Пятый (1/1)

Жениться Таа решил очень рано – по крайней мере, среди его знакомых ровесников еще не было отважившихся на такой смелый судьбоносный шаг. И Таа самому было странно, что после всех его многочисленных похождений, после того, как сменил столько девушек, он решил так быстро остепениться.Анеко никак нельзя было назвать особенной. Девушка была самой обыкновенной, миловидной, миниатюрной и темноволосой, как раз такой, какие всегда нравились Таа. Она закончила университет – факультет психологии – и теперь начинала свою карьеру, подавая большие надежды: еще когда она училась, преподаватели однозначно сходились во мнении, что Анеко далеко пойдет по карьерной лестнице.Таа познакомился с ней случайно. На празднование своего дня рождения он пригласил одного из коллег, а тот спросил, нельзя ли привести еще и двоюродную сестру – незадолго до этого девушка приехала в Токио и чувствовала себя одиноко. Таа ничего не имел против, а познакомившись с милой Анеко поближе, почти сразу закрутил с ней роман. Через несколько лет, когда та закончила учебу, он решился сделать ей предложение. Таа было двадцать семь, и хотя большинство его друзей посчитало бы себя слишком молодыми для женитьбы, его в сложившемся положении вещей ничего не смущало. Он считал себя достаточно солидным для таких серьезных поступков и логически рассуждал, что нет никакой разницы, жениться или нет, если все равно почти постоянно живешь с любимой девушкой и не планируешь расставаться. А раз так, то почему бы не узаконить свои отношения.Так Таа говорил самому себе, утверждаясь в правильности собственного решения, вряд ли понимая, что просто чувствует себя одиноким, и что скучает по семье, которой его внезапно лишили.…Черная полоса неприятностей началась со смерти его собаки, и Таа предпочитал не думать о событиях, этому предшествовавших. Следом за Эру несчастье приключилось с Манабу: сам того не желая, Таа покалечил младшего брата. Тот день он вспоминал как страшный сон и почему-то даже теперь, спустя почти семь лет, мог воспроизвести в памяти печальные события до мельчайших подробностей. Наверное, Манабу ждал, что старший его просто убьет без жалости, но, на деле, Таа, когда шел в его комнату, хотел просто посмотреть в глаза брата и убедиться, что он все-таки ошибся – Манабу не мог убить любимое животное всей семьи. Только конструктивного диалога не вышло: едва заметив, как Манабу при виде его недовольно сжал губы и посмотрел с вызовом, Таа с порога принялся сыпать обвинениями, и тут же началась привычная перепалка.Манабу чуть ли ядом не плевался, глядя Таа прямо в глаза, но даже тогда он не хотел бить младшего или унижать его каким-то иным способом. Таа с ужасом понимал, что его сводный брат ненормальный, что он – псих, которого надо лечить. Но Манабу продолжал говорить гадкие вещи и в определенный момент Таа понял, что больше не может этого слышать, с силой захлопнув дверь, то ли позабыв, то ли просто не обратив внимания на то, что Манабу опирался рукой на дверной косяк.Брат даже не вскрикнул, тут же потерял сознание от боли, а опешивший Таа, снова распахнув дверь в комнату, стоял над его бесчувственным телом и ощущал, как по спине ползет липкий страх. Дрожащими пальцами он набрал номер скорой, а потом, дожидаясь ее приезда, решил уложить Манабу на кровать – слишком уж неестественной казалась его поза, и сам Манабу напоминал мертвого, отчего Таа делалось дурно.Подхватив брата на руки, Таа с удивлением отметил, до чего же тот был легким, намного легче, чем можно было предположить. Девушки, которых Таа порой доводилось носить на руках – в шутку или в каком-то романтическом порыве – обычно весили больше. А еще он почувствовал, как от волос Манабу пахнет карамельным шампунем, что было особенно странно: Таа знал, что Манабу выкуривает в день по пачке сигарет, и ничем другим, кроме как его любимыми Lucky Strike, пахнуть не должно было. Однако этот сладкий конфетный запах, больше подходящий ребенку, чем его сводному брату, живодеру и извращенцу, Таа запомнил особенно хорошо.Уложив Манабу на постель, Таа ужаснулся от того, каким бледным, почти серым было его лицо, словно брат и правда умирал. Тогда впервые к Таа пришло понимание того, что им обоим необходимо остановиться, прекратить бессмысленную и уже давно никому не нужную войну, иначе в один прекрасный день они рискуют убить друг друга.Потом Таа перевел взгляд на пострадавшую конечность, но на тот момент рука выглядела вполне заурядно – Таа затруднялся определить, сломал ли он что-то Манабу или просто сильно ушиб. И тогда впервые Таа заметил, до чего же красивые у Манабу руки. Пальцы были тонкими и длинными, такими, какие могут быть только у музыканта. Прежде Таа никогда не видел таких удивительных рук, а почему не обращал внимания на руки Манабу – понятия не имел. Сглотнув, он сделал полшага к постели, даже не осознавая, что испытывает странное желание прикоснуться, сжать здоровую кисть Манабу в своей ладони. Отчего-то Таа казалось, что пальцы окажутся холодными, но очень хотелось проверить это предположение. А потом в домофон позвонили подоспевшие врачи, и Таа, будто опомнившись, отскочил от кровати брата словно ужаленный.Узнав, что Манабу никогда не сможет играть на гитаре, Таа не испытал особых мук совести. К увлечению брата музыкой он относился равнодушно, считая, что все тинэйджеры занимаются какой-нибудь ерундой, и то, что Манабу лишился своего любимого хобби, на его жизни особо не скажется. Другое дело, что три пальца из четырех сломанных почти не гнулись, и это уже было серьезным увечьем. Левая рука Манабу потеряла значительную часть своей функциональности, и, думая об этом, Таа приходил в тихий ужас от собственного поступка, утешая себя тем, что это вышло случайно. Впрочем, особого успокоения подобные мысли не приносили.Даже несмотря на значительность травмы, Манабу не выдал его родителям. Таа видел, что брат сильно переживал из-за того, что его планы поступать в консерваторию накрылись: Манабу ходил подавленный, а на старшего даже не смотрел. В такие моменты Таа думал о своей любимице, об Эру, которую брат безжалостно убил этими самыми руками, за что в итоге и поплатился. Порой Таа чувствовал мстительное удовлетворение, а иногда думал о том, что смерть животного, пусть и трижды любимого, не стоила здоровья человека, каким бы засранцем тот бы ни был.А еще Таа постоянно, почти все время смотрел на здоровую руку Манабу, пока левая была в гипсе, и просто глаз не мог отвести, задаваясь вопросом, почему раньше не замечал, что у Манабу такие потрясающие длинные пальцы, ногти правильной формы, прямо как у его матери. Почему не обращал внимания на то, до чего же они у Манабу ухоженные. Рисовать Таа любил с детства, и теперь думал, что было бы неплохо изобразить на бумаге именно руки Манабу – единственное, что было красивым у неказистого плюгавого брата. Невольно Таа отмечал, что в сложившейся ситуации присутствовала злая ирония: то, что ему внезапно понравилось в Манабу, он сам же изуродовал.Время шло, каникулы закончились, и начался новый учебный год. Таа снова пошел на занятия, а Манабу так никуда и не поступил. Большую часть времени он проводил дома, даже не выходя из своей комнаты: поведение брата напоминало те времена, когда родители только поженились, а Манабу вот так же сидел у себя и лишний раз не показывал носа.Мать бесконечно переживала из-за того, что сын так убивается и хандрит. Она пыталась всячески развеселить Манабу и заставить его подумать о своем будущем, убеждая, что существует великое множество профессий, не связанных с музыкой, которые могли бы прийтись по душе Манабу. Однако тот лишь отмахивался и молчал.А потом в дом пришла настоящая беда. Как-то раз вечером, когда отец и мать отправились куда-то на загородный пикник с друзьями, зазвонил телефон, и Таа, который до этого сидел за компьютером, сбрасывая новую музыку в плеер, сообщили, что его родители погибли.- То есть как? – переспросил Таа, крепче прижав к уху трубку и подняв взгляд на монитор, отмечая, что названия песен расплываются перед глазами.Сперва он подумал, что ослышался, или что незнакомый собеседник ошибся номером. Однако голос на том конце провода несколько раз повторил печальное известие, пока до Таа не дошло, что действительно так и есть – отец и мачеха разбились на ночной трассе: машину занесло, она слетела в кювет и перевернулась несколько раз. - Мне очень жаль. Оба пассажира погибли на месте, - сухо проинформировал неизвестный. – Вам следует подъехать, чтобы опознать трупы. Запишите адрес…- Кого опознать? – туповато переспросил Таа и почему-то бросил взгляд в сторону комнаты Манабу, где брат привычно отсиживался в тишине и уединении.Работник полиции, или кто он там был, видимо, привычный к своей работе, проявлял не дюжее терпение, повторяя одни и те же слова по нескольку раз, пока Таа медленно осознавал, что произошло. Когда ему сообщили все нужное и попрощались, он медленно отложил телефон и снова посмотрел на дверь комнаты брата.Впоследствии вспоминая, что он чувствовал тогда, Таа не удавалось восстановить в памяти ни единой эмоции. Не было ни боли, ни горя, не было отчаяния или страха. Не было ровным счетом ничего – одна сплошная пустота. Таа поднялся со своего кресла и на негнущихся ногах прошел к комнате Манабу, не постучав, толкнул дверь и остановился, глядя на брата, который лежал на постели, закинув руки за голову, и смотрел бездумным взглядом в потолок.