12. Исповедь преступника (2/2)

С тех пор все изменилось. Абсолютно все. Гокудеру оторвали от родных и увезли в загородный дом. В нем не было ни фортепиано, ни площадки для игр. Одно развлечение – огромная библиотека с бесчисленными книгами на самые разные темы. Только здесь мальчик чувствовал себя защищенным и свободным. Набрать книг, забиться в укромный уголок и поддаться иллюзии, что о нем все забыли. Ежедневные тренировки становились тяжелее. Никто не брал в расчет, что он еще ребенок, никто не слушал его жалобы, так что вскоре Хаято понял: все вокруг враги, и не надо показывать им собственную слабость. От дневных кошмаров спасла лишь тьма, когда мальчонка мог выбраться из скорлупы, в которую был насильно помещен при свете солнца, и мечтать о морских просторах, свободном полете или сказочных битвах. И пусть подниматься ему надо было всего через пару часов после того, как заснул, время, проведенное наедине с мечтой, он не мог променять ни на что.Но все когда-нибудь выходит на свет. И секрет ночных бдений раскрылся по глупой случайности. Ребенок просто уснул от усталости прямо на книгах, служивших ему ночью крепостной стеной. Наказание последовало незамедлительно. Теперь перед сном его приковывали к кровати. Мальчик потерял последнее, что он имел. У него забрали свободу, радость, право выбора. У него больше ничего не осталось. Несмотря на юный возраст Хаято мог понять и простить многое, ведь все делалось ради семьи и любимого братика. Но отнять у него счастье простых детских игр, последнее, что делало его таким же как все… Этого простить он не мог.

Гувернер не мог нарадоваться усердию своего ученика. Малыш просто преобразился. Все время он посвящал тренировкам, выкладывался с полной отдачей, прерывая занятия лишь для сна и принятия пищи. За какой-то месяц он усвоил все азы и теперь перешел основным техникам. Даже можно было бы позавидовать тому рвению, с которым мальчик делал себя сильнее, быстрее. Мужчина был чрезвычайно горд и приписывал себе заслуги. Понятно, что раньше ребенок просто не высыпался из-за ночных игр. Зато теперь, привязанный ночью, он вынужден спать до утра, а значит, давать возможность отдыхать организму. Отчасти гувернер был прав. Кроме того, что безудержную волю Хаято поддерживал отнюдь не сон, а ненависть. Впервые в нем проснулось желание убить, даже растерзать противника. И это было отнюдь не мимолетное желание. С каждым новым ударом, полученным от презираемого им гувернера, с каждым оскорблением желание крепло, превращаясь в навязчивую идею. Выждать время, пожалуй, было самым сложным в его довольно примитивном плане. Подождать, когда он станет достаточно сильным, чтобы справиться с взрослым. Да и открывать свои оковы он еще не научился. Закрывались они простым щелчком, а вот чтобы открыть их, нужен был ключ. Каждую ночь мальчишка ковырялся в замочной скважине в надежде отыскать нужный рычажок. Но тот еще ни разу не поддавался.Наступило жаркое лето. Прошло уже полгода с момента переезда в загородный дом и начала интенсивных тренировок. Мальчишка теперь выглядел как озлобленный зверек, правда не хиленький и наивный, а норовящий укусить, как только представится подходящая возможность. Относились к нему соответственно. Одержимый местью, Хаято словно не замечал этого. Он больше не боялся побоев и унижения. Он даже желал получить их больше, взращивая чудовище внутри себя. К концу лета мальчик достиг таких результатов, что ему было позволено съездить и повидаться с родными. Встреча прошла довольно прозаично, без объятий и слов о том, как по нему все скучали. Хаято лишь объявили, что семья возлагает на него большие надежды в качестве верного слуги старшего брата. Какую именно службу он должен нести, Гокудера догадался сам. Иначе для чего все эти тренировки? Конечно же, чтобы убивать неугодных. А раз так, то почему бы не попробовать сейчас?

