14. Барсина. (1/1)

В молодости ты необычайно серьёзно относился к разного рода предсказаниям. Оттого, напугавшая тебя картина, стала чуть ли не приоритетной мыслью, в тайне от меня ты имел несколько бесед с Аристандром, бывшим египетским жрецом, а теперь нашим главным государственным жрецом. Тот, будто бы пообещав тебе бессмертие, после щедрых царских даров, согласился вымолить и для меня местечко поблизости. Слова о вечности прочно запали в твою голову, говорили, ты, даже послал пожертвование в некий храм Амона. При том, что в золоте у нас чувствовался огромный недостаток, а точнее, его не было вообще.- Гефестион! - Феликс переодетый в богатое облачение придворного слуги, вбежал ко мне на инженерный дворик. - Царь требует тебя в сокровищницу.Судя по взволнованному голосу и блестящим от радости глазам, Феликс страшно гордился, тем, что его господина призывают быть поверенным в тайны государства. Немедля спустившись в глубокое подземелье и пройдя три поста стражи, почтительно расступавшихся, я очутился в главном казнохранилище Македонии. Там уже горели масляные лампы, слышался голос Антипатра Одноглазого, последний что-то упрямо втолковывал тебе.- Вот и Гефестион!Заслышав шаги, недовольно проворчал старый царедворец, он как и Парменион считал меня наглым выскочкой, недостойным служить государству, и был в чем-то прав. Посторонившись, указал на несколько кованных железом сундуков.- Открывай.Ты опередил, принявшись откидывать тяжёлые крышки, находя только зловещую пустоту.- А как же наши серебряные рудники в Амфиполе? Антипар? Где таланты, привезённые из Фракии?- Ушли на подготовку высадки за Геллеспонт.- Все?!Вопрос, впрочем не требовал ответа и так было понятно, казна пустовала обрекая нас на временное бездействие. - Здесь нет средств даже заплатить солдатам, за прошлые месяцы? О чем думал мой отец устраивая пышное празднество. Гефестион сколько ушло серебра на тех проклятых истуканов.- Около пяти талантов.- Пять талантов! Слышал Антипатр! Почему ты не отговорил отца? Ты должен был спрятать ключи от сокровищницы. Умереть, но не дать обескровить армию! Решено! Ты снят с должности хранителя казны, уйди и постарайся больше не злить меня! Гефестион!Вырвав тяжёлую связку ключей, бросил мне.- Теперь ты филэ, отвечаешь за все серебро и золото Македонии, - и заметив мой скептический взгляд, тяжело вздохнул. – За будущее золото. После ухода Антипатра, мы ещё раз на пару открыли все сундуки, находя в них запустение и паутину, небольшие комнатки сокрытые в толще земли, с тайными дверками, скрепя, являли нам пустые углы. Скрывая беспокойство, вылезли из сокровищницы, полностью отчаявшиеся, не сговариваясь вымылись и переодевшись в чистое, молча поели. Думая, как поправить дело.- Я сам поеду в Амфиполь, Александр! Ты оставайся здесь, не подавая вида, занимайся армией. Набирай новобранцев, клянусь, я вернусь с серебром.- Рассчитываю на тебя филэ, долго не задерживайся и пусть Феликс неустанно сторожит своего господина. Я прикажу распять его, если хоть волос упадёт с прекрасной головы. Люблю тебя, и уже скучаю. Наскоро обласкав тебя, уже через час я был в дороге. Во главе небольшого отряда мчался на юг. Не хочу вспоминать те дни, по неопытности, а скорее по горячности, наделал много ошибок. Не разобравшись, с ходу повесил всех надсмотрщиков за рабами на рудниках, запугал главного смотрителя, да так, что он едва не устроил мне несчастный случай, когда я самолично полез в шахту. Только сообразительность Феликса спасла в момент обрушения балок, подрубленных предательской рукой, слуга заранее разведал второй выход и прикрывая собой, вывел наружу. Надо ли говорить, что не имея человека на замену, я самолично отрубил голову начальнику рудников, обезглавив тем самым всю верхушку власти. На поиск новых горных специалистов ушла целая декада, ты писал по три послания в день, получая свёрнутое письмо в золочённом футляре я внутреннее довольно улыбался, зная что найду на пергаменте забавный рисунок или засушенный цветок, сорванный впопыхах.?