2. ?Insignificant? (1/2)

У меня появились вопросы, но я только тихо выдохнула и приглушила своё любопытство одной мыслью — они меня убьют. Так что я, сразу растеряв запал, просто шла вперёд за ними, еле ступала и осторожно оглядывалась по сторонам.

Не сбежать.

Пол холодный, перед глазами снова туман. Монотонность обволакивает. Кости трещат. Ещё чуть-чуть — и сломаются.

Совершенная тишина. Хоть бы сказали что-нибудь.

Но сопровождающие молчали. Они то и дело молча переглядывались, на меня в упор не обращали внимания. Это даже к лучшему. Их взгляды как острый порыв ветра — хлёсткие и злобные и, главное, резкие и всегда очень… холодные. Они меня очень сильно пугали. Потому что я не видела в них людей? Потому что не верила, в то, что они...

Нет, они не те, о ком я думаю. Их не существует. Их не может в природе существовать.

И всё же… надо будет попробовать убежать.

Но как? Куда? И получится ли у меня?

Воп-ро-сы. Мне казалось, что они все активно пытаются бить по больным местам. Так сказать, снова вскрыть ими же нанесённые раны и выпить из меня все соки, заставив думать о том, что никогда не случится. Я просто закрыла на них глаза. Не время ведь. И они не живые. Здесь только я, морозный коридор, два идущих впереди силуэта которые совсем не ехидны…

Я зажала нос рукой и сжала зубы. Слёзы норовили упасть вниз или повиснуть на подбородке. Хлюпало в носу. Пришлось втягивать и глотать. Заболело в горле. Я снова возгорела желанием развернуться и убежать обратно по коридору, но они...

Ну ты и тряпка.

Лампочки сзади мигали. Тени в огромных трещинах на стенах быстро двигались за нами. Они хищно на меня смотрели и облизывали свои чёрные клыки маслянистыми языками. Я тряслась под их мрачными и голодными взглядами и гадала… прошлое ли этих е… людей.

Они же ведь люди, ага?

Конечно же не…

Резко пришлось завернуть за угол. В ноздри ударил запах мокрого бетона и сырости асфальта. В лёгких снова что-то кольнуло и ухнуло вниз. Рука потянулась ко рту и тут же упала.

Шприцы.

Шпри-цы. Я отпрянула и мелко задрожала, но меня толкнули вперёд, не заботясь о том, что я, между прочим, не могла. И заодно пронзив ледяным пристальным взглядом. Нет, я не хочу к ним! Идите вы… идите...

Слёзы мелко капали на пол.

Я туда не пойду.

Меня грубо пихнули к железному стулу, и сознание на секунду заполонил гнев и желание высказать всё, что я о них думаю. Но руки просто сжались в кулаки, и я закусила губу. Запах металла меня испугал. В горле что-то булькнуло и попыталось вырваться. На языке вновь ощутилась противная горечь.

Рядом был чистый металлический стол. Я же помню, там была моя кровь, слюна и жидкость, брызжащая из острой иглы. И если теперь это всё убрали…

Холодные зелёные искры хватают что-то внутри меня.

Тело содрогается.

Я себя не слышу. Меня трясло.

Чёрт возьми, нет! Не-ет! Мозг мне врёт, это всё уродские люди, даже не животина! Всего лишь противное человечество, которому приспичило попытать первого встречного!

А, может, и так? Что дальше?

Вокруг моих (как я могу думать об этой мерзости, как о себе?) запястий стальной змеёй обвилась сталь. Шея тоже ощутила мёртвый холод. Внутренности скрутило в спазме. Руки задрожали. Противное железо…

— Я не думаю, что оно понимает нашу речь. Комиссар сказал, что выбирал из региона, где наш язык им не знаком, — вдруг сказал один из этих на чистом английском.

Комиссар? Я вся обратилась в слух.

— Надеюсь, — ответил ему другой. — Но лучше особо много не говорить. Комиссар говорил, что оно вполне разумно. — Скрежет. Третий что-то пробормотал на своём.

Комиссар.

Я вдохнула посильней и зажмурилась, пока на меня не смотрят. Надо уж приготовиться, если ничего нельзя сделать. Но комиссар… слово рушило все мои мысли. Разве что это не чистое совпадение… Втягивать слёзы вместе с воздухом неприятно. Хватит уже плакать!

— Ладно, — сказал третий человек (да, именно человек). — У нас не особо много времени. Будете это держать, если оно начнёт вырываться. В прошлый раз оно мне шприцы сломало.

Если бы они думали, что я их понимаю, и горло бы так не болело, я бы глухо рассмеялась. Сломала шприцы? Вот это я, конечно, дала жару. Я закусила губу. Открыла глаза и скользнула взглядом по забинтованной руке. Ничего не вспомнила, кроме ужасной острой боли и раны, которую словно огнём по дереву выжгли. Дрожь усилилась. Я тихо выдохнула.

Это будет похоже на пытку?

Мне сразу вспомнилась больница, как только ощутился запах тех самых стерильных перчаток. Меня грубо схватили за подбородок (будут синяки) и начали вертеть в разные стороны. Я щурилась от лезущего в глаза и света и пыталась не смотреть на того, кто всё это со мной делал.

Рот пришлось открыть. Туда полезли противные толстые пальцы. Они, кажется пытались пролезть мне в глотку. Воздух заканчивался, запах резины и лекарств был невыносим. Пальцы что-то щупали во рту, и меня потянуло блевать.

