Глава девятая (1/1)

9.Яша позднее не мог понять, как же ему хватило выдержки обуздать, пусть и на короткое время, неимоверный животный страх, разом охвативший его, – не кинуться прочь, сломя голову, дабы как можно скорее оказаться далеко-далеко от этого ужасного места, а аккуратно сложить в ящик все свои принадлежности чистильщика обуви и спокойно удалиться.Ящик, правда, вскоре был выброшен в ближайшую сточную канаву – и вот с этого-то момента Яша, как ни старался, не мог вспомнить свой последующий путь.Он пришел в себя уже у Каблукова – заплаканный, обессиленный, растоптанный. Чудо, в самом деле, как он в таком скверном состоянии сумел-таки отыскать дом Николая и занимаемую им комнату; и чудо еще большее – что тот оказался у себя.Помнится, Яша пил, стуча зубами о край стакана, давясь и кашляя, какую-то необычайно крепкую и горькую дрянь, пробиравшую чуть ли не до искр в глазах, потом покорно вынес поливание из ковшика ледяной водой (от такой процедуры все тело мгновенно покрылось гусиной кожей, но зато прекратилась, кажется, истерика, и в голове хоть немного прояснилось).Мало-помалу отпускавшее напряжение нервов, однако же, сменилось сонной одурью. В сильнейшей усталости ли было дело или в проглоченном питье – Яша уснул как был, прямо за столом, уронив голову на локоть.Ночью к нему пришел Йоська – живой, улыбчивый, с флейтой в деревянном футляре под мышкой. Стоял и смотрел, приветственно помахав рукой.– Йось, ты же… – Яша замолчал растерянно, не зная, что сказать. – Ты живой, да? Это ведь не ты был там?– Как не я, – Йося грустно покачал головой. – Так и не сыграл в ?Демоне?…– Из-за меня все, – вырвалось у Яши. – Это же я там сидел, напротив кофейни, чистильщика обуви изображал. А потом, как жандарм зашел, знак подал, что, мол, там он. – Я знаю, – спокойно ответил тот, – и не виню тебя ни в чем, не ты ведь метал бомбы. Не будь тебя, посадили бы кого-нибудь другого следить.– Я и не знал даже, что смертоубийство они затевают. Не говорил мне ничего Старик, Всевышним клянусь! Все в тайне держал.Йося успокаивающе положил руку на Яшино плечо.– Не кори себя. Что поделаешь, раз такая судьба мне выпала. Ну, теперь пойду я. Прощай! – он повернулся и быстрым шагом пошел по круто взбегающей вверх незнакомой улочке навстречу закатному солнцу, чьи последние лучи сверкали, отражаясь в окнах домов, так ярко, что Яша поневоле зажмурился – и проснулся.Солнце и правда било в глаза – сквозь ветхие пыльные занавески его утренний свет заливал кровать, на которой с некоторым удивлением обнаружил себя Яша (ибо помнил, что сон сморил его прямо за столом). Получалось, что в постель его уложил Каблуков и даже одеялом накрыл… Самого Николая, однако же, нигде не было видно, и лишь скосив глаза вниз, Яша обнаружил, что тот спит прямо на полу, завернувшись в бушлат. Словно почувствовав Яшин взгляд, Каблуков зашевелился и сел по-турецки.– Ну что, полегчало?– Да вроде… – Яша неуверенно пожал плечами. – Йоську жалко так. Я его с малолетства знал ведь. И остальные, кто там, в ?Фанкони?, сидел… – Просчитался Старик, – хмыкнул Каблуков, закуривая папиросу. – Зря он тебя на это дело определил. Блюмкина, вот кого надо было, он бы сомневаться не стал, башка-то пустая. ?Никто не свободен от вины? – и дело с концом.– Да что ж я за тряпка такая!.. – вырвалось у Яши. – Знал ведь, знал, куда иду!..– Знал, да ошибся. Бывает такое, братец, – Николай, затянувшись, опять глянул на него тем странным пристальным взглядом, что всегда так смущал Яшу, и, помолчав, бросил зло, – ты вот что, собирайся давай и уебывай к себе. А дорогу сюда забудь.Прозвучало это после проявленного Николаем участия так внезапно, что Яша растерялся совершенно, тщетно пытаясь понять, что же послужило причиной столь неожиданного недовольства.– Да что случилось-то? Натворил я вчера чего? Если так – прости, не держи зла.– Что случилось… А то не понимаешь? Ваньку-то не валяй, не маленький.– Понимал бы – не спрашивал.Они поднялись одновременно, застыв друг против друга на расстоянии, должно быть, не более локтя, так что Яша отчетливо слышал, как часто и шумно дышит Николай, видел, как поднимается и опускается его широкая, с темными курчавыми островками грудь, чувствовал терпковатый мускусный запах – и, ощущая знакомую нутряную дрожь, горячими приливами неудержимо расползающуюся по всему телу, от кончиков пальцев до паха, не выдержал и сам потянулся навстречу.– Или уебывай, или не поручусь за себя, – хрипло выговорил Каблуков, а руки его уже гуляли по Яшиному телу, судорожными рваными движениями оглаживая и заставляя выгибаться, как тряпичную куклу. Бесстыдно сжали ягодицы, заползли под рубаху – и Яша не сдержался, вскрикнул, цепляясь за его плечи, и заерзал, пытаясь прижаться посильнее, как того властно требовало его ноюще-напряженное естество, отчаянно жаждавшее прикосновений этого большого сильного мужчины.Немыслимо было противостоять силе этого вожделения – животного, необузданного, оттесняющего на краешек сознания все страхи и сомнения, побуждающего отвечать на ласки и с восторгом принимать их, ошеломляюще остро чувствуя каждое касание горячих твердых ладоней, что лихорадочно шарили по его телу.Нет, впрочем, некоторый смутно ощущаемый страх, оставался – вернее сказать, странное противоречивое чувство, боязнь того, что неминуемо должно было произойти сейчас между ним и Каблуковым, и одновременно – неимоверное желание испытать это.Яша словно бы раздвоился: одна его часть металась по узкой койке, судорожно выгибаясь и запрокидывая голову, другая же смотрела на это словно бы со стороны, с жадным любопытством впитывая все, что видела, – такое непохожее ни на ежевечерние Яшины грехопадения, совершаемые в гордом одиночестве, ни на торопливые совокупления со Стешей.Медленное, мучительно-распирающее движение, заставляющее кусать губы и пытаться отстраниться; неторопливое, размеренное скольжение очень горячего и напряженного органа глубоко внутри, безостановочное, неумолимое, сбивающее дыхание; яростно-размашистые толчки, от которых срываешься в крик и, позабыв себя, подаешься навстречу, пластаясь по простыни и вцепляясь в нее сведенными судорогой болезненного удовольствия пальцами, пока неостановимая обжигающая волна не накроет бьющиеся в сладком спазме, тесно сплетенные тела.