера, но в какой-то момент, когда уже даже стали сниться настойчивые звонки с того света, оказалось, что даже умиротворяющая фотография родной матери на экране телефона не гарантировала того, что Чанёль услышит родной голос. Хрип, скрежет и тихое, словно действительно из-под земли, ?Я знаю?, ?Знаю?, ?Всё знаю, Чанёль?.Словно подкарауливая мысли молодого человека, телефон разразился мелодией, заставив своего владельца подскочить на месте, покрывшись испариной. Так эти месяцы Чанёль реагировал абсолютно на все звонки.—?Ты чего скачешь? —?В коридор, держась рукой за поясницу, вышла жена и, скептически оглядев взъерошенный вид своего благоверного, чуть заметно поджала губы. —?Отвечать не собираешься?—?Что? —?Чанёль будто и не слышал её вовсе, продолжая в упор смотреть на телефон. Звонил тесть. Скорее всего, узнать, были ли они с его драгоценной дочерью у врача. Пока молодой человек думал, поднимать ли трубку, его жена, увидев имя звонящего, выхватила её и, прежде чем Чанёль в ужасе успел вскрикнуть что-то против, ответила на звонок, защебетав на ухо своему отцу какую-то милую чепуху.Невозможно было даже описать, как сильно было его сердцебиение. А что, если бы на этот раз это была опять Арым? Что было бы тогда? Эта мысль пугала, но ещё страшнее было думать, что Арым звонит только ему, только его сводит с ума, только ему мстит за то, что они натворили вдвоём! В этом не был виноват только он один! Да если так подумать, он ведь вообще не был ни в чём виноват. Да и в том, что случилось с Арым, была только лишь её вина, но никак не его, Чанёля! Он лишь хотел жить нормальной жизнью, он ожидал появления своего первого ребёнка на свет, он был хорошим мужем, он не изменял своей жене. Единственный раз стоило попасть в чудовищную ситуацию, так вся жизнь дребезжала в его руках до сих пор. Это было невыносимо тяжело, просто невыносимо.Вскрик из соседней комнаты, куда ушла жена, разговаривая по телефону так, словно они никуда не торопились, заставил Чанёля встрепенуться и броситься внутрь квартиры, не разуваясь. Его супруга сидела на полу, держась за живот одной рукой, а второй — перехватив телефон, вокруг всё было мокрым. Чанёль похолодел от ужаса, не до конца понимая, что произошло.—?Чего застыл? —?Она даже в такой ситуации источала яд каждым словом. —?Хотел к врачу? Так вот мы срочно к нему едем. Звони и говори, чтобы готовили мою палату, папаша. Время пришло.***Арым пришла в сознание почти в середине июня, сделав мне самый лучший подарок ко дню рождения, какой я только мог пожелать, но даже и не смел на него надеяться. Наша жизнь на этом не пришла мгновенно в норму и не стала быть похожей на простое человеческое счастье, просто потому, что счастьем для нас было учиться заново делать многие вещи: есть, пить, говорить, ходить, держать предметы, не бояться… Последнее было самым сложным. По ночам Арым постоянно вскакивала на своей постели в холодном поту и с криками ужаса. Я всё это время был рядом. Не спал, не ел, держал за руку и каждую ночь вглядывался в любимое лицо, надеясь, что ничто не потревожит её сон.Ходжун говорил, что физическое восстановление проходит очень хорошо, ну, а об эмоциональном было ещё очень рано говорить, но я старался сделать всё, что от меня зависело. А мои друзья, стараясь не сильно утомлять Арым, всё же постоянно приезжали навестить её, привезти свежие цветы, которые уже просто заполонили весь дом, и новости, потому как я сам ничего не слышал, не видел и не знал, добровольно погребя себя в стенах нашего с Арым временного дома. Дэвон с Лигоном своими улыбками заставляли Арым сиять в ответ, Джота флиртовал с моей милой напропалую, смущая её невероятно, Баффи советовал мне держать ухо востро, иначе не ровен час, а жену у меня могут увести, причём он уверял, что Джота последний, кого мне стоило бояться, Ходжун как курица-наседка выгонял всех, стоило Арым только лишь прикрыть глаза на несколько мгновений, боялся, что она устанет, что переутомится. А Мус всё больше молчал, а когда уходил, как-то печально улыбался, сжимая дружески моё плечо чуть крепче обычного. Я подозревал, что помимо очевидной всем тяжёлой судьбы Арым, тут было что-то ещё, скорее всего, Ходжун рассказал ему, что мы потеряли ребёнка и возможность когда-либо стать родителями. Вообще, я был уверен, что знают уже и все остальные, только Мус, знавший об этой боли не понаслышке, воспринял всё слишком близко к сердцу.Всё, казалось, налаживалось, но я ещё не был готов забыть и отпустить эту историю, я болел ею, я сходил с ума… Я собирался свести с ума и виновника этой трагедии. И всё произошло бы гораздо быстрее, если бы мне не пришлось сбавить обороты: когда очнулась Арым, я почти думать забыл о своём деле, на которое затратил столько сил, времени и техники. На первом месте для меня была моя любимая и время, которое я не хотел терять в разлуке с ней, даже ненадолго. Ходжун и ребята, видя мое состояние и то, что я с каждым днём истощал себя всё сильнее, с периодическим успехом насильно выгоняли меня из комнаты Арым, когда она засыпала, но, прежде чем уйти спать самому, я вспоминал, что собирался сделать… и делал.