Часть 1. МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ (1/1)

Солнце было скрыто густым пологом туч, но Аренс предпочел мягкую траву и редкие капли дождя духоте типи. За прошедшее время он смирился с новым для него именем и с постоянным присутствием Хассе. Тень Волка никуда не отпускал его без сопровождения. Это была скорее забота о безопасности самого Аренса, чем боязнь побега. Потерявший память, беспомощный, точно дитя, он был бы обречен в землях индейцев. Но рядом был Хассе. И сейчас он сидел, прислонившись спиной к большому валуну, и ветер трепал его длинные блестящие волосы.— Земля дрожит, — сказал Аренс, сев и примяв ладонями траву.— Это антилопы, — откликнулся индеец, — думаю, мужчины племени пойдут охотиться уже завтра утром. Но нам с тобой не стоит волноваться. Думаю, Расщепленный Камень подарит мне шкуру, как обещал, — в голосе его послышались мечтательные нотки. — Я ее вычищу, выдублю и сошью новые мокасины для всех нас. Старые совсем прохудились.— Расщепленный Камень — это тот молодой вождь, что приезжал на днях? — с некоторым неудовольствием произнес Аренс, глядя на своего спутника. — Мне он не нравится.— Зато он нравится мне, — Хассе потянулся, мечтательно зажмурившись. — И, что намного важнее, я нравлюсь ему.Аренс обхватил плечи руками, глядя на свинцовые тучи. Ему на самом деле было неприятно слушать, как Хассе хвалит другого, пусть и вождя. Он не мог бы объяснить, что его так злило. Он так и не вспомнил ничего, что было до того, как он очнулся в типи старого шамана. Хассе говорил странные вещи, многое казалось ему не то чтобы неправильным — просто совсем чужим.Старый шаман заботился о нем, лечил, но даже он не мог вернуть память. Впрочем, Аренсу показалось, что это всех более чем устраивало. Он несколько раз пытался разузнать у Хассе, кто он и откуда, но юноша либо отмалчивался, либо переводил беседу на другие темы.Сам Хассе, внук Тени Волка, был ?человеком с двумя душами?, в свое время выбравшим путь женщины. Он был добр, благороден и после той ночи никогда не напоминал Аренсу о том, что между ними когда-то было. Первое время они относились друг к другу с холодным недоверием, но со временем сблизились. Это случилось больше оттого, что старик запрещал Аренсу гулять одному. Он еще не до конца оправился от ран, огнестрельной и ножевой, чуть не оказавшихся смертельными, — они то и дело давали о себе знать слабостью и обмороками, из которых Аренс выходил с большим трудом. Хассе сопровождал своего подопечного, и понемногу холод между ними превратился если не в тепло, то в спокойное приятие. А постепенно и болезнь Аренса сошла на нет, хотя его по-прежнему старались оберегать от излишней нагрузки.— Зачем я нужен твоему деду? — спрашивал Аренс, пока они с Хассе бродили по перелеску в поисках фруктов, ягод и съедобных корешков. Тот пожимал плечами.— Дедушка сам тебе расскажет, когда придет время.Понемногу, исподволь, терпеливый и упорный индеец обучал своего подопечного маскоги, языку, на котором говорили семинолы, а также необходимым навыкам выживания и обычаям племени. Аренс не был хорошим учеником, иногда у него случались вспышки гнева и агрессии, но Хассе был неизменно терпелив и мягок с ним. Сам он в совершенстве знал английский, тот язык, на котором говорил Аренс, и другой язык, французский. На вопрос ?откуда? отвечал, что племя их иногда принимало охотников и бледнолицых, ушедших от своих. У одного из таких бледнолицых он научился ?франсе?, у другого с легкостью перенял ?эспаньол?, у третьего, чужеземца с голубыми, как небо, глазами, нашедшего дом, дружбу и супругу в племени семинолов, сумел научиться трудному русскому. Языки давались Хассе очень легко, и Аренс этому немного завидовал. Сам он неохотно и трудно обучался даже языку семинолов. Правда, оказалось, что он откуда-то немного знает французский и испанский. Они часто беседовали с Хассе, переходя с одного языка на другой, потому что молодой индеец считал способность договориться самым лучшим оружием.Дождь хлынул так неожиданно, что у Аренса и Хассе не было времени добежать до типи, которое стояло за небольшим пролеском. Зато невысокие скалы, возле которых молодые люди расположились, изобиловали пещерами.— Сюда, быстрее, — Хассе торопливо затащил мокрого Аренса в небольшую, но вполне сухую и уютную пещерку. — Раздевайся скорее, не то простынешь.Сам он шустро сбросил с себя тряпье и остался только в коротенькой повязке на бедрах. Аренс, стуча зубами, стянул куртку и нижнюю рубаху, а затем и мокасины со штанами.— Все хотел спросить, почему мы живем отдельно от остального племени? — полюбопытствовал Аренс, которому было скучно сидеть молча. Хассе кончил выжимать воду из своих прекрасных длинных волос и откинул их на спину. Волосы Аренса не были так длинны, хотя и отросли порядком за прошедшие месяцы; обычно он связывал их в хвост кожаным шнурком. Хассе нравилось, когда он распускал их: волосы бледнолицего были белыми, как облака, и вились крупными локонами.— Дедушка — шаман, Говорящий с Ветром, он слышит чужие мысли и умеет читать в сердцах, — отвечал Хассе, растираясь, чтобы согреться, и растирая Аренса, — ему иногда бывает трудно жить рядом с людьми, слышать их все время. Но ты ведь сам видишь, люди все равно идут в наш типи за помощью.Они еще немного поговорили на маскоги, в основном обсуждая последние новости племени. Потом уставший за день Аренс прикорнул было, опершись о стену, у которой сидел, но Хассе не позволил ему.— Стена холодная, снова будет жар, — сказал он, придвинувшись к своему подопечному. — Я сяду ближе к ней, а ты подремлешь на моем плече.Аренс не почувствовал ни стыда, ни смущения, свойственного обычно белым соплеменникам. Он послушно перебрался со своего места и прислонился спиной к груди Хассе. Сон сморил его почти сразу.Ему снилось странное место. Тьма и свет здесь струились потоками, деревья казались сотканными из хрусталя, а небо было беззвездным и черным. Он слышал голос, зовущий его, не мужской, не женский, голос, словно лившийся отовсюду:?