И если ты закончил дела, не раздумывай филэ, приезжай скорее. Загони коня, только сократи минуты моего одиночества. Я истомился, устал спать на пустом ложе?.Прошло более двух недель, прежде чем я собрался в обратный путь, ведя за собой несколько подвод с грубо выплавленными слитками, с охраной из десяти телохранителей, под покровом ночи, привёз немного серебра. Ты торжествовал, даже не успех миссии, и не деньги, а именно мой приезд обрадовал до безумия. Ты носился со мной как возбуждённый ребёнок, рассказывая о собственных достижениях, о новых илах, о построении солдат, стратегиях будущих боев, придуманных в содружестве с Парменионом и его сыном Филотой. В какой-то момент мне показалось - мы отдалились и иные лица стали тебе близкими. Чувствуя уколы ревности, тем не менее не показывал вида, нацеловавшись и ублажив царственного возлюбленного на ложе, спустя четыре дня, уже скакал на север Македонии, откуда пришла весть о поимке Аминты.- Именем Александра, царя Македонского, ты Аминтор, повинен в измене, нежелании признавать законную власть и проговариваешься к смерти. Линкестиды: Геромен и Аррабей, как укрыватели государственного преступника, последуют за тобой.Волнение в северных областях я подавил без жалости, вырезал всех, кто сомневался в твоих правах на трон. Я не был беспечен, как иные правители, никто из семей изменников не спасся, навсегда исчезли из Македонии многие древние и славные роды. Меня называли – злобным ублюдком, плевали вслед, на меня было совершено несколько покушений, но, лишь усмехаясь, я всем отвечал знаменитой слащавой улыбкой под которой скрывалось бешенная ненависть. Даже ты, осторожно намекал в письмах, что можно было и помилосерднее обращаться с побеждёнными, а я отвечал: - ядовитую траву выдёргивают с корнем, если не хотят, чтобы появились новые ростки. Уже тогда спорил с тобой и настаивал на своём. И делал это излишне запальчиво. Годы научили меня облегать свои желания в более мудрые формы и вскоре один историк сказал, будто бы все указы Александра подаются написанными на бумаге Гефестиона. Меня стали бояться, после похода на север Македонии, затаились. Пользуясь твоим отсутствием, а ты был вынужден усмирять наших врагов: трибаллов, иллирийцев, даже греков и иных, кто не признавал законную власть; провёл несколько новых указов. Печать государства, тяжёлая отлитая из серебра с ручкой красного дерева, хранилась у меня … ну, не смейся, под подушкой. Там, где ты её и оставил, уйдя в поход.? Скоро Гефестион на трон сядет! Случись что с царём, все будем под пятой сына Аминтора! Он уже и корону примерял, один из рабов видел?!И это были самые невинные слухи, которыми регулярно снабжала меня сеть шпионов. Дорвавшись до казны, часть серебра я отсыпал себе. Тайно. Мне, как и тебе позарез нужны были деньги, и если ты тратил их на армию, я создавал своё подразделение и вскоре ни один человек в Пелле не был уверен, что его слова или поступки не известны Гефестиону. У меня появились доверенные лица. Помимо Феликса и Гестии, по утрам, а порой ещё до восхода солнца садился за стол и проверял письма пришедшие за ночь. Рассматривал прошения, судил тяжбы. Как и говорилось раньше, порой ошибался. Хотя, были удачные решения.?Мой филэ, твоя помощь бесценна, - писал ты, брызгая чернилами на строчки, - те двести пращников, которых ты послал мне, решили исход боя. Забросав камнями греческих лучников. Ты сообщаешь, что если их соединить с лёгкой конницей и до времени первого залпа закрывать телами коней, то эффект неожиданности превзойдёт все ожидания! Я попробовал и остался очень доволен твоим советом! Мой несравненный, мудрый и нежный правитель, мне рассказывали, о непомерных налогах на землепашцев, умоляю тебя филэ, не слишком на них жми, все-таки в их семьях подрастают будущие воины, а впрочем поступай как считаешь правильным. Твой любящий, скучающий Александр?!