Мальчик сделал это в первую ночь, как они вместе с гувернером вернулись из поездки. Он уже наловчился открывать оковы, а расположение комнат заучил наизусть, еще когда можно было играть в пиратов. Тьма и на этот раз надежно защитила его. Бесшумно Хаято скользил по коридору, обходя скрипучие половицы. Словно тень пробрался он в комнату мужчины и навис над спящим. Но убить во сне было бы слишком просто. Мальчик положил свою ладонь на губы мучителя. Тот встрепенулся от неожиданности, распахнул глаза и замер.- Тш, - приложил к своим губам указательный палец Хаято. Гувернер постарался оттолкнуть мальчишку, но тот был сильнее. Прижав мужчину к кровати всем своим весом, мальчик достал нож и приставил его к горлу жертвы.- Думаю, тебе понравится, - осклабился он. – Ты же сам говорил, что сон очень важен для организма. Вот и засыпай. Навсегда.Быстрое движение – и из рассеченного горла сильной струей забила кровь. Мужчина хрипел, бился, но руки мальчишки не давали ему крикнуть, позвать на помощь. Через пару минут гувернер затих. Кровь по-прежнему лилась из открытой раны, но уже не фонтаном, а маленьким ручейком. Единственное, что мальчик почувствовал, это разочарование. Он ожидал какого-то удовольствия, хотя бы удовлетворения, но не почувствовал ничего, кроме пустоты. Раньше ненависть к убитому поддерживала в нем стремление жить. Теперь же все ушло. Нельзя больше вернуться к детским мечтаниям, нельзя больше заполнить пустоту местью. Обида на мир нахлынула на него словно цунами. Он разрыдался. Сидя возле кровати, с которой медленно капала кровь. Так его и нашли слуги.Не прошло и трех дней, как прислали нового гувернера. Старого похоронили, и никто слова не сказал о том, что неправильно убивать человека. Даже странно было ощущать, а вернее, не ощущать чувства вины. Хаято убил человека. По собственной воле, собственными руками, руководствуясь собственным планом. Это не была случайная смерть. Мальчик сам перерезал горло жертве. А страха за содеянное вовсе не ощущал. Да и остальные относились к случившемуся как к рядовому событию, на подобие восхода солнца или приготовленного ужина. Гокудера выиграл лишь немного времени на чтение. Вот и все последствия его мести.Следующий гувернер, скорее всего, был не в курсе о судьбе предшественника. Но хорошо осведомлен о его методах. Во всяком случае, Хаято не увидел разницу между расписанием и способом ведения тренировок двух учителей. Долго мужчина не протянул: мальчик пугал его своим безразличием к собственной жизни. Гувернер старался отгородиться от мальчишки, сажал его под замок, избивал до полусмерти, лишь бы не видеть отстраненный взгляд маленького волчонка. А тот отчаянно скрывался за маской безразличия, доверяя лишь верной ему тьме. Только ей он показывал слезы и страх за себя, беспокойство о своей душе и желание убежать из дома. А потом к этому списку присоединился и стыд.Гокудера старался забыть, как во время очередного сеанса ?обучения? гувернер стянул с него одежду и изнасиловал его. Было больно. Очень. Несколько дней после он не мог нормально сидеть, а поход в ванную комнату оборачивался адскими муками. Но даже это не могло разбудить в нем ту ненависть, что толкнула его на убийство. Хаято просто сдался. Больше ему уже нечего было терять.Гувернер сбежал перед рождеством. Оставил записку и смылся, подальше от пугающего его подопечного. Хаято этот факт нисколько ни удивил, не вызвал никаких чувств, кроме усталости. Мол, вот, теперь привыкать к новому человеку. В том, что у него будет новый гувернер, мальчик даже не сомневался. Как же ему тренироваться без тренера? Предоставленный самому себе, Хаято решил немного вспомнить себя прежнего. Целыми сутками он проводил на улице, играя со снегом, бросая снежки в зимующих рядом птиц, бегая, воздвигая из снега кривые фигурки. Однажды он настолько увлекся, что не заметил, как одна из птиц пролетела слишком близко от стен дома. Послышался звон разбитого стекла. Хаято понял, что теперь ему не поздоровится. В отсутствие гувернера обязанность по воспитанию ребенка переходила к мажордому. Это был высокий сухой старикан, невероятно ворчливый и скорый на расправу. Зная, что от судьбы не уйти, мальчик поплелся получать нагоняй от неиствующего управляющего.К своему удивлению рядом с разбитым окном он обнаружил не кипящего от ярости старика, а довольно красивого мужчину, рослого, статного и, что поражало больше всего, абсолютно спокойного. Мужчина курил, отстраненно рассматривая осколки.- Ты Хаято? – спросил он, даже не взглянув на мальчишку. Тот кивнул. – Это ты разбил? – Гокудера вновь кивнул. – Придется тебя оставить без сладкого и запереть в комнате, пока ты не обдумаешь свое поведение.- И это все? – Хаято даже был растерян. Никто никогда не разговаривал с ним подобным образом. Да и наказание полагалось посерьезнее, чем оставление без сладкого.- А тебе еще что-то нужно? За разбитое окно не четвертуют, - мужчина положил руку на плечо мальчика. – Кстати, я твой новый гувернер. Зови меня Шамал.- Очень приятно, - пролепетал мальчик. Он все еще не мог отойти от шока. Все это было неправильно. Неправильно вот так обращаться с ним, по-доброму, без злобы. Неправильно было запирать его в комнате, не дав возможности попросить прощения, как учили. Все это было неправильно!- Чего встал? Пошли, - Шамал потянул мальчонку за собой. Они молча шли до самой комнаты. Мужчина вошел в детскую, по-хозяйски осмотрел ее и остановился у кровати.- Что это? – спросил он, указывая на цепи.- Средство от бессонницы. Чтобы я спал по ночам, - объяснил мальчик. В нем проснулось любопытство. Наблюдать за новым воспитателем оказалось довольно увлекательно.- И как? Помогает?- Да не очень.- Понятно, - протянул Шамал. Он задумчиво уставился на мальчика, а затем, словно в его голову пришла страшная догадка, приказал: - Раздевайся.Неприятный холодок прошел по телу мальчика. Может, он и смирился со своей судьбой, но близость с мужчиной все еще была неприятна для него. Нехотя, переступая через себя и свою гордость, мальчик стянул старый, но очень мягкий, свитер, футболку и джинсы. Недельного отдыха стало вполне достаточно, чтобы зажили старые раны, а синяки начали рассасываться. Шамал внимательно осмотрел шрамы, но даже пальцем не дотронулся до ребенка.