Иди ко мне, Слезы Тьмы! Я жду тебя!?Пробуждение было резким, из сна его просто выбросило. Не сразу поняв, где находится, Аренс в удивлении озирался по сторонам.— Дождь закончился, — сказал Хассе, кивая на выход, за которым Аренс увидел высокую сильную фигуру. Он не сразу узнал этого человека. Только выбравшись из пещеры и приблизившись к нему, понял, что это член племени и побратим вождя, Человек из-за Великой Воды.— Zdravstvuj, Andrej, — Хассе положил руку на плечо гостя и продолжил уже на английском: — Какие счастливые духи привели тебя к нам?— Меня послал вождь, — откликнулся голубоглазый великан, с улыбкой ответив на приветствие, — велел охранять тебя, дедушку и твоего друга. Что-то происходит, но я еще плохо знаю ваш язык, чтобы понять. Понял только, что племя снимается с места.Они бок о бок пошли к перелеску. Аренс с любопытством рассматривал чужеземца, носившего имя Андрей. Он и раньше видел этого человека, правда, в основном издалека, и знал от Хассе, что тот прибыл из далекой заснеженной России. Это был высокий, мускулистый и гибкий мужчина с приятным лицом, улыбчивыми пухлыми губами и огромными светлыми глазами, яркими, как полированная бирюза. В его движениях и жестах чувствовалась скрытая мощь, против которой вряд ли устоял бы даже дикий барс.— Как Горлинка? — спросил Хассе, связывая волосы ремешком, чтобы не путались.— Вот-вот родить должна, — в голосе Андрея прозвучала глубокая нежность. — С ней сейчас твоя мать и Облачко.Аренс вслушивался в их беседу, припоминая имена. Горлинка и Облачко были родными сестрами Хассе, именно из-за Горлинки два года тому назад чужеземец-русский остался в племени и стал его частью — небывалый случай, поскольку семинолы находились в состоянии войны с белыми. Исключения бывали, но очень редко. Андрей спас Горлинку, отбив ее у банды подонков, похитивших индеанку у реки, куда та пришла за водой. Почти десять дней они провели вдвоем в болотах и пустошах, пробираясь к племени, и потом не пожелали расставаться. Племени нужны были хорошие сильные воины, а великан не знал страха, был прекрасным следопытом и опытным мудрым бойцом. Его приняли в племя после соответствующего ритуала и испытания храбрости и терпения, и вскоре многие достойные воины стали искать его дружбы, потому что доброта, мужество и благородство души были в цене у семинолов.— Слушайте! — Аренс неожиданно замер, схватив спутников за руки. Все трое застыли, вслушиваясь в прохладный сумрак. Издалека донеслись крики, выстрелы и перестук копыт. Аренс слышал их так отчетливо, будто они звучали в его голове.— Я ничего не слышу, — сказал спустя короткое время Хассе, — только ветер.— Я тоже, — Андрей удивленно тряхнул растрепанной головой. — Тихо.— Выстрелы, крики… — Аренс поежился, чувствуя себя неловко и глупо. — Я их слышу.Хассе бросил на него острый взгляд.— Тогда нам следует идти побыстрее, — сказал он, — надо увидеть дедушку.Андрей ничего не сказал, но по его лицу было заметно, что он счел Аренса умалишенным. Впрочем, умалишенные пользовались у индейцев определенным уважением — как имеющие связь с Великим Духом.Они быстро преодолели перелесок и очутились у небольшой скальной гряды, возле которой стояло жилище шамана.— Дедушка! — Хассе бросился к старику, мирно курившему трубку у входа в типи.Он что-то быстро и тихо говорил на родном языке, Аренс не мог разобрать ни слова. Но старик оживился, вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на Аренса.— Ты говорить, что слышать, — сказал он, поднявшись и приблизившись к нему. — Говорить все сейчас.Аренс, растерянный и порядком озадаченный, повторил, что слышал выстрелы, крики и звуки битвы. Старик крепко сжал его плечо пальцами, похожими на паучьи лапки.— Ты идти со мной. И ты, Человек из-за Моря, тоже идти с нами, — обратился он к Андрею, который с любопытством разглядывал старого шамана. — А ты, — продолжал он уже на маскоги, обращаясь к внуку, — ветром лети к военному вождю и передай ему, что бледнолицые близко. Пусть вышлет лучших разведчиков.Хассе немедленно бросился выполнять приказ, а его спутники послушно вошли следом за стариком в типи и сели на указанные места. Андрей вопросительно взглянул на Аренса, но тот тоже мало что понимал, а потому пожал плечами.Тень Волка раздул тлеющие в жаровне угли и бросил на них зерна какого-то растения, источавшие дурманный приятный аромат.— Ты быть тут, — сказал старик, глядя на Андрея, — моя просить тебя, белый брат, охранять Слезы Тьмы, — он указал на Аренса. — Моя старый совсем, скоро уйти в Страну Великого Духа. Он быть тут, быть великий шаман всех семинолов.Озадаченный Андрей молчал, переводя взгляд с Аренса на старика и обратно и явно не совсем понимая, что от него требуется. Впрочем, и сам Аренс был поражен не меньше.— Но я не шаман, — возразил он, качая головой, — я никогда не…— Ты быть шаман, — Тень Волка упрямо тряхнул седыми космами, — твоя душа быть по ту сторону Тьмы. Твоя вернуться обратно, но Мир Духов призывать быть часть тебя. Ты — бледнолицый, но Великий Дух выбирать тебя. Мне указать дорогу на место, где ты лежать. Ты был мертвый… но живой. Ты должен быть мертвый сейчас, но ты жить по велению Великого Духа.В памяти всплыл странный сон, виденный в пещере. Аренс поежился, бросив взгляд на заколыхавшуюся шкуру у входа. От сквозняка затрепетали языки пламени в очаге, и на миг показалось, будто слабый вздох раздался отовсюду. Старик достал из мешочка, висевшего у него на поясе, какой-то порошок и бросил щепотку в огонь, который тут же вспыхнул с новой силой, но пламя его было теперь лиловым. Несколько горящих частичек взвились в воздух и опустились на лицо и руки Аренса, но не обожгли его.— Хороший знак, — старик потянулся, коснувшись тонкими костлявыми пальцами руки Аренса, — священный огонь не трогать тебя. Мир Духов говорить с тобой. Ты видеть сны, которые дадут Знание.