Часть 1 (1/1)

Женская красота, коей изобиловал гарем персидского царя Дария, неожиданно померкла, стоило лишь македонскому правителю Александру заметить прекрасного юношу. Кожа его была ровной и имела приятный смуглый оттенок, темные вьющиеся волосы ниспадали ниже плеч. Красота его привлекала, но взор удерживала его кротость. Когда Александр подошел к нему, юноша пал ниц. Находившиеся рядом Наложницы Дария всячески пытались обратить на себя внимание. Они бросали томные взгляды, на дне которых плескалось обещание плотских радостей. Этот же юноша не искал для себя преференций. Оттого он и был столь притягателен и выделялся на общем фоне. Стан его был подобен молодому дереву - тонок, но крепок. Невзгоды не могли сломить его. Тонкие губы хранили тепло едва заметной улыбки. Его красота была сродни только что распустившемуся цветку. Нежная, чистая, не тронутая... Здравый смысл кричал, что это обманное ощущение, ведь юноша был наложником и без сомнения не раз согревал чье-то ложе своим соблазнительным телом. Разум кричал, но глаза... глаза Александра видели другое. Правитель заговорил с ним и был вновь удивлен: юноша знал их язык. Пусть он был далек от совершенства, но знаний юноше хватало, чтобы оказать должные почести великому царю и ответить на его вопросы. "Багоас". Так его звали. Диковинное имя. Александр несколько раз произнес его, не без удовольствия перекатывая по небу. Что-то в нем было тягучее и плавное, как и в его обладателе. Юноша, наконец, осмелился посмотреть на него: коротко и очень смущенно. Густые графитовые ресницы дрогнули и явили темные, как сама азиатская ночь, глаза. Тонко подведенные сурьмой, они затягивали в свою бездонную пучину. Дарий! Слухи о невиданной красоте и роскоши твоего гарема не врали. Они были отражением истины! Прекрасен был этот сын Персии. Томность и грация была в нем. Загадка, тонкая вуаль едва заметной грусти скрывала его лицо, даже когда он улыбался. Юноша, вкусивший страданий сполна, но он не позволил злости очернить его сердце, он не позволил слабости лишить его внутреннего стержня. Гордость была его лучшим одеянием. Красивый "никто", мальчик Дария и искусный танцор, он берег свое сердце, даже не помышляя о том, что сосуд этот вскоре обретет сияние истинного чувства. Александр - Великий царь - покоритель Азии предложил ему свободу! Никто до него этого не делал! Ни ювелир, продававший его совсем мальчишеское тогда еще тело, ни царь Дарий, знавший и помнивший его отца - почитаемого и богатого человека, что был убит из-за предательства. Дарий услаждал свой взор и свою плоть за счет юноши, но никогда не предлагал ему свободу...Этот чужестранец - варвар, как величали его меж собой персы, великодушно предлагал ему свободу, тут же лишая ее, порабощая одним лишь своим взглядом.Кто ты, о златокудрый?! Отчего сердце мое замирает перед тобою, отчего стесняется все в груди от одного лишь твоего присутствия. Голос твой заставляет струны души колебаться от волнения. - О, великий царь, спасибо за щедрость! Но семья моя давно простилась с этим миром, дом мой разрушен. Если мне будет позволено, я бы хотел остаться. Улыбка коснулась лучезарного лица. - Очень хорошо, Б-а-г-о-а-с!В тот миг в душе юноши родилась мечта: услышать свое имя из этих уст еще раз, но пропитанное негой удовольствия. Народ Багоаса почитал пламя. Вот и сейчас он смотрел на пламя. Оно горело во взоре и сердце Великого Александра. Оно влекло его. Он выбрал свою судьбу, оставшись добровольно. Вскоре Багоас стал прислуживать Царю за столом и на приемах.Обычаи варваров поражали его. Поведение ближайшего окружения правителя порой казалось ему оскорбительным и непочтительным. Они не выказывали должного уважения, дерзили. Любой перс, позволивший себе такое, давно бы распрощался с головой, но Александр лишь смеялся и делил с ними трапезу. ***Время шло, и надежда юноши таяла, словно снег в горах, гонимый теплым дуновением весны. Александр ни разу не призвал его к себе в часы отхода ко сну. Привыкший к иному, Багоас не знал, чем мог прогневать своего нового господина. Он был прилежен, исполнял все наказы, верно служил ему. На челе его еще цвело очарование юности. Даже мужи, предпочитавшие юных дев, не могли отрицать его красоты. И все же, единственный, кому он готов был отдать не только весь жар своего тела, но что во сто крат ценнее - свое сердце, похоже не испытывал к нему никакого интереса. И все же юноша чувствовал иногда, как царь наблюдает за ним. Как жаждал он встретиться с его взглядом и обнажить свои потаенные желания перед ним, но не смел, опасаясь потерять то расположение, которое имел сейчас. Все, что поначалу удивляло перса в Македонском правителе, вскоре стало его восторгать. Его открытость по отношению к народу и собственным солдатам. И речь шла вовсе не о военноначальниках, а о рядовых воинах. Он внимал им, внимал прошениям покоренных народов. Эти открытия укрепляли в прекрасном наложнике доселе незнакомое чувство - истинной преданности, что произрастала из собственной воли, а не была продиктована моралью или традициями, как это было с Дарием. Как-то раз Александр спросил у юноши мнения о выступавшем на празднестве танцоре. Багоас, не кривя душой, признал, что юноша хорош для той области, в которой обучался. Царь улыбнулся:- Мне говорили, и ты искусен в танце. Отчего же ты еще не показал свое мастерство? Багоас поначалу онемел, но быстро нашелся и ответил господину, что давно не упражнялся. На следующий же день к нему пришел музыкант, направленный Александром. Сердце юноши взыграло! Это был его последний шанс изменить положение вещей и, быть может, свою судьбу, и он не желал его упускать. ***Настал день пира, на котором Багоас должен был танцевать. Он упражнялся, не зная устали. Смех и тихие разговоры наполняли залу. Сердце юноши колотилось, словно пойманная пташка в груди. Он вышел и встал перед Александром. Зазвучала музыка. Она затронула потаенные струны души юноши, и он отдался в ее власть. Горечь неразделенных ночей, нежность невысказанных слов - все это Багоас вкладывал в свои движения и превыше всего неутихающее пламя, что великий царь пробудил в его сердце. Даже те, кто насмехались над излишней женственностью "мальчика Дария", теперь сидели, затаив дыхание. Юное, гибкое тело, казалось, не касалось пола. Украшенное золотыми узорами оно мерцало в отблесках светильников. Богатые темные волосы словно ожили, подчеркивая каждое движение, преисполненное грацией и легкостью. Мальчишка мог бы бросить вызов речным нимфам, столь прекрасен и чарующ был его танец. Эрос тоже не обделил его своим благоволением - томность и соблазн столь явно звучали в каждом движении, обещание и сладость... Плавные перекаты, взмах волос, прыжок, прогиб...Багоас не видел ничего вокруг. Словно бы мир подернулся пеленой дождя, и единственный источник света в нем - лучезарный венценосный македонец, что занял все его думы. Он тянулся в нему, тянулся к теплу, но все никак не мог достичь. Юноша очнулся лишь тогда, когда музыка стихла. Он был почти в ногах у Александра. Наложник лишь на мгновение осмелился взглянуть на правителя. Он не гневался, но его взгляд невозможно было прочесть. Александр поднял чашу и произнес:- За Багоаса!Все присутствовавшие на пиру подхватили тост. Царь выпил и встал со своего трона, намереваясь покинуть зал.Багоас так и не поднял головы. Он надеялся, что все сочтут это признаком глубокого почтения, которое он испытывал к господину, и не увидят за этим истинной причины - он лишь пытался скрыть отпечаток горечи на своем лице. Уж лучше никогда не познать любви, чем вкусить ее страданий! Так думал юноша, чьи непролитые слезы теснили грудь. Наложник выбежал в сад, укрытый от взгляда посторонних. Он раскрыл самое сокровенное в этом танце, открыл свою душу! Но его отвергли! Замок грез рухнул, погребая его под обломками. Благоухание цветов опутывало тело танцовщика, что еще пылало после выступления. Дыхание его было сбитым. Юноша почувствовал влагу на щеке. Предательская слезинка все же покинула омут глаз. За спиной послышались шаги. Юноша обернулся и увидел Александра. - Багоас!Юноша пал ниц. - Сколько раз тебе говорить, чтобы ты перестал простираться на земле?Александр ухватил юношу за подбородок и заставил поднять голову. Багоас по-прежнему держал глаза долу. - Посмотри на меня. Ресницы юноши дрогнули, и царь окунулся в беспокойную бездну таинственных глаз. Отчаяние и нежность странно соседствовали во взоре танцовщика. Что-то сверкнуло в серебряном свете луны. Чтобы подтвердить свою догадку, Александр провел рукой по щеке юноши. Он не ошибся. Великий македонец дернул перса на себя, заставляя подняться, и приник к его губам. С трудом веря в происходящее, юноша обвил руками возлюбленного.Поцелуй вышел почти целомудренным, но он без сомнения был самым драгоценным и желанным за всю жизнь юноши. Сколько их было — одни клеймили похотью и желанием обладать, другие (столь редкие) были проявлением благодарности, но лишь этот был проявлением истинного чувства. - Дождись меня после окончания пира! - отстранившись, прошептал Александр.