Глава 2 (1/1)

К счастью, на тот момент, когда на палубе были обнаружены изуродованные, ополовиненные останки двух людей, капитан Фицджеймс находился на Терроре, и докторам и капитану Крозье не пришлось его дожидаться. В суматохе никто не задался вопросом, почему он был не на Эребусе.Крозье заметил, как его трясёт. Ещё сегодня утром Джеймс выглядел куда лучше, чем в последнее время?— и Крозье видел в этом исключительно свою заслугу, — но, когда в кают-компанию влетел встревоженный матрос с известием о найденных трупах, Джеймс резко осунулся и побледнел.Крозье не нравились эти упаднические настроения, овладевшие Джеймсом со смерти сэра Джона?— раньше беспрецедентным правом на хмурый вид и мрачные предсказания обладал сам капитан Террора, в чём Фицджеймс никогда не забывал его упрекнуть на людях. Но теперь Крозье только и делал, что повторял ему, как заведённый: ?Всё будет хорошо, Джеймс, всё будет хорошо?.Безусловно, Джеймс стал относиться к нему с большим доверием в профессиональном смысле. Их связь прежде никоим образом не влияла на их весьма холодные отношения как двух капитанов, соперничающих за главенство.Сейчас Джеймс забыл о всякой конкуренции. Он был моложе, чувствовал недостаток опыта и был рад, что Крозье, ветеран Арктики, взял на себя тяжкое бремя командира экспедиции.Но в этот раз всё пошло иначе: то ли Джеймс так испугался интеллекта, которым явно обладало существо, расчленившее двух моряков пополам, приволокшее на палубу и оставившее там в вертикальном положении, то ли был слишком эмоционален и выбит из колеи из-за проведённой на Терроре ночи, то ли слишком утомлён и взвинчен, но он впервые за долгое время ввязался в спор с Крозье.Они оба считали, что эскимоску необходимо привести на корабль и допросить, разница была лишь в том, что Фицджеймс не хотел ждать до утра.—?Утром? С меня довольно! —?рявкнул он, делая угрожающий шаг вперёд. —?Медведь появился вместе с ней. И всем известно, что эти люди?— жадные, бесчестные, жестокие.—?Я приказал найти её, Джеймс,?— Крозье попытался успокоить его. —?Это всё, что я пока могу.—?То, что мы не можем обнаружить связи между этой девушкой и этой тварью, не значит, что её нет.Это уже походило на истерику. Фицджеймс раскраснелся и кричал в голос.—?Я не отправлю людей на бойню,?— рявкнул Крозье, а потом тише добавил:?— Не сегодня. Мы истощены. Мы все истощены.Джеймс скривил губы и опустил глаза, сдавая позиции. Крозье хотелось отчитать его за излишнюю эмоциональность и неповиновение. Может, влепить целебную оплеуху по красивому породистому лицу, чтобы аж зубы щёлкнули. Ещё хотелось успокоить и утешить, но, судя по произошедшему сейчас, ласка не успокаивала его, а наоборот выбивала из привычного ритма и делала только хуже. В таких условиях, как сейчас, Джеймсу нельзя было расслабляться.Крозье не успел определиться, чего ему в итоге хочется больше, когда на палубе поднялся шум, и ему пришлось, схватив пистолет, броситься в самую гущу событий. С Джеймсом он разберётся позже.Потом они допрашивали Хикки и его прихвостней, и Джеймс сидел рядом, положив левую руку на стол, так что их локти соприкасались, и выглядел спокойным и даже задавал помощнику конопатчика язвительные вопросы. В разговоре с Хикки выдержку потерял уже сам Крозье.А потом они стояли бок о бок и смотрели, как задницу Хикки превращают в отбивную. Крозье чувствовал, что Джеймса едва заметно трясёт от этого зрелища. Не от жалости, и не от отвращения, а просто оттого, что слишком много событий произошло за последние сутки, и его нервы, и так последнее время бывшие ни к чёрту, окончательно сдали.А ещё он знал, что Джеймса покоробило обвинение Хикки в непотребстве. Потому что, если говорить по совести, за это и они сами заслуживали плетей и позорной отставки.После порки Крозье объявил экипажу Террора о возможности перебраться на Эребус и распустил их. Наконец, они с Джеймсом остались вдвоём, и Крозье взглянул на него сурово и холодно.