Вскоре прибежал Хассе и с ним несколько молодых женщин. Они принялись помогать разбирать типи и сворачивать шкуры. Андрей ушел на ночь в свое жилище, поскольку беспокоился за Горлинку, которая должна была вот-вот родить. Аренс отошел к сидящему на поваленном дереве старику и присел рядом. Ему было не по себе, но он не мог не признать, что слова Тени Волка отозвались в его душе. Где-то вдали тоненько завыл койот, закричала ночная птица. Аренс молча смотрел, как в свете факелов Хассе ловко связывает шесты для жилища и укладывает их на волокушу. Гибкое тело его блестело от пота, длинные волосы он заплел в косу и связал шнурком, чтобы не мешали. Одна из женщин, помогавших сворачивать шкуры, окликнула его, Хассе что-то ответил, улыбнувшись. От этой улыбки, такой по-детски открытой и нежной, у Аренса защемило душу, сердце забилось быстрее. И вспомнилось, что ?Хассе? на языке маскоги означает ?Солнце?.— Мое солнце, — словно в забытьи, вслух произнес Аренс, провожая его взглядом. — Ты — мое солнце.Сборы не заняли много времени, имущество шамана было невелико, и все необходимые вещи он хранил в особой плетенке. Оставалось лишь свернуть одеяла и погрузить вьюки на лошадей, которых привел один из мальчишек, присланных вождем в помощь старику. С этим управились быстро.— Пойдем, Аренс, — сказал Хассе, приблизившись и протянув руку. — Ты поедешь на чалой кобыле, она смирная.Кобыла и правда оказалась смирной, шла нетряской плавной рысью. Аренс позволил Хассе держать поводья. Отчего-то было приятно чувствовать его заботу, видеть его рядом верхом на маленькой белой лошадке.— Тебя не укачало? — встревоженно спросил Хассе спустя некоторое время.Аренс медленно кивнул. Его в самом деле укачало, каждое движение головы отзывалось жестокой тошнотой.— Есть немного. Но это ничего.Хассе повел свою лошадь чуть вбок, так, что колено его теперь касалось колена Аренса. Затем достал из кармашка на поясе какие-то черные ягоды и пересыпал ему в ладонь.— Вот, пожуй, станет легче. Да и скоро мы уже будем с остальным племенем.От кисло-сладких ягод действительно полегчало. Аренс благодарно улыбнулся своему опекуну.— Еще долго ехать? — тихо спросил он.— Нет, недолго — вон, видишь, там внизу огни. Это костры племени.Переезд оказался более утомительным, чем думал Аренс. Он с трудом сполз с кобылы и едва не упал, так сильно закружилась голова. Хассе торопливо скользнул под бок, обняв, помог дойти до небольшой волокуши, на которой уже была устроена постель.— Так тебе будет проще, — сказал он, присев рядом и осторожно убирая со лба Аренса влажные от пота седые пряди. — Все равно сейчас придется ехать дальше. Приляг и постарайся уснуть.— Мне нехорошо, — пробормотал Аренс, сжав его пальцы, — неприятное чувство, словно кто-то следит за нами. И тошно так…Хассе помог ему улечься, подозвал пробегавшую мимо девушку и попросил остаться при Аренсе. Сам же скрылся во мраке, расцвеченном оранжевыми искрами.— Что происходит? — спросил Аренс у девушки, присевшей рядом. — Куда… ехать… все?Он вслушивался в тихий голос и отрывистые звуки чужой речи, выхватывая знакомые слова и словосочетания. Судя по тому, что знала девчонка, племя снималось с места по каким-то причинам, известным только вождям.Из темноты появилась могучая фигура, и Аренс обрадовался.— Что происходит? Может, хоть ты знаешь? — спросил он, глядя на встрепанного, усталого Андрея.— Только то, что вожди велели сниматься с места, — вздохнул Андрей, присев рядом с волокушей и жестом отпустив девушку, которая тут же унеслась в темноту. — Мы должны тронуться в путь до того, как рассветет, это единственное, что я понял.Голос его задрожал, на миг он повернул голову, вслушиваясь в глухой женский стон, донесшийся из темноты.— Ты сам не свой, — тихо сказал Аренс, положив руку ему на локоть. И тут же дернулся, словно от удара кнутом. На короткий миг он будто очутился в шкуре Андрея, почувствовал всю тревогу и страх, владевшие его душой. Андрей боялся, но боялся не за себя. В сердце его бушевал, как ураган, отчаянный страх потерять любимую жену и ребенка. Как потерял уже когда-то тех, кто был бесконечно дорог. Аренс чувствовал, как страх этот втекает в его собственное сердце, раскаленной волной сжигая надежду. И прежде чем сам успел опомниться, приподнялся на локте и ободряюще улыбнулся.— Не бойся, друг, Горлинка родит хорошо. С ней и малышом все будет в порядке. Поверь мне.Андрей изумленно взглянул на Аренса, лицо его посветлело. Аренс наконец смог вздохнуть, боль и страх утекали из сердца, уступив место надежде и вере в чудо. Андрей сжал его руку в своих лапищах и вымученно улыбнулся.— Дай-то Бог, друг мой, чтобы ты оказался прав!Аренс устало откинулся на волокушу. И словно в ответ на его ободряющие слова, из родильного вигвама, поставленного поодаль, донесся жалобный женский вскрик и затем басовитый вопль новорожденного. Андрей вскочил, умчавшись в темноту. Растерянный, ошалевший от произошедшего Аренс плохо понимал, что с ним сейчас произошло. Голову ломило и сердце колотилось в груди как безумное. Но понемногу он успокоился и даже сумел задремать.Проснулся он от кошмара, которого не запомнил, но сон не пожелал отпускать его. Небо на горизонте стало сереть, когда он пробудился снова от легкого покачивания. Рядом тускло белело брюхо и бок лошадки Хассе. Сам Хассе, видимо, утомленный донельзя бурной ночью, дремал, покачиваясь в седле. Аренс снова закрыл глаза. Он надеялся, что кошмар не вернется. И на сей раз действительно сон его был странным, но не страшным. Он брел по тропе, усыпанной разноцветными прозрачными каменьями, но меньше всего его привлекали самоцветы. Впереди, в конце тропы было что-то, влекущее его, как аромат цветка притягивает пчелу. Он не видел того, что источало аромат — тропа была затянута густым зеленоватым светящимся туманом. Но ошибиться было невозможно.?Слезы Тьмы, я жду тебя?, — неслышимо говорил голос, не мужской, не женский, не детский. Он словно лился отовсюду — и из единого источника впереди, в конце тропы…Сильное сотрясение выдернуло его из сна. Открыв глаза, он понял, что уже почти рассвело и что они стоят, не двигаясь. Хассе спрыгнул с лошадки и склонился над Аренсом, отерев ладонью капли пота с его лба.