4. (1/1)

Годы шли, и Закнафейн всё больше расставался с иллюзией относительной свободы. На что ему право отлучаться из замка, наведываясь в кабак не реже разбитной простолюдинки, на что ему расположение теневого короля и право на измену, будто всемогущая Мэлис столетиями не подозревает о связи с Даб’Ней?— на что Закнафейну невиданные вольности, если он не может обменяться парой слов с сыном! Ради Дзирта он терпит притеснения, но мальчик отдан Ллос, а у Ллос есть глаза и уши. Бриза присматривала бы за ними циклами Нарбондели напролёт, благо у первой жрицы случаются дела важнее морального уничтожения пары презренных самцов?— но как мог Закнафейн надеяться на хотя бы глоток свободы? С каких пор прожжённый дроу уверовал в чудо, подобно своему мечтательному сыну?Долгожданная свобода оборвалась резко, с явлением младшего исчадия злобной ведьмы и её подхалима. Беспомощная ярость чередовалась с безнадёжной тоской, и Закнафейна не оставлял вопрос?— могла ли Мэлис унизить собственную дочь, приволочив ?наказанную? Майю в тренировочный зал почти что за ухо? Было ли это очередным проявлением невменяемости Мэлис, тьмы чёрной не видящей от желания сломать непокорного любовника, или унижение дочери всего лишь первый шаг в очередной схеме? ?Смотри, как надо сражаться, и учись!?, брошенное ведьмой сквозь зубы, никак не подходило Майе?— младшее отродье по женской линии было едва не самой многообещающей из всех, кого мастеру оружия приходилось наставлять… Теперь это дарование смотрит на Дзирта пещерным волком, без слов обещая отыграться за унижение, а невинное дитя, готовое ?понять? саму Ллос, принимает колкий прищур и косую улыбку за подавляемый интерес.В конце концов, Майя исчезла из поля зрения?— Закнафейн слишком хорошо знал Мэлис, чтобы позволить себе расслабиться, а потому выловить в кромешной тьме другое злобное отродье было не так досадно. ?Видишь ли?,?— оправдывался Дайнин, пригвождённый скимитарами за щегольскую котту, таким тоном, будто даёт начало притче,?— ?случается, что я прохожу мимо?. Слугам и прочим посыльным удивляться не приходилось?— третий лишний рисковал своей никчёмной жизнью каждый раз, когда обучение нарушал призрачный намёк на привязанность, дрожащие голоса перепуганных рабов и слуг оглашали срочное распоряжение матроны каждый раз, едва Закнафейн позволял себе на полшага отойти от роли сурового учителя, чьё кредо ?все возятся с тобой, дар Ллос, но я не такой, как все?.?В чрезмерной паранойе, мой дорогой отец и лучший друг в одном лице, нет ничего привлекательного?, говорил взгляд настороженного юнца?— Закнафейн срывал знаки Дома, готовый содрать с себя и кожу, если бы ведьма его заклеймила воинственным пауком со своего герба. Он задействовал все свои невеликие познания в презираемой магии, силясь обнаружить источник слежки, он терроризировал Дзирта ехидными намёками, будто бы ни в чём не повинный мальчик бегает к матроне с жалобами?— но несчастное дитя не знало, что это лишь оттень всей беды. Откуда юнцу было знать, что закадычное приятельство с самим Джарлаксом омрачнено возросшей подозрительностью? Откуда было знать Дзирту, что союз мастера оружия с любовницей перестаёт быть союзом? Наивное дитя с невинными глазами не знает, что может говорить дроу, не веля точить себе похоронные ножи?— в ничуть не собственнических объятиях Даб’Ней Закнафейн порой вёл себя, как создание, вольное до невменяемости, свободное творить всё, вплоть до разговоров о чувствах.А затем Закнафейн вспоминал, что не один он в этом мире носитель морального конфликта, и Паучихе единой известно, какая сила посеяла привязанность убийцы жриц к бывшей жрице?— но что за сила держит бывшую жрицу рядом с убийцей жриц? Уж не желание ли выслужиться перед очередной матроной? Всё встаёт на свои места, если рассуждать таким образом?