—?Отправляйся на Эребус сейчас. Эскимоску забирай с собой?— не стоит ей находиться на одном корабле с теми, кто приволок её сюда.Джеймс презрительно скривил губы.—?Не хочешь держать женщину на Терроре?—?Я не суеверен, как ты знаешь,?— отрезал Крозье и налил себе виски в стакан.—?Я сам видел, как ты скребёшь ногтями мачту, чтобы вызвать ветер,?— усмехнулся Джеймс, а потом ядовито выплюнул:?— ты можешь побыть трезвым хотя бы несколько часов подряд?—?Нет,?— спокойно ответил Крозье.Фицджеймс вздохнул, одёрнул шинель и вышел, не попрощавшись. На Эребусе он первым делом отдал указания доктору Стенли, предупредил о присутствии эскимоски на корабле и попросил позаботиться о ней.Доктор Стенли вежливо спросил:—?Вам лично ничего не нужно?Очевидно, он имел в виду плачевный вид капитана, предлагал дать успокоительное или обезболивающее средство, но Джеймс криво усмехнулся и ответил:—?Сон.Доктор Стенли понимающе кивнул, и Фицджеймс вышел.В своей каюте, раздевшись до тёплого нижнего белья, он улёгся в ледяную постель и постарался поскорее заснуть и не думать о расчленённых трупах матросов с Террора, о порке и собственном недостойном поведении в лазарете. Но, несмотря на насыщенный и полный тревог день, на предшествующую бессонную ночь, несмотря на угрызения совести, сон не шёл. Джеймс лежал, постепенно отогреваясь под несколькими одеялами, устроившись щекой на жёсткой подушке, пытался подремать.Наконец, он заснул тревожным сном, и ему снился огромный белый медведь, который подходил всё ближе, снились сдавленные вскрики Хикки во время порки, эскимоска, лёд и тёмная, холодная вода.Проснулся он от того, что капитан Крозье, присев на край его койки, мягко взял его замёрзшую руку в тёплые ладони. Он был слегка пьян, как и большую часть времени, и ему явно не было холодно.Джеймс заворочался и перевернулся с боку на спину, выдавил улыбку.—?Ты пришёл? Ночь, Френсис. Там опасно.Крозье пожал плечами.—?Я хотел извиниться. Я был резок с тобой сегодня. Ты этого не заслуживаешь.—?Мы всегда с тобой показательно ненавидели друг друга,?— улыбнулся Джеймс.—?Я действительно был зол на тебя, и это было не показательно. Раньше подобного не случалось.—?В таком случае, я тоже должен извиниться. Не знаю, что на меня нашло. Я не должен был так вести себя. Я проявил слабость.Крозье мягко улыбнулся.—?В таких ситуациях, как сегодня, нормально проявлять слабость и испытывать эмоции. Я пришёл извиниться перед тобой и помочь тебе восстановить душевные силы. Они тебе понадобятся.Джеймс открыл было рот, чтобы возразить, но Крозье зажал ему рот ладонью.—?Признаться честно, я сначала подумал, что зря позвал тебя вчера. Что слишком сильные эмоции выбили тебя из привычной колеи. Но потом я решил, что просто выбил тебя из колеи недостаточно. С тех пор, как умер сэр Джон, ты всегда был собран, сдержан и спокоен. И тебе требовались усилия, чтобы сохранять такое присутствие духа. Вчера ты позволил себе расслабиться. Нельзя так резко менять установки. Либо мы не должны видеться вообще, либо, наоборот, должны делать это регулярно. Это не будет так сбивать тебя с толку. Поэтому сегодня мы будем закреплять положительный результат.—?Френсис, ты пьян,?— мягко сказал Джеймс, отводя его руку от своего лица. —?Сейчас это было бы неуместно. Погибли люди, а другие люди были высечены. Сейчас не время. Сегодня на Терроре дело едва не дошло до бунта.—?И именно сейчас нам как никогда нужна поддержка. Напрасно ты споришь, Джим.Крозье просунул руку под ворох одеял, нащупал тёплый бок, скрытый тканью рубахи. Джеймс ощутимо вздрогнул. Крозье хмыкнул, запустил руку под рубашку и огладил выступающие рёбра, впалый живот, поводил рукой по груди и плечам, помассировал ключицы.