- И часто тебя так? – спросил он, отворачиваясь к окну.- Когда что-нибудь сделаю, за что полагается наказание, - ответил ему Хаято.- Например, разбиваешь окно.- Да, и за это тоже.Мужчина колебался. Он не хотел начинать откровенный разговор. Когда его нанимали на эту работу, предупредить о такой особенности, как безразличный ко всему ребенок, забыли. Какие еще сюрпризы откроются ему в ходе обучения, оставалось только догадываться. Но мальчишка, несмотря на свои семь лет, разговаривал и вел себя как взрослый. Поэтому стоило уважать его стойкость и относиться к нему как к равному.- Скажу прямо, мне не доставляет удовольствие мучить людей. Избивать тебя, чтобы добиться твоего послушания, я не намерен. Это не значит, что я не могу этого. Просто мне претит сама мысль, что я бью ребенка. Хочешь, чтобы с тобой обращались нормально – слушайся меня. Не хочешь – я буду обращаться с тобой как с приблудным псом. Поверь, для этого мне тебя не нужно будет избивать. Есть сотни других способов, и я все их знаю.Я твой гувернер, но заниматься мы будем не грамматикой. Ну, или не только ей. Меня попросили сделать из тебя идеального убийцу. Этим мы и займемся. Это будет очень долгая тренировка. Может, ты даже не выживешь. Поэтому я дам тебе право самому сделать выбор. Если ты не согласишься, я убью тебя. Никто даже не заподозрит, что это сделал я. А смерть будет быстрой и почти безболезненной. Ну что, сколько мне дать тебе времени, чтобы ты определился?- Нисколько, - мальчик протянул руку. – Я согласен на твои условия. Сделай меня сильнее.Сильная жажда поборола миражи. Хаято очнулся. Холодный пол под ним, неприятно шершавый, вновь напомнил ему о том, где он находится и ради чего. ?Наркотики?, - вздохнул про себя школьник, не решаясь нарушить тишину вокруг. Вода, выпитая во время предыдущей пытки, просилась наружу. Судя по длительности видений и настойчивым требованиям организма, прошла пара часов с момента его заточения. Парень громко позвал, но никто не ответил. Значит, его заперли здесь до полного изнеможения. Нужно было смириться с реальностью и дать организму требуемое. С большим трудом он перевернулся на живот, стараясь оградить рассудок от непрошенных воспоминаний. Освободившись от настойчивого желания, парень даже почувствовал облегчение. Оставалось лишь снова перевернуться на спину, а лучше отползти от получившейся лужи, запомнить это место и ходить туда лишь по крайней необходимости.Шершни оказались просто мастерами бондажа. Отползти не получилось, пришлось катиться до самой стены, размазывая по себе испражнения и грязь. Если бы Хаято не оказывался раньше в сходных ситуациях, он бы, пожалуй, долго бы мучился, прежде чем решился бы пойти на поводу у тела. Многие сходят с ума именно из-за своей привычки все делать правильно. А ходить под себя – это не только неправильно, но и неэстетично. Как будто палач будет с него картину рисовать!Как только парень перестал концентрировать внимание на теле, разумом вновь завладели воспоминания. Он очутился в зале для тренировки, а перед ним стоял Шамал в белых латексных перчатках. Рядом на изготовке лоток, заполненный спиртом. На дне его лежали внушительных размеров длинные железные шипы. Хаято, обнаженный по пояс, с тоской смотрел, как Шамал примеряется к нему. Уж он-то знал, что ему сейчас предстоит вынести. Мужчина оттянул кожу на плече, подхватил один из шипов и одним уверенным движением проткнул кожу насквозь. На глаза мальчишки навернулись слезы. Но плакать или стонать было строжайше запрещено. Так что Хаято стоически терпел всю процедуру. Спирт нещадно палил кожу. Разорванная плоть уже начала саднить. Вскоре шипы появились на обоих плечах и на каждой руке, по три штуки. Больно было даже просто пошевелить пальцами. Парень не выдержал и зажмурился.