— Что-то происходит, — тихонько произнес он, склонившись так низко, что его губы почти коснулись щеки Аренса. — Возможно, придется ехать быстро. Вставай, держись за меня.Мощная фигура возникла рядом с волокушей. Это был Андрей, усталый, но счастливый. Молча он помог Хассе переодеть Аренса в сухую одежду и посадить на смирную чалую кобылу.Они двинулись дальше, когда краешек солнца вынырнул из-за скальной гряды. Хассе и Андрей ехали бок о бок, тихо переговариваясь. Аренс не пытался вслушиваться в их беседу, он и без того откуда-то знал, что с матерью и новорожденным все хорошо. Дремота снова навалилась, точно мешок с песком, унося Аренса в межвременье, на тропу, усыпанную самоцветами.?Я жду тебя, дитя! Приди!?Он огляделся, пытаясь понять, откуда исходит голос. Затем двинулся по узкой тропе, ладонями раздвигая в стороны клочья зеленоватого тумана. Закаркал ворон где-то впереди, и почти сразу же ответил ему крик козодоя. Уханье совы сменилось далеким орлиным клекотом. Аренс лишь на миг замедлил шаг, ни один из этих голосов не откликнулся в его сердце.?Иди ко мне, дитя, я жду!?В стороне от тропы струилась прозрачно-черная речка. То и дело из воды выпрыгивали рыбешки, разноцветные, алые, желтые, пурпурные и бирюзовые. Но красота их и изящество не трогали сердца.— Аренс, проснись! Проснись!Он открыл глаза, не понимая, где находится. Хассе ухватил поводья его чалой кобылы, изо всех сил погоняя ее и свою белую лошадку. Сбоку на мощном черном жеребце гарцевал Андрей с двумя ружьями наперевес. Он тихо ругался, видимо, по-русски, так как Аренс ничего не понял.Земля дрожала под ногами лошадей, и бедняги испуганно ржали, пытаясь встать на дыбы и сбросить седоков. Спереди доносились звуки битвы, и теперь Аренс был уверен, что ему не почудилось. Впереди в клубах пыли сверкали солдатские мундиры, слышался звон металла и выстрелы. А потом он увидел группу солдат, отделившуюся от основного отряда и скачущую им навстречу. Заметив этот маневр, Андрей развернул коня и выпустил заряды из обоих ружей, сразив двух всадников. Сунул опустошенные ружья в футляры и выдернул из ножен саблю, с которой не расставался.— Хассе, уводи женщин! — крикнул он, пришпоривая жеребца. — Туда, за камни! Живее! Я прикрою вас!— Хейя, скорее, поднимайтесь! — Хассе не раздумывал ни мгновения. Он поднял руку, подавая сигнал тем, кто шел за ними. Аренс обернулся и вздрогнул. Это были женщины, ведущие вьючных лошадей, и дети, слишком маленькие, чтобы сражаться. Все остальные, даже старики, все, кто мог держать в руках оружие, схватились с регулярниками.?К камням! Все бегите к камням и укройтесь там!? — знаками показывал Хассе, понимая, видимо, что в страшном шуме битвы его не услышат. Аренс сжал ногами бока обезумевшей от страха кобылки и нащупал на боку длинный нож в ножнах. В облаке пыли гигант на черном, как вороново крыло, жеребце сеял смерть в рядах преследователей. Аренс невольно залюбовался отточенными быстрыми движениями Андрея. Солдаты, не ожидавшие столь сильного отпора, да еще от белого человека, непонятно как возникшего между ними и их предполагаемыми жертвами, растерялись. Эта секундная растерянность стоила им жизни. Сабля Андрея сверкала синеватой молнией, и с каждым ударом падало по врагу. Аренс вцепился в гриву лошади, сожалея, что не может по слабости телесной присоединиться к Андрею, который сражался, как древний бог войны. Хассе подстегивал кобыл, его чалую и свою белую, и остановился лишь возле тропы, вьющейся между обломков камней и валунов. Последняя волокуша исчезала за ними. Но вот из-за огромного валуна вырвалась верхом на серой кобыле молоденькая девушка.— Скорее, брат! — отчаянно крикнула она, подскакав к Хассе. — Скорее, поторопись! Дедушка послал меня за вами! Нельзя, чтобы они захватили Слезы Тьмы!Хассе с видимой неохотой повернул на тропу. Было видно, что ему хочется присоединиться к сражению. Но он решительно потянул поводья, в последний раз оглянулся и погнал обеих лошадей по тропе следом за женщинами и детьми. Аренс повернулся, пытаясь рассмотреть хоть что-то в громадном столбе пыли. Противно взвизгнуло над ухом. Он вздрогнул, крепче вцепившись в гриву чалой и пригнувшись к ее шее. Из пылевого облака вырвалось несколько солдат, Аренс насчитал пять человек. Они гнали своих коней по следу женщин, на ходу перезаряжая ружья. Аренс нащупал притороченный к седлу футляр с ружьем. Страха не было, только странное спокойствие. В конце концов, все, что они могут сделать, это убить. Вытащив ружье, Аренс убедился, что оно заряжено.— Хассе, стой!От неожиданности индеец выпустил поводья его лошади, и чалая, всхрапнув от усталости, пошатнулась. Аренс сполз на землю и повернулся к преследователям. Пули взвизгивали, поднимая каменную крошку. Прицелившись в ведущего всадника, который был уже в шагах пятидесяти от беглецов, Аренс спустил курок. Лошадь под солдатом жалобно вскрикнула и рухнула в пыль, придавив седока.— Ты безумный! — радостно сказал Хассе, привстав на одно колено, чтобы удобнее было стрелять. Пуля из его старого кремневого ружья уложила еще одного солдата. Остальные трое развернулись и помчались прочь.— Дедушка велел оберегать тебя больше всех сокровищ племени, — говорил Хассе, ощупывая Аренса, осматривая, не ранен ли. — Ты безумный, Аренс! Но в твоем сердце нет страха!— Брат, скорее! — девушка на серой кобыле подскакала к ним и спешилась. — Слезы Тьмы нужно увести отсюда!Она говорила на языке семинолов, но Аренс понимал ее так, словно беседа шла на английском языке.— Сейчас, Облачко, — голос Хассе слабо дрогнул, — наши лошади сбежали.— Садитесь на мою, — храбрая девушка помогла Аренсу забраться на спину серой. — Брат, скорее!— Нет, ты поедешь с ним, — решительно сказал Хассе. — Я останусь здесь и помогу воинам.Земля снова задрожала. Облачко вскрикнула от страха — у самых ее ног поползла глубокая трещина.— Беги наверх!