Клуб неудачников (1/1)

На самом деле, это началось давно. Все триста с небольшим лет?— сколько Дайнин себя помнит, Риззен околачивался где-то рядом. Многие отцы пытаются быть на виду у своих детей, хотя это запрещено, и, в случае Риззена, который живёт со своими детьми в одном замке, нарушить запрещённую ?традицию? было бы большим преступлением, чем соблюсти её, так что Дайнин всегда воспринимал постоянное нахождение отца где-то поблизости как нечто обыденное. Будто так и должно быть.Риззен околачивался где-то рядом с самого младенчества Дайнина, но не для того чтобы переманить на свою сторону или заранее заручиться ценным союзником, а просто так. Что поделаешь, Риззен никогда не блистал умом, но Дайнин нашёл способ выжать из этого выгоду?— всё же, это неразумное создание несёт ответственность за те ранние воспоминания Дайнина, в которых было что-то кроме жестокости и стремления выжить любой ценой, и то, что происходило в последующие годы, тоже несло в себе определённую выгоду. В конце концов, хорошо, когда в мире есть дроу, при котором ты можешь немного ослабить паранойю.Но то, что раньше воспринималось Дайнином как пакт о ненападении постепенно переросло в некую форму союза. Странный это был союз?— никакой конечной цели, никаких сроков, никаких условий… Можно ли вообще называть подобное союзом? Но даже если нет, откуда-то Дайнин знал, что при отце можно говорить больше, чем обычно, и появляться без оружия.Начало встречам без оружия положил Риззен, конечно же. Дайнин, в отличие от своего слабоумного отца, никогда бы не додумался до такой вопиющей беспечности. Дайнин до конца жизни своей не забудет это ощущение округляющихся глаз и опадающей челюсти, когда слабоумный Риззен, оставшись с Дайнином наедине, демонстративно отложил в сторону всё, чем можно было бы наслать проклятие или перерезать глотку. Дайнину стало не по себе. Риззен так плох в своём магическом искусстве, что многие принимают его за воина?— но и воин из него, как из Дайнина ангел милосердия, и эта потенциальная жертва естественного отбора оставляет себя безоружным! Мысли в уме зашевелились укусившими себя за хвост змеями?— даже Нальфейн понял бы, что здесь замешан какой-то хитрый план,?— но какой хитрый план может сгенерировать пустой разум Риззена? Стратег из Риззена, как из Нальфейна архимаг, и способность к плетению интриг у него развита, как у Бризы самоконтроль?— иначе получал бы он не так часто, или хотя бы не ото всех подряд. ?Отчего второй сын и патрон должны бояться друг от друга???— беспечно спросил тогда Риззен, пока Дайнин искал пути отступления и пытался подобрать упавшую челюсть, а затем, с самой ехидной улыбкой, которую только видел Мензоберранзан, отец добавил: ?Или ты хочешь занять моё место при Матери Мэлис?? До Дайнина доходило долго, а когда дошло, почему-то возникли ощущения, схожие с алкогольной интоксикацией.А вскоре шокирующая мысль оставлять оружие в стороне перестала казаться такой шокирующей. Сначала это поспособствовало более лёгким и менее поверхностными разговорам, затем позволило пригласить общего друга по имени Алкоголь?— Дайнин был почти что в ужасе, узнав, что такой маленький и тонкий дроу может столько пить, но быстро успокоился, осознав, что они с отцом схожей комплекции и наносят одинаковый урон винному погребу Матери Мэлис,?— а через пару лет и вовсе заиграло в жизни важную роль, когда случилось немыслимое. Дайнин совершил фатальную ошибку, недооценив старшего брата во время покушения, и в тот же день был объявлен позором семьи и прислужником этого самого брата. В один миг гордый и почти что любимый сын Матери Мэлис превратился в униженное до глубины души пустое место, упав на самое дно?