Часть 2 (1/1)
Персидский юноша стоял посреди опустевшего двора. Порыв теплого ветра пахнул в красивое лицо. Багоас вздрогнул и словно очнулся ото сна. Он огляделся. Александр... Он действительно был здесь? И если да, то как давно он ушел? Едва разбирая дорогу, Багоас бросился в свою комнату. Сердце юноши бешено колотилось в груди, а голова шла кругом. Его губы еще хранили терпкую сладость поцелуя. А в ушах звенело сокровенное "дождись меня". Наспех смыв с себя краску и естественный запах разгоряченного танцем тела, юноша переоделся в чистое. Боясь переусердствовать с благовониями, он позволил себе лишь несколько капель. Тонко подведя глаза, он направился в покои македонского царя. Влажные волосы приятно холодили кожу, но теплые струи ветра вплетались между прядями, постепенно высушивая их. Александр еще не вернулся. Багоас по привычке сел у стены, скрестив ноги, и запасся терпением. Сердце юноши обезумело, стоило ему услышать приближающиеся шаги. Македонец вошел в свои покои. Их взгляды встретились. Багоаса омыло волной облегчения. Все притворство пало, обнажив истину. Он видел благодатный огонь во взоре любимого. То сплетались чувства и страстные желания. Юноша поднялся на ноги, завороженный священным пламенем. Александр тонул в бескрайней пучине темных глаз Багоаса. Он завладел вниманием доблестного воина с того самого дня, как боги свели их пути в гареме властителя Персии. Но Александру претила купленная любовь. Принуждение оскорбляло его гордость и чувство достоинства. Чего еще он мог ожидать от "мальчика Дария"? Но сегодня... сегодня Македонский царь узрел бездну отчаяния и искренней нежности во взоре Багоаса, и все сомнения его рассеялись, как дурной сон. - Как с этим справиться? - улыбнулся Александр, указывая на свой персидский наряд. Юноша приблизился к господину и помог ему разоблачиться. Оставшись в одних шароварах, Александр присел на край ложа. Юноша замер. - Станцуй для меня, - молвил царь.Багоас поначалу растерялся, ведь рядом не было музыканта, затем он на мгновение закрыл глаза и заглянул в свою душу. Она была преполнена чарующей мелодией его чувства к македонцу. Сей мотив был чист и прекрасен. В добавок к этому из сада доносился шелест листвы, перешептывания морских волн, что вальяжно ластились к берегу, словно тайные любовники. Перс прислушался, покачнулся, словно пламя светильника на ветру, и провернулся на носочках. Стан его изогнулся. Юноша повел плечами и тонкий богато расшитый халат соскользнул с плеч. Багоас остался лишь в набедренной повязке, украшенной золотой нитью. Здесь в темноте покоев, наедине с Александром он мог, наконец, отпустить себя на волю. Все движения юноши были преисполнены грации и соблазна, однако меж тем были лишены бесстыдства и пошлости. Он то прогибался назад, едва не касаясь пола волосами, то тягуче извивался волной. Его танец зачаровывал, но сильнее всего притягивали его глаза, что были чернее ночи. Они держали Александра, будто он был центром мироздания этого прекрасного юноши. Тени от резных светильников причудливо скользили по смуглой, шелковистой коже, вызывая у македонца чувство, близкое к ревности. В какой-то момент Багоас оказался слишком близко, Александр перехватил его запястье:- Дай испить сладости твоего дыхания!Позабыв обо всем, юноша бросился к господину и обвил руками его шею. Царь помедлил. Пропустив между пальцами растрепавшиеся в танце кудри Багоаса, он откинул их назад и обхватил юношу за затылок. Их уста слились в томительной ласке. В этих мгновениях была вечность. Они познавали друг друга. Впустив давно друг друга в свои сердца, они теперь позволили телам совершать свои открытия. Поцелуи дурманили юношу, наполняя все его существо восторгом. Александр утянул перса на ложе. С трудом оторвавшись от царственных губ, Багоас коснулся устами плеча, спустился ниже к груди. Крепкое молодое тело македонца было испещрено шрамами - признак гордости и доблести любого воина. Они будили в юноше благоговение истинной преданности правителю, которого он избрал по собственной воле, и в тоже время вызывали страх потерять его. Македонец, казалось, почувствовал печаль перса и заключил тонкий стан в свои объятья. Когда Александр припал к его губам в следующий раз, в них бушевала неутолимая жажда. Крепкие руки избавили обоих от остатков одежды. Искушенный в плотских утехах Багоас, призванный дарить удовольствие другим, пылал в лихорадке своего первого чувства. Пусть плоть его годами была приучена принадлежать другим, но сердце его было невинно. И вот теперь сосуд сей заполонил блаженный эфир любви - нектар, в котором столь тонко соединялась сладость и горечь. Юноша опустил глаза, и Александр увидел ту необъяснимую кротость, что столь потрясла его в их первую встречу. Он привлек юношу к себе, усаживая на бедра. Царь ухватил гладкий подбородок персидского мальчика и поцеловал его. Он гладил нежную кожу Багоаса: его горделивые плечи, хрупкие ключицы, гибкий стан, зарывался пальцами в роскошь вьющихся волос. Лишь достигнув талии юноши, царь остановился. Узрев в потемневшем взоре искры желания, вторившие его собственным порывам, Александр вцепился в узкие юношеские бедра, что сулили столько блаженства, и начал погружаться в головокружительный жар вожделенного тела. Багоас закрыл глаза и откинул голову назад, закусив алые губы. Македонец залюбовался ликом юноши — мечтательным и таинственным. Теплые золотые тени, словно тонкая вуаль, укрывали его нагое тело — такое податливое и манящее, не покорившееся, но страждущее ласки. Александр подался вперед, задавая ритм их страсти. Мир Багоаса содрогнулся. Оромедон - наставник, что готовил его для Дария - был прав. Эта долгожданная близость не унижала его духа. Свободная от гнева и стыда она излечила его от боли, которая преследовала его все эти годы. Юноша улыбнулся и накрыл изящными руками плечи своего властителя. Он повел бедрами, желая быть еще ближе, стать неразделимыми. Первые вспышки удовольствия прокатились по телу великого македонца. Он требовательно прильнул к губам перса, воруя восхитительный в своем откровении стон. За ним незамедлительно последовали другие. Багоас двигался с грацией дикой кошки, самозабвенно принимая дары Эроса. Никогда прежде он так не жаждал принадлежать кому-то. Безраздельно! Багоас и Александр дополняли друг друга и вместе создавали гармонию. Сознание юноши вдруг подернулось неизведанной дымкой. Мир начал ускользать. Казалось, он более не принадлежал себе. Близился крах. Мучительно-сладкое падение. Александр сжал его крепче в своих обьятьях и в последний раз толкнулся вперед, прошептав:- Б-а-г-о-а-с!Волна неукротимого блаженства хлестко разбилась о тела любовников. Юноша вскрикнул и сокрушенно уронил голову на плечо своего царя. Он впервые познал удовольствие! Усмирив бег сердца, Александр осознал, что с Багоасом что-то не так. Он отстранился и увидел серебряные нити слез. -Я причинил тебе боль? - обеспокоенно молвил македонец.- Нет, - устало улыбнулся юноша.-Отчего тогда тоска снедает тебя? - То не тоска, мой господин, а счастье. Ты даровал мне наслаждение и любовь... - Багоас затих, словно сказал лишнего.- Ты никогда...? - ошарашено спросил македонец. Юноша лишь спрятал свое лицо на широкой груди Александра. Сильные руки заботливо сошлись вокруг персидского мальчика. Глядя в твои глаза, Искандер, я не смог бы произнести тех слов, что шептал наедине в своей комнатке во дворце Дария ?Я прекрасен? Это лишь для тебя одного. Скажи, что любишь меня, ибо без тебя я не смогу жить?. И дело вовсе не в том, что они лживы. Нет! Они были правдивы как никогда, и я понимал, что никогда не смогу сказать их никому боле. Это чувство опаляет, сжигает до тла, все последующее будет лишь блеклым отголоском. Но я не страшусь этого. Любовь больше не пустая фантазия, не мираж. Она пропитала все мое существо, вросла корнями в мое тело и душу. Я буду с тобой до последнего вздоха.