— крикнул Хассе, ловя за повод серую, на спине которой пытался удержаться Аренс. Земля тряслась все сильнее, ходила ходуном. Послышались отчаянные крики обезумевших от ужаса людей. Новые трещины разверзались одна за другой. Серая кобылка отчаянно заржала и рухнула в провал, возникший прямо под ней. Аренс успел ухватиться за край трещины, судорожно перебирая ногами в попытках найти точку опоры. Но он был слишком слаб, чтобы долго удерживать на весу собственное тело. Пальцы медленно соскальзывали и почти уже соскользнули, когда сильная рука крепко ухватила запястье Аренса, потянула вверх и вытащила из провала. Аренс с трудом узнал в покрытом пылью и кровью спасителе Андрея.Земля сотрясалась уже меньше. Люди кричали, где-то вверху гремел гром. Аренс рухнул, побежденный слабостью, и лежал теперь на земле, глядя, как тучи затягивают недавно еще такое чистое небо. Снова загрохотало, и лежащий рядом Хассе судорожно стиснул руку Аренса.— Вставай, — хрипло промолвил он. — Надо найти укрытие… Андрей, дай мне саблю и ружье, помоги лучше Аренсу.Они побрели, пытаясь не упасть, не провалиться в очередную трещину. Два огромных провала отделяли их от места, где укрылись женщины, и от основного отряда воинов. Нечего было и думать перебраться через них. Чудовищные раскаты грома заставляли путников вздрагивать. Потом с неба хлынули потоки воды, и сухая земля мгновенно превратилась в топкое болото.Аренс не помнил, сколько они шли. Под ногами хлюпала грязь, тело заледенело, и он едва мог двигаться. Андрей почти тащил его на себе, а потом в какой-то момент просто поднял на руки, точно больное дитя, и понес. Хассе бежал рядом, сжимая в руках ружье.Вскоре они очутились в перелеске, где деревья были повалены или покосились. Здесь Хассе нашел укрытие в дупле громадного дерева, помог втиснуться внутрь Андрею с Аренсом на руках и только потом забрался сам. Не раздеваясь, они прижались друг к другу как можно теснее в поисках тепла.Дождь все лил и лил. Аренс склонил голову на плечо Андрею, усталость сломила его. Несмотря на холод и боль в ободранном теле, он уснул почти сразу, даже не отдавая себе отчет, что сжимает в своей руке узкую ладонь Хассе.Он снова оказался на усыпанной самоцветами тропе. Продрогший, нагой, он шел на зов, лившийся из густого зеленоватого тумана, что клубился на тропе. А потом вдруг туман исчез и исчезла тропа. И он понял, что стоит перед старой гасиендой, обнесенной беленым забором. Цветы и вьющиеся растения, оплетающие две колонны, на которых держались створки железных ворот, источали нежный аромат. Он вошел во двор, озираясь, ища хоть одно живое существо. Справа рос громадный дуб, чьи ветви были густо покрыты испанским мхом. Под дубом стояла небольшая скамейка, на которой сидел пожилой индеец с лицом, словно вырезанным из куска красного агата. Бесчисленные морщины покрывали это лицо, и глаза на нем казались древними, как сам мир.Аренс приблизился к старику, поприветствовав его на языке маскоги.— Что это за место? — спросил он после того, как старец кивнул в ответ на приветствие. — Зачем я здесь?— Это Темные Тропы, место, где была рождена твоя душа, — ответил индеец, вынув изо рта трубку. — Теперь же ступай в дом. Там ты найдешь первый ответ.Аренс двинулся к основному строению, чьи стены были густо увиты плющом и потрескались от времени. Он не испытывал страха, лишь глухую тоску.Женский голос доносился из передней комнаты. Кто-то пел песню, слова которой показались Аренсу похожими на слова маскоги. Тем не менее он ничего не понял. Песня прервалась, на какое-то время застыла густая тягучая тишина. Затем тот же голос окликнул:— Входи, чего стоишь?Аренс шагнул в помещение. Обычное, не слишком броское убранство, небольшой стол в центре. За столом сидела пожилая краснокожая женщина и вышивала по черно-белой антилопьей шкуре, тщательно выдубленной и мягкой. Она расшивала ее самоцветами и перьями диковинных птиц, красными, синими, золотыми, беря их из большой кучки по правую руку от нее. Но на самой шкуре Аренс, к удивлению своему, увидел кусочки засохшего помета, обрывки грязной ткани и зловонные куски мертвой плоти. Он смотрел и не мог уловить мгновения, когда драгоценные камни и перья райских птиц превращались в отвратительную грязь.— Садись, сын мой, — женщина указала на плетеный стул, стоящий рядом. — Не бойся, это всего лишь твоя жизнь.Она любовно провела ладонью по кошмарной вышивке.— Тебе нравится то, что ты видишь?Аренс покачал головой.— Я не понимаю, — сказал он, переводя взгляд с кучки драгоценностей на чудовищное полотно из мертвечины, дерьма и тряпья. Женщина взяла очередное перышко и приладила его к антилопьей шкуре.— Это твоя жизнь, сын мой, — сказала она, аккуратно прокалывая кожу костяной иглой, — так ты прожил ее… до того, как попал к моим детям.Аренс пробудился, задыхаясь. В носу еще стоял запах тухлятины, сердце тяжело билось, казалось, заполнив всю грудную клетку. С неимоверным облегчением он почувствовал под собой сильное тело Андрея, а потом увидел тонкую фигурку, заслонившую свет. Это Хассе, проснувшись, успел выбраться из дупла. Протянув руку, он помог Аренсу встать. Ноги порядком онемели от долгой неподвижности, поясница ныла, но Аренс не обращал внимания на протесты собственного тела. Он здорово продрог, к тому же проклятый сон все еще дрожал на кончиках ресниц, а тошнотворный запах словно вплавился в легкие и сердце. Вдвоем с Хассе они помогли выбраться Андрею, у которого тоже затекли ноги от долгой однообразной позы.Они двинулись по тропе, увязая почти по щиколотку в топкой мокрой глине. Андрей шел впереди, прощупывая дорогу большой прямой веткой, с которой стесал все сучки. Хассе и Аренс брели следом, и как ни хотелось Аренсу опереться о плечо индейца, он удержался от этого, видя, что Хассе сам едва передвигает ноги. Они шли довольно долго, солнце успело проделать путь к зениту и пойти на закат.Наконец Андрей остановился, приложив руку ко лбу козырьком и всматриваясь в дрожащее зыбкое марево.