— до уровня своего отца. Все вокруг стали смотреть на гордого, но несломленного Дайнина, как на какую-нибудь противоестественную мерзость, вроде светлого эльфа, а Бриза и вовсе однажды сравнила его с человеком! Дайнин до сих пор проваливается в Бездну от унижения, вспоминая тот случай… И вот тогда-то вдруг пригодилось странное подобие союза.Дайнин опустился на самое дно, а Риззен с этого дна даже не поднимался. Дайнин и дня не помнит, чтобы его отец не получал от женщин семьи?— а то даже и не семьи, и не только женщин?— вот, насколько всё было плохо! —?тогда-то и спелись два ничтожества… Вернее, ?униженные помогли друг другу?.Сначала это были всего лишь разговоры равных, скрашенные обществом очередной бутылки, украденной из запасов Матери Мэлис,?— и на эту самоубийственную миссию всегда шёл Риззен, ведь ему в любом случае достанется, так пусть хотя бы за дело,?— но постепенно разговоры становились всё менее поверхностными, алкоголь всё более крепким, а союз носил всё более иблитский характер. Начинали появляться странные штуки, о которых писали в книгах о ереси?— как там говорилось? ?Принятие?, ?взаимопонимание?, ?доверие?… Даже звучит противоестественно! И Дайнин переживал огромный стресс, понимая, что всё реже испытывает желание ударить Риззена, даже когда тот начинает раздражать своим слабоумием. Это было довольно тревожно,?— хотя Дайнин был готов засунуть эту тревогу куда подальше, ведь вскоре нашёлся отличный формальный предлог поддерживать это странное подобие союза. В конце концов, Риззен?— муж матроны, и он каким-то образом подобрал ключ от ?сердца? Матери Мэлис, а это значит что? Это значит вещь, которую Дайнин мечтает стереть из памяти, помыв при это мозг с мылом. Мать Мэлис довольна тем, как Риззен выполняет свою основную работу, и иногда она довольна настолько, что расслабляется и, не покидая постель и делая ?перерывы? на второй, третий,?— и кто знает, сколько ещё,?— раунд, начинает делиться с мужем сведениями обо всём подряд?— и Дайнин больше всего в жизни желает выбросить эту картину из головы.Но результат таков, что в руки Дайнина, через посредника, попадает множество фактов, как о домочадцах, так и о делах вне дома. Вот и кто Дайнин такой, чтобы упускать ценную информацию, саму дающуюся в руки?—?…?таков наш обычай, и таково слово Ллос!?, говорит она, а я ей ?Бриза не станет ждать сто лет, чтобы отобрать власть у матери!?, а она представь себе, что отвечает? ?Тупое животное, я пытаюсь спасти мать от Вирны!?Дайнин слушает, не сводя с отца глаз. Перед глазами уже начинает плыть от специального гостя сегодняшнего ?вечера??— двадцатиградусного грибного вина, но слова запечатлеваются в памяти. Риззен, наверное, сам не понял, что именно рассказал, но главное?— Дайнин всё слышал и запомнил. Возвышение Вирны ему совсем не на руку, но что же он может сделать? Надо будет подумать на трезвую голову. Менять потенциальную покровительницу поздно, и вряд ли он сможет найти подход к Вирне теперь… Надо же, Дайнин переживает за отношения Бризы и власти больше, чем за любые из своих. Расскажи ему кто-нибудь об этом лет десять назад?— до того, как Дайнин начал активно задумываться о ?будущем?,?— он бы косо взглянул на говорящего, убив сконцентрированной в этом взгляде презрительностью.А Риззен тем делом плавно перешёл к своему вечному нытью. Его язык уже заплетается так, что можно разобрать не каждое слово, но Дайнин даже не удивляется, услышав, что Бриза снова познакомила его со своим шестиголовым хлыстом. Подумаешь, новость… Странно было бы, упусти она такую возможность, тем более, Риззен только и умеет, что ныть, бестолково огрызаться и нарываться на проблемы. Куда больше Дайнина удивило то, что Риззен в потоке полу-бессвязных откровений назвал её ?доченькой?.—?Не дочь она тебе,?— заявил Дайнин, почему-то с обидой. Риззен долго осмыслял реплику, смотря расфокусированным взглядом и подпирая голову рукой, а затем выдал что-то вроде ?