— Даб’Ней успела подмочить репутацию схожей историей, и разве есть во тьме иная причина, отчего Мэлис терпела бы столь наглую выходку одного из своих мужей? Мэлис женщина, а женщины не только похотливы, но и горды донельзя?— так есть ли причина не связать одно с другим? Бездомная жрица прибилась к отряду наёмников, не успев забыть прелести жизни одной из хозяек этого мира?— почему бы ей не только донашивать вещь за великой Мэлис, но и запоминать каждое слово своего будто бы недалёкого любовника в обмен на деньги и обещания этой ведьмы? Да, гениальному Джарлаксу не стоило большого труда оправдать странности и без того непростого приятеля сочетанием сложного характера и потока жизненных неурядиц, а Даб’Ней принимала всё менее прозрачные намёки на злой умысел снисходительно, со свойственным женщинам покровительственным умилением, будто бы чрезмерная паранойя на ровном месте всего лишь обычные мужские капризы?— или следствие трогательной привязанности постельного зверька… А Закнафейн между тем становился невменяем, как проклятая Мэлис.Происходящее всё больше виделось войной против Ллос?— Зак всего лишь хотел быть сыну, своей причине терпеть эту жизнь, союзником, но каждый тёплый взгляд наказуем, каждый порыв ободряюще похлопать по плечу обращается мыслями Майи?— младшее исчадие по женской линии вынуждено изучать служанок Ллос, и разве не восхитительно было бы переступить порог всяческого правдоподобия, одолев одну из йоклол? Закнафейн радуется успехам сына больше, чем это положено гордому учителю, и тут же перенимает самодовольство Дайнина?— к чему страдания, когда твоя жизнь предмет зависти, а ты чудо как хорош, и место тебе, такому талантливому, среди женских особей… Закнафейн сжимает кулаки в отчаянии, какое не выдать за ярость, представляя будущее мальчика, и печаль Риззена обрушается на него…Когда ничтожество впервые показалось на пороге тренировочного зала, Закнафейн решил, что это даже не смешно. Дзирт рос, обнаруживал всё больший потенциал?— слишком великий, чтобы ограничить ?самоцвет Паучихи? мужскими делами, вроде мытья полов и вышивки, и Мэлис на радостях повелела обучить своего позднего ребёнка всему, вплоть до ведения боя против мага… Но и это перестаёт быть важным, когда в безрадостном существовании всё же находится место для долгожданного глотка свободы.—?Ты… Сражался с диким зверем? —?в голосе мальчика звучит робкая надежда неизвестно на что, а взгляд стекленеет в ужасе, будто Дзирт заметил жрицу, пока его учитель снимал поддоспешник.—?Зверем? —?переспросил Закнафейн, ничего не понимая, а затем он вспомнил о шрамах на своей спине и взглянул на застывшего мальчика… Можно ли назвать мальчиком того, кто почти догнал тебя в росте? —?Зверем… Ещё каким!Закнафейн усмехнулся?— маска сурового учителя расходится десятком трещин, и Дзирт при невинности, противоречащей идее выживания, стремительно осознаёт глупость своей догадки. Его щёки раскаляются румянцем, и, видит Паучиха, оберегаемое дитя рассуждает в нужную сторону.—?Так делают женщины? —?робко спрашивает юнец с лицом, раскалившемся добела.Закнафейн поджимает губы, ища силы для заговорщической улыбки, и ощущает себя отцом гораздо больше, чем в те редкие моменты, когда ему удавалось проникнуть к младенцу-Дзирту от непонятной потребности взять дитя на руки. С чего бы начать, как бы объяснить?.. Чистое доверие создания, готового ловить каждое твоё слово, как величайшую истину, обращает отца и сына в существ низшей расы, привнося свет в беспросветную прежде жизнь, и как жаль было бы рушить идиллию трагичностью своего настоящего и драмой его будущего?— ведь Закнафейн горд и своенравен, такого не взять ни платой, ни милостями, а сила, невероятная для мужчины, мешает женщинам получить желаемое так, как велела этим похотливым агрессоршам сама природа. Он, говорят, весьма хорош собой, но женственность облика и поведения играет в его пользу?