— Там, за болотом я вижу тропу, а в конце ее белые стены, наверное, это какая-то гасиенда из тех, что строили испанцы в старые времена, — сказал он, помогая своим спутникам перебраться через топкое болотце, образовавшееся в ложбине между деревьями. — Передохнем там, а потом постараемся обойти трещины и нагнать племя. Там еще и что-то вроде леса или большой рощи, можно будет поохотиться.— Надо согреться, — пробормотал Аренс, цепляясь за мокрые ветви сухостоя и корни поваленных деревьев, — как же холодно!— Это у тебя жар, — сочувственно произнес Андрей, коснувшись его лба широкой ладонью, — тебе передохнуть бы.— Потерпи, — сказал Хассе, — скоро будет костер. Я сберег кремень и трут.Выбравшись на более-менее чистый клочок земли, Хассе усадил обессиленного Аренса и принялся искать растопку для костра. Дождь щедро омыл деревья и валежник, но под ними нашлась сухая щепа и немного древесной пыли. В самих же дровах недостатка не было.Костерок дымил, трещал, но горел. Аренс протянул руки, пытаясь вобрать хоть немного жара в закоченевшее тело. Хассе стащил с себя куртку и принялся растирать его, нимало не смущаясь Андрея, который, впрочем, сохранял полную невозмутимость.— Что будем делать дальше? — тихо спросил Аренс, наслаждаясь теплом, понемногу проникающим в тело. — Через трещины не перебраться, слишком широкие.— Пойдем в обход, — пожал плечами Андрей, — жаль, конечно, что лошадей нет. Но, думаю, тебе стоит побольше двигаться. Что скажешь, Хассе?— Скажу, что согласен с тобой, — кивнул тот. — Мы будем часто делать привалы, и хорошо, что необходимо будет двигаться. Иначе твоя слабость никогда не пройдет, — сказал он, продолжая растирать своего подопечного. Аренс улыбнулся, поймав его руки и задержав на своих плечах.— Хорошо, что ты со мной, — сказал он, не оборачиваясь. Хассе мягко отобрал руки и вернулся к костру, сев по другую его сторону, рядом с Андреем. Тот ухмыльнулся, и Аренсу вдруг страстно захотелось врезать ему по физиономии. Удержало его лишь то, что Андрей был куда сильнее, да и терять расположение такого человека в их ситуации было глупостью.— У меня осталось немного сушеной оленины, — сказал Андрей, роясь в сумке, которая в основном служила патронташем, — поделим пока ее, а там, может, что попадется по дороге.У Хассе была полная фляжка чистой воды, ее тоже разделили поровну. Костерок подсушил их и собранные дрова, и теперь весело потрескивал. Андрей и Хассе тихонько беседовали на русском языке, потом перешли на понятный Аренсу английский. Любопытный и любознательный индеец выспрашивал у русского великана о его далекой родине, законах и обычаях. Потом Андрей запел на родном языке нежную, грустную песню. Аренс улегся на еще влажную землю и положил голову Хассе на колени, задремав под пение. Последнее, что он почувствовал, провалившись в сон, была ладонь Хассе на его голове.Аренс проснулся оттого, что его трясла за плечо сильная рука. Он сел, пытаясь понять, где находится, откуда слышны крики и выстрелы. Хассе наклонился, помогая ему подняться.— Скорее, вставай, — голос его слегка срывался, — надо уходить!— Что случилось? — Аренс непонимающе озирался. — Откуда это?— Там чужаки, — сказал Андрей, перезаряжая ружье, — мы пока не знаем, кто именно. Но, похоже, это не индейцы. У них ружья, и Хассе слышал их голоса, они говорили не на маскоги. Ему показалось, что он различил английские слова, но он не уверен, они были слишком далеко.Аренс кивнул, показывая, что понял.— Доберемся до гасиенды, там можно обороняться сколько угодно, — сказал Андрей, держа ружье одной рукой, а второй помогая им перебраться через неглубокую трещину, пересекавшую тропу. — Надо было дойти до нее, а там уже расположиться на отдых. Ну да что теперь говорить.— А в лесу должна водиться дичь, — мечтательно вздохнул Хассе, — и можно поохотиться.Они довольно долго одолевали размокшую, чавкающую тропу, в которой вязли ноги. Аренс то и дело оглядывался на всадников, что следовали за ними на порядочном расстоянии. Очевидно, преследователи считали добычу делом верным и не торопились, растягивая удовольствие.— Не стреляй пока, — сказал Аренс, коснувшись локтя Андрея, — похоже, они не считают нас опасными противниками. Побереги свои пули, пока не окажемся в гасиенде.Андрей кивнул, перекинув ружье через плечо и помогая Хассе выбраться из трясины, куда тот провалился почти по колено. Аренс снова оглянулся, и теперь сердце его заколотилось сильнее, чем обычно. Ему вдруг показалось, что одного из преследователей он когда-то знал. Чувство было таким сильным, что он сам удивился — слишком уж далеко были всадники, лиц их он видеть не мог.Огромный белый дом был все ближе. Это и правда оказалась старинная испанская усадьба, покинутая хозяевами не в лучшие времена. Аренс положил руку на плечо Хассе. Странное чувство овладело им, он не мог объяснить, почему вдруг заговорил на маскоги, который не слишком любил.— Иди с Андреем. Нужно осмотреться, не то есть риск наткнуться на ловушку. Я пойду с другой стороны.Хассе бросил на него удивленный взгляд, затем кивнул и скользнул следом за Андреем, который обходил дом слева. Аренс двинулся направо, крепко сжимая в руке короткий нож с оплетенной рукоятью — единственное оружие, что у него осталось.Справа дом оплетала лиана, соединявшая его с огромным деревом. Чуть поодаль начинался лес. Аренс с опаской приблизился к дереву и замер, вслушиваясь в душный вязкий полумрак, царивший под пышной кроной. Ему послышался детский плач, доносящийся из зарослей. Озадаченный, Аренс шагнул к деревьям, пытаясь высмотреть хоть что-то в густой мгле, затаившейся в сплетениях ветвей и густых крон. На короткий миг ему показалось, что из чащи на него смотрят зеленые мерцающие глаза, но тут же наваждение исчезло.Плач слышался теперь отчетливо. Аренс шагнул в сумрак, прищурившись и пытаясь высмотреть, кто плачет. Тропа под ногами явно была протоптана недавно. Плач становился все отчетливее, и вскоре Аренс увидел мальчика лет трех, которого держала на руках молодая индеанка. Ее длинные волосы сбились в колтун, в котором запутались ветки, листья и прочий мусор. При виде Аренса женщина вскрикнула от отчаяния и попятилась, прижимая к себе ребенка. Он поднял руки, повернув к ней ладонями.