Глава тринадцатая (1/1)

Следующие четыре дня Яша провел в праздном безделье, почти неотлучно находясь с Каблуковым, – то по городу шатались, то ездили на Ланжерон и Аркадию, то без устали предавались содомскому греху.– Взыграло как у Старика-то, – усмехнулся Николай, покуривая папиросу и свободной рукой перебирая волосы Яши, который примостился рядом. – Ишь, прищемили ему хвост, он и бегает. Разогнал всех, отсидеться думает и дальше свой шахер-махер крутить.И, предупреждая крутившийся у Яши на языке вопрос, продолжил:– Сыт я уже анархией их, братишка. Заигрались они, голубчики. Скольких детей да баб изувечило бы, взорви та жидовка бомбу на вокзале! И все ради одной важной шишки! Не терплю я фараонов*, но уж тут спасибо сказать готов, а уж кто их упредил – дело десятое. На виселице Старику самое верное место.– Куда поедешь? – помолчав, спросил Яша.– А не знаю. На Балтику, может, скатаюсь или на прииски наймусь. Золотишко-то, брат, оно никогда не лишнее.– Меня возьмешь? – само собой вырвалось.Каблуков добродушно усмехнулся.– Ишь ты, – указательный палец прочертил дорожку по Яшиному носу, с кончика спустился вниз, проведя по нескольким недавно пробившимся темным волоскам над верхней губою. – Ну, там видно будет. Тут все ж таки родня у тебя. А я хлопец бедовый, куда дальше подамся – сам черт не знает.На том и скруглили разговор. Яша не упорствовал. При характере-то Каблукова… Не отказывает – и то ладно.По правде сказать, порою ужасно хотелось вернуться к отцу с матерью. Не раз Яше представлялось, как он поднимется по мраморной лестнице их парадного и, набравшись решимости, повернет рукоятку механического звонка, взволнованно прислушиваясь к треньканью за стеной, Стешиным торопливым шагам и ворчливой скороговорке (?И ктой-то там опять… Только за дело взялась… Иду я, иду?) и, наконец, к полязгиванию дверного засова. Изумленно застыв на несколько мгновений, Стеша радостно ойкнет и, втащив Яшу в переднюю, кинется обнимать (по крайней мере, ему хотелось на это надеется…). Выглянет из залы кудряшка Эська, взвизгнет радостно, бросится навстречу, повиснув на шее, а следом из отцова кабинета появятся родители и … Яша убеждал себя, что, возможно, обойдется без скандала, и повинившийся блудный сын будет благосклонно принят в лоно семьи и препровожден к празднично накрытому столу, но здравомыслие подсказывало, что возможность такого развития событий весьма мала, и значительно вероятнее, что будут оглушительные истеричные выкрики мамеле (?Яша, Яша, я уже умерла тебя ждать!!! Яша, посмотри на свою маму, от нее почти не осталось ни пуха, ни праха!?), нескончаемо долгий разговор с отцом, более напоминающий допрос, и неминуемая высылка во все тот же Овидиополь.Все более и более убеждался Яша, что нет и не будет возвращения к прошлой размеренной благополучной жизни, ушли в безвозвратное прошлое и гимназия на углу Старопортофранковской и Греческой, и старая уютная дача на Шестнадцатой станции Большого Фонтана, и воскресные репетиции в Оперном театре, когда виолончель послушно пела под его смычком, вторя Эськиному роялю.Как дурной сон виделась ему ?Вольная коммуна?, принесшая столь жестокое разочарование и оказавшаяся неимоверно далекой от тех идеалов справедливости и равенства, что побудили его покинуть дом, так что более всего Яша хотел навсегда закрыть эту страницу, отринуть то, что было страшной ошибкой, перечеркнуть этот тупиковый путь – и двинуться на поиски дальше, бок о бок с Николаем Каблуковым, бесцеремонным, порою грубым, взирающим на все с нахальным прищуром глаз. С Каблуковым, таким непохожим на самого Яшу и по прихоти судьбы оставшимся сейчас единственным близким человеком.