На появление Таа он сначала никак не отреагировал, и лишь спустя несколько долгих секунд повернул голову и поглядел на него вопросительно, так и не сказав ни слова.- Родители погибли. По пути домой на машине… Разбились.На последнем слове голос Таа дрогнул, и он вдруг почувствовал, как горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются слезы. Понимание произошедшего до сих пор не обрушилось на него, но тело будто реагировало быстрей разума.Ни один мускул не дрогнул на лице Манабу, в глазах не отразилось ни тени чувств. Некоторое время – может, с минуту, а может, чуть больше – он смотрел на своего сводного брата, так и не поднявшись с постели, а потом спросил:- Это правда?Таа только кивнул, понимая, что если заговорит вслух, голос не будет слушаться, и он просто разрыдается как неврастеничная девица. А бездушный сухарь, его младший брат, зажмурился на миг и потом отвернулся, так ничего и не сказав. Постояв еще немного на пороге, Таа отступил назад и прикрыл дверь.Как старший, Таа взял на себя все приготовления и хлопоты по части похорон. От Манабу не было никакого толку – он все так же сидел в своей комнате и почти не выходил. В чем-то Таа был даже рад тому, что брат не мешает, и пытался справиться со всеми вопросами так хорошо, как только мог.На похоронах Манабу не проронил ни единой слезинки, попрощался с родителями с каменным лицом и за всю церемонию не сказал ни слова ни брату, ни другим родственникам. Последовавшие несколько дней они оба провели дома, почти не разговаривая и не выходя из квартиры. Таа плюнул на занятия и все свои дела, понимая, что он просто не в состоянии чем-то занять себя. Большую часть времени он сидел в своей комнате и думал о том, что у него нет сил перебрать вещи родителей, чтобы какие-то выбросить, а какие-то оставить.Сознание Таа еще не восприняло то, что отец и мать внезапно покинули его жизнь и никогда больше не вернутся, а потому прикасаться к их вещам казалось настоящим кощунством. Периодически он натыкался взглядом то на очки отца, оставленные возле телевизора, чтобы смотреть очередной выпуск новостей, которые тот не пропускал, то на книгу матери, примерно на середине заложенную закладкой. Это было так странно и дико видеть вещи дорогих, самых любимых людей, такие привычные и обыденные, будто говорившее о том, что скоро их хозяева вернутся: что мать продолжит чтение, а отец обязательно досмотрит новости. И Таа становилось физически больно, когда он думал о том, что мать уже никогда не узнает, чем закончилась эта книга, которую она читала так увлеченно. А отец больше не включит огромную плазму, на которой он так любил смотреть новости и фильмы.Лишь на пятый день Манабу и Таа собрались и отправились к нотариусу, впервые в жизни делая что-то дружно и вместе. Отец Таа, хотя был еще относительно молод и умирать уж точно не собирался, оказался предусмотрительней, чем можно было ожидать: завещание он составил еще несколько лет назад.Ничего неожиданного его сыновей не ждало: Морио-сан поделил все свое достаточно внушительное имущество поровну. У отца не было какого-то доходного бизнеса или высокопроцентного вклада, однако денег на депозитах накопилось предостаточно. Жить результатами его работы дети не смогли бы, но на первое время, чтобы закончить учебу и встать на ноги, должно было хватить. Кроме денег, родители оставили в наследство еще пару машин и немного облигаций, которые нотариус сразу порекомендовал им продать:- Если ничего не понимаешь в инвестиционной деятельности, не имеет смысла держать ценные бумаги, - пояснил он. – Лучше продайте, пока они высоко котируются. Быть может, вскоре они ничего не будут стоить, а вы не успеете сбыть их вовремя.Пожав плечами, Таа сразу выставил бумаги на продажу, как это сделал со своей долей и Манабу. Машины они тоже быстро продали, но вот когда вопрос встал насчет квартиры, также оставленной им на двоих, Таа призадумался.О том, чтобы дальше жить вместе, даже речи быть не могло, а, следовательно, квартиру надо было продать. Однако в душе Таа что-то дрогнуло, когда он подумал о том, что его дом, где он вырос и провел всю свою жизнь, уйдет каким-то чужим, незнакомым людям. Людям, которые привнесут в квартиру что-то новое, заживут своей жизнью и даже не подумают о том, как здесь жила, радовалась и любила совсем другая, не самая счастливая, но вполне благополучная семья.- Я не хочу пока продавать родительский дом, - честно сообщил он Манабу, и тот лишь равнодушно пожал плечами: как и все последнее время, флегматичное выражение не сходило с его лица.Скорей всего, Манабу было плевать на квартиру отца Таа, и он запросто отказался бы от нее, как до этого отказался от машин и ценных бумаг родителей. Но почему-то перечить Таа он не стал, и братья сошлись на том, что они будут следить за родным домом по очереди: по четным месяцам – Таа, по нечетным – Манабу. Что будут осуществлять минимальную уборку и платить коммунальные платежи. Только Таа сразу договорился с пожилой соседкой, что этими вопросами будет заниматься она, а Таа станет просто перечислять деньги: он был не готов часто наведываться в дом, где совсем недавно был счастлив. Как Таа узнал позже, Манабу поступил аналогично, договорившись с соседями, лишь бы не приходить самому.Что будет делать дальше его брат, Таа старался не думать. Он пытался убедить себя, что его не волнует судьба Манабу – хотя тот и являлся настоящим бездельником, все же он был достаточно взрослым, чтобы как-то найти место в жизни, тем более, родители оставили ему неплохой задаток для создания фундамента своего будущего.Почему-то прощание с братом как-то смазалось в памяти Таа, он даже не мог вспомнить, что они сказали друг другу, когда расставались, как он тогда думал, навсегда. Заперев квартиру и выйдя на улицу, они, вроде бы, кивнули друг другу, и каждый пошел в свою сторону своей дорогой. Меряя шагами улицу, Таа смотрел в небо и думал о том, что теперь он свободен от любых уз и от прошлого, от ненавистного брата и от любви родителей – свободен от всего. И в тот миг Таа вспомнил известное выражение "невыносимая легкость бытия". Кажется, так называлась какая-то книга, а может, фильм – Таа точно не знал, но впервые понимал, что значили эти слова. Ему было легко и свободно, Таа больше ничего не сковывало и не держало. И от этого ему было невыносимо – невыносимо до тошноты и отвращения. Таа не желал этой свободы, не хотел такой воли. Таа мечтал о том, чтобы родители снова были живы, чтобы всей семьей они жили в своей старой квартире. Чтобы Эру снова была с ним. И даже чтобы Манабу был рядом. Потому что так было правильно.…Вероятно, именно из-за этой странной и такой нежеланной свободы Таа быстро понял, что его уже не так интересует разгульная жизнь, что десятки девушек и секс ради секса сами по себе ничего не стоят. Иногда он думал о том, что, быть может, слишком серьезно отнесся к начавшимся отношениям с Анеко, и что не она была той самой единственной, с которой хочется прожить всю жизнь. Но два года горького одиночества Таа перенес очень тяжело – особенно грустно ему становилось на собственный день рождения и на рождество. В такие дни он остро чувствовал свою ненужность и горевал о погибших родителях. А у Анеко была большая семья, и она с радостью приглашала Таа на все большие праздники, сразу познакомила его с родителями и смогла восполнить все то, чего Таа лишился. Рядом с Анеко он не чувствовал недостатка в тепле и любви, и это сыграло решающую роль: Таа купил кольцо с несколькими достаточно внушительными бриллиантами и решил сделать девушке предложение.В общем и целом все в жизни Таа было благополучно. Закончив учебу в университете, он устроился работать в рекламное агентство и за несколько лет сделал себе хорошее имя начинающего специалиста. Как дизайнер, Таа был безоговорочно талантлив, и, несмотря на некоторую неопытность, он успешно участвовал в рекламных компаниях достаточно известных брендов. Однако свой золотой билет он получил, когда его пригласило сотрудничать одно из самых крупных агентств для участия в престижном конкурсе: один известный концерн по производству автомобилей устраивал тендер на наиболее удачную рекламную кампанию. Таа предложили продумать свою рекламную линию с сопутствующими ей мероприятиями, и в случае разработки действительно успешной кампании ему сулили большое будущее в этом агентстве. Таа даже подумать не мог, что в его возрасте еще недостаточно зарекомендовавший себя специалист может получить подобное задание – остальные участники тендера были значительно старше и опытней его. Однако упускать такой шанс стало бы верхом глупости, и потому Таа легко согласился на участие в рекламной кампании автомобилей.Казалось бы, все складывалось наилучшим образом. Таа был молод, образован, талантлив и успешен. Его ждало большое будущее, карьера и обеспеченность, а еще, что самое главное, семейное счастье. И все же во всем этом благополучии, в пресловутой бочке меда существовала своя ложка дегтя.С того момента, как Таа попрощался со своим младшим братом, мысли о последнем не шли у него из головы, и даже спустя столько лет, положа руку на сердце, он мог признаться, что не было такого дня, когда он ни разу не вспомнил о Манабу.