Два. Прощай, Архангельск (1/1)

Выскочив из открытых дверей амбара, я помчалась через торговую улицу. Ветер раздувал полы ватника, как крылья безвольной птицы, трепал волосы, остужая разгорячённую кровь. Пространство над головой раскололось на "до" и "после", заставляя наполненное страхом и возбуждением сердце гулко стучать в горле.- Дженни! Дженни, ты только держись! Я открыла глаза.Похоже, зацепиться всё же удалось, только не за край входа, а металлические полозья дирижабля. Помню, Анна рассказывала, что собирала их особенно тщательно, ибо посадка для транспорта так же важна, как и полёт. Неудачное приземление или плохо сконструированная опора могут способствовать тому, что весь корабль разлетится в щепки.А в наше время хорошими материалами располагали только люди зажиточные.Словно почувствовав течение мыслей, Фанг обернулась. Я видела её лицо в прозрачных стёклах боковых окон, обеспокоенное, бледное...Окружающий гул сводил с ума. Одинаковые дома превратились в серый туман, расплываясь перед глазами. Пресвятой Куирк, я даже толком не знала, куда бегу. Время, ранее утекающее дождевым потоком, сейчас больше напоминало шквалистый ветер во время шторма, который сносил собой дома и деревья, как на изображениях старых книг, что удавалось стащить из местного музея; в моём же случае - целые сутки, наполненные воспоминания, стирая их до полного исчезновения.Бегло опустив глаза, я облегчённо выдохнула: трос мерно качался прямо под ногами. Сверху мелькнула фигура Анны: девушка что-то кричала, протягивая руку. Она бы втащила меня внутрь, я знала, но тогда бы наш маленький бунт закончился, так и не начавшись.Поэтому в тот момент, когда её пальцы почти коснулись моих, я разжала руки и с криком скатилась вниз по тросу.Казалось, сердце остановится прямо здесь и сейчас. Под скрип потрёпанных сапог, что отчаянно тормозили по грубому волокну, и обжигающую боль ладоней, что делали то же самое. На мгновение всё смешалось в единую какофонию: ощущения, звуки, запахи, яркие пятна перед глазами. Было очень страшно - а кому не было бы? Моя жизнь висела на волоске.Анна припала ко дну дирижабля, смотря на меня широко распахнутыми глазами. Её лицо исказила гримаса ужаса, казалось, она просто не в силах двинуться с места.Фиксируя ногу в петле верёвки, чтобы не скатиться ещё ниже, туда, где грубая рабочая ладонь непременно схватит за лодыжку и утащит за собой, я потянулась к сапогу, одновременно крича:- Я перережу веревку, а ты иди в кабину пилота. Скорее!Люди толкали меня в ответ. Косынка слетела с головы от очередного давления крепкого плеча и взмыла в ледяной воздух, теряясь в черноте заводских труб.Под ними возвышались купола центрального сектора. Оттуда снежные красоты можно было увидеть только через огромные окна. Из-под металлических крыльев струились маленькие потоки горячего воздуха: паровая система согревала высшие слои населения. А вот бедняки ютились на окраинах, прикрытых лишь наполовину; спасаться от холода им удавалось лишь в рабочих шахтах переработки близ Зёва.В ушах ещё гремел отзвук выстрела и крики. - Стреляй!- Она постоянно двигается! Не могу прицелиться! Выстрел просвистел совсем рядом, едва не задев бедро. Он отскочил от металлического дна корабля и упал куда-то вниз, в вентиляцию катакомб. Вскрикнув и прижавшись всем телом к лихо раскачивающемуся канату, я принялась резать его активнее, едва не бормоча молитвы. Треск волокон становился всё громче, громче, мужчины перекрикивали его, едва управляясь с оружием. В голове промелькнула мысль, что со средствами Стилтона можно было набрать не только тех, кто умеет размахивать руками.Хотя, их косорукость была очень полезна в данной ситуации.А вот собственное тело подводило: руки немели, я уже не чувствовала ног. Силы покинули его, и каждая клеточка двигалась лишь в безумном порыве разрезать, наконец, эту чёртову верёвку.Но когда она с треском распалась надвое, в голову ударила до омерзения чёткая мысль: я не подтянусь.Подняв голову, я уставилась на алые крылья дирижабля. Как будет красиво, наверное, когда лучи восходящего солнца заиграют в его размашистых крыльях, отражая все великолепие алого. Мне больше нравился жёлтый, но это был и не мой корабль, а подруги, и этот цвет невероятно ей подходил. Жаль, что увидеть этого не получится.