Джеймс прикрыл глаза и раскинул руки в стороны. Пару секунд Крозье смотрел на его расслабленное лицо, смуглое даже после стольких месяцев условной темноты, одновременно и молодое, и зрелое, с сеткой морщин вокруг глаз, с глубокими морщинами на лбу и щеках. Джеймс недаром считался самым красивым мужчиной в Военно-морском флоте Британии. В последнее время его лицо носило выражение суровой сосредоточенности: тяжёлая нижняя челюсть, сжатые тонкие губы, острый взгляд из-под нахмуренных бровей. Раньше, бывало, его лицо выражало беспечную весёлость?— на светских приёмах и даже до смерти сэра Джона на совместных ужинах высших чинов экспедиции.Только наедине с Френсисом, в такие минуты, лицо Джеймса становилось спокойным и расслабленным, было живым лицом, а не маской. Не было суровости, не было наигранной весёлости, всё было так, как есть: усталость, тоска, доверие.Джеймс сильно постарел в последнее время, на самом деле, Крозье видел это даже с высоты собственного возраста. Виски у него ещё не начали седеть, но глаза потухли под отяжелевшими веками, морщины стали глубже, к тому же, появились новые.—?Люблю, когда ты так выглядишь,?— поделился Крозье, вытащив руку из-под одеяла и огладив Джеймса по щеке.Джеймс открыл глаза и не без усилий сфокусировал взгляд на Крозье. Крозье почувствовал, как от этого взгляда его мороз продирает по коже, и чуть стиснул зубы.В каюте было отнюдь не жарко, но Крозье откинул с Джеймса одеяло, жадно обшарил руками торс через рубаху. Джеймс низко, хрипло охнул и снова прикрыл глаза, потушил этот зовущий взгляд.Крозье внимательно наблюдал, как Джеймс теряет остатки самообладания, жмурится и судорожно дышит, хотя толком ещё ничего не произошло. Так всегда бывало: Джеймс закрывал глаза поначалу, и только много позже, наоборот, смотрел на Крозье не мигая, и этот пристальный взгляд влажных, часто покрасневших от напряжения глаз, преданный взгляд снизу вверх, выбивал из лёгких Френсиса последний воздух.Крозье искренне считал, что не заслуживает таких взглядов. Джеймс смотрел на него, как смотрят на бога, а Крозье был всего лишь старым ирландским выпивохой, и видит Бог, того не стоил.Но изысканный аристократ Джеймс смотрел так. Смотрел, весь мокрый от пота и слёз, совершенно измотанный. Смотрел, стоя перед ним на коленях, и в уголках его обветренных губ скапливались капельки крови, которые Крозье потом вытирал и сцеловывал, вдыхая собственный терпкий запах.—?Ну же, Френсис,?— тихо позвал Джеймс. —?Что ты?Крозье понял, что слишком задумался и перестал делать что бы то ни было, а Джеймс, уже изрядно возбуждённый, лежал и терпеливо ждал, когда Крозье придёт в себя.—?Думал о тебе,?— честно ответил Крозье.Он снял с Джеймса низ пижамы, прошёлся пальцами по напряжённым бёдрам. Подумал несколько секунд, взвешивая за и против, прикидывая, нанесёт ли то, что он задумал, урон его гордости. Решил, что во всём, что касается Джеймса, гордость неуместна, и, удобно опершись руками в постель по обе стороны от бёдер Джеймса, склонился над ним.Джеймс вскрикнул и удержал его голову руками.—?Нет!Крозье выпрямился и удивлённо приподнял брови.—?В чём дело? Ты не хочешь? Тебя это не смущает?—?Я… —?Джеймс выглядел растерянным и немного несчастным. —?Ты никогда прежде этого не делал. Я не знаю…—?Это моё упущение. Самое время начать. Расслабься, Джим. Всё в порядке.Джеймс открыл было рот, чтобы запротестовать, но Крозье, не слушал дальнейших возражений. Полным отчаяния взглядом Джеймс смотрел, как Крозье наклоняется всё ниже.—?Боже! —?он вскрикнул и сразу зажал себе рот рукой, откинулся на подушку.В жизни Джеймса были женщины, которые не брезговали подобными ласками. И, надо сказать, многие делали это довольно умело. За последние три с половиной года Джеймс сам неплохо поднаторел, а Крозье делал подобное впервые, и опыта ему явно не хватало, но сама мысль о том, что Френсис…—?Господи,?— промычал Джеймс в собственную ладонь. —?