Сперва Таа старался не обращать внимания на эту маниакальную привязанность, на то, что так или иначе мысленно он возвращался к сводному брату, списывая собственные чувства на привычку, выработавшуюся за долгие годы, прожитые с ним вместе. Таа ловил себя на том, что иногда думал, как можно было бы подколоть Манабу чем-то, и как было бы интересно посмотреть на выражение его физиономии, расскажи он брату ту или иную пошлую шутку. А потом с опозданием он вспоминал, что Манабу больше нет рядом, некого больше подкалывать и не от кого обороняться. Таа верил, что со временем он начнет забывать и перестанет думать о Манабу, но вместо этого ситуация лишь усугублялась.Спустя примерно полгода после смерти родителей и, соответственно, их прощания с братом, Таа, мысленно проклиная себя, задал имя брата в поиске на facebook. Прежде ему даже в голову не приходило искать его страницу – более того, Таа не знал, удосужился ли младший зарегистрироваться там. Раньше ему все это было ненужно, потому как Таа хватало маленького придурка в живом общении, чтобы искать еще и виртуального. Но теперь, когда Манабу так неожиданно покинул его жизнь, Таа понял, что найти брата в интернете – последняя возможность узнать, чем тот живет, чем занимается, что делает…Страница у Манабу была, но если на ней и хранилась какая-то информация, она была скрыта настройками приватности. Даже на аватаре вместо фото стоял многозначительный черный квадрат.- Великолепно, - прошептал Таа, увидев впервые такую красоту, и понадеялся, что со временем Манабу обновит страничку и выложит на общий обзор что-то действительно интересное. Однако время шло, а Манабу хотя и появлялся периодически в сети, ничего не обновлял и информацией о своей жизни не делился.Таа закончил учебу, устроился на работу и почти позволил Анеко перебраться жить в его съемную квартиру, но что происходило в жизни Манабу, он понятия не имел, хотя каждый день, едва ли не первым, что делал, когда садился за компьютер, это обновлял страницу брата в ожидании увидеть хоть какое-то фото или изменения в статусе. Часто Таа думал о том, что у брата может быть профиль в twitter или регистрация еще на каком-нибудь ресурсе, где он действительно появляется и ведет активную деятельность, но если подобное и существовало, Таа понятия не имел, где можно получить ссылки на эти страницы.Таа чувствовал себя последним идиотом, малолетней дурочкой, которая каждый день просиживает в блоге своего кумира в ожидании каких-нибудь известий, и тратит так все свое время, большей частью напрасно, потому как кумиру делать нечего, только писать что-то в пустоту интернета. Но поделать с собой он ничего не мог и старательно душил на корню мысли о том, что можно было бы попробовать отыскать Манабу в реальной жизни, а также заталкивал поглубже глупую и совершенно безосновательную надежду на то, что однажды Манабу напишет ему сам, предварительно отыскав страницу Таа в социальных сетях.А потом однажды ожидания Таа были вознаграждены – на странице Манабу в facebook появилась ссылка. Одна единственная строчка в статусе – адрес какого-то сайта с непонятным названием, куда Манабу, очевидно, приглашал перейти посетителей его страницы. Таа понял, что необъяснимо волнуется, сам не осознавая почему, и торопливо забил в адресную строку ссылку, даже не подозревая, что там увидит.Сначала он подумал, что это какая-то ошибка. Потом долго моргал, пытаясь проанализировать то, что увидел, и когда понял, что ему не мерещится, раскрыл рот от удивления.На мониторе перед ним был красивый, явно очень дорогой и профессионально сделанный сайт молодого фотографа с такой претензией, что впору было подумать, будто юное дарование проводило фотосеты с голливудскими звездами, не меньше. Таа во все глаза смотрел на фото самого фотографа, открывавшееся на первой же странице, и спрашивал, что это за сон такой, и как ему поскорей проснуться.С фотографии на него внимательно смотрел его младший брат, не улыбался, но и не хмурился привычно. Манабу изменился до неузнаваемости: прежде просто длинные растрепанные волосы были стильно подстрижены и уложены, и, быть может, из-за этого его лицо выглядело непривычно и как-то иначе, будто немного старше и привлекательней. Глядя на эту фотографию, Таа, не знай он Манабу в жизни, решил бы, что молодой фотограф весьма хорош собой или даже красив."Это ретушь", - успокоил себя Таа, хотя сердце почему-то стучало как бешеное. – "Фотошоп – наше все. Молодец, Манабу, рожей не вышел, так помог себе компьютерной графикой…"Однако голос разума звучал глухо и не слишком убедительно: Таа, сам того не желая, видел и не мог не признать – его брат изменился и похорошел.Отойдя от первого впечатления, Таа помотал головой, будто стряхивая оцепенение, и приступил к изучению сайта. Как профессиональный художник – такое определение собственной профессии нравилось Таа значительно больше безликого "дизайнера" – он только усмехнулся, представив, что там Манабу, в жизни никогда не интересовавшийся живописью, графикой и всем с этим связанным, мог наснимать. Фотография в понимании Таа была, прежде всего, изобразительным искусством, и он всегда от души смеялся над тем, кто, купив дорогой фотоаппарат с большим объективом, автоматически считал себя фотографом. Теперь, решил Таа, Манабу пополнил ряды этих неудачников-самоучек.Вот только прочитав анкету фотографа, Таа снова пораженно выдохнул, когда узнал, что Манабу закончил университет в Саппоро, а именно – факультет изобразительного искусства. Специальность у брата была весьма абстрактной: после такой учебы он, скорее всего, получил документы, в которых указывалась некая бессмысленная профессия вроде искусствоведа. Однако факт оставался фактом – соответствующее образование у Манабу имелось.Осознав, что еще немного, и он просто сползет на пол от удивления, Таа решил больше не тратить время и перейти к непосредственному просмотру фотографий.Когда не нравится человек, воспринимать и объективно оценивать то, что он творит, чаще всего не получается. Но Манабу действительно был очень талантлив, даже слишком – настолько, что не любивший его старший брат не мог не признать этого. Таа листал альбомы с фотографиями на самую разнообразную тематику и отказывался верить, что все эти работы принадлежат его брату-неудачнику. Вперив взгляд в монитор, Таа просидел больше двух часов, но не заметил, как быстро пролетело время, будучи не в силах оторваться от открывшегося зрелища.Манабу не специализировался ни на пейзажах, ни на абстракциях, ни на чем тому подобном. Манабу фотографировал исключительно людей. Фотографии были черно-белыми и цветными, обработанными и, наоборот, казавшимися удивительно естественными: люди в динамике, люди в статике, портреты, фото в полный рост, отдельные части тела – руки, спины, плечи… Глаза Таа устали от столь долгого просмотра, но он не мог остановиться. В потоке фотографий, сделанных Манабу, почти не попадалось снимков, которые оставили бы его равнодушным: в каждой фотографии чувствовалась душа, будто фото было не вырванным из жизни кадром, а целой историей.Таа до глубины души поразила фотография, на которой была запечатлена красивая девушка в свадебном платье, которая стояла с закрытыми глазами, прижималась спиной к кирпичной стене какого-то здания и сжимала кулаки. Глядя на снимок, Таа кожей почувствовал отчаяние несчастливой невесты, будто знал ее историю и понимал, какие печальные события вынуждали девушку идти под венец против воли.На другом фото немолодая женщина стояла на коленях у могилы и прикасалась кончиками пальцев к надгробному камню. Ее лица не было видно – снимок был сделан со спины, и невозможно было понять, кем приходился умерший человек этой женщине. Но, видимо, из-за того, что Таа была близка тема смерти близких, его аж передернуло, и он поспешил открыть следующее фото.Далее глазам Таа открылся коллаж, на первый взгляд совершенно простой. Но когда Таа присмотрелся, он поразился и в первую очередь задался вопросом, как Манабу удалось сделать такое. На фото сверху был запечатлен молодой мужчина в немодном костюме – портрет был черно-белым, будто выцветшим немного и стилизованным под Европу начала двадцатого века. Парень, которому на вид можно было дать не больше двадцати пяти, задорно смотрел в кадр и нахально улыбался. А на фото ниже был изображен тот же самый человек, только лет на тридцать старше. В том, что это был именно он, Таа не усомнился: тот же разрез глаз, тот же нос и форма подбородка. Только немолодой мужчина на фотографии в коллаже, тоже черно-белой, но казавшейся значительно более новой, выглядел уставшим, измученным и глубоко разочарованным. История целой человеческой жизни, рассказанная двумя фотоснимками – вот о чем был этот коллаж, и Таа, если бы не увидел его собственными глазами, никогда не поверил бы, что подобное возможно: поведать о многом всего парой фотографий. В этом коллаже было прекрасным все: от задумки до технического исполнения. Разум Таа отказывался принимать тот факт, что его ненавистный брат, серая мышь Манабу создает подобные шедевры. Но собственные глаза не могли врать.