Свернув на очередном перекрёстке, я оказалась в крытом секторе бедняков. Фонарей здесь было всего ничего, лишь парочка тусклых ламп над дверями, что располагались по обеим сторонам трёхэтажных домов. Зато тут можно было сделать передышку: маленькую, съежившуюся фигуру никто не заметит в такой тьме.Дыхание города усилилось. Он немного покачнулся и начал сворачивать вправо. Спускаясь по стене на мягкий сугроб, я протянула к нему руки, пытаясь смыть с них последствия случившегося.Жалела ли я? Раздумывала ли над этим решением?Нет. Всё было понятно и просто, и осознание этого ударило в голову; обеим нам было не выбраться, так пусть свободна будет лишь одна. И я свой выбор сделала.Правда, вторая часть решения отпечаталась на коже теплой влагой, а во рту - солоноватым, медным привкусом. Всё же, убивать людей мне ни разу не приходилось.Всё получилось как-то само собой. Бросив на крылья Стрелы последний взгляд, я разжала пальцы, позволяя дирижаблю взмыть в воздух вместе со своим пилотом. Наверное, она даже не сразу поняла, что я оставила все прелести свободы ей одной. И мне не хотелось, чтобы она поняла: иначе все попытки, поиск деталей закоченевшими руками в бесконечных просторах перерабатывающего склада, пойдут прахом. Она спустится за мной, я знала, что спустится, нас обеих поймают.Я не могла этого допустить. Падение длилось недолго. Точнее, собраться с мыслями и наконец совершить задуманное оказалось сложнее, чем сделать: тело ещё боролось с принявшим всё разумом. Нож удобно лег в руку лезвием вниз, направленный прямо в голову ничего не подозревавшего чернорабочего. И в следующую секунду мою маленькую победу ознаменовал неприятный, громкий хруст, удивленный вскрик и горячая струя, оросившая шею и лицо.С этого момента судьба моя была предрешена.Оставался лишь один путь: бежать из города. Иного было не дано, ведь люди знали, что я дружу с Анной и помогаю ей строить дирижабль (сам Стилтон дал на это добро, потакая прихотям той, кого любил). Начнутся поиски, гонения, допросы, если только меня не сочтут помощницей.Как только кожу перестала обагрять чужая кровь, а зубы начало сводить от холода снежных комьев, которыми я полоскала рот в попытке избавиться от солона на языке, я встала на ноги, поднимая взгляд кверху. Оттуда на город взирал своими куполами храм Эйзенгрима, а под ним, окольцовывая крытые улочки, располагался единственный путь к спасению. Точнее, он был не единственным, но самым безболезненным; сбежать из города можно было через желоб в кишечнике, куда сбрасывали мусор. Но тогда я, если выживу после падения и не задохнусь под тоннами отходов, буду вынуждена в одиночку бродить по ледяной пустоши. Такой вариант больше попахивал самоубийством, чем побегом.Поэтому бросилась наутёк, в сторону массивных подъёмников. Там, скрытые за оковами стен, параллельно вились, как цыганские кудри, пожарные лестницы; я предпочла их душным, но быстрым кабинам во избежание нежелательных столкновений. К тому же, лестниц не было видно совсем, в отличие от лифтов, которые в Архангельске были заменой того же Лондонского метро.Ноги переступали пролёт за пролётом, вынуждая напрягать ноющие от холода мышцы. Палуба снегоходной громадины становилась всё дальше, дыхание сбивалось, тяжелело, но я продолжала идти, упрямо достигая своей цели. Ею была огромная закрытая гавань, где располагалась авиабаза воздушных торговцев, которых, к счастью, сегодня должно было быть много.Однако, как мне пробраться на корабль незамеченной? Деньгами я не располагала, а эти скупердяи понимали только язык со звоном падающих в ладонь монет. Можно было, конечно, пофлиртовать с ними, но такие уловки не всегда были успешны: Лола, одна из воспитанниц моей опекунши, уже пыталась так сбежать, за что была высечена Советом безопасности и отправлена работать в самые низины кишечника.И всё же, сделать хоть такую попытку было лучше, чем не делать ничего.Шанс был лишь один, и я не имела права на ошибку - лучше самолично прыгнуть со стены, чем быть грубо сброшенной.