— соблазниться Закнафейном всё равно что дать надежду своим боевым подругам. В плену Мэлис, в руках её предшественницы, почти по-мужски благородной матроны Симфрей, и в самом начале пути, когда он был никому не нужным бродяжкой, сбежавшим из опустевшей лачуги своей взбалмошной родительницы к горстке потерявшихся в этой жизни и отупевших от грибных спор отщепенцев?— с самого начала им интересовались только затем, чтобы получить качественное потомство от сильного самца. Низведение до промежуточной ступени между животным и вещью казалось более унизительной участью, чем очутиться в толпе своих боевых подруг, показавших, наконец, настоящее лицо под радостное скандирование мальчиков-подстилок из вашей банды, уверенных, что с ними такого никогда не случится, и очнуться после в канаве, куда вчерашние сёстры по оружию вышвырнут всё, что от тебя останется… Унизительнее выбора между судьбой цепного раба для грубых клиенток где-нибудь на дне Браэрина и честью быть безотказной вещью одной-единственной хозяйки. Очень унизительно, это пробуждало исконно-мужскую тоску, будто ты недостаточно хорош хотя бы для ?мяса??— с другой стороны, общение с похотливыми животными проходило безболезненно, почти в форме сделки. С самого начала разговор с Закнафейном был короток?— ?клиентка? ложится на спину, разводя ноги, держа руки где-нибудь на виду, и велит забраться сверху, приказывая продержаться хотя бы пару минут. Унизительно?— но пусть лучше так, чем вздрагивать затем от каждого шороха и водить знакомство с магом, чтобы покупать у того исцеляющее зелье без наценки.А затем Закнафейн осознал, что выбирать шлюху для селекции не придёт в голову даже самой невменяемой?— это лишь предлог, чтобы протянуть свои педипальпы к самым неприступным. Гордость и стремление брать всё, что не одна из них, течёт у женщин в крови, а значит, нет во тьме мужчины, защищённого от участи трофея.—?Неприкасаемый не знает, что его растят как рофа на убой,?— Зак ехидно поджал губы и тут же одёрнул себя. Что с ним стало, как может он запугивать своё несчастное дитя! —?Неужто жрицы не обучили… То есть, они ведь должны были… Объяснить.—?Я кое-что видел,?— Дзирт, казалось, понимал отца интуитивно. Его щёки запылали пуще прежнего, и Зак готов был поклясться?— невинное создание слишком невинно, чтобы сметь прокручивать ту сцену в памяти… А может, Дзирт слишком напуган, и не знает, как забыть увиденное? Несчастное, обречённое создание?— он, конечно, и не знает, что за ?невинность? обязан сберечь! —?Правда, что такое будет с каждым мужчиной? Каждого из нас… В-вот так…—?Зависит от того, что именно ты подсмотрел,?— Зак улыбнулся, готовый ободрить сына, а заодно четвертовать очередного соглядатая Ллос, что нарушит их внезапное сближение. Мальчик говорит с ним, пусть от безысходности, но говорит?— какое дело Дзирту до того, что из ?дяди Зака? вылепили монстра-параноика… А что, если в том и был расчёт? Что, если доверие мальчика было обещано одной лишь Вирне… Жрице.—?Ну, я… Меня ведь отдадут самой достойной, кого выберет мать… ?Мать Мэлис?, и… Меня отдадут самой достойной жрице, и я слышал, что… Что те, кого растят для жриц, они должны… Т-то есть, меня, конечно, всему научат, и Вирна обещала, что Ллос меня защитит, что всё будет хорошо, даже ?очень хорошо?, но… Каково это, когда…—?Нашёл, кого спросить.Закнафейн выхватил скимитары из ножен, едва не искромсав подстилку Мэлис на оружейные ремни. Риззену в самый раз благодарно целовать сапоги умницы-Дзирта?— Зак отсрочил казнь, смягчившись гордостью за сына, что моментально перешёл от борьбы с желанием спрятать лицо за ладонями к готовности биться с неведомым врагом.Закнафейн велит подстилке выйти из укрытия с поднятыми руками?— и сбросить плащ, не столько затем, что под этим шатром можно спрятать даже посох, сколько от порыва лишить ничтожество психологической защиты. Риззен выполняет?