Неимоверным усилием воли Таа все же закрыл сайт и выключил компьютер, однако в ту ночь долго лежал без сна, не в силах уснуть из-за свалившихся на него впечатлений. Прежде он допускал, что такой гаденыш, как Манабу, сможет вывернуться и добиться успеха на каком-то поприще, однако Таа даже представить не мог, что тот окажется настолько талантливым, да еще и в изобразительном искусстве.В дальнейшем так же часто, как раньше Таа наведывался на безликую страницу Манабу в facebook, он принялся посещать сайт брата. Видимо, от клиентов у Манабу не было отбоя: сайт обновлялся систематически, едва ли ни через день на нем появлялись новые фото. Помимо того, что брат проводил интересные фотосессии, он фотографировал на заказ – его клиентами могли стать как обычные люди, так и разнообразные магазины и дизайнеры. Раскрыв страницу с прайс-литом, Таа присвистнул. За одну фотосессию Манабу просил фактически столько, сколько Таа зарабатывал за месяц. Но цена мало кого смущала, фотографии обновлялись с завидной регулярностью, а Таа нехотя признавал, что фото, рекламирующие линию одежды, сделанные Манабу, на порядок выигрывали у фотографий его коллег. У Манабу был свой стиль: мрачноватый и порой не совсем понятный, но он притягивал и завораживал, на сделанные им фотоснимки хотелось смотреть снова и снова, что Таа и делал, и в скором времени он знал сайт Манабу наверняка лучше, чем сам брат.Один альбом с фотографиями особенно заинтересовал Таа. В отличие от всех остальных, названных достаточно безлико, вроде "Фотосессия для Marie Claire" или "Фотосет в Шибуе", этот альбом назывался "Вдохновение", и, открыв его, Таа обнаружил, что на всех фотографиях запечатлен один и тот же человек.Этот парень выглядел достаточно необычно, в первую очередь потому, что был европейцем. Красивый европейцем с правильными чертами лица, с достаточно длинными светлыми волосами и большими серыми глазами. Почему-то Таа показалось, что волосы его не крашенные, а в глазах вовсе не линзы – парень выглядел естественно и гармонично, и у Таа сложилось впечатление, что такой красавец тот не только на фото, но и в жизни. Определить возраст этого человека Таа не брался, потому как тот относился к тем людям, которым с одинаковой степенью вероятности могло оказаться как восемнадцать, так и тридцать пять лет. Выглядел парень удивительно хорошо и казался совсем молодым, но при этом у него был серьезный строгий взгляд, отчего возникали сомнения, так ли он юн, как кажется. Фигурой европейский красавец тоже вышел: периодически Манабу фотографировал его полуобнаженным, и глазам Таа открывались кубики пресса, бицепсы, трицепсы и прочая красота, даже названия которой Таа не знал.Снимки в альбоме "Вдохновение" поражали своим разнообразием. У Таа сложилось впечатление, что с этим парнем Манабу проводит все свое свободное время – с ним и с фотоаппаратом. Многие кадры были запечатлены в непринужденной обстановке, на пляже или просто на улице. На одном фото, простом и необработанном, неизвестный молодой человек пил кофе из бумажного стаканчика и весело смотрел исподлобья на фотографа. На другом, – постановочном и отретушированном, – позировал в студии совсем голый, едва обернув бедра какой-то блестящей атласной тканью. Листая эти фотографии, Таа чувствовал, как в его душе поднимается раздражение. Он догадывался, какие именно чувства связывали Манабу с красивым европейцем, и злился, как черт."Педики… Поганые педики…" – думал Таа, однако продолжал смотреть снимок за снимком. Непринужденные простые фотографии казались очень теплыми, а парень на них улыбался с такой нежностью, с таким мечтательным выражением лица, что у Таа начинались рвотные спазмы при мысли о том, что с обратной стороны объектива находился его младший брат, который, видимо, и вызывал у модели такие светлые чувства. Студийные фото разительно отличались от остальных: почему-то на постановочных фотографиях Манабу предпочитал снимать эту модель исключительно полуголой, закладывая в снимки тонкий эротический подтекст. И хотя мужичины Таа никогда не интересовали, глядя на фото белобрысого красавца, он был вынужден признать, что не только женская нагота может быть притягательной и волнующей.Но лишь на одной фотографии у Таа перехватило дыхание. Снимок был из "простых", не студийных, и почему-то не возникало сомнений, что модель при съемке не позировала. В кадре был запечатлен все тот же парень, лежащий в самой обыкновенной постели с белыми простынями. Голова его была чуть повернута в сторону, а правую руку он закинул вверх, на подушку. Парень спал, и уж точно знать не ведал, что его снимают – это было понятно по расслабленной позе, по абсолютно безмятежному выражению лица. Неверный свет, тоже хорошо переданный на снимке, подсказывал, что сделана фотография была ранним утром, когда серые сумерки только начали отступать – на одеяле в таком же белом, как и все постельное белье, пододеяльнике, тонкими полосками лежали блики первых, пока еще слабых солнечных лучей.Эта фотография была настолько чарующей, настолько эротичной, что Таа позабыл, как дышать, глядя на неописуемую утреннюю нежность. Но следом за восхищением пришло настоящее отвращение. Он поспешно закрыл сайт и отметил про себя, что никогда не сможет относиться терпимо к геям – слишком уж отвратительно выглядели однополые отношения.Сколько бы Таа ни говорил себе, как противно смотреть на фотографии, на которых Манабу запечатлевает своего любовника, сколько бы ни убеждал себя, что это ненормально следить за младшим братом с таким пристрастием, прекратить каждый день заходить на его сайт Таа просто не мог. Это стало какой-то ненормальной маниакальной зависимостью, хуже алкоголя или наркотиков. Таа пытался выискать недостатки в работе младшего брата и порой действительно их находил, но это не отменяло того, что Манабу оставался талантливым фотографом со своим необыкновенным видением мира и людей. Непонятным и оттого притягательным. Таа не знал, заинтересовал ли бы его молодой фотограф настолько, не будь тот его сводным братом, но в сложившейся ситуации это и не являлось важным – Таа не мог избавиться от своей ненормальной зависимости, и гадать, как все сложилось бы при иных обстоятельствах, уже не имело смысла.- Как называется такое заболевание, когда от кого-то зависишь? – как-то раз спросил Таа у Анеко, когда одним субботним вечером они сидели дома и смотрели какой-то не слишком интересный фильм. Нить сюжета Таа давно потерял и погрузился в невеселые раздумья, а Анеко, как ему казалось, тоже задремала, опустив голову на его плечо.- В смысле, зависишь? – переспросила девушка, хотя Таа уже и сам понял, что свой вопрос сформулировал неточно.- Ну, вот я думаю, в психологии есть какое-то определение для ненормальной зависимости, - попытался объяснить он свою дилемму начинающему психологу. – Когда человек зависит от другого человека, все время о нем думает, интересуется его жизнью… Это ж болезнь, наверно, и ее как-то можно лечить…Но Анеко только негромко рассмеялась, немного отстранилась и заглянула в его глаза.- Эта болезнь называется любовью, Таа, - улыбнулась она, но тут же опять фыркнула от смеха, увидев, как вытянулось лицо Таа.- Я же серьезно спрашиваю… - обиделся тот, но его девушка только головой мотнула:- Я тоже вполне серьезно говорю. Некоторые ученые рассматривают любовь как болезнь, одержимость другим человеком. Повышенное внимание, болезненное сопереживание… Считается, что любовь живет не больше трех лет.Таа мысленно прикинул, сколько он, не имея других источников, уже лазает по интернету в поисках сведений о брате, и понял, что как ни крути, получается больше упомянутого Анеко срока.- Любовь – это что-то приятное, приносящее радость, - возразил он. – А я говорю о ситуации, когда привязанность мешает жить…- Не всегда любовь приятна, - заметила девушка, однако шутить дальше не стала и попыталась объяснить Таа доступным языком то, что знала.Анеко говорила о таком явлении, как невротическая привязанность. Она рассказала Таа, что это своего рода потребность в любви, и что родом она из детства. Что обычно ее порождают ошибки в воспитании, допущенные родителями и перенесенные человеком уже во взрослый возраст. Далее Анеко, не понимая, что именно гложет Таа, рассказывала о том, что корни такой привязанности часто зависят от таких простых и понятных фактов, которые нельзя изменить – например, наличие совместных детей у двоих партнеров. Или же относятся к области расхожих стереотипов и убеждений, в которые человек искренне верит. Так, например, страдающий такой привязанностью может быть убежден в том, что быть одиноким в определенном возрасте стыдно, или даже в том, что разрыв всегда означает поражение, а он никогда не проигрывает. Таа слушал в пол-уха, понимая, что девушка рассказывает совсем не о том, что он спрашивал.- Как правило, причина спрятана более глубоко, в эмоциональной и мотивационной сфере и имеет прямое отношение к феномену жажды внимания и симпатии, корни этого явления тоже уходят в детство, - уже как по учебнику зачитывала ему Анеко. - Нелюбимый или недолюбленный ребенок, не получивший вовремя необходимое количество внимания, вырастает во взрослого, которым движет стремление быть заметным и важным, пусть даже ценой этого будет ущемление его личных свободы и интересов, нарушение каких-то установленных правил и законов обществе…"Да это ж про Манабу", - вдруг осенило Таа, и он даже усмехнулся невольно.