Мне не составило труда со всем имевшимся оборудованием и желанием к разрушению планомерно начать сводить с ума этого чёртового Чанёля, которого, казалось, даже не мучала совесть за то, что они натворили. Телефонные разговоры Арым, которые я так и не удалил, боясь, что это будет единственным, что у меня от неё останется, сослужили мне хорошую службу?— кто же, кроме самой Арым, смог бы напугать человека, который точно знал, что она мертва, потому что именно он и убил её. Страшнее этого голоса мне представлялась для этой твари лишь личная встреча с моей Арым, о, я бы с удовольствием устроил себе такое зрелище в надежде на то, что прогнившее сердце Чанёля не выдержит такого и просто остановится. Но я никогда бы себе не позволил вмешать в это свою любимую, я вообще собирался сделать всё от себя зависящее, чтобы она никогда больше не слышала ни этого проклятого имени, ни видела этого лица. Я хотел избавить её от него полностью, но больше всего страданий мне приносило осознание, что я никогда не смогу избавить её от их совместного прошлого, и это выжигало большую и уродливую дыру в моей душе.Но хуже этого была лишь неописуемая жажда мести, которая, если бы не присутствие Арым, уничтожила бы меня вовсе, не оставив во мне ничего человеческого. Я был близок к помешательству, но у меня был мой маяк, который посреди бушующего моря страстей и гнева, моего собственного гнева, освещал мне путь. Одна лишь улыбка могла спасти моё сердце и мою душу от полного разрушения. И, даже несмотря на то, что я вступил на опасный путь мести, которая могла поглотить и меня самого, я всё равно принял решение и не собирался идти на попятный. Да и, что уж скрывать, мне было приятно знать наверняка, что это чудовище страдает и мучается от мыслей о собственном безумии. Все эти звонки ниоткуда и в никуда были моим любимым детищем. Мне это почти ничего не стоило, а сколько удовольствия я получал от производимого эффекта — даже сложно было описать. А иногда, подключаясь посреди ночи к телефону Чанёля, я проверял сначала, спит ли он и его тварь жена, а затем включал голос Арым через динамик. Не сразу, но я добился нужного эффекта: это жалкое подобие человека было напугано так, что стало отключать свой телефон. Но он даже не подозревал, что мне это совершенно не мешало, а только подливало масла в огонь его собственного безумия, потому что он был уверен, что телефон тут ни при чём, а голос всё не прекращал его преследовать. Я почти перестал следить за ним лично, но порой ещё позволял себе насладиться издалека видом этого некогда лощёного, холёного урода, который сейчас вздрагивал от любого телефонного звонка. А то, как серело от ужаса его лицо, когда он слышал голос Арым в трубке, приводило меня почти в детский восторг, хотелось смеяться, очень искренне, но очень зло…Могло показаться, что я совсем упустил из виду второго виновника всего произошедшего?— жену Чанёля и по совместительству детоубийцу со стажем… Арым рассказала мне всё, проснувшись вся в слезах после очередного кошмара, а Ходжун поднял её медицинскую карту в своей больнице, где, изучив её повнимательнее, увидел то, чего в анализах не заметил лечащий врач Арым,?— остаточное содержание в крови вещества, являющегося составляющей препарата, который используют при медикаментозном прерывании беременности. Так и не заметишь, если не будешь искать намеренно. Мы нашли, правда, очень поздно. Да и тогда уже ничем бы не смогли помочь. И я сидел перед Арым на коленях возле её постели и держал её руки в своих, утешая, нашёптывая слова поддержки и любви, а сам думал, что должен буду сделать всё, чтобы она никогда не узнала, что её дважды лишили надежды на материнство, последний раз — окончательно. А та, что сотворила такое, в это же самое время носила под своим полным яда сердцем ребёнка, который не был виноват в том, что оба его родителя неплохо справлялись с жизнью, даже будучи уверенными в том, что они убийцы. И я решил не вредить этому ребёнку, я решил подождать. Меня не пугало то, что пришлось бы ждать не один месяц, я был готов и на большие сроки, но не приходилось, матушка природа была на моей стороне в этом вопросе, поэтому оставалось дождаться, когда беременность благополучно разрешится, а остальное уже было готово и ждало своего часа. Я не знал, как к этому всему отнесётся Арым, простит ли мне такое решение, но я уже всё решил и не собирался менять свои планы. Мы найдём этому ребёнку лучшую семью — тут я мог быть уверен на все сто процентов, потому что не так уж и сложно было быть лучше этих двоих мразей.