ничего ты не понимаешь, Дайнин До’Урден?. А Дайнин и вправду ничего не понимал. По какой-то неведомой ему причине Риззен и Бриза должны называть себя отцом и дочерью, но даже заезжим иблитам понятно, что здесь что-то не сходится. К тому же, стал бы тогда Риззен прятать хитрую улыбку до ушей, когда Мать Мэлис, ругая Бризу, всех кобольдов вешает на её отца? Риззен, конечно, альтернативно-мыслящий дроу, но не настолько же…—?Она мне как дочь,?— заявил Риззен с самым драматичным видом, и Дайнин только отмахнулся, не желая даже слышать об этом. Риззена, однако, было не заткнуть. —?И я так рад, что она помирилась с матерью,?— Дайнин сокрушённо потянулся к бутылке при этих словах. Бедняга совсем запутался. Бриза не ссорилась с Матерью Мэлис, она всего лишь хотела убить её. Так делает любая готовая отнять власть дочь… Но если она ?помирилась? с матерью, уж не значит ли это, что теперь Бриза оставила сладкие мечты о власти? Дайнину это было бы совсем не на руку. —?Растущая мощь нашей могущественной матроны,?— продолжил всё тот же драматичный Риззен,?— заставила доченьку умерить честолюбие. Мать Мэлис сейчас в зените славы и в фаворе у Ллос, а Бриза предана богине до фанатизма, так что мать она теперь почитает сверх меры.Дайнин закатил глаза, почти испытывая странное желание прижать беднягу к груди и сочувственно погладить по голове. Забавно слушать подобные речи в исполнении того, кто так напился, что едва выговаривает слова, но есть в этих речах и поведении Риззена что-то, отчего Дайнину кажется, что его отец всё же не выдержал своей жизни и сошёл с ума. Наверное, Дайнин тоже сошёл с ума, ведь последнее обстоятельство совсем не кажется ему забавным.И почему-то даже возникает противоестественное желание поддержать и успокоить.—?Мать Мэлис сделает правильный выбор, если разжалует Закнафейна до простого солдата,?— ни с того ни с сего заявляет ?поддерживающий? Дайнин. Риззен долго смотрит на него, видимо, пытаясь понять, как сын перешёл к этой мысли, а затем суть фразы доходит до него. Риззен улыбается, смотря на сына с такой чистой благодарностью, что Дайнину хочется зашипеть, будто на него опрокинули чан святой воды. —?Ты сам видел, как сильно он сдал,?— оправдывается Дайнин на всякий случай.—?Мать Мэлис говорит, что он уже не так хорош собой, как раньше,?— продолжает его мысль Риззен, одновременно злорадствуя и чуть не плача от счастья,?— а столь будоражащая её душу воля надломилась. Мне почти не приходится больше отвечать за его выходки… Теперь вся жизнь его посвящена одному лишь оружию и, видит богиня, Мать Мэлис уже подумала бы отправить его на жертвенник, не будь он так полезен Дому… Столь горьким было её разочарование.Дайнину вдруг стало неуютно. Последние слова Риззен говорил уже сквозь зубы, смотря при этом в никуда взглядом загнанного зверя. Вот уже больше трёхсот лет два постоянных избранника Матери Мэлис ненавидят друг друга, но это два совершенно разных вида ненависти. Закнафейн видит в сопернике всего лишь надоедливого, слабого дроу, и его задевает то, что Мать Мэлис выбирает между Закнафейном и этим. Риззен же видит в ответ непобедимого противника, который мог бы убить одним ударом и которому всё сходит с рук вопреки законам и правилам. Прав ли хотя бы один из них?— Дайнин не может решить даже для себя, но результат таков, что в ?гареме? Матери Мэлис идёт вялотекущая, многовековая вражда, и даже бесконечный поток ?одноразовых? фаворитов Матери Мэлис не оказывает на эту вражду никакого влияния. Не надо многого понимать и видеть подоплёку поступков, чтобы узнать самое странное во всей этой вражде?— Закнафейн и Риззен, что бы они не говорили, не столько жаждут внимания Матери Мэлис, сколько ненавидят друг друга. Первый игнорирует и испытывает демонстративное презрение, второй сгорает от бессильной ярости, ведь даже попытки создать иллюзию почтения, чтобы подобраться к неприятелю ближе, не дают никакого результата. Мать Мэлис с упоением наблюдает за всем этим, как за самым увлекательным шоу, и ей не будет никакого дела, даже если выяснится, что оба избранника ненавидят её. Её саму, как любую женщину, интересует только утоление бесконечной похоти,?