Хотя с братом они расстались в то время, когда того с натяжкой можно было назвать взрослым, но он и правда вел себя так, как рассказывала Анеко: постоянно провоцировал и привлекал внимание к своей персоне дурацкими и порой откровенно жестокими выходками."Вот только кто тебя, кретина, не долюбил-то?" – сердито подумал Таа. – "Мать на руках носила, отец с тобой панькался больше даже, чем со мной. И все равно оказалось мало. Чего тебе еще было нужно?.."- А почему ты спрашиваешь? – наконец опомнилась Анеко, прерывая свою уже ставшую откровенной нудной лекцию.- Да просто, - пожал плечами Таа. – Минако на работе сегодня рассказывала про одну подругу, которая от парня уйти не может…Анеко тут же понимающе кивнула и больше вопросов не задавала, а Таа только вздохнул. Минако была его помощницей, вместе с которой они работали над рекламным проектом, деля один на двоих кабинет, проводя все время вместе. Девушкой она была старательной и как сотрудница всем устраивала Таа, вот только умом особым не блистала, болтала безостановочно и постоянно делилась подробностями своей личной жизни, а также жизней всех своих друзей и родственников. Порой Таа это сильно утомляло, но именно в этот вечер своеобразные особенности характера Минако сыграли ему добрую службу – наслышанная о поведении сотрудницы Таа, Анеко даже расспрашивать не стала, почему он заинтересовался невротической привязанностью. А сам Таа хотел еще спросить, как психологи помогают людям справиться с этой зависимостью, но не решился – Анеко не в полной мере понимала о чем идет речь, рассказать ей больше уже изложенного Таа не мог, и, стало быть, ничего путного она все равно не посоветовала бы.Время шло, наступила осень, и в один из дней Таа про себя отметил, что прошло семь лет, как он не видел Манабу. Незадолго до этого была годовщина смерти родителей, и Таа вместе с Анеко отправился на кладбище, где на могильной плите увидел свежие цветы. Видимо, Манабу тоже помнил об этой дате, но навестил родителей на день раньше, чтобы не встретиться случайно с Таа. А может, просто потому, что ему было удобней прийти в другое время.- Это твой брат оставил? – спросила Анеко и поежилась: день выдался пасмурным и прохладным, и наверняка ей никуда не хотелось идти. В последнее время Таа начал замечать, что его девушка ведет себя несколько иначе, более отчужденно и холодно, а на вопросы, что случилось, она односложно отвечала, что устала на работе.Таа сам уставал, как раб на галере: сдача проекта планировалась к рождеству – как раз к этому моменту новая линия автомобилей, выпускаемая известной маркой, должна была сойти с конвейера, а агентство собиралось запустить рекламную кампанию. Работа, над которой Таа трудился уже несколько месяцев, подходила к завершению, в офисе ему приходилось торчать с утра до ночи, и порой даже на выходных.С Анеко они виделись совсем мало, все чаще девушка даже не приезжала к нему ночевать, но Таа не мог сказать, что его что-то не устраивает в сложившемся порядке вещей. К вечеру у него не оставалось сил развлекать Анеко, а заниматься с ней сексом и готовить что-то похожее на ужин и подавно. О Манабу Анеко не знала фактически ничего, кроме того, что у Таа был сводный брат, с которым он прекратил общение после смерти родителей. Анеко считала, что Манабу был кем-то совершенно незначительным для Таа, и потому никогда не расспрашивала о его младшем брате.- Может быть. Не знаю, - пожал плечами Таа, глядя на большой букет белых хризантем, больше подходящий для именин или свадьбы, чем для кладбища.На самом деле, в том, что цветы оставил Манабу, он даже не сомневался – больше было просто некому. Еще не было года, чтобы братья столкнулись на кладбище в день смерти родителей. Таа не знал, каждый ли раз Манабу приходил сюда, и если приходил, то когда именно. С одной стороны, он мучительно боялся, что однажды они встретятся здесь, с другой – подсознательно надеялся на это, особенно теперь, когда узнал, насколько Манабу изменился."Что бы ты сказал ему?" – спрашивал внутренний голос, но Таа не знал ответа. Он даже не представлял, что сделал бы, если бы встретил Манабу.…А потом жизнь Таа, напряженная, тяжелая из-за работы и хронического недосыпа, но в целом счастливая, неожиданно сделала кульбит, которого он никак не ожидал. И удар в спину он получил от человека, который, как он думал, априори не может предать или разочаровать.- Нам надо расстаться, - усталым голосом произнесла Анеко, не поднимая глаз от пола, и Таа, словно был ее зеркальным отражением, посмотрел туда же, будто под ногами у девушки было что-то интересное.Анеко пришла к нему домой поздно и без предупреждения, проходить в квартиру, раздеваться и разуваться не пожелала. А Таа стоял напротив нее в прихожей и думал о том, что ситуация выглядит откровенно абсурдной, как будто позаимствованной из какого-то фильма. - То есть, как? – переспросил он, поразившись про себя, до чего ровно и спокойно звучит собственный голос.Таа все еще собирался сделать Анеко предложение и тянул время, сам не зная почему. Для себя он решил, что подарит ей кольцо на рождество, когда наконец разберется с работой, когда они останутся только вдвоем, будут отмечать наступающий праздник в уютной атмосфере, пить дорогое вино и бесконечно долго целоваться… Только теперь с опозданием Таа понял, что они не целовались уже неизвестно сколько, может, месяц, а может, даже больше. Сексом занимались иногда, а целоваться почему-то забывали.- Вот так, Таа, - вздохнула девушка, по-прежнему не глядя в глаза. – Я буду крайне благодарна тебе, если ты не станешь требовать объяснений.Последние слова Анеко возмутили Таа, всколыхнули чувства в будто замершей, мгновенно замерзшей душе, и он спросил немного резко и даже грубовато:- Как ты себе это представляешь? Мы были вместе почти пять лет, теперь ты внезапно уходишь, когда у нас все нормально, а я даже не спрошу, почему?- А ты считаешь, что это нормально? – теперь уже вспылила Анеко. Голоса она, как обычно, повышать не стала, но брови ее нахмурились, а губы сжались в тонкую линию.- А в чем дело?.. – теперь уже ошарашенно спросил Таа, и его девушка шумно выдохнула, наконец поднимая голову и глядя Таа в глаза.И Анеко рассказал ему все, что думала о нем и об их отношениях. О том, как Таа никогда не уделял ей достаточно времени, а в последнее время вообще перестал обращать внимание. О том, что он никогда не дарил ей интересных подарков и не ухаживал как-то особенно. И о том, как она устала быть для него домохозяйкой, шлюхой и прислугой, но никогда – любимой и желанной. И еще много, много претензий и обид. Таа слушал Анеко с открытым ртом и поверить не мог в то, что слышал. Он даже не испытывал ни боли, ни горя, лишь безграничное удивление. Прежде он и подумать не мог, что у любимого человека накопилось столько нареканий и недовольства. Что Анеко, отношения с которой он считал почти идеальными, была несчастлива с ним и теперь, едва ли не накануне того дня, когда Таа собрался делать ей предложение, признается в таких вещах, от которых шел мороз по коже.- Почему ты раньше мне не говорила обо всем этом? – единственное, о чем спросил он, когда девушка выговорилась и замолчала.- Потому что сама не понимала, насколько у нас все плохо, - негромко ответила та и крепче сжала ручки своей сумочки.- А теперь, значит, поняла, - глухо произнес Таа. В голове уже метались суматошные мысли о том, что, быть может, еще не поздно спасти ситуацию. Что можно взять на заметку претензии Анеко и попытаться исправить хоть что-то, но девушка будто мысли его прочитала и отрицательно мотнула головой.- Нет, Таа. Даже не думай. Все кончено, - сказала она, и прежде чем он успел возразить, добавила. – Я не люблю тебя и, наверное, не любила никогда. Впрочем, как и ты меня.- С чего ты взяла, что я не люблю тебя? – снова возмутился Таа и невольно подался вперед, отчего Анеко отступила назад, будто в страхе.- Потому что я узнала, как люди ведут себя, когда любят, - еще тише пояснила она и добавила. – Я встретила другого. Прости.Этот удар оказался для Таа действительно сокрушительным, он только рот от удивления открыл, а сказать ничего не смог, потому как разом из головы исчезли все мысли, а ему самому на секунду показалось, что за разворачивающейся сценой он наблюдает со стороны, как будто такое абсурдное происшествие могло произойти только в театре или в кино.- Кто он? – зачем-то спросил Таа, сам не понимая, какой желает услышать ответ, ведь имя ему, скорее всего, все равно ничего не сказало бы.- Какая разница? – будто в унисон его мыслям ответила Анеко. – Ты его не знаешь, он не из наших знакомых. Он… Он совсем не такой, как ты, ничуть не похож. И он относится ко мне серьезно… Прости, Таа.Что ответить на это, Таа не знал. Сказать, что он прощает и все в порядке, точно не мог, но и осознание всего случившегося еще не накрыло его. Сердце не понимало, за что надо прощать, слишком уж сильно Таа привык к Анеко, считал нерушимыми их отношения, будто все уже было решено свыше, и до конца дней они должны были оставаться вместе.