Наше лето было довольно тяжёлым, но мы справлялись со всеми проблемами вместе, преодолевая их рука об руку, как и клялись друг другу на собственной свадьбе. Хотелось бы, конечно, никогда не узнать всего смысла строк про болезни и здравие, но мы оказались не такими счастливчиками и оставались вместе буквально смерти вопреки. Арым медленно, но всё же шла на поправку, и мы каждый день при любой погоде сидели в беседке на территории дома, то играя в карты и в шахматы, которым я пытался её научить, то читая друг другу книги,?— эдакая семейная идиллия, если бы не тот факт, что жена сидела в инвалидном кресле-коляске, а муж, чьё сердце обливалось кровью, продумывал планы мести даже в эти общие моменты.Иногда Ходжун выгонял меня из дома от Арым, чтобы провести очередное обследование или заняться восстановительными упражнениями уже без моего участия, потому что я мешался своими советами и откровенной паникой, что это всё могло только навредить, но, как заявлял мой друг, навредить могла только лишь моя гиперопека, от которой реабилитация Арым могла ещё больше растянуться. В такие моменты я садился в машину и, отследив местоположение своих жертв, всегда направлялся за одной и той же. Даже если Чанёль был у себя дома, куда я почему-то всё это время сопротивлялся заходить, словно боясь, что то, что окружало эту паршивую семью, может пропитать меня всего насквозь. Я просто мог припарковаться за пару домов от нужного мне и включить все свои игрушки, которые, по моему скромному мнению, были слишком деликатными и безобидными. Каждый раз, когда я видел гримасу боли на лице своей любимой, когда с её глаз срывалась хотя бы одна слезинка, которые Арым от меня старательно прятала, я придумывал что-нибудь новенькое, надеясь, что разнообразие хорошо отразится на повседневной жизни Чанёля и его психическом состоянии. Но он был то ли очень сильным морально, то ли очень тупым,?— я склонялся ко второму варианту, основываясь на всех его поступках и тех знаниях о нём, как о человеке, что были мне доступны в контексте его участия в нашей с Арым судьбе,?— но, несмотря на вызываемую моими безобидными проказами небольшую панику, в целом, казалось, жизнь я ему вовсе не портил, особенно если сравнивать с тем, как на этом фронте старалась его законная супруга.В начале сентября, после очередного ночного кошмара Арым, я сидел почти под окнами квартиры Чанёля, подключившись к его телефону и настраивая его таким образом, чтобы при разблокировке и при долгом использовании в режиме чтения на его мониторе на доли секунды всплывала фотография Арым, старая, которую я восстановил из давно удалённых файлов, та, что давным-давно, будто бы в прошлой жизни, стояла на заставке его еще старого, давно замененного на более современные модели, мобильного. Меня коробило то, что у этого человека вообще было какое-то общее прошлое с моей Арым, я просто не мог ему простить этого, только лишь того, что он был когда-то в жизни моей любимой, даже не беря в расчет то, что он сотворил с этой самой жизнью.Не так давно я решил поэкспериментировать и разнообразил звонки от Арым Чанёлю с незнакомых номеров звонками от его родных, близких, просто людей с работы. Это было, наверное, моей самой любимой игрушкой, потому что именно после этих звонков я стал замечать, как сдаёт этот урод: непроходящие чёрные круги под глазами, ввалившиеся щёки и откровенно паршивый вид в целом. Наверное, я единственный, кто вообще с таким вниманием когда-либо разглядывал Чанёля, подмечая даже незначительные изменения. Моя затянувшаяся на несколько месяцев осада начала давать свои плоды, я должен был почувствовать себя лучше, но этого не случилось, я лишь думал о том, что ещё могу сделать, чем ещё могу навредить, надеясь уничтожить вовсе. Я уже почти сам сошёл с ума, меня в здравом уме держала лишь Арым, я должен был быть сильным ради неё, за неё, за нас обоих.Однажды в середине сентября я приехал домой ближе к вечеру, задержавшись чуть дольше обычного, пока караулил Чанёля. Ходжун после занятий с Арым должен был уехать на ночное дежурство, было тихо, и во всём доме был приглушен свет. Я направился сразу в спальню Арым, но по пути заметил, что сама она задремала в гостиной, сидя в кресле, развернутом к окну, которое из-за продолжавшей держаться жары держали открытым даже по ночам. Я видел, как моя любимая склонила голову набок, как волосы прикрыли от меня её лицо, моё сердце каждый раз при виде неё наполнялось теплом и любовью. Я тихонько подошёл поближе и присел на корточки перед Арым, стараясь не шуметь и не разбудить её, а просто побыть рядом с ней. Но когда я поднял на свою любимую глаза, то увидел, что она не спит, а пристально смотрит в окно, словно там есть ответы на все мучавшие её когда-либо вопросы, и только если она будет внимательна, то сможет их разглядеть и понять, почему же всё в её жизни обернулось самым настоящим кошмаром. Её глаза блестели каким-то нездоровым блеском, я было испугался, что ей стало хуже, но в этот момент, словно только что заметила меня, она обернулась и посмотрела мне прямо в лицо, напугав меня своим нечитаемым взглядом. Арым чуть наклонилась ко мне и хриплым голосом прошептала:—?Я знаю, что вы решили сделать.