- Эй, смотри на меня. Глаза не закрывай, нытик! – приказал ему Шамал. Мужчина уже подхватил висящие рядом тонкие металлические жгуты и нанизывал на них шипы: один жгут – один конец шипа. Процедура бередила ранки, а предстоящее навевало ужас. Шамал никогда не обманывал своего подопечного. Он честно говорил, что того ждет на очередной тренировке. Он подробно рассказывал, зачем ему это надо, и без лишней нужды никогда не причинял боли. Правда, наказания теперь страшили мальчика гораздо больше, чем при первом гувернере. Мужчина был мастером во всевозможных пытках. Одну из них Хаято сейчас как раз и испытывал. За дело, и чтобы привык к боли, как сказал ему Шамал. А за дело потому, что Гокудера заигрался в компьютерную игру и не сделал задания на сегодня. ?Раз ты все еще ведешь себя как ребенок, будем тебя посвящать во взрослую жизнь?, - после хорошей порки объявил ему воспитатель. Поскольку выбор у Гокудеры был небольшой, ему пришлось смириться.Подчиняясь движению лебедки, жгуты взмыли вверх. Хаято пришпиленной бабочкой повис в воздухе. Тяжесть тела давила на проколотую кожу. Кровь тяжелыми каплями падала на пол. Висеть вот так было мучительно: нельзя пошевелиться, нельзя облегчить боль, нельзя даже застонать. Мальчишка пошире распахнул глаза и стиснул зубы. Он с тоской наблюдал, как воспитатель привязывает к его рукам и бедрам грузила. Боль усилилась. На лбу проступили капельки пота. Достаточно только попросить, и все закончится. Но потом тебя ждет нечто пострашнее. Он облизал искусанные губы и заставил себя расслабиться. Чтобы не чувствовать боль надо отвлечься. Например, досчитать до ста…- Ну как? Нравится? С высоты этот мир кажется другим, правда? – послышался сзади голос Шамала. – А чтобы стало еще веселее, сделаем вот так.В воздухе свистнул бич. Спину обожгло. Если дернуться, то кожа может не выдержать давления. Мальчик даже представлять не хотел, насколько это больно – вырвать с мясом железный шип. Скрип сдавленных зубов было слышно даже воспитателю. Довольно усмехнувшись он сделал новое движение. Довольно забавно было наблюдать за жалкими потугами малыша казаться сильнее, чем он есть на самом деле. Пусть даже тот делал это не по своей воле. Желание мальчишки могло пересилить все, что угодно. Шамал даже чувствовал какую-то гордость за то, что именно он обучал Хаято всему. Пересиливать себя, сражаться, терпя боль, - все это пригодится малышу в будущем. И оставалось лишь надеяться, что он доживет хотя бы до тридцати…Придя в себя, Хаято не сразу понял, где находится. Шамал заботливо менял ему компресс.