Девушка, видимо, и не ожидала, что он ответит, передернула плечами, вздохнула и, торопливо сообщив, что за вещами заедет позже, переступила порог, тихонько прикрыв за собой дверь. А Таа, постояв на месте еще какое-то время, медленно развернулся и шагнул в сторону кухни, думая лишь о том, что ему надо срочно выпить, хотя бы немного.Таа было самому неприятно признавать это, однако обдумывая в тот вечер случившееся, он понимал, что больше грустит не о самом уходе Анеко, а о том, что вместе в ней его покинет масса полюбившихся вещей и привычек: общение с ее семьей, которая так нравилась Таа, с ее друзьями и приятелями. Таа было печальней осознавать, что теперь придется всем и каждому объяснять, что случилось, почему они больше не вместе, чем понимать, что Анеко полюбила кого-то другого. Думая о ее новом возлюбленном, Таа даже ревности не испытывал, скорее мрачное любопытство – взглянуть на своего соперника ему было интересно. Но не более.Перед сном он уже привычно зашел на сайт Манабу – Таа делал это каждый вечер, и действия его уже давно стали каким-то обязательным ритуалом, не исполнив который, он не ложился спать. В этот раз новых фотографий не было, зато на сайте появилось объявление, что через неделю пройдет выставка молодого фотографа, которая "потрясет мировоззрение и изменит мнение посетивших ее зрителей о современной фотографии".То, что Манабу может потрясти и изменить мнение, Таа не сомневался – хотя заявление звучало несколько с претензией, он уже давно признал, что Манабу талантлив, и, стало быть, при должных усилиях удивить публику он мог. Больше Таа волновало другое: едва он прочитал о намечающейся выставке, в голову пришла мысль о том, что если отправиться по заявленному адресу, наверняка можно встретить самого фотографа. По крайней мере, на открытии так точно. Однако мысль об этом Таа тут же попытался задушить здравым смыслом и задал самому себе единственно верный вопрос: "зачем?" Ответа на него не было, Таа не знал, зачем ему встречаться с младшим. То, что он безвылазно сидит в интернете, пытаясь узнать о Манабу хоть что-то, весомым аргументом в пользу посещения выставки не выглядело. Однако почему-то, улегшись в постель, Таа в первую очередь думал о намечающемся мероприятии, о Манабу, а мысли об Анеко существовали словно в фоне и, как бы это ни было странно, тревожили в значительно меньшей мере.…Осознание произошедшего пришло к Таа лишь на следующий день. С самого утра он ходил по офису как заторможенный, с опозданием отвечал на вопросы, а болтовню Минако пропускал мимо ушей. Под вечер девушка даже обиделась из-за его невнимательности, но Таа было все равно.От понимания того, что Анеко ушла от него, горло сжимало спазмом, и тянуло под сердцем, а Таа поражался сам себе, как ему удалось так спокойно пережить вчерашний день. Только теперь он понял, что действовать надо быстро, что нельзя пускать все на самотек и так просто отказываться от своей любви. Мысленно Таа отругал себя за потерянный накануне впустую вечер и решил наверстать упущенное.- Я сегодня пораньше уйду, - сообщил он Минако, и та захлопала ресницами от удивления: в последнее время Таа покидал офис не раньше девяти, а то и десяти вечера.- У меня важные дела, - поспешил объяснить Таа, прежде чем посыпались вопросы, и добавил: - Личного характера.Минако тут же заулыбалась и понимающе закивала. Вся ее жизнь крутилась вокруг личных вопросов, собственных, а часто и чужих, потому решив, что у старшего коллеги какие-то проблемы на личном фронте, тут же изобразила сочувствующее выражение лица и отстала. Таа не без некоторого раздражения понял, что недалекая подчиненная в кои-то веки не ошиблась.- А я тогда подольше посижу, - заявила Минако, и Таа только плечами пожал:- Как тебе угодно.Прежде Таа часто забирал Анеко с работы, специально подъезжал к ее офису чуть раньше и дожидался, пока девушка спустится вниз, к парковке. Впоследствии Таа делал это все реже, а когда на него свалилась новая ответственная работа, вообще перестал приезжать. Теперь Таа думал о том, что его поведение здесь тоже сыграло роковую роль, однако как выйти из положения он не знал: уходить с работы раньше в настоящий момент физически не получалось.На стоянке возле небольшого бизнес-центра, где находился и кабинет босса Анеко, известного психолога, взявшего к себе перспективную студентку в помощники, свободных мест почти не было. Мысленно обругав проектировщиков, которые планируют парковки не пропорционально количеству офисов, Таа пристроил свою машину достаточно далеко от входа и, приоткрыв окно, закурил. Ждать Таа ненавидел, а в таких обстоятельствах, когда предстоял непростой разговор – особенно. Чем больше он караулил Анеко, тем сильнее становилось чувство, что ничего не получится, что девушка прогонит его, и что нормального разговора снова не выйдет. Первую сигарету он выкурил в несколько затяжек и хотел потянуться за второй, когда увидел Анеко, выходящую из центрального входа здания.Прежде Таа, дожидаясь свою девушку, просто включал фары автомобиля, чтобы та заметила его машину, однако теперь, когда Анеко не ждала его увидеть, а если бы и увидела – не факт, что захотела бы подходить, Таа решил, что благоразумней будет выйти ей навстречу. Он торопливо затолкал сигарету обратно в пачку и уже потянулся к ручке дверцы автомобиля, когда увидел, что его девушка направляется отнюдь не в сторону метро, а на парковку, только никак не к машине Таа.У Таа дыхание перехватило, когда он понял, что его опередили. Хотя стоянка была освещена, в ранних осенних сумерках он не сразу смог рассмотреть парня, который вышел из роскошного, двудверного "Ягуара". В первый миг машина заинтересовала Таа даже больше соперника – ее было хорошо видно в свете фонаря, и Таа тут же понял, что поторопился называть автомобиль роскошным. Модель была немодной, 2005-го года, насколько Таа разбирался в этом, а может, даже чуть более старой, однако "Ягуар" все равно оставался "Ягуаром", и на фоне прочих автомобилей серебристая красавица смотрелась выгодно. Лишь рассмотрев машину, Таа перевел взгляд на ее владельца, к которому как раз в этот момент даже не подошла, а подлетела улыбающаяся Анеко, и повисла у него на шее. Парень вел себя значительно сдержанней, некрепко обнял ее, потом легко поцеловал губы и произнес неслышные Таа слова, отчего девушка просто засияла. А потом он мягко отстранился и прошел к дверце со стороны пассажирского сидения, чтобы галантно распахнуть ее перед Анеко.Таа физически чувствовал, как в душе неконтролируемой волной поднимается ярость, и даже был готов сорваться с места, броситься наружу к счастливой парочке, сам не зная, что сделает дальше, когда внезапно невысокий длинноволосый парень обернулся, и Таа увидел его лицо.От удивления он позабыл даже о том, что всего пару секунд назад злился и ревновал, как больной. Наверное, если бы до этого несколько мучительно долгих месяцев Таа еженощно не медитировал на фото брата в интернете, теперь он не узнал бы его: до того сильно изменился Манабу. Машина брата стояла далековато, освещение было неверным, а Таа никогда не мог похвастать хорошим зрением, но, даже сейчас глядя на брата, он не мог не удивиться, как сильно тот преобразился.У Манабу была не такая прическа, как на фотографии с его сайта: волосы заметно отросли, что, впрочем, не мешало брату выглядеть стильно. И очки, которые прежде только портили впечатление, теперь даже на таком расстоянии казались дорогим аксессуаром. На одно единственное мгновение Таа почудилось, будто лицо брата в кои-то веки выглядит привлекательно, и что ему идет эта сдержанная улыбка, с которой он глядел на Анеко. А потом Таа усомнился, действительно ли сейчас перед ним его младший – вечно бледная тень и всем недовольная поганка. Парень, усаживавший его девушку в дорогую машину, вел себя как аристократ из какого-то старого фильма, протягивал ей руку, помогая расположиться в салоне, и даже при скудном освещении нельзя было не заметить его привлекательности и лоска. В какой-то момент Таа поймал себя на том, что сидит с открытым ртом и удивленно моргает, как последний дурак.А Манабу тем временем чинно и нарочито спокойно обошел машину, сел за руль, и уже через пару секунд "Ягуар" сдал назад и выехал на дорогу. Прошло несколько долгих минут, а Таа все так же сидел в своей машине, будучи не в силах осознать то, что увидел. Скорее по инерции, чем осознанно, он снова достал из пачки так и не прикуренную сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. А потом откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.Сердце Таа билось в ускоренном ритме, сигарета не успокаивала, и не без досады он отметил, как дрожат собственные руки. В голове крутились суматошные мысли об Анеко, о Манабу, о том, как изменился брат, которого Таа уже не надеялся встретить, и выстраиваться в какую-то стройную картину чехарда из всего случившегося не желала, только вертелась калейдоскопом у Таа в голове и сводила с ума.Докурив вторую по счету сигарету и раздавив окурок в пепельнице, Таа приказал себе наконец остановиться и бросил взгляд в зеркало заднего вида. Собственные глаза показались ему немного безумными, но Таа даже не обратил внимания на то, как взбудоражено выглядит. В этот миг он думал лишь о том, что отказывается верить в подобные совпадения.