Глава десятая (1/1)

10.Мучительное чувство, что он совершил ужасную ошибку, крепло теперь, когда он стал невольным соучастником террористического акта, день ото дня, но, однако же, решиться уйти Яша пока так и не смог и продолжал посещать ?Вольную коммуну?, кляня себя за слабость характера. Да и некуда, впрочем, было ему уходить – о возвращении домой Яша теперь и помыслить не мог, по-прежнему остро ощущая свою вину и со всей ясностью понимая, что лишь по счастливой случайности в тот проклятый день в кофейне ?Фанкони? не оказалось его родных. Эська и Большой Этингер особенно любили туда наведываться – уж очень хороши были сливочные десерты, которые там подавали.Яша нашел в себе силы покинуть родной дом и отказаться от всего, что составляло прежнюю его жизнь, беззаботную и бездумную, но теперь он воочию убедился, что борьба анархистов за счастье и благоденствие одних неминуемо обрекает на гибель других, безвинных, в том числе и тех, кто дорог ему, принося их в жертву.Не так он представлял себе все, совсем не так, и, вдоволь насмотревшись на изнанку анархистского подполья, понимал, что совершил страшную ошибку. Но бывали и такие минуты, когда Яша убеждал себя, что не зря примкнул к ?Вольной коммуне?, вступив в борьбу за всеобщую справедливость, и что все, возможно, обстоит не так, как ему кажется. Разрываемый сомнениями, измученный постоянными спорами с собой, он никак не мог решить, как жить дальше, – и словно бы по инерции продолжал ходить на Запорожскую.Поручения, которые давал Старик, опять стали обыденно-простыми – ?пойди туда, отдай это?. Вот и на сей раз его отправили с увесистым свертком в сапожную мастерскую Лейбы Когана, где Яша бывал уже пару раз и хорошо помнил дорогу.На условный стук дверь отпер знакомый ему вихрастый мальчишка лет двенадцати, сын и подмастерье сапожника по имени Шрага. Был он нынче насупленный и испуганный какой-то, на приветствие не ответил и лишь кивнул и посторонился, впустив Яшу внутрь и сразу же заперев дверь на оба засова.В передней комнатенке, где сапожник принимал и выдавал обычно заказы посетителям, никого не оказалось, так что Яша прошел дальше и толкнул дверь, ведущую в жилые покои.Ему тут же заломили за спину руки, вывернув вместе со свертком с такой силой, что он не сдержался и вскрикнул от боли, и вытолкнули на середину комнаты.За верстаком сидел немолодой уже человек в гражданской одежде, который, увидев Яшу, махнул рукой, скомандовав:– Марков, да пусти ты его, руку же сломаешь, вот так, на пост иди, мало ли ещё в гости кто пожалует.И улыбнулся Яше, как старому знакомому.– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! Извините за причинённое неудобство, но, право слово, никогда не знаешь, кто войдет в сию чудесную дверь, будет это милый отрок, или варнак-каторжанин... Ах, да, представлюсь – Август Карлович Нейман, жандармский ротмистр... А вот как вас звать-величать, о юноша бледный со взором горящим, я пока не знаю.– Яша… То есть… Яков, – поперхнувшись, ответил Яша..– Ну, Яков, надеюсь, вы не разочаруете старого кабинетного служаку рассказом о том, что вы попали сюда совсем случайно, заблудились, я, знаете ли, такие побасенки от вашего брата-подпольщика слышу постоянно, не хотелось бы терять на них мое и ваше драгоценнейшее время. Вы ведь не просто так пришли, не за туфлями покойной прабабушки Сары, да и свёрточек при вас... Аксюта!В комнату вошёл высокий полицейский с небольшим деревянным ящичком, а вслед за ним – двое, один по виду приказчик из лавки, в красной рубахе с шелковым поясом, женщина же представляла собою извечный типаж домовой хозяйки, Яша даже не удивился бы, если б её звали Фаня Соломоновна, или Cофья Израилевна.– Это, – указал Август Карлович на вошедших, – понятые, что присутствуют при обыске и изъятии, чтобы не повадно было потом говорить, мол, я – не я, лошадь не моя, сатрапы подбросили...Ну-те-с... что у нас тут...Август Карлович поставил перед собой ящичек и стал разворачивать Яшин свёрток, в котором оказались детали какого то механизма...– Ну-те-с, господин башмачник, рассказывайте, что сие за детали принёс вам молодой человек, и что за детали в этом рундучке?– Так ведь это... того... станочек я хотел смастерить, токарный, да, по дереву резать, ну, для мебелей, всяку разну акрустацию, лепнину…– Станочек, говоришь... Хм... "Акрустация". Ну-ну. А вы, молодой человек, конечно же не знаете, для чего вся эта машинерия? А ведь должны интересоваться же... Жюль Верн... Не читали? Прочтёте, какие ваши годы, самобеглые повозки, аэропланы... Мда... Ну-с, а ваш покорнейший слуга, хоть и не силён в токарном деле, но станочек сей собрать попробует. Так... Угу... Вот это сюда... ммм… и сюда… защелка... пружинка забавная, часовая прям... и это... Хм.Минут через десять перед Августом Карловичем лежало нечто, от чего у Яши сильно заколотилось сердце и ему захотелось, чтобы все происходящее оказалось лишь неприятным сном.