- Очнулся? Как тебе посвящение во взрослую жизнь?- Индейцы были сумасшедшими людьми, - только и прошептал мальчик. Мужчина усмехнулся. – Шамал, скажи, где ты этому понабрался?- Где? – воспитатель задумался. – Хочешь увидеть? Думаю, практический опыт тебе тоже понадобится. Да и Бьякуран уже там. Решено! Ты идешь в Школу!Морок отступил. Жажда становилась нестерпимой. Без сознания его тело слишком расслабилось и позволило слишком многое. Доказательством тому служила жидкая кашица между ног. Если Король увидит его в таком состоянии, то Хаято просто умрет от стыда. От безысходности хотелось выть, но не для того он прошел через все тренировки, чтобы из-за такой мелочи провалить самое серьезное испытание своей жизни. В том, что оно таковым и было, Гокудера нисколько не сомневался. Он нашел себе хозяина, заботливого, доброго, и не хотел выглядеть в его глазах низко и жалко, какие бы грехи не совершил в прошлом.

Чтобы подавить жажду школьник прижался к полу. Шершавым сухим языком он провел по холодным камням в поиске влаги. Если бы она оседала, стоило искать ее в углах. Пересилив отвращение и резь в связанных членах, мальчишка пополз вдоль стены, отчаянно прижимаясь к стыку между стеной и полом. Тьма бережно скрывала его позор, но мешала ориентироваться. Все, на что он мог положиться – осязание. Поэтому он прикрыл глаза и продолжил движение…Прошло три года. За это время Бьякуран успел сделать многое. Малолетний мальчишка, младшеклассник, он смог подмять под себя Школу и стать во главе. Не без поддержки Хаято. Не знающий ни страха, ни жалости, он тенью следовал за братом, устраняя помехи на его пути. Мольбы и посулы не могли остановить его. С каждым разом он возвращался в загородный дом к своему гувернеру-тренеру все сильнее и сильнее. Шамала даже стала пугать эта мрачная сила, что проявлялась в каждом движении мальца. Выбора просто не оставалось.