…Следующий день был выходным, и хотя Таа все равно собирался поехать в офис, вместо этого он полдня бесцельно шатался по квартире, не находя в себе сил заняться хоть чем-то. В голове перепутались все мысли, в душе – все чувства, Таа не знал, что ему делать, что думать, гадал, откуда Манабу снова взялся в его жизни, и как теперь быть с любимой девушкой, которая так неожиданно предала его.А потом Анеко появилась на пороге его дома и сообщила, что пришла за вещами. Если бы у Таа еще остались силы удивляться, он поразился бы тому, как все быстро происходит и меняется: еще в начале недели Анеко на его кухне готовила завтрак, а в конце – пакует свои вещи. Но теперь, узнав, кто на самом деле является причиной их разрыва, Таа не знал, что ему думать, и потому лишь молча наблюдал за тем, как девушка собирает в небольшую сумку свою косметику, учебники и прочие немногочисленные мелочи.- Ну не смотри ты на меня так, - наконец взмолилась она, когда в таком напряженном молчании прошло минут десять. – И не надо меня осуждать.- Я не осуждаю, - заметил Таа, но Анеко будто не услышала его и начала оправдываться, что, впрочем, не мешало ей все так же быстро упаковывать вещи.- Пойми, я просто поняла, что несчастлива с тобой. Ты все время в своей работе, и отношение у тебя ко мне какое-то несерьезное, а я хочу семью, детей…- Почему ты думаешь, что я этого не хочу? – вопросительно поглядел на нее Таа, но Анеко только отмахнулась.- Таа, ну какая у нас с тобой может быть семья? Ты себя хоть видел?.. – тут же она осеклась, видимо, сообразив, что наговорила лишнего, а Таа почувствовал, что начинает злиться.- А в чем проблема, собственно? – холодно поинтересовался он. – Раньше тебя не смущал мой вид.- Он и сейчас не смущает, - тут же поспешила заверить девушка. – Но просто, понимаешь, я познакомилась с… С другим человеком, и только тогда поняла, какой должна быть совместная жизнь…- Ты с ним не жила, - веско вставил Таа. Об этом факте он знал доподлинно: все же большую часть ночей Анеко проводила у него, если не брать в расчет пару последних месяцев, а стало быть, как долго ни тянулся бы ее роман с Манабу, определить, что из себя представляет совместная жизнь с его братом, девушка не могла.- Ну, допустим, не жила, - на миг запнувшись, согласилась Анеко, но тут же с прежней горячностью продолжила: - Просто любой женщине нужно, чтобы мужчина был мужчиной, чтобы заботился, оберегал, любил, а не пропадал где-то целыми днями.- Где-то? – неподдельно возмутился Таа. – А ничего, что я вообще-то работаю и добиваюсь успеха для нашего совместного будущего! Добивался, то есть…Необходимость уточнить это, указать на то, что добивался он чего-то для них двоих в прошлом, а теперь, если и будет делать что-то, то только для себя, обескуражила и заставила Таа замолчать на секунду, чем тут же воспользовалась Анеко.- Ты так ничего и не понял, - сокрушенно произнесла она и направилась в прихожую, крепко прижимая к себе сумку с вещами, будто Таа мог отобрать ее. – Тебе следует учесть свои ошибки. И поучиться у настоящих мужчин, как следует вести себя с женщиной."У пидараса Манабу мне учиться, что ли?" – чуть было не рявкнул в голос Таа. – "А ты в курсе, дорогая, что твоего настоящего мужчину дерут другие, такие же настоящие?!"Но неимоверным усилием воли Таа сдержался и проглотил гневную отповедь. Он сам не осознавал, почему не мог сказать ей, что на самом деле Анеко закрутила любовь с его сводным братом, который не так давно девушками вообще не интересовался. Скорее всего, корень его желания молчать крылся в том, что всю жизнь все, что связывало его и Манабу, было табу для окружающих. Об их истинных отношениях не знали родители и учителя, не знали даже лучшие друзья, и, видимо, именно поэтому у Таа язык не поворачивался поведать Анеко, с кем она встречается теперь.А еще Таа грызло подспудное чувство, что в этой истории что-то было нечисто. Ему становилось смешно от мысли, что брат вынырнул из забытого прошлого, чтобы нагадить ему снова, да еще и таким образом, но какие-то иные, более вразумительные объяснения в голову не лезли.Анеко ушла, так и не дождавшись от него объяснений, а разозленный Таа, несколько раз пнув диван в бессильной злобе, вдруг осознал, что существует один единственный способ выяснить, что на самом деле произошло, и каким образом ненавистный младший снова умудрился испортить ему жизнь.Таа даже не пришлось заходить в интернет, чтобы посмотреть адрес фото-студии Манабу – он так часто и долго просиживал на его сайте, что мог выдать нужные координаты, даже если бы его разбудили посреди ночи. И потому, схватив ключи от машины, Таа решил действовать немедля.Простояв во всех бесконечных пробках, выкурив почти целую пачку сигарет и прокляв все на свете, Таа добрался к нужному месту, когда на улице уже стемнело. Однако решительности у него не убавилось, более того, Таа удалось взять себя в руки и морально подготовиться к встрече со своим прошлым. Единственное, чего он опасался, так это того, что Манабу не окажется на рабочем месте.Студия находилась в достаточно фешенебельном районе и занимала часть дома, со стороны выглядящего совершенно заурядно. Притормозив на стоянке, Таа еще раз сверился с навигатором и решительно распахнул дверцу машины, говоря самому себе, что и так долго тянул с этой встречей.Однако подняться по ступенькам и позвонить в парадную дверь он не успел, потому что как раз в этот миг она открылась, и на пороге появился Манабу.Брат выглядел почти так же, как накануне, только если тогда он был одет в костюм и казался старше, сегодня он был в обыкновенных джинсах и в черной кожаной куртке нараспашку, чем сразу напомнил Таа прежнего Манабу, когда тот был невзрачным школьником-неформалом. Правда, даже в такой обыкновенной одежде брат выглядел стильно, а у Таа тут же закралось подозрение, что его тряпки только кажутся простыми, на деле являясь брендовыми вещами – очевидно, финансовых затруднений Манабу не испытывал и мог позволить себе одеваться дорого и со вкусом.Спускаясь по ступенькам, Манабу застегивал на ходу какую-то необычную сумку, скорей всего, со здоровым профессиональным фотоаппаратом, а потому вперед не смотрел и Таа сразу не заметил. И только когда брат подошел настолько близко, что между ними осталась всего пара шагов, Таа тихо произнес:- Ну здравствуй, Манабу.На мгновение брат замер на месте как вкопанный, а после медленно, как показалось Таа, поднял голову. Выражение лица Манабу оставалось удивленным не долее секунды, ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы понять, кто перед ним. А после он расплылся в улыбке, которая показалась Таа крайне отталкивающей.- Здравствуй, Таа, - ответил он, и у Таа по позвоночнику пробежал холодок: про себя он отметил, что уже отвык от контраста – у щуплого мелкого Манабу был совершенно несоответствующий его внешности низкий голос.Повисло молчание, которое не показалось Таа долгим, потому что он жадно разглядывал брата. Лишь теперь, глядя на него вблизи, Таа понял, что тот изменился значительно сильней, чем ему казалось прежде по единственному фото. И дело было даже не в дорогой одежде и не в несколько облагороженной внешности, не в прическе и не в стильных очках – Манабу будто внутри изменился. Он выглядел уверенней, держал ровнее спину, плечи расправленными, голову высокоподнятой, а улыбался так нахально, словно весь мир принадлежал ему. С годами он стал еще больше походить на мать, Таа видел те же тонкие черты лица, что у мачехи, такие же высокие скулы и глубокие темные глаза – глядя в них, Таа чувствовал, что его затягивает, а отвести взгляд не хватает никаких сил. Манабу стал красивым. Очень красивым.- Это все, что ты хотел мне сказать? – насмешливо поинтересовался младший брат, и только теперь Таа очнулся, понимая, что он совсем не о том думает, глядя на своего злейшего врага.- Тебя прямо не узнать, - усмехнулся он вместо ответа. – На человека стал похож.- А ты все такой же, - пожал плечами Манабу. – Все такой же человек-решето. Никак не вырастешь из крашеных пател и пирсинга.Услышав это, Таа удовлетворенно кивнул. Как бы хорошо ни выглядел Манабу, сущность у него осталась прежней. Братик сыпал, как из рога изобилия, ехидными подколами, которые, как и раньше, не задевали Таа.- Все сказал? – весело поинтересовался он у Манабу и сделал полшага вперед, наступая на брата и не без удовольствия отмечая, что тот невольно попятился. – А теперь объясни мне, засранец, откуда ты опять взялся.- Не знаю, о чем ты, - дернул подбородком Манабу, но Таа по выражению его глаз понял, что тот чувствует себя отнюдь не так уверено, как пытается показать.- Объясняю, - терпеливо ответил на это Таа. – Я спрашиваю, какого хрена тебя, любителя волосатых задниц, заинтересовала моя девушка? И только попробуй сказать, что ты и теперь не понимаешь, о чем я.- Ах, так это была твоя девушка, - широко распахнул глаза в притворном удивлении Манабу. – А я все думаю, про какого урода она так любила мне рассказывать после секса…На последних словах Манабу благоразумно отступил еще немного назад, однако Таа, призвав на помощь всю свою выдержку, вдохнул, выдохнул и даже с места не шелохнулся, хотя в этот миг больше всего желал врезать по холеной физиономии брата.- Я не спрашивал, что она тебе рассказывала, - отчеканил он. – Я спрашиваю, какого хрена, Манабу?