Наконец, я снова могла вдохнуть. Послышался скрип и щелчок, руки (уже не в этих перчатках) достали мою руку, положили на стол. В груди похолодело. Я сглотнула слюну, стараясь не смотреть на то, что может быть дальше. На руку нацепили холодные примочки, мне это не нравилось. Потом что-то запищало. Проверяют… пытаются что-то выяснить...

Скрежет ручки меня нервировал. Меня нервировало всё! Я даже глаза закрыла, чтобы не видеть света и этих силуэтов гигантских… моих галлюцинаций. У них были слишком большие руки для низких людей.

Лучше не думать об этом.

Человек сказал что-то на своём, и я услышала тихие шаги с двух сторон. Что это за... Вьетнамский что ли?

— Будете держать это, если будет брыкаться, — сказал человек уже на английском. — Мне не нужны сломанные шприцы, их частички потом трудно найти.

Так.

А вот это уже не смешно.

Я передумала. Я не готова.

Рука вновь оказалась в железных оковах. С неё грубо сняли бинт. Я в ужасе посмотрела на исколотую и покрытую сеткой чёрных ?вен? руку, совсем не мою.

Боже мой… как это вообще...

— Мне нужно ввести этому ещё несколько инъекций, — внезапно добавил третий, кажется, посмотрев на держащих меня личностей. — Комиссар говорил, что их несколько. Так что это следует держать уже сейчас. И не надо кривиться!

Я запомнила, как руку натёрли спиртом. Запомнила прохладную ватку, боль в руке от любых прикосновений. Запомнила каждую секунду ожидания.

Это ведь как комарик укусит, да? Как говорила врач.

Верно же?

Мне бы очень хотелось так думать.

Но, увы, всё, что я запомнила, было лишь невыносимой болью.***

— Здравствуй.

Мне пришлось приоткрыть тяжёлые веки, чтобы увидеть говорящего. Это была, э-э-э, пластилиновая фигурка? Нет, скорее творение скульптора, недвижимое, вроде бы каменное, но живое и гибкое. С огромными зелёными глазами, глядящими из-за маски.

— Ты ведь помнишь меня, верно?

Голос… был знакомым. Он был обманчиво мирным и добрым. Он был любящим и успокаивающим, но твёрдым, точно за ним скрывалась некая опасность. Но я хотела верить. А верила ли я действительно?

Нет.

— Впрочем, это неважно.

Насколько неважно? Неужели тебе надо что-то мне сказать? Как будто... Я мысленно с ней общаюсь.

— Просто я по тебе очень скучаю.

Я вздрогнула. Голос упрекал, но словно смеялся надо мной. А у фигуры были большие серые крылья, совсем неподходящие ни её внешности, ни её голосу. Казалось, будто они были вырезаны из детской книжки — настолько нелепо выглядели на фоне античной красоты. Но у них были живые перья, кажется, голубиные.

Мне показалось, что творение давно мертво.

— Ты больше со мной не разговариваешь. Почему?

Я резко вздохнула. Мне надоели упрёки, но в то же время захотелось её утешить. Как будто она была для меня кем-то важным. Например, мной же. Я же могу утешить себя?

Я заметила, что она была сгорбленной. Такой маленькой.

— Я… кто ты? Ответь мне…

Она меня не услышала.

А может это он?

Оно?

— Я всё ещё жду этого, — прошелестел голос.

Я быстро пододвинулась к ней и обвила её плечи, но руки резко прошли сквозь, и я отскочила назад. Ладони затряслись. Я попробовала ещё. Ещё. Ещё. Руки были полупрозрачными, и мне даже показалось, что они покрыты шёлковой тканью. Они были бы похожи на её, серые, если бы не были покрыты отвратительной шерстью. Если бы я была ей, да хоть кем угодно, только не собой!

— Кто ты?.. Я… прости, я так перед тобой виновата… только не уходи!

Скульптура заплакала. О… чёрт, что я сделала не так? Почему... опять? Снова обвинения? (Если бы я услышала сквозь эти слёзы насмешливый хохот, что бы я могла изменить?)

— Прости, прости, прости!.. — невольно вырвалось из груди.

Она начала таять, а вместе с ней и то самое чувство спокойствия и умиротворения, которого я так желала достичь. Если она уйдёт, я…

— Нет, пожалуйста, не уходи!

Она меня не услышала. Кроме гула, ничего не было слышно.

— Я всё ещё жду, когда ты поймёшь, глупая!

Нет. Нет! Не уходи, прошу…

Я заплакала, сидя на коленях а сквозь моё тело сыпались пепельные перья, рассыпаясь в пыль и оседая на пол. Я снова одна. Я больше не чувствую себя в спокойствии. Что-то уже пошатнулось, часть меня исчезла. Перьев становилось меньше.

Меня окутала тоска. Я хочу домой. Я вернусь туда и найду эту странную скульптуру… она же ведь существует, да?

Оно же ведь мой ключ к дому?

Конечно же нет.

*** Позыв вырвать вызвал чувство дежавю. Я задумчиво закусила губу и прикрыла глаза. Вдох и выдох не принесли результатов. Во мне до сих пор жила паника. Это мне не нравилось.

Думать не получалось. Мысли постоянно уходили в сторону силуэтов не-ехидн, той тоже не-ехидны и ломки во всём теле.