— хотя в случае Матери Мэлис один любовник не справится с этим при всём старании.И всё же, что движет этими двумя, помимо ненависти друг к другу? Оба говорят, что привязаны к Матери Мэлис, но и Дайнин много чего может сказать, если в противном случае ему укажут на жертвенник. Оба оказались в этом замке не по своему желанию?— Закнафейн во взрослом возрасте, чем Риззен похвастаться не может; оба попадали в фавор и теряли положение?— Закнафейн оставался рядом, ведь он полезен, чем Риззен, опять же, похвастаться не может; обоим пришлось привыкать?—?все ?потери? Закнафейна свелись к частичному ограничению воли, он отделался легко, а Риззену и в этот раз похвастаться нечем. Что думает о матроне Зак, остаётся на уме у Зака, но сама она ненавидит Закнафейна, и почему-то, одновременно с этим и в той же степени желает видеть его в своей спальне, а Риззена, помимо бесконечных отговорок про рабскую покорность, милое личико и умение расхваливать, она держит от странного пристрастия мучить именно его. Иногда припоминая при этом Закнафейна. Порой?— в качестве расплаты за очередной акт непокорности Зака. Но факт в том, что всё это подогревает и без того пламенную ненависть между избранниками матроны.И от каждого упоминания этих гаремных страстей Дайнину хочется стереть себе память и очистить мозг. При всей вовлечённости в закулисные игры, эта вялотекущая вражда кажется ему бессмысленной тратой сил и времени.—?Но главное, с чего всё началось,?— откровенно злорадствует Риззен. —?Третий сын, которого принесли в жертву… Мать Мэлис рассказала Закнафейну, что это был его сын. Я не знаю, зачем, но это был восхитительно злой поступок.Дайнин соображал долго. С одной стороны, паззл начинает складываться, с другой?— Закнафейна выбило из колеи то, что его сын убит? Допустим, странный Закнафейн может переживать по такому надуманному поводу, но это всего лишь младенец?— даже неизвестно, был бы от него толк… Это, в конце концов, не дочь, которая одним фактом рождения могла бы принести много выгоды своему отцу. Неужели Риззен что-то недоговаривает?—?Сначала он был рад жертвоприношению, так же, как все мы,?— продолжал Риззен, криво улыбаясь и с горящими от многовековой бессильной ярости глазами,?— но надо же… Оказывается, он был рад тому, что богине отдали его сына. Мать Мэлис так великолепна в своей ненависти… Она сказала это Закнафейну в лицо, при мне. Он не поверил, он до-о-олго не верил… Но, в конце концов, он признал, что такой же, как все мы. Мать Мэлис заставила его это признать. Он думал, что не такой, как все, что он особенный, что заперт в подземельях с бесконечными толпами злобных дроу?— но Мать Мэлис показала ему, что он такой же. Радоваться убийству своего ребёнка… Это восхитительно злобный поступок.Дайнин медленно кивнул, осмысляя эти слова, и потянулся к скучающей бутылке, стараясь не смотреть на своего отца. Риззен ненавидел Закнафейна самой страшной ненавистью, и, даже рассказывая о падении соперника, он едва держал себя в руках. Риззена трясло от ярости, но в его речи слишком отчётливо звучал восторг,?— сцепленные пальцы были напряжены до серых костяшек, лицо ?озаряла? напряжённая улыбка, а в глазах по совершенно непонятной причине стояли слёзы. Будь на месте проверенного Риззена любой другой дроу, Дайнин вскочил бы из-за того, что они назначили столом, и кинулся к оружию?— или просто бежал подальше от этого маньяка.И всё же Дайнин понял, по какому признаку Мать Мэлис выбирает себе постоянных фаворитов. Она просто любит ненормальных.