— Не бойся, ?почти сестра?, — произнес Аренс на маскоги, тщательно подбирая слова. — Не бойся, я не принесу тебе зла.Хриплый утробный рык заставил его подобраться. Женщина застонала от ужаса, глядя поверх его головы и судорожно сжимая в объятиях ребенка. Аренс обернулся, сделал шаг назад, инстинктивно заслоняя собой мать и дитя, успел увидеть песочно-желтое тело, распластавшееся в воздухе, и выставить руку с ножом. От удара он потерял равновесие и упал на спину. Послышался истошный вой. Тело пронзила острая боль. Аренс закричал, зовя Хассе. Он едва соображал, что происходит, его рука судорожно металась, всаживая нож между ребер огромного существа, рвавшего ему грудь и плечи. Острые когти вонзились в него в последнем отчаянном усилии, а потом тварь с протяжным мяуканьем отдала душу дьяволу. Аренс лежал, придавленный массивной тушей, не понимая, жив он или мертв. Каждый вдох давался с мучительной болью.— Аренс! — отчаянный крик выдернул его из наползающего беспамятства. — Аренс, о Великий Дух, спаси его! Аренс, ты слышишь меня?Стало легче дышать. Над ним склонилось второе лицо, широкое, побелевшее от потрясения.— Надо его перенести, — сказал Андрей, легко поднимая на руки истекающего кровью Аренса. — Здесь мы ничем ему помочь не сможем.И в этот миг заговорила женщина. Голос ее был нежным, и говорила она на одном из знакомых наречий, близких к языку маскоги.— Идите за мной!Аренс уронил голову на плечо Андрея, обхватив его за шею одной рукой, второй зажимая глубокую рану на груди, из которой обильно лилась кровь. Они двигались сквозь заросли, под ногами у Андрея чавкало болото. Хассе что-то в волнении говорил женщине, что вела их сквозь чащобу. Аренс закрыл глаза, чувствуя, как накатывает тяжелое вязкое беспамятство.…Тропа уводила его сквозь зеленоватый туман, через перелесок и каменистую пустошь. Он шел, потеряв счет времени. Драгоценные камни превращались в песок под его ногами, а он шел, не замечая их. Он слышал голос, похожий на мяуканье и на рык большого кота.Река была неширокой. В три шага он мог бы перейти ее, но понял вдруг, что, перейдя на другой берег, уже не сможет вернуться. И Аренс застыл, глядя на темные воды, неспешно текущие по каменистому ложу. Подул горький полынный ветер и разогнал туман, окутывавший часть берега. И тогда Аренс увидел мужчину, сидящего на большом валуне. Ветер трепал его длинные черные волосы, и головной убор, сделанный из морды пумы, почти скрывал черты лица. Желтые глаза с вертикальными зрачками смотрели остро и внимательно через прорези в шкуре.— Ты хорошо дрался, — сказал незнакомец, откинув головной убор на спину и открыв благородные черты лица. — По велению Владыки Душ я встал на твоем пути, человек, и горжусь тем, что ты оказал достойный отпор.Он поднялся с валуна и протянул длинную руку с острыми загнутыми когтями.— Кто ты? — тихо спросил Аренс, против воли любуясь его кошачьими движениями и царственной осанкой.— Теперь я — твой тайный помощник, — воин чуть наклонил голову, — таков приказ Повелителя и таково мое собственное желание. Но я должен сказать тебе еще кое-что, Слезы Тьмы.Аренс сглотнул, дышать вдруг стало почти невозможно. Воздух будто превратился в пламя.Воин поднял руку, от его пальцев струился тусклый красноватый свет, в котором замерцали странные и смутно знакомые картины. Аренс присмотрелся и отпрянул, чувствуя, как волосы встают дыбом. То были сцены из его жизни, и видел он самого себя. Сердце его сжалось в тугой холодный ком, почти прекратив биться от вида злодеяний, сотворенных им самим. Но вместе с тем и смутное тяжелое возбуждение поднялось из глубины, словно грязная волна. Он видел самого себя, отвратительного в осознании собственной вседозволенности. Он видел обесчещенных рабынь, замученных до полусмерти рабов, убитых для развлечения зверей и, напоследок, утонувшее в багровой волне очертание гибкого тела, простертого перед ним в пыли. Слишком быстрым было то видение, и от него сердце Аренса сжалось, хотя он и не разглядел лица жертвы.— Приготовься, — сказал тайный помощник, холодно глядя на Аренса, — приготовься к очищению, к самой великой битве, битве с самим собой. Приготовься к тому, что тебе придется ответить за каждую несправедливо отнятую жизнь, за каждую сломанную судьбу. Отныне лишь имя твое, данное детьми этой земли, будет твоим спутником, и горькими слезами заплачет тьма, покидая тебя… Но придет миг, когда ты должен будешь выбрать — идти вперед или вернуться. И по твоему выбору будет оставлено тебе прошлое имя или дано новое. А теперь иди, возвращайся, дыши… дыши… дыши, Аренс!Он корчился от боли, слыша полный отчаяния голос, звавший его. Плечи и грудь пылали огнем, как и правое бедро. Потом что-то холодное легло на грудь, стало легче.— Аренс, ты слышишь меня?— Слышу, — ответил он, поразившись тому, как слабо прозвучал его голос. — Хассе, дай мне руку.Тонкие пальцы скользнули в его мокрую от пота ладонь, и он сжал их.— Не уходи.Вторая рука, нежная, прохладная, легла ему на лоб.— Я никуда не уйду, Аренс. Только не двигайся, иначе сорвешь повязки.Он смотрел в прекрасное лицо, в темные усталые глаза, пытаясь отыскать в них хоть что-то кроме беспокойства. Потом вдруг он подумал, что если умрет, Хассе не узнает о том, что…— Я люблю тебя, — прошептал он так тихо, что мудрено было услышать.— Он что-то говорит, — произнес другой голос, с сильным акцентом.— Бредит, — спокойно ответил Хассе.Не расслышал. Или не захотел расслышать… Аренс закрыл глаза, почти не ощущая физической боли. Что была физическая боль в сравнении с душевной? Он обмяк, позволяя Хассе и Андрею ухаживать за собой. Не хотелось ни двигаться, ни даже дышать.— Андрей, дай мне вон те листья, — говорил Хассе. — И скажи Водяной Лилии, чтобы принесла еще. Я остановил кровь, но он слишком слаб…— Не переживай, друг мой, — откликнулся Андрей, — он выберется. Пока ты рядом, он будет жить.