Преодолев несколько уровней и проскользнув между зданием музея и витой колонной собора, я увидела то, к чему стремилась: под прозрачным куполом раскинули всё своё великолепие поднебесные корабли. Желтые, белые, синие, большие и маленькие, совсем новые и больше похожие на утиль, они расположились в две шеренги, окружая подвесной мостик, по которому ходили люди. Я бывала тут нечасто - сил и желания зачастую не было на столь долгий путь, но каждый раз увиденное заставляло восторженно охать и метаться, чтобы взгляд охватил всё это великолепие. Здесь кипела настоящая жизнь, о которой я всегда мечтала; аромат свободы раз за разом овевал меня, как весёлый морской поток - дрейфующий парусник.Половина дела была сделана. Оставалось самое сложное.Поведя плечами, я медленно направилась в сторону дальних рядов. У первых ловить было нечего; тут все были приличные и пунктуальные, а половина вообще боялась переходить дорогу местному главе. А вот в последних... Там можно было затесаться. Правда, опасности там было намного больше.Бегло осматриваясь, я изучала корабль за кораблём, ища знакомые лица. Всё смешалось в одно сплошное пятно: люди, пёстрая одежда, письмена и рисунки на металлических боках. Шум и гул двигателей окружали меня вакуумом, заставляя нервно подёргивать плечами.И чем дальше, тем явнее возникала в голове мысль, что побег через низы был наиболее удачным вариантом.Пока не раздалось:- Йо, Ганивер.Этот пропитый, хриплый голос заставил меня едва не подпрыгнуть на месте. Обернувшись, я увидела потрёпанный шаттл грязно-кирпичного цвета с полопавшейся в некоторых местах краской. Его воздушные лопасти, как изношенный капюшон, мерно качались от лёгкого ветра, что гулял под потолком. А хозяин судна, грызя и без того обкусанный ноготь, смотрел на меня с усмешкой и удивлением.- Гэспар... - сорвалось с губ облегчённое.Мужчина поднялся на ноги. Его грязные, сальные волосы лежали на заросшем лице, как пшеничные колосья; он похудел с нашей последней встречи, и теперь массивный кожаный кафтан висел на нем лохмотьями. Старость поедала его, как зараза, с которой мужчина боролся с помощью фляги бурбона и саркастичной ненавистью ко всему свету.Он совершенно не изменился. И я была этому рада.- Чевой тут забыла? - гаркнул он и смачно плюнул на грязный пол. - Ч-чёрт тебя дери... Еле узнал. Где твоя копна? Ай, и мой ватник?!Подняв руку, я коснулась рваных прядей. Теперь они неровными клочками, как порванная, засаленная тряпка, свисали, едва доставая до плеч. Сердце кольнула игла жалости: волосы были моей единственной гордостью.На самом деле, это было спонтанное решение. Оно пришло, когда я, пробираясь через торговый квартал, сняла испачканный кровью ватник и выбросила его. Оставаться в такой бросающейся в глаза одежде было глупо, равно как и в тонкой хлопковой рубашке. Попытки стянуть что-то из кучи тряпья тоже не увенчались успехом - один раз я едва не получила раскалённой кочергой по рукам. Исчерпав все идеи, я поняла, что придётся торговаться. Но чем? Из ценного у меня была только я сама.Меня спасла одна старуха, которая приторговывала духами."- Твои волосы... Их можно хорошо продать богачам. Они же натуральные? Можешь забрать вот эту куртку в обмен на них."- Долгая история, - сделав два широких шага вперёд, я схватила мужчину за плечи. - Мне надо бежать. И как можно скорее.- А чево такое? - пролаял торговец, косясь на мои ладони. - Ты у нас шоль, теперь преступница? Убила кого?Он хохотнул, забавляясь от собственной шутки. А вот мне было не до смеха - и Гэспар быстро это понял. Улыбка сползла с его губ моментально.- Девчоночка... - она нахмурился, качая головой. - Видать, кто-то насолил тебе, раз ты пошла на такие меры.Непокорный океан впился в мои глаза, выискивая там крупицы правды. От этого стало одновременно легко и горько: старик был моей последней надеждой.- Пожалуйста... - я изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать в его добрых объятиях. После всего, навалившегося на мои неподготовленные плечи, хотелось просто довериться кому-то, укрыться под его защитой и теплом, и хотя бы на секунду перестать бояться. Он сковывал настолько, что не хватало сил даже озвучить свою, быть может, последнюю в жизни просьбу.Я не хотела оставаться здесь одна, без Анны. Не хотела до конца своих дней пугливо осматриваться и спать с карманным ножом под подушкой. Не хотела видеть во снах, как моё тело изломанной куклой падает в снег, чтобы стать очередным прахом не прощающего обид города.