Хаято как обычно пришел в зал для тренировок. Снег уже сходил, и повсюду проклевывались безобразные проплешины, которые вскоре зацвели бы ароматными подснежниками и зазеленели бы нежной травкой. Настроение было праздничное, весеннее. Теплое солнышко, свежий ветерок, пушистые облачка, предвещавшие теплый дождик. На душе всеми цветам радуги переливались счастье и умиротворение. Даже Шамал казался более приветливым, не смотря на привычную гадкую ухмылочку.- Что на этот раз? Спарринг? – беззаботно спросил мальчишка, начиная разминаться.- Лучше. Такого ты еще не испытывал ни разу. Могу тебе поклясться.- Да? И что же это? Очередная пытка?- Зачем сразу пытка, - голос Шамала как-то странно дрогнул. – Кстати, ты не говорил мне, что обзавелся друзьями в Школе.- Так ты и без меня это знаешь, - отмахнулся Хаято. – А раз настаиваешь… Его зовут Нозару. Он мой одноклассник. Странный тип. Постоянно орет на всех подряд. Все ему не нравится. Но он славный малый. Хотя из-за своих волос похож на девчонку.- Вы с ним неплохо ладите? – Шамал достал сигареты.- Думаю, я мог бы назвать его другом.- Тогда, надеюсь, ты все сам поймешь… Со временем… - Шамал затушил только что прикуренную сигарету и крикнул: - Смелей, ребят.В зал вошли трое взрослых мужчин. За собой они тащили избитого Нозару. Малинового цвета волосы растрепались и сбились в один комок. Парень был связан, рваные тряпки на нем отдаленно напоминали форму Школы. На грязном личике яркими полосами проступали влажные дорожки слез.- Хаято, помоги мне! – взмолился мальчишка, как только заметил друга.- Шамал! Какого черта он здесь делает? – Гокудера почувствовал, как внутри него закипает ярость. Странное чувство, неведомое раньше. Не подчинение приказу, не злость на собственную слабость в ответ на боль. Не то. Желание помочь, вот как ощущалось внутри.- Что такое? Тебя же просят помочь. Давай же, попробуй. А ребятки между тем развлекутся, - Шамал небрежно скрестил руки на груди. Хаято не медлил ни секунды. Он сорвался с места и понесся прямо на мучителей. Справа мелькнула тень. Шамал. Конечно, так просто ему ничего не позволят сделать. Мощный удар припечатал мальчишку к земле. Защититься и напасть. Основа основ. Резкий пинок по ногам ничего не дал. Шамал лишь отпрыгнул в сторону. Хаято вскочил и ринулся вперед. Удар кулаком в ухо затормозил его, а прямое попадание коленом под дых и вовсе сбило с ног. Будь он простым бойцом, то пришлось бы поваляться, чтобы прийти в себя. Но Гокудера привык к таким спаррингам. И секунды не прошло, как он вновь был на ногах. И снова упал. Удары сыпались на него непрерывным потоком. Шамал словно сорвался с цепи и теперь отрывался на мальчишке вместо боксерской груши. Хруст возвестил о том, что правая рука сломана. Ноги Хаято уже не чувствовал. Он проигрывал. Проигрывал, когда кто-то ждет его помощи!- Ну что? Чувствуешь себя куском дерьма? Нет? Тогда смотри! Смотри, гаденыш! И запомни хорошенько!Шамал оттащил мальчишку к стене и приковал к стене ошейником. Голова была зафиксирована, ни отвернуться, ни нагнуть ее школьник не мог. Можно было бы закрыть глаза, но крики Нозару все равно достигали его. Его мольбы о пощаде, звуки ударов о его тело. Скрыться от этого было невозможно. Хаято смотрел, смотрел, как с бедняги стащили одежду, как разложили его на полу. Как его насиловали, насиловали, насиловали… Нозару ревел. Он просил прекратить все. Сначала криком, потом хрипом, потом еле слышным шепотом. Худое тело с остро выступающими костями двигалось в такт движениям насильников. Слезы уже высохли. Глаза застыли, вперившись невидящим, остекленевшим взглядом куда-то в пустоту. Полураскрытые губы все еще шептали.- По-мо-ги, - повторил вслед за Нозару Хаято движения губ. ?Помоги?… Что-то надломилось в каменном сердце подростка. Что-то сломалось внутри.

- Шамал, - жалобным голосом позвал он. – Шамал, прекрати, пожалуйста, прекрати это. Он же ни в чем не виноват. Перестань, прошу тебя. Я сделаю, что захочешь. Все, что угодно. Любые пытки. Пусть лучше меня. Я привык, мне нестрашно, честно. Пусть меня. Но прекрати.Воспитатель, как ни странно, не сделал ничего.