Временами я перечитывал эти письма, даже много лет спустя, удивляясь безграничному доверию с твоей стороны, тогда мы любили друг друга и к Аиду посылали все сомнения. Персия, от звучания этого слова замирал каждый, с восхищением или страхом, но ни один не оставался равнодушным. Наш восточный сосед будучи самым могущественным меж тем расширял границы своего государства, захватив даже бывшие греческие области, насаждая волю покорённым племенам. Твой отец давно поглядывал на азиатский берег, хотел, мечтал сразиться с царём царей Дарием, Аттала отправил с передовым отрядом. Своего родственника. Теперь же, когда Парменион спустя полтора года прочно обосновался в твоём окружении, вопрос о вторжении уже не казался ему абсурдным. К тому времени, я всеми способами сумел наполнить казну, чего мне это стоило расскажу только подземному судье, но когда ты вернувшись из многодневного похода, и на утро спросил меня о средствах, слабо махнул рукой, не в силах подняться с ложа.- Сам смотри.Благодаря мне, ты смог заплатить каждому солдату жалование на полгода вперёд, и не тот мизер который выдавал прижимистый Филипп, ты кидал золото горстями, золото которое я выдирал из рук торговцев стонавших от повышенного налога, из закромов землепашцев, грозя сжечь их дома, у недовольно ворчавших знатных родов, напоминая им об участи Линкестидов. К моему ужасу, ты израсходовал к весне весь запас, добравшись даже до неприкосновенных сундуков, которые я хотел оставить на случай неудачи.- К чему скаредность, филэ! - Воодушевлённо говорил ты, - мы возьмём богатую добычу, наполним наши сундуки персидским золотом и драгоценностями. - Да, но иметь хотя бы сотню другую талантов не помешало бы, и пару десятков сундуков с золотыми тетрадрахмами…- О смирись, мой прекрасный возлюбленный, не омрачай светлый лик, презренным металлом. Я хочу сегодня объявить о выступлении войск, вскоре мы переправимся через пролив и вступим на земли Персии, мы совершим, то что не под силу ни одному смертному! А ты считаешь какие–то тетрадрахмы, когда перед тобой открывается величие.- Но, ты же разоришься, Александр, что ты оставишь себе, если сегодня опустошишь последний сундук?- Себе? Нам, Гефестион! Нам я оставляю надежды! - Надежды? Ты сумасшедший?!Оставивший зал совещаний, я потихоньку приказал Феликсу с помощниками, припрятать несколько сундуков с золотой монетой, так, на всякий случай. И молчать! Ты не узнал, удивившись на следующий день, что все средства потрачены, ещё активнее принялся готовиться к походу. И этот момент настал. Старые корабли, доставшиеся ещё от Филиппа просели от множества вошедших на них воинов; оружие, боевые машины и коней грузили отдельно. Ты не мог ждать, стоя на носу первого корабля отплыл как только прозвучал рожок капитана. Занятый погрузкой, я напротив остался на родном берегу до последнего, отправлял корабли предчувствуя, что вижу Македонию в последний раз, оттого как мог тянул с отплытием. У меня не было твоей безграничной уверенности в успехе экспедиции, я даже старался просчитать пути отступления. Как это сделал Феликс в серебряной руднике, и когда корабль, который должен был принять меня на борт стоял снаряжённый, и медлить стало невозможно, то опустился на колени, набрал в горсть земли. Здесь же сломал тонкую веточку оливы, поцеловал, произнёс слова молитвы. Завернув, взял с собой, последний дар Родины и был бы очень признателен, если найдя мешочек с пылью в моей личном ларце, его положат в гроб, впрочем, это уже не важно.Итак, мы отплыли, выстроившись в боевой порядок, взрыли острыми носами галер морские волны. Мне рассказали, что завидев противоположный берег ты вдруг спрыгнул