Риззен странное, слабоумное, альтернативно-мыслящее и почти заставляющее ударить его создание, а Закнафейн… Закнафейн, если подумать, не так далеко от него ушёл. Это мог быть вполне разумный дроу, если бы не пара ?но?, и все эти ?но? стремительно обостряются последние несколько лет.Зак всё так же склонен эмоциональным монологам,?— все, конечно же, делают вид, что ничего не слышали,?— но, если раньше Дайнин развлекался, стараясь подслушать это бесконечное нытьё с откровениями об ущербном восприятии мира, то со временем нытьё начало раздражать. Дайнин видел всякое, но этот аттракцион ничто не превзойдёт. Невероятно сильный и немыслимо слабый дроу в одном лице! Такой же тряпка, какой была когда-то его дочь, и такой же нытик, каким, наверное, мог бы стать его отданный богине сын. Зак одолеет любого врага и выйдет против любой неведомой твари, но вскоре после этого начнутся драматичные мысли вслух, от которых Дайнин не знает, смеяться ему или плакать. Зак рассуждает о том, как зол и отвратителен его народ, как все здесь жестоки, как калечат души детей, ломают инакомыслящих, и даже богине достаётся пара неласковых… Но при этом он остаётся в городе. Продолжает жить среди столь отвратительного ему народа и по-прежнему учит дровийскую молодёжь убивать. А ведь с таким мастерством Зак мог бы сбежать в любой момент, и покажите того, кто встал бы у него на пути! Даже Матери Мэлис уже едва ли есть до него дело, ведь Зак,?— спасибо Риззену за информацию, которую Дайнин мечтает стереть из своей памяти,?— вместе со вкусом к жизни растерял все свои прежде ценимые навыки, не связанные с оружием напрямую, а мать совершенно неспособна ладить с мужчиной, который, будучи ей не сыном, не радует её в постели.Дайнин ничего не понимал. Он многого в своей жизни не понимал, и нытьё кого бы то ни было всегда находилось в списке, но чего он не понимал особенно, так это почему Закнафейн?— слишком сильный для мужчины, вечно избегающий наказания, позволяющий себе выходки, от которых даже дерзкому Дайнину становится не по себе,?— не удосужится хотя бы избавить мир от слабого и явно мешающего ему Риззена. Какие тут могут быть разговоры о побеге…—?Но был ещё более злобный, более восхитительный поступок,?— продолжает Риззен. Он, кажется, успокоился и даже принял благообразный вид, будто сейчас пойдут разговоры о величии богини. Риззен, конечно, всегда чтил богиню?— кажется, он из тех дроу, что пытаются найти в этом утешение, но всё же, такие серьёзные вопросы принято оставлять женщинам. —?Он с трудом пережил это.И Дайнин почему-то сразу понял, что речь идёт о воспитании любимой дочки мастера оружия. Закнафейн пытался быть рядом со своей единственной дочерью, так же, как Риззен пытался быть рядом со всеми своими детьми, и, кажется, даже причины были те же, но у Закнафейна есть весьма ощутимый дефект, видимо, передающийся по наследству. Что-то с ним не так, и это ?не так? передалось его дочери. Дайнин сотню раз видел странные обмены взглядами между этими двумя?— Вирна смотрела на отца без презрения, и говорила с ним, почти как с равным. Это был не страх перед невероятным боевым мастерством Закнафейна?— они даже не пытались выяснить, кто из них сильнее, ведь Вирна?— подумать только! —?ни разу не замахнулась на своего отца хлыстом, даже если Зак, по всем признакам, этого заслуживал. Им было друг до друга какое-то дело, и за всем этим не стояло никакой выгоды. Дайнин этого не понимал, а Риззен сгорал от зависти, ведь его Майя, в отличии от странной Вирны, была образцовой дроу, и никакие забота и почтение не останавливали её от возможности ударить своего отца. Оба избранника Матери Мэлис ?воспитывали? дочерей одинаково, пытаясь просто быть рядом и сделать их жизнь немного легче, но Вирна ввяжется ради Закнафейна в бой, а Майя без лишних раздумий поведёт Риззена к жертвеннику.Но всё это, конечно, осталось в прошлом.