— Хотел бы я, чтобы у него были иные причины для жизни, — устало произнес Хассе, меняя пожухший лист, закрывающий рану на груди Аренса, на свежий. — Хорошо, что сознание покинуло его, так будет легче. Я заботился о нем по приказу дедушки, но, похоже, он принял эту заботу за что-то большее.— Ну… — Андрей смущенно кашлянул, — насколько я понимаю, у вас это не считается грехом. В смысле, любовь мужчины к мужчине.— Я и мужчина, и женщина, — ответил ему Хассе, — и я могу выбирать себе возлюбленного.— Тогда в чем дело, друг мой? — мягко спросил иноземец. — Что не так?— Я никогда не выберу двух, — грустно ответил Хассе. — Первый — это ты, назвавший меня своим другом. Ибо ты для меня ?почти брат? и муж моей сестры, и я никогда не взгляну на тебя иными глазами.— Это успокаивает, — усмехнулся Андрей. — Я люблю Горлинку, да и не будь ее, мужчины меня никогда не привлекали. Подобный вид любви называется содомией и считается грехом там, где я родился.— В настоящей любви не может быть греха, — вздохнул Хассе. — И именно поэтому я никогда не выберу его…— Потому что не любишь?— Потому что он не способен любить. В его сердце нет места состраданию и жалости.— Думаю, ты ошибаешься, — задумчиво ответил Андрей. — Аренс способен на сострадание. Знаешь, я ведь места не находил себе, пока Горлинка рожала. А он как-то исхитрился меня утешить, и доброе слово его сбылось.— Не знаю, Андрей, не знаю, — грустно вздохнул Хассе. — Быть может, я слишком ослеплен обидой и болью…— Обидой? Болью? Я не понимаю, Хассе…— Это неважно. Что действительно важно сейчас, так это удержать его, не дать уйти в Страну Холмов.Это были последние слова, что услышал Аренс, прежде чем сознание действительно покинуло его. И многое бы отдал он, чтобы никогда не вернуться в мир.… Он сидел на берегу реки, мечтая сделать всего три шага, но для этого нужно было пройти Хранителя, а сил не оставалось даже на разговор. Дышать было тяжело, и вязкий красноватый сумрак топил в себе, забирал душу.— Я не хочу возвращаться, — тихо сказал Аренс, глядя в желтые глаза присевшего рядом Хранителя. — Он ненавидит меня…— Ты должен, — серьезно ответил ему Хранитель. — Смерть — это единственное, что нельзя изменить. Все остальное в твоих руках, человек. И ненависть может стать чем-то иным, поверь, я знаю, о чем говорю.Иногда он приходил в себя и видел как сквозь мутное стекло склоненные над ним лица Андрея и Хассе. А иногда еще и незнакомое нежное лицо индеанки. Она давала ему пить настой, от которого горечь заполняла, казалось, каждую клеточку его тела и души. Но становилось легче дышать и появлялся хотя бы призрак силы и энергии.— Вернись к нам, Аренс, — говорил Хассе, меняя повязки с почерневшими, покрытыми гноем листьями, — останься с нами.И он смотрел, пытаясь уловить хоть каплю теплоты в черных глазах. Но в них не было ничего, кроме тревоги и усталости. По-прежнему Хассе лишь исполнял долг, держа слово, данное старому шаману.Аренс потерял счет времени. Но горькие травы делали свое дело, возвращая здоровье и силы. Все чаще Аренс оставался в сознании, слышал разговоры то на английском, то на маскоги. Он почти все понимал, к своему глубокому удивлению.Место, где они оказались, было убежищем нескольких женщин и детей из племени микасуков, родственных семинолам. Они говорили на языке хитчити, или ?женском языке?, и так же называли себя, по-видимому, считая, что они последние уцелевшие из своего народа. Их предводительница, та самая индеанка с нежным лицом, носила имя Водяная Лилия и считалась лучшей из целительниц даже среди семинолов. Во всяком случае, Хассе хорошо знал ее и старался проводить побольше времени рядом с ней, перенимая у нее знания. Впрочем, насколько заметил Аренс, Водяная Лилия и сама была не против подобного поворота событий. По крайней мере, относилась она к Хассе, как к родному брату, и, приготавливая зелья, подробно объясняла их состав и последовательность добавления трав. Мастерство ее поистине было великим. Аренс, давно уже позабывший, что такое бодрость и сила, теперь чувствовал, как с каждым днем к нему возвращается и то, и другое. На исходе десятого дня он стал подниматься с постели, а по прошествии двух недель уже мог нормально ходить.— Завтра Водяная Лилия и остальные уйдут вместе с Андреем, — сказал однажды Хассе, меняя повязки на почти заживших ранах. — Это необходимо. Две из женщин на сносях и должны родить, и лучше будет, если это произойдет в Священном Доме для рожениц, под присмотром старух племени. А мы с тобой пока останемся, ты не выдержишь долгой дороги.— Выдержу, — Аренс нашел в себе силы улыбнуться. — Настойки этой женщины вернули мне силы. Я смогу… — не договорив, он закашлялся, как это часто случалось с ним.— Есть еще одно лекарство, — сказал Хассе, будто не услышав его слов. — Водяная Лилия научила меня его готовить. Оно поможет тебе избавиться от кашля и от раны в твоей груди. Это очень большая удача, Аренс Ринггольд. Даже мой дедушка не знал этого средства, иначе бы ты был здоров уже давно.Аренс оторвал ладонь от губ и вытер капельки крови о подстилку.— Но почему мы не можем пойти с ними? — спросил он, стараясь сделать свой голос спокойным, не выразить охвативших его чувств. — В племени тебе не придется заботиться обо мне, это смогут делать другие… женщины.Он старался не смотреть на Хассе. Но тот неожиданно коснулся ладонью его лица, тронул губы, отирая с них остатки крови.— Растения, из которых готовится лекарство, растут только здесь и еще на побережье. И готовить его нужно из свежих трав и пить сразу же. Постояв, оно теряет лечебную силу.Аренс сжал его руку в своей, почувствовав, как сильнее забилось сердце. Он вдруг подумал, что теперь не будет никого, кто стоял бы между ними. Ни Андрея, ни кого-то другого. И кто знает, быть может, ему удастся хотя бы узнать, что за обида грызет сердце Хассе и есть ли способ излечить эту боль.— Хорошо, — кивнул он, вытягиваясь на постели. — Будет как ты скажешь, Хассе.