— с таким стервозным видом, что его бесстыжее отродье сошло бы рядом за целомудренного скромника. Приказ Дзирту опустить оружие, флегматичное ?он здесь по приказу матроны?, позволение ничтожеству проследовать на позицию… В каждом движении Риззена сквозит развязность престарелого проститута, поднявшегося до хозяина борделя?— за какие-то пару лет от былой мужественности почти ничего не осталось, схлопнулись навеки и невинность, уживавшаяся с готовностью к любому разврату в угоду Мэлис, и очарование покорного мальчика-подстилки. Нет такого зелья, не найдётся такой уловки, что позволяли бы опустившемуся, обозлённому, потерявшему веру в себя горе-интригану и дальше маскироваться под юношу немногим старше Дзирта, переступив, на деле, порог четырёх столетий, и то, что отныне скрыто под богатым плащом патрона, никак не походит на прежние элегантные одеяния. Их сменили наряды беспутного юнца, знающего лишь две истины?— во-первых, он должен как можно скорее стать объектом чьего-то вожделения. Во-вторых, ни одна ?хозяйка? не устоит перед провокацией и доступностью. Закнафейну оставалось лишь морщиться, глядя на опустившегося патрона?— прежний Риззен не жаловался на заискивание со стороны Зака, эта же карикатура на былое вызывала брезгливую жалость,?— но что поделаешь, красота и молодость ресурсы исчерпаемые, умом и прочим ?превосходством? женщину не удержишь, остаётся лишь умение выживать, чего у Риззена, стараниями Мэлис, предостаточно.—?Чему ты учишь мальчика, ?дядя Зак?? Исправляешь ошибки дочери?—?Я позволил тебе говорить? —?наглость пустого места пришлась Заку не по нраву. —?Мне казалось, она прислала тебя не затем, чтобы ты вмешивался в чужие разговоры,?— Закнафейн взглянул на ничтожество так, как смотрит женщина, веля не открывать ?ротик? на такой высоте. Риззен глумливо вскинул бровь, будто хозяин борделя в ответ на скуление товара, заезженного до потери работоспособности.—?Знаешь, Зак,?— ничтожество взглянуло на заклятого соперника из-под ресниц, наводя на мысль о невменяемости, будто пара лучших воинов, готовых умереть друг за друга, ничто по сравнению с озлобленной заурядностью, вынужденной задирать голову для взгляда в глаза. —?Мне уже нечего терять.Зак резко скосил взгляд, предостерегая сострадательного сына от необдуманных поступков. Дзирт виновато прижал уши?— нет, он не бросится защищать своего будто бы отца, шедшего на контакт лишь однажды, для некоей до сих пор не понятной мальчику интриги, но Дзирт, нездешнее создание, готов проникнуться сочувствием к самой Паучихе. Несчастное дитя, как сложно ему придётся в жестоком мире дроу!—?По-твоему, она отдала тебя на растерзание? —?Зака этими уловками не взять.—?А по-твоему нет?—?Не ты ли обещал пережить меня? Не ты ли кичился репутацией хорошего мальчика,?— Зак едва не сплюнул под ноги, по-браэрински. Чтобы взрослый дроу, и равнял себя с эльфёнком! —?Ты тот, кто умеет ублажить хозяйку, готовый броситься в Донигартен пиримо на прокорм, с камнем на шее, лишь бы угодить ей?— вот, почему твоя тиранша дорожит тобой, как властью! А кто, напомни мне, заигрался в женскую особь и…—?Не ты ли говорил,?— перебил его взъевшийся Риззен,?— что я сам виноват?! У всех есть выбор, да, Зак? Главное себя поставить?— у тебя же получилось! Мэлис не так жестока?— в ней раз в вечность просыпается защитница, защитница хотя бы на словах, а ты… —?Риззен вздохнул так тяжело, что, казалось, никакое мастерство не спасёт Закнафейна от скорой расправы. —?Ты и мальчика этому учишь, а, ?дядя Зак?? Хочешь для него своих, прости богиня, мучений, чтобы отпрыск страдал как ты, а не как я?Дзирт стоял в стороне, ничего не понимая, и вид его становился всё мрачнее.—?Мы собрались не для этого,?— бросил Зак сквозь зубы, предостерегая. Умом Риззен никогда не выделялся, но неужели беднягу жизнь совсем ничему не учит?—?Какая разница,?— драматично отмахнулся Риззен,?