В конце реплики сдержаться не удалось, Таа немного повысил голос, что явно порадовало брата: на его лице отразилось удовлетворение, но вместо того, чтобы ответить, он заявил:- А зря не спрашиваешь. Она много интересного о тебе слила. О том, какой ты невнимательный, эгоистичный, самовлюбленный… Хотя все это я и так знал."Только не бей его, вы уже не дети", - попросил сам себя Таа, и чтобы не пустить в ход кулаки, медленно вытащил из кармана пачку сигарет и прикурил. Лишь после того, как затянулся, он снова взглянул на Манабу, который замер перед ним, напряженный и явно обескураженный тем, что на его слова не реагируют.- Ты же по мальчикам выступал, - заметил Таа и мысленно похвалил себя за то, что голос звучит ровно и непринужденно. – С чего это вдруг единственная женщина, которая тебе понравилась, оказалась вдруг моей? Улыбка Манабу, которая последние несколько секунд и без того казалась Таа насквозь фальшивой, исчезла, а брат неожиданно подался вперед и резко поднял вверх левую ладонь. Таа на миг показалось, что его сейчас попытаются ударить, и сразу перехватил руку Манабу за запястье.- А как ты думал? – неожиданно сорвавшимся голосом прошипел его брат. – Думал, я прощу тебе это?Только теперь до Таа дошло, что своим непонятным жестом Манабу демонстрировал ему изувеченную конечность. Понимание этого поразило Таа, он удивленно посмотрел на пальцы Манабу, которые со стороны казались совершенно обыкновенными, а потом поспешно отпустил его запястье.- Ну, охренеть. Это что, месть? – только и смог произнести он, и на лице брата за долю секунды злость сменилась удивлением, а следом – неподдельной яростью.- Ты хоть понимаешь, что ты сделал, сволочь? – выдохнул он, и Таа показалось, что даже в полумраке он увидел, как Манабу побледнел. – Ты же меня покалечил! Ты думал, я это так и оставлю?!- Манабу, тебя послушать, так я тебе обе ноги оторвал, - Таа сам удивился тому, что удается говорить с такой насмешкой в голосе, когда на деле он испытывал такое неописуемое изумление, что впору было стоять и только удивленно хлопать ресницами. – Спасибо сказал бы. Если бы не тот инцидент, топтал бы сейчас пыльные подмостки в злачных клубах.- А я, может, хотел их топтать! – не выдержав, повысил голос Манабу, в то время как глаза его опасно сузились.- Угу. Прозябал бы в нищете и ничего бы не добился. Ни тебе "Ягуара", ни большой карьеры модного фотографа, ни… - Таа хотел добавить еще что-то едкое о европейских красавцах в постели, но прикусил язык, понимая, что уже и так выдал себя.Только было поздно: Манабу не был дураком и уже понял, в чем ему только что признался Таа. Злость будто мгновенно исчезла, брат заметно расслабился, а на его лице тут же появилась торжествующая улыбка.- Что я слышу, - вкрадчиво произнес он и тоже полез в карман за сигаретами. – Кому-то не дает покоя моя жизнь. Кто-то следит за моими успехами.- Больно надо, - поморщился Таа, но не растерялся, тут же поясняя: - Или ты думаешь, что наша общая девушка только тебе рассказывает о том, с кем спит?Манабу не нашелся, что ответить на это, однако довольная улыбка с его лица не сошла. Он чуть откинул голову назад, как будто желая лучше видеть Таа, который был намного выше его и смотрел сверху вниз. Некогда сломанными пальцами он сжимал тонкую сигарету, и от того, что они не сгибались, этот жест выглядел женственным и даже немного блядским. Почему-то этим наглым взглядом, слащавой улыбкой, сигаретой в выпрямленных пальцах Манабу напоминал Таа шлюху, которая прикладывает неимоверные усилия, чтобы завлечь его, и от этой мысли он тут же испытал странное, но отнюдь не неприятное волнение. Неуместно Таа снова подумал о том, что Манабу красивый – слишком красивый и хрупкий для мужчины.- Я хотел тебе отомстить, а вместо этого оказал услугу, - поморщился тот, но тут же опять улыбнулся. – Хотел разрушить твое будущее, как ты разрушил мое, а вместо этого спас тебя от недалекой дуры, которая через месяц после знакомства со мной с радостью бросила парня, с которым встречалась пять лет.То ли осведомленность Манабу о длительности их с Анеко отношений, то ли сообщение о непродолжительности связи самого Манабу с девушкой неприятно удивило Таа, однако он постарался сохранить каменное выражение лица и промолчал, а брат, не дождавшись ответа, продолжил:- Это было так мерзко трахать того, кого трахал ты. И я опасался, что тянуться это все будет еще долго. Но от такого мудака, как мой любимый братец, она с радостью сбежала, как только я сказал, что люблю ее и хочу жить вместе. Она уже забрала свои вещи из твоей квартиры? Я ее попросил не затягивать с этим…На последних словах брата Таа все же не выдержал. Бросив окурок прямо на тротуар, он снова схватил Манабу за кисть, отчего сигарета выпала из пальцев, и притянул его ближе к себе.- Значит так, мой милый братик, - медленно отчеканил он, чувствуя при этом, как темнеет в глазах от бессильной ненависти. – Я не желаю выяснять, зачем ты сделал это и как. На этот раз я тебя прощаю, но если еще хоть раз увижу в этой жизни, ты будешь горько плакать.- Да ну-у? – насмешливо протянул в ответ Манабу, а его дыхание коснулось губ Таа, который только теперь понял, что неизвестно зачем притянул брата к себе слишком близко. – И что тогда случится? Сломаешь мне опять что-нибудь? Зубы выбьешь? Или глаза вырвешь, чтобы я и этой профессии лишился?От Манабу пахло сигаретами и дорогим парфюмом, а на запястье под кожей бился учащенный пульс, словно тот боялся или был сильно возбужден. Неожиданно Таа понял, что брат при этом никак не выглядел испуганным, и пока мысль его не шагнула дальше, торопливо отпустил его и отступил назад.- Обойдешься, говнюк, - ответил Таа и со всей брезгливостью провел ладонью по собственным джинсам, будто вытирая руку после прикосновения к чему-то особенно отвратительному. – Я в жизни больше не прикоснусь к такой пакости, как ты. Но в случае чего управу я на тебя найду, не сомневайся.На лице Манабу застыло нечитаемое выражение, а сам он почему-то сглотнул, и, наверное, именно из-за этого Таа уставился на его шею. В V-образном вырезе футболки были хорошо видны выпирающие ключицы и ямочка между ними – несмотря на то, что брат возмужал и повзрослел, он оставался все таким же худым. Невольно взгляд Таа скользнул ниже, и сам он задался вопросом, видны ли еще у Манабу ребра, как тогда, когда он нечаянно подсмотрел за братом и его дружком, или теперь тот выглядит более мужественно. Разглядеть под одеждой было невозможно, но Таа неожиданно понял, что ему очень хочется, чтобы Манабу оставался таким же изящным, как прежде.- Какой же ты отвратный, - произнес Таа вслух, будто желая заткнуть собственные мысли, однако произнесенные слова на Манабу не произвели видимого впечатления. Он склонил голову немного набок, с любопытством ожидая новых оскорблений, а Таа чуть зубами ни заскрежетал от понимания, что так брат выглядел еще привлекательней из-за этого шаловливого наклона головы и из-за того, что челка упала на лоб, делая его еще более миловидным и похожим на девушку."Я свихнулся", - решил Таа и, резко развернувшись, направился к своей машине, так больше не сказав ни слова.Уже садясь за руль, Таа увидел, что Манабу тоже неторопливо пошел к своему автомобилю, прижимая к груди сумку с фотоаппаратом. Усилием воли Таа заставил себя отвернуться и со злостью ударил кулаком по приборной панели.- Вашу мать, что это было сейчас… - в бессильной ярости прошептал он и зажмурился, но даже так перед мысленным взором опять стоял Манабу со своими ключицами и тонкими запястьями."А руки у него потрясающие", - совсем неуместно шепнул внутренний голос, и Таа с трудом сдержался, чтобы опять не выругаться вслух.Встреча с Манабу выбила его из колеи намного сильней, чем он мог себе представить даже при самом худшем раскладе, вот только всколыхнула она отнюдь не те чувства, которые Таа ожидал испытать при виде брата. С силой сжимая обеими руками руль, Таа тяжело дышал и ненавидел себя за собственные мысли и эмоции. В этот миг он остро чувствовал, что история на этом не закончится, а Манабу не исчезнет из его жизни так быстро, как ему этого хотелось. По крайней мере, из мыслей – так точно.Таа нажал на педаль газа, и машина резко сорвалась с места, сдавая назад. "Ягуар" Манабу почему-то по-прежнему стоял на парковке, по неведомой причине брат сидел в машине и не спешил уезжать, и Таа, повинуясь сиюминутному порыву и движимый слепой яростью, вдруг нашел способ выместить злость. Снова вжав педаль газа, он крутанул руль, врезаясь в задний бампер автомобиля брата. Удар вышел несильным, у Таа просто не было места, чтобы разогнаться, а свою машину он повредил как бы не больше машины Манабу. "Ягуар" толкнуло вперед, от чего он врезался в фонарный столб, однако даже так повреждения оставались не слишком существенными, что, впрочем, Таа уже не особо интересовало. Снова сдав назад и вырулив на дорогу, он подумал, что зря так мелочно проявил свою слабость, когда до этого нашел в себе силы сдержаться и уйти красиво, фигурально выражаясь, плюнув гнусному ублюдку в лицо. Но после того, как он попортил дорогую машину Манабу, Таа стало немного легче, злость отпустила, а сам он с мрачным удовлетворением пожелал брату провести много счастливых часов на станциях техобслуживания.О своей девушке Таа в этот миг почему-то вообще не думал.