- Смотри, смотри, Хаято. И запоминай: если будешь сближаться с другими, это произойдет снова.- Я не буду! Не буду! Никогда ни с кем даже не заговорю! Поэтому, пожалуйста, Шамал, прекрати! Прекрати! Прекрати! – уже кричал отчаявшийся мальчишка. По щекам его текли слезы. Никакой он не сильный. Всего лишь маленький мальчик, зависимый от непонятного ему мира взрослых. А потому он молил, униженно молил о милости.Хаято кричал. Кричал во все горло. Он просил прощения, просил прекратить страдания дорогого ему человека. Свет ярко осветил его заплаканное лицо, его жалкую фигуру, лежавшую полу.

- Нож! – властным голосом приказал Цуна.- Но наркотик еще не…- Дайте мне нож! – нетерпеливо взмахнул рукой врач. Шершни мялись, не зная, как поступить. – Такеши!Ямамото одним слитным движением вытащил катану и перерезал веревки на теле Хаято. Тот, ослепленный лучами, словно новорожденный щенок, заваливаясь набок, пополз навстречу голосам. Не отличающий реальность и воспоминания, он все еще продолжал просить Шамала остановиться. С трудом перебирая руками и ногами, он продвигался вперед, словно надеясь найти там поддержку. Савада опустился на колени и вытянул руки. Он осторожно коснулся щеки опустошенного, дрожащего от ужаса мальчишки, а затем аккуратно обнял его.- Все хорошо. Все уже прекратилось. Успокойся, - уговаривал Цуна школьника, не перестававшего просить остановиться. Он гладил его спутавшиеся, перепачканные в грязи волосы и чувствовал злость. Злость на себя за то, что допустил столь жестокое испытание для того, кто и так уже не раз доказывал ему свою верность.- Эй! – позвал он Шершней. – Как снять воздействие наркотика?- Аскорбинка. Введите в вену, - равнодушно ответил подоспевший Верде.- Хорошо. Спасибо за работу. Славно потрудились! – Савада поднял вцепившегося в него клещом Хаято и вышел из комнаты. Такеши молча двинулся вслед за ним. Цуна дошел до медкабинета, крикнул Лусу набрать ампулу аскорбиновой кислоты и направился в ванную.

- Подожди в кабинете, - приказал он Ласточке и закрыл перед его носом дверь. Бережно положил он школьника в душевую кабину, включил теплую воду в душе. Хаято замер. Это не было похоже на успокоение. Скорее всего, он находился в шоковом состоянии. Там, в темноте под действием наркотика он снова и снова переживал самые болезненные моменты своей жизни. Так сказал Верде. Физически воздействовать на Гокудеру невозможно. Он слишком привык чувствовать боль. Оставалось надавить на его психику. Наверняка в его прошлом было нечто такое, о чем парень хотел бы забыть. Эти воспоминания надлежало вытащить, вскрыть зажившие раны и заставить кандидата почувствовать старую боль. Жестоко, как же жестоко!