Риззен, осознавая этот факт, злорадствует, а Дайнин просто испытывает облегчение. Эта противоположность ненависти, некогда связывающая Вирну и Закнафейна, выглядела довольно противоестественно. Почти по-иблитски. Оскорбительно для их семьи.—?Ты ведь знаешь, что средняя дочь стала лучшей из лучших? —?поинтересовался Риззен. Дайнин кивнул, отметив про себя, что Риззен в кои-то веки проявил намёк на присутствие мозга в его предположительно пустой черепной коробке?— не назвал грозную Вирну по имени. О столь опасных и влиятельных женщинах лучше вообще не говорить, даже расхваливая их заслуги и навыки. —?Средняя дочь склонялась к ереси, но Мать Мэлис умеет вести разъяснительные беседы. Допустим… Многие вещи могут случиться даже с таким опасным и полезным дроу, как наш мастер оружия,?— Риззен вдруг заговорил беззаботно, с лёгкой улыбкой, и рука Дайнина почему-то отставила чашу с грибным вином в сторону, схватившись за бутылку. —?Вдруг, совершенно случайно, всем станет известно, что он мешает одной из жриц добиться состояния абсолютной безжалостности, чтобы научиться как следует почитать богиню… Ты ведь знаешь, что богиня велит делать с такими? С теми, кто сбивает жриц с пути. Быстрая смерть на жертвеннике?— это для них благословение. Средняя дочь не хотела для нашего мастера оружия такой участи. Она бросилась вымаливать у богини прощение… Когда-то она говорила, что Ллос?— божество немилосердное, но она очень ошибалась. Наша богиня милосердна, она защищает нас и прощает слишком многое. Средняя дочь, видя это, отреклась от своей ереси и через какие-то пару лет она уже похвалялась тем, как легко управляет демонами.—?Но осечки всё ещё бывают,?— зачем-то возразил Дайнин. Риззен взглянул на сына так, что Дайнину стало не по себе. Если бы Риззен так смотрел на тех, кто намеревается его ударить, он бы, наверное, ходил целым и невредимым. —?Главное, что это длится совсем недолго и бывает редко,?— быстро исправил ситуацию Дайнин. Как же не хотелось ему тянуться за оружием… —?Когда ?средняя дочь? много выпьет, например.Риззен кивнул, снова улыбнувшись. Такой расклад мстительного отца устраивал.—?Закнафейн становится слабее,?— продолжил ?оживший? Риззен, отнимая у сына бутылку. Тот уже было запротестовал, но Риззен наполнил их чаши, так что протест отклонил себя сам. —?Если бы это случилось за пару лет до твоего рождения…?Ты убил бы его? —?гадал Дайнин во время драматической паузы. —?Он не представлял бы ценности? Мать Мэлис выбрала бы кого-то другого??—?У нас был бы совсем другой мастер оружия.?Ожидаемо?,?— Дайнин был немного разочарован.—?Странно представлять Нальфейна в этой роли.Дайнин подавился вином, и пришлось его откачивать.—?Был ещё один Нальфейн, о котором я не знаю? —?спросил Дайнин пару минут спустя, когда максимально глупая смерть миновала его. Риззен замотал головой из стороны в сторону, всё ещё поддерживая приходящего в себя Дайнина.—?Только твой старший брат. Ты разве не знал? Мать Мэлис хотела сделать из него мастера оружия, на смену своему не особенно успешному брату. Но Нальфейн был не готов, он медлил с оправданием надежд нашей могущественной матроны, а затем появился Закнафейн, и…—?Так Нальфейн воин?! —?Глаза Дайнина округлились сами. Риззен неуверенно кивнул, и тогда рука без всякого ведома потянулась к бутылке. Пить грибное вино, которое только что чуть не принесло самую нелепую смерть, казалось сомнительной идеей, но иначе никак. Иначе информация попросту не воспримется. —?Нет, Риззен До’Урден, не морочь мне голову. Я скорее поверю, что в нашей семье мог родиться отступник, не чтущий богиню и готовый к жизни на поверхности… Бросай пить, с такими рассказами!Риззен молча улыбнулся. Вряд ли предложению бросить пить, но чему же тогда?Уж не правду ли он рассказал? От одной мысли о том, что началось бы, стань Нальфейн мастером оружия?— то есть, его учителем и ?начальником?, Дайнин испытывал нечто схожее с сердечным приступом. Это надо было срочно компенсировать алкоголем в крови. Эту мысль надо потерять где-нибудь?— вместе с образом крайне удовлетворённой Матери Мэлис из рассказов Риззена,?— и никогда, никогда больше не вспоминать об этом.Дайнин поставил перед собой цель, а он всегда был целеустремлённым дроу. Риззен перед собой целей не ставил, но Дайнина в его экстренной борьбе с остатками трезвости охотно поддержал. Победа стремительно приближалась, и всё это время Риззен продолжал развлекать сына историями?— Дайнин ничего не запомнил, кроме упоминания вынесенного при штурме ?Дома, которого нет и никогда не было? мешка, размером с небольшого дроу. Дайнин помнит слишком смутно?— вот только Риззен упоминал этот мешок с таким видом, будто речь идёт о делах сильнейших, и о таком кому попало не говорят, и Дайнин локти готов был сгрызть от любопытства.И как они перешли от этого к взаимному нытью, останется загадкой даже для них самих.А ведь Дайнин так хорошо начинал… Так умён, так ловок, так талантлив?— настолько полезный сын, что даже мама его любит, но стоило всего один раз совершить ошибку, и вот жизнь пошла по наклонной. Алкоголь привычно раскрывал талант оратора в обратную сторону, и на донесение простой мысли ушла целая вечность?— и всё равно ничего не было понятно. Даже Риззен, дошедший до той же кондиции, ничего не понял, но он прочувствовал драматизм, а это главное. Дайнин жаловался на тяжкую судьбинушку, успевая при этом, к своему же удивлению, радоваться?— ведь он говорит всё это вслух. Его слушают. Его, кажется, даже не осуждают… Если бы Дайнин знал раньше, что так можно, он бы, наверное, был чуть менее злым… Но откуда ему было знать, что так можно!А когда откровения Дайнина прекратились?— они бы долго не прекращались, просто он устал говорить,?— настала очередь Риззена. Невооружённым ухом слышно, что он в нытье профессионал. Он, по своим же словам, всегда был неудачником. Одна единственная удача?— попадание в руки Матери Мэлис, и то удача это лишь на словах. Он при Матери Мэлис всю свою жизнь, даже родную семью не помнит,?— и на этом моменте Дайнин было насторожился, но Риззен его удивил. Слишком внезапно драматичные откровения перешли в почти что в хвастовство, ведь всех, - кроме разве что ненавистного Закнафейна, - соперников приносят в жертву или отправляют по домам, а он ?возвращается? раз за разом, не надоедая матроне уже больше четырёхсот лет. Мать Мэлис не бросает Риззена, и, если набраться немыслимой наглости, то это даже можно назвать привязанностью.И так же внезапно рассказ самого счастливого в этот миг дроу вернулся в прежнее русло. Дайнин даже вздохнул с облегчением?— всё же, неприятно, когда кто-то счастлив. Риззен стремительно терял дровийский облик, всё чаще прикладываясь к бутылке?— и вот он уже переходит от не такой уж доброй Матери Мэлис к непобедимому и ненавистному сопернику Закнафейну, а затем к жестокой, вечно находящей случай познакомить со своим хлыстом Бризе,?— и вот он добирается до Майи. Дайнин не понял бы сути претензий, даже будь они оба трезвыми, но, кажется, Риззену не нравится то, что дочь его бьёт.—?Сложно жить,?— глубокомысленно, на манер тоста произносит Дайнин,?— когда весь мир?— Дом До’Урден, а ты в нем?— Риззен.Эти слова отца почему-то не успокаивают, а даже, кажется, наоборот,?— и вот, какие-то полбутылки спустя, они двое уже не просто сидят на полу, опираясь друг на друга, а почти что сворачиваются калачиком, рыдая друг другу в жилетки. Как же неловко будет об этом вспоминать…—?А я теперь вынужден служить кошке,?— вдруг признаётся Дайнин.Риззен почти успокаивается, поднимая взгляд на сына.—?Надо же,?— сокрушённо начинает Риззен,?— даже в борьбе за место главного неудачника меня кто-то одолел.И он получает опустевшей бутылкой, едва успев сообразить, как это прозвучало.