О Боже мой…Впрочем, Крозье довольно быстро разобрался, что к чему, и Джеймс окончательно потерял контроль. Френсису пришлось придерживать его за бёдра, чтобы не вырывался, и вскоре Джеймс последний раз содрогнулся, напрягаясь всем телом, глуша стоны ладонью.Крозье отстранился. Губы саднило, и во рту оставался солоноватый привкус, но в целом неприятно не было. Зато Джеймс выглядел так, что Крозье имел полное право гордиться собой: он лежал на постели, раскрасневшийся, дрожащий, вокруг головы на подушке разметались тёмные, мокрые от пота волосы. Крозье потянулся к нему, большими пальцами стёр влажные дорожки слёз, и Джеймс, чуть повернув голову, поцеловал ему руку.Несколько секунд, может, полминуты, они не двигались, глядя друг другу в глаза, и Крозье всё поглаживал пальцами его щёки, а потом хрипло сказал:—?Перевернись.Джеймс с готовностью перевернулся на живот, подложил под приподнятые бёдра подушку. Френсис больше не тянул, расстегнул штаны и дёрнул Джеймса за бёдра поближе. Джеймс низко застонал, вцепился в смятую простынь и сам жадно толкнулся навстречу.Крозье никогда не был болтлив в постели, ни с женщинами, ни с Джеймсом. Не было у него привычки шептать на ухо нежные глупости, и он не знал, как насчёт женщин, но Джеймса явно всё устраивало. Крозье придерживал его за шею, оставляя синяки, которые под кителем, к счастью, были не видны, и двигался, слушая, как Джеймс сдавленно стонет, уткнувшись лицом в матрас.Джеймс не только был невероятно эмоционален в постели?— не стеснялся слёз и стонов?— он ещё и был очень чувствителен. Крозье не знал, было ли дело в семнадцати* годах, разделявших их, или просто в их физиологических особенностях, но за то время, что он подбирался к разрядке, Джеймс успевал кончить раз или два, и потом просто лежал измотанный, заплаканный и счастливый, поглаживая Крозье по спине, шее и затылку, если позволяла поза.Крозье любил наблюдать за его реакцией, поэтому, когда Джеймс чуть отдышался после оргазма, перевернул его на спину и продолжил, рассматривая его лицо, спокойное и расслабленное, будто помолодевшее на десять лет, его слипшиеся от слёз ресницы, искусанные губы. Джеймс быстро пришёл в себя и снова начал ёрзать и постанывать, дыхание его сбилось, и Крозье ухмыльнулся одним углом рта.Он ещё не встречал таких эмоциональных мужчин. И таких легковозбудимых?— в сорок-то лет. Нельзя сказать, чтобы он в своей жизни спал хоть с одним мужчиной, кроме Джеймса, но почему-то был уверен, что Джеймс и его эмоциональный диапазон, начинающийся суровым воякой, блестящим морским офицером, изысканным спесивым аристократом с острым языком и заканчивающийся тем, что Крозье наблюдал сейчас?— явление уникальное.Во второй раз Джеймсу понадобилось ещё меньше времени, и он обмяк на подушке, разметав волосы и раскинув расслабленные руки. Крозье видел, как бьётся жилка у него на шее, склонился поцеловать её, и Джеймс обхватил его руками за плечи, прижал к себе, чуть повернул голову и прижался губами к его скуле, щекоча тёплым дыханием.Почему-то именно этот жест нежности стал последней каплей, и Крозье кончил, стиснув Джеймса до хруста.Они устроились рядом на узкой койке, и Джеймс уткнулся лицом ему в грудь?— для чего ему пришлось спуститься на постели ниже?— и прикрыл глаза. Крозье грубовато, но приятно массировал его взмокший затылок, устроившись щекой на макушке.—?Я уйду в восемь склянок в другую каюту,?— шепнул Крозье, и Джеймс как-то едва заметно притиснулся к нему крепче. —?А ты утром не пускай сюда своего стюарда.Джеймс тихо засмеялся.—?Не пущу.—?Хотя, на таком холоде, может и быстро выветрится,?— добавил Крозье. —?Но завтра ты всё равно не пускай.—?Хорошо. Спокойной ночи, Френсис.—?Спокойной ночи, Джеймс._____________________________________________________________________________* Джейсу Фицджеймсу было 32 года, когда он отправился в экспедицию Франклина. Я ориентируюсь на исторически достоверную разницу в возрасте, хотя в сериале Джеймс ну никак не выглядит на 32