Цуна опустился на колени и начал намыливать тело Хаято, покрытое синяками и шрамами. Яркими красными линиями проступали на нем отпечатки веревки. Белая пена скрывала их, очищала, и мужчина молился лишь об одном: чтобы у него было средство вот так же восстановить, очистить душу надломленного подростка. Луссурия бесшумно вошел и встал за спиной.- Вот, все, что нужно. Подержишь его немного? – почему-то шепотом спросил он. В ответ Цуна наскоро смыл с Хаято пену, приподнял и вытянул руку. Он был благодарен напарнику за быстроту, за отсутствие вопросов, за понимание. Лус не стал выяснять что к чему, а просто выполнил просьбу, и сделал это весьма умело. Савада следил как точно он попадает в вену, как неторопливо он вводит инъекцию, и на глаза его наворачивались слезы. Конечно же, Луссурия станет замечательным врачом, если поступит, если он поможет ему поступить. В это мгновение мужчина поклялся самому себе, что он, во что бы то ни стало, сделает все, чтобы помочь еще одному его верному другу.Почувствовав укол, Хаято дернулся и поднял взгляд. Он осмотрелся вокруг, не понимая, где он, затем наткнулся на Цуну и замер. Парень задрожал, грудь его стала подниматься все выше, все чаще, но, заметив Луссурию, он успокоился и взял себя в руки.- Я приготовлю для него палату, - шепнул помощник и прежде, чем Цуна успел его поблагодарить, скрылся из комнаты. Хаято попытался подняться, но ослабленные мышцы не позволили ему это. Потому он просто перевернулся на бок и уткнулся в колени своего Короля.- Вы видели меня… там? – спросил он каким-то чужим голосом. Цуна лишь погладил его по голове. Позор! Какой позор! Гокудера даже сжался, проклиная себя за слабость и никчемность.- Хаято, надо вымыться. Нельзя лежать здесь. Ты заболеешь. И так почти трое суток провалялся на каменном полу. Давай, поднимайся! – ласково уговаривал его врач. Надо было подчиниться приказу, но почему-то школьник уже не мог это сделать. Тело его просто не слушалось. Пальцы впились в колени мужчины, оставляя на них синяки. Гокудера не понимал, что он делает. Словно дававшая течь плотина наконец-то лопнула под давлением прошлого, и теперь вода застилала разум. Нужно было поблагодарить Короля за спасание, нужно было показать, какое счастье принадлежать ему, а самое большее, на что школьник был сейчас способен – лежать вот так, уткнувшись в колени своего спасителя.- Я просил его прекратить, а они все продолжали. До тех пор, пока Нозару не отключился. Потом… потом я пошел к нему... ночью... а он плакал… он просил… он так просил… что я…Что мне еще было делать? Он просил, и я… я убил его. Свернул ему шею, но что-то сделал не так, потому что он захрипел, и хрипел долго-долго… а потом перестал. Потому что умер. Потому что я убил его. Я, понимаете, из-за меня его изнасиловали, а потом я же его и убил! Боже! Почему…Цуна слушал исповедь подростка, затаив дыхание. Одно неосторожное движение, и все прервется. Но то, что услышал он, повергло его в смятение. С ним рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежал убийца. Не просто глупый ребенок, играющий в ?плохого парня?, а человек, уже убивавший. И этот грешник пришел за отпущением грехов не к кому-нибудь, а к нему, ему открыл свою тайну. И что теперь делать? Как ему относиться к преступнику, что так доверчиво прижался к нему и, не переставая, говорил о том, как свернул шею единственному другу? Савада закрыл глаза, сделал глубокий вдох, успокоился и принял решение.

- Хаято, - негромко позвал он подростка. – Хаято! – сказал он уже громче, когда тот не отреагировал. Школьник поднял заплаканное лицо. – То, что произошло, давно в прошлом. Ты можешь всю жизнь оплакивать своего друга, но уже не вернешь его. Чем вот так убиваться, намного лучше будет найти себе дело, где ты сможешь искупать свои грехи каждый день. Когда-то я не смог сдержать себя в драке. Из-за меня двое мальчишек оказались в инвалидном кресле. Один превратился в овощ. Я мог бы сутками рыдать, а вместо этого сел за книги и поступил в медицинский. Как видишь, искупление моих грехов мне дорого обходится. От того, что ты здесь будешь плакать, ничего не изменится. Этим ты никому не поможешь, а еще и себя в гроб сведешь. Так что все! Давай, вставай! Будем мыться, одеваться и спать! А завтра подумаем над проблемой. И если ты не понял, то это приказ!Мальчишка медленно кивнул, сделал усилие и сел.- Господин Савада, я прошел, да? – почти шепотом спросил он, неумело пытаясь отнять у мужчины мочалку.

- Прошел-прошел, куда ты от меня денешься, - ответил Цуна, намыливая тело подростка как заправский банщик. Больше они не произнесли ни слова. Хаято от усталости не ощущал уже радости от хорошо проделанной работы. Савада думал о том, через что пришлось пройти этому ребенку. Все рассказы Такеши оказались правдой, но мириться с действительностью мужчина был не намерен. Он насухо вытер парня пушистым полотенцем, отнес его в палату, сделал успокоительное и тихонько вышел. Ямамото уже стоял рядом. По сдвинутым бровям было заметно, что ему не нравятся действия Короля, но вместо осуждения или колкости школьник сказал:- Дино там уже с катушек съезжает. Пойдемте, нужно вытащить его скорее.Предстоял еще один сложный разговор.