— если все мы, в конце концов, умрём шлюхами.Спасительная затрещина удалась поистине женской?— Зак запоздало вспомнил о своей необычайной силе, наблюдая за падением по-мужски хрупкого тела.—?Мастер оруж… Дядя Зак,?— притихший Дзирт явно задавался вопросом ?что это было??. Недоумение во взгляде мальчика затмило саму наивность, и Закнафейн понял, что другого шанса может не быть.—?Забудь! —?отступил Зак, не сумев перешагнуть через себя. Обрушить на невинность во плоти всю тяжесть откровений о скорых страданиях в руках жриц… Теперь, когда они с сыном, кажется, вдруг пошли на сближение, и Дзирт взглянул на своего учителя так, как самый невменяемый не посмотрит на сурового параноика, не дающего тебе спуску… —?Он наговорил глупостей, но ты-то умнее его.Дзирт снова притих, будто тяжело над чем-то задумавшись.***Мэлис заждались в Бездне, и добычу она выбрала не по зубам.Ведьма приближается с видом одержимой любовницы, будто ждёт взаимности, а не принуждает к супружескому долгу… Омерзительно. Отвратительно. Всё, что делает с ним ведьма, любая её попытка сыграть обольстительницу, каждое её прикосновение?— всё внушает омерзение и ничего больше, но отвлечься… Нет, ведьма слишком жестока, чтобы позволить добыче отдалиться от её игрищ. Она медленно целует, мучает саму себя, издевательски лениво сдирая одежду со своего невольника…—?Я наслышана об успехах младшего принца,?— выдыхает ведьма, хватая там, где не следовало бы. Умеренно крепкая хватка разогретой руки?— надо быть героем, чтобы не толкнуться. —?С саблями он столь же хорош, сколь он хорош собой,?— отдалиться непросто, и Закнафейн готов к небольшой уступке. Он давно приспособился удовлетворять ненасытную ведьму, не лежа бревном?— это непросто, ведь ?спасительница? Даб’Ней отличается всем, от высокого роста до почти самцовой пассивности. Ведьме, правда, мало подчинить одно лишь тело. —?Эти ловкие ручки так кстат…—?Не говори о наших детях, когда мы…—??Наших?! —?ведьма фыркнула, закатив свои помутневшие от похоти глаза. Её хватка стала жёстче, движения ускорились, и Зак готов был, на зло ведьме, излиться прямо в эту искусную руку. —?Неужели ты не мечтаешь о ?нашем? невинном Дзирте?Это было уже слишком. Ведьма увернулась от удара, изловчившись заломить атакующую руку. Проклятие перешедшей черту, рывок из захвата?— крохотная Мэлис набросилась снова, с боем повалив своенравного на кровать, и ожившие цепи явились из пустоты, растягивая Закнафейна до вывиха конечностей.—?Ты сплошное удовольствие,?— ворковала утомлённая Мэлис. Растянутое тело выжато до костей, поперёк шеи должна, сквозь тёмную кожу, чернеть борозда от удавки, возвращавшей в рабочее состояние бесконечность раз (и Зак сожжёт к драучьей матери ?предавший? оружейный пояс), повреждений на искалеченном теле как после драки с вдруг обступившей толпой, а в горле стоит ком, никак не идущий самому непоколебимому. —?Всегда задаёшь тон нашим играм… Так необычно…Мэлис сладко зевнула и бросила, провалившись в сон, дрожащего под ней наложника наедине с ощущением абсолютной втоптанности в грязь.***А затем вернулась она.Каждый шаг её был исполнен царственного величия, глаза её лучились самодовольством потрошительницы третьих сыновей, всемогуществом, подчиняющим еретических богов, и лишь одна деталь отличала её от йоклол в дровийском облике?— платье высшей жрицы, чёрное, как сердце его владелицы, с красным пауком во всю спину. Гордая Вирна кивнула отцу коротко, принимая не озвученное поздравление, позволяя змеям наконец-то ?заслуженного? хлыста обвить её руку до самого локтя.Посыпать бы Закнафейну голову пеплом, если бы не сын?— одним лишь взглядом растерянный Дзирт напомнил Заку, отчего тот держится за жизнь. Вирна стала одной из них, но это ничего?— Закнафейн предусмотрительно поставил на ней крест сразу после вести о рождении принцессы. Дочь была обречена с самого начала, но у Закнафейна всё ещё есть сын?— Дзирт достаточно умён, чтобы не покориться Паучихе, а если нет… Что же, по крайней мере, Закнафейн может исполнить свой отцовский долг, подарив мальчику быструю и безболезненную смерть.***Наверное, это и есть взросление?— то, что раньше тебе казалось мечтой, оказывается реальностью, зачастую неприятной и болезненной. Дзирт так рвался учиться чему-то новому, стать хорошим бойцом, каждый день общаться с дядей Заком… Но когда первый эффект новизны прошёл, его всё чаще тянуло в часовню. Там он был один, там он мог размышлять спокойно, без пристального взгляда Бризы и жутких намёков Закнафейна.Фехтование ему нравилось, а мастер оружия был прекрасным наставником… но если поверить его словам, то захочется не учиться новому и не странствовать потом с Вирной по пещерам, а перерезать себе горло собственным клинком. В рассказах обожаемой сестры мир был полон радости и приключений, прекрасным как драгоценные камни и мягким как паутина, в коротких намёках Риззена мир был опасным, но удивительно увлекательным местом, а Закнафейн говорил так, словно жизнь мужчины-дроу хуже, чем жизнь раба-иблита. В глубине души Дзирт, был благодарен грозной Бризе за то, что она почти от него не отходит?— при ней разговоры с дядей Заком крутились исключительно вокруг фехтования, правильных ударов, того, как нужно двигаться. Вернувшись в часовню, юноша повторял показанные движения, пока совсем не выбивался из сил. Он хотел двигаться так же быстро и грациозно, как Закнафейн… но точно бы не хотел стать Закнафейном.А ещё во время отработки ударов думалось не хуже, чем за вышиванием. Почему Бриза, самая сильная из женщин Дома, побаивается мастера оружия? Потому что он её учил? Почему Закнафейн при всех своих талантах настолько зол и несчастен и на что намекал Риззен? Почему в самом Риззене чувствуется нечто странное, как будто он отравлен медленным ядом?Размышляя над этими вопросами, Дзирт словно бы выплетал в уме картину, где каждый был связан с каждым?— родством, враждой, завистью, выгодой. И главное, это позволяло отгонять от себя другой вопрос, болезненный и горький: ?Неужели и Мили-Магтир в итоге обернётся такой же радостью на несколько дней? А когда новизна спадёт…?И всё же он хотел оказаться в Мили-Магтире, и ради этого был готов терпеть ворчание Закнафейна и полученные на тренировках ушибы. Мало того, что это будет совсем другое место, не любимая, но, если честно, ужасно надоевшая часовня, так там ещё и будут другие юноши, ровесники Дзирта. Будет мужская болтовня, будет всё то, чего у него никогда не было. Ему нужно будет проявить себя не среди родни, а среди абсолютно чужих ему дроу, и от его успехов будет насколько-то зависеть репутация Дома. И это казалось не менее увлекательным, чем монстры в пещерах.С такими мыслями Дзирт проскользнул в тренировочный зал. Хорошо, что сейчас ему хотя бы позволяли самому приходить сюда?— первое время Бриза его только что не на плечах таскала. С Вирной бы юноша мог пошутить, попытавшись удрать и куда-то спрятаться, но один взгляд на старшую губил такие идеи в зародыше. Она бы точно не оценила это веселье.На удивление, сейчас сестры в зале не было?— без неё тут казалось просторнее. Обычно Закнафейн использовал такие моменты, чтобы поговорить, но сегодня всё шло не так?— мастер оружия только кивнул ученику, дескать, разминайся. Сам он уже завершал разминку, клинки мелькали, выполняя всё более сложные связки движений. Дзирт замер, как зачарованный, глядя на эту смертоносную пляску, но что-то царапало, не позволяя взять своё оружие и пытаться повторить то, что делал Закнафейн.Чем дольше он смотрел, тем яснее видел, насколько резко, рвано движется наставник. Как будто бы он не разминается, а рубится в настоящем бою, долгом и выматывающем. Неужели что-то случилось? Болит старая рана или что?—?Мастер оружия,?— детские попытки называть учителя ?дядей Заком? давно остались в прошлом,?— что-то не так?—?Всё хорошо,?— мягко улыбается Закнафейн,?— Бери клинки и иди сюда.И вот сейчас Дзирт похолодел от ужаса.Так мог бы ответить Риззен. Так могла бы улыбаться Вирна. Но Закнафейн, нормальный, настоящий Закнафейн, наорал бы на ученика, а то и ударил за такие оскорбительные намёки на слабость. Дзирт прекрасно помнил, как молниеносно наставник может оказаться рядом, и его оружие бьёт тебя не хуже хлыста, только не кусает вдобавок. Закнафейн, сильный и гордый, почти как женщина, не мог пропустить мимо ушей дерзость воспитанника. И уж тем более не стал бы нежно улыбаться в ответ на дерзость.Покорно, как в страшном сне, юноша начал разминаться, невольно держась подальше от учителя. Движения приобрели удивительную болезненную отточенность?— тревога заставляла не просто красоваться с клинками, а чувствовать за каждым ударом смертельную опасность, от которой спасут только твои мечи.Клинок Закнафейна ударил почти бесшумно и очень, очень быстро. Дзирт сам не понял, как извернулся, подставляя меч и отпрыгивая, позволяя чужому удару отбросить себя подальше. Он хотел выжить, он безумно хотел выжить. А на него шла сама смерть.Мастер оружия не спешил, он приближался как монстр из сна?— медленно и неотвратимо. Его клинки мелькали, сливаясь в единый блеск и свист металла. И как бы Дзирт не пытался проскочить, безумец снова и снова загораживал ему путь, загоняя в угол.Горло сдавливало ужасом. Не будет ни Мили-Магтира, ничего не будет, только выпад, боль и конец всему. Он не понимал, что случилось с дядей Заком, за что тот на него кинулся и хочет убить.?Может, это просто испытание? Проверка боем?. Разум чуть не вцепился в спасительную мысль, но чутьё подсказывало?— нет. С таким лицом убивают, а не экзаменуют. Одержимый, в которого превратился Закнафейн, уже не будет ворчать на Дзирта или рассказывать свои жуткие истории. Того Закнафейна больше нет.Когда монстр оказался ещё ближе, юноша отчаянно взвился под потолок зала. Левитация позволила выбраться из ловушки, но в следующий миг убийца парил рядом с ним, и Дзирт снова кинулся вниз, уворачиваясь от ударов. Он знал, что долго так не пробегает, не продержится. И монстр-Закнафейн тоже это знал.—?Да ты взбесился, иблит драный!Рык Бризы прогремел для Дзирта сладчайшей музыкой. Сестра со всей своей силы хлестнула Закнафейна плетью, поймав ещё в полёте, того отшвырнуло в сторону. Звук удара тела о стену заставил юношу вздрогнуть, а в следующий миг Бриза уже тащила брата из зала. Вытолкала, захлопнула дверь, без малейшей натуги привалила к двери статую, которую Дзирт бы не сдвинул даже чудом. И только потом спросила:—?Что тут было?Дзирт потёр лоб, не зная, что говорить. Но резкий окрик заставил пошевелиться. Испытать плеть на себе не хотелось.—?Он… дядя Зак, то есть мастер оружия, сошёл с ума. Напал на меня. Хотел убить.Он вскинул на сестру отчаянный взгляд, надеясь, что Бриза сможет что-то объяснить. Но та только мрачно скривилась:—?Пусть Мать разбирается. Я её мужиков не трогаю. Он тебя ранил?—?Нет.—?Хорош!Грубый женский комплимент невольно согрел душу. Кое-как скрепил рассыпающийся на куски мир. Закнафейн говорил, что женщины?— зло, но вот Бриза, женщина и жрица, и она спасла Дзирту жизнь. Но мать-Ллос, что с дядей Заком, почему так?—?Иди в часовню. Я присмотрю, чтоб этот не выбрался.Секунду назад юноше казалось, что он и шагу сделать не сможет?— так его трясло, но кое-как сумел поклониться сестре, а дальше тело обрело привычные ловкость и грацию. Он и сам хотел вернуться домой, и там, в одиночестве, прорыдаться перед статуей, выплеснуть ужас и непонимание. Дзирт понимал, что он действительно прошёл очень важный экзамен, он сумел выжить, уворачиваясь от ударов мастера клинка. Прошёл экзамен… и навеки потерял близкого. И чувство дома?— безопасного и уютного?— тоже исчезло навеки.