– Аксюта, станину давай сюда! Да помоги, тяжелый, зараза... Вот... От эдак. Фух, – утёр он пот со лба, и, улыбнувшись, продолжил: – Вот такой у нас с вами станочек получается. На токарный похож очень приблизительно, а вот на пулемет системы Гочкиса – весьма...Он поднялся, прошелся по комнате, разминая ноги.– Я даже не буду спрашивать, как сия штукенция для массового расстрела людей попала в наш славный город – греческие контрабандисты могут провезти и не такое, особенно шаланда Паплавердаки, чёртова сына, мне интересно, зачем это понадобилось господам анархистам... Банк ограбить решили, али на генерал-губернатора поохотиться? Штучка-то весьма неплохая, ежели в нужном месте поставить – массу проблем создать может. И кто же это у нас такой головастый там, а, ведь не ты же, Яков? Да уж, ты, верно, даже и не знал, что здесь, просто хорошие друзья, соратники, так сказать, по борьбе, – Август Карлович усмехнулся в усы, – попросили сходить на явку и отнести "до диду" некоторый свёрток-с... Угу… А то, что явка провалена, друзья твои, конечно же не знали, будем думать, что не просто так посылали сюда молодого... Ну впрямь, не хотели же они от тебя избавиться, а, Яков?Он внимательно посмотрел на Яшу и продолжил:– С "дидом"-то всё понятно, старую перечницу мы уже давно на крючке держим, и, пожалуй, ничего страшного с ним не случится. Ты ж, дед, не знал? Вот, не знал. И народ к тебе всякий разный ходит, а ты тут как попка-дурак сидишь да что тебе говорят – повторяешь, с тебя, как с попугая, взятки гладки… А вот молодой человек… Хм... Боюсь, юноша, фортуна от вас отвернулась.В это время с заднего входа вошли ещё двое полицейских с мешком в руках.– Вот, ваш-бродие, в подполе нашли.Август Карлович ловко поддел ножом стягивавшую горловину веревку и вытряхнул на пол смятую в ком форменную одежду.– М-да. Это, конечно, не мануфактура, а ателье дяди Шмуля Либерзона, но с десяти шагов и не поймешь. Господа, – он обвел взглядом обступивших его полицейских, – а ведь они затеяли весьма подлое дельце, как мне думается. Форма жандармов, пулемет Гочкисса... И эта стачка в порту… Ммм... Или митинг, сам черт их не разберет. Вышли бы эти бедняги со своими "не хотим" и "даешь" – а по ним бы и дали из пулемета… Жандармы ряженые... И это при свидетелях, в том числе – при иностранцах. Тут уже вторым кровавым воскресеньем попахивает, ишь, сатрапы, палачи и душители свободы расстреляли вполне себе мирный митинг. А как бы это раздула либеральная европейская пресса! Хитро, хитро задумано, знать бы, кто эту пакость придумал – вот голову ему самолично бы открутил, умнику.Август Карлович чиркнул спичкой, закуривая папиросу, и глубоко затянулся.– А рабочих не жаль, они невольно станут героями, мучениками за идею... Только гнилая эта идея, я вам скажу, если из-за нее детей сиротами оставлять приходиться. Так, деда уведите, может, вспомнит что-нибудь ещё.Полицейские, сапожник и понятые вышли.– Мда-с... Гнилое дельце. Боюсь, пойдете вы, молодой человек, по этапу в Туруханский край. Конечно, обвинение учтёт вашу юность, ваше искреннее раскаяние... Но этот вот пулеметец вам дорого встанет, ох, и проклянете вы тот день, когда решили помочь старшим товарищам... И, понимаете, какая штука... Я, конечно, против таких крайних мер, но ведь дело буду вести не я, а, к примеру, следователь Бельский, а у него такая интересная практика есть – кидать политических к уголовным. И уверяю вас, после этого вы подпишите не только то, что знали, что, как и почему, но и признаетесь лично в усекновении головы Иоанна Крестителя. Мда-с… – Август Карлович помолчал, задумчиво вертя в руках какую-то детальку от пресловутого пулемета.– Что же мне делать? – убито прошептал Яша, не поднимая головы.– Вот, другой разговор! Эх, Яша-Яша, в голове у тебя каша, тебе бы учиться нормально, а ты, эвон, бегаешь с этими. Тьфу, пойми ты, ты за них на каторгу пойдешь, а они будут смеяться, пить-гулять. Думаешь, вспомнит кто про тебя? Больно ты им нужен... А я ведь тебе могу помочь, Яша, помочь новую жизнь начать. Если ты будешь помогать нам.– Доносить?..Август Карлович усмехнулся.– Докладывать, осведомлять – выбирай, как тебе больше нравится. Обо всех актах террора, что ваши замыслят. Ты парень умный, вижу, – соображаешь, сколько от гибели спасутся благодаря тебе?Он взял со стола какие-то бумаги, полистал.– Кстати… Ты, верно, слышал о бомбометании в кафе ?Фанкони?? Пять человек погибли сразу, двое скончались от ран, еще семь находятся на излечении… Слышал, слышал, знаю. А может, и видел. Уж очень парнишка-чистильщик по описанию на тебя похож… – он удовлетворенно кивнул, внимательно глядя на побледневшего Яшу. – Да, похож. Так что, Яков? Согласен ты нам помогать?– Да. Согласен, – язык еле шевелился во рту.– Очень хорошо. Будешь раз в недельку встречаться с нашим человеком, рассказывать ему, что да как. Выловим рыбешку покрупнее – и ступай на все четыре стороны. Паспорт тебе справим, устроим на житье-бытье, где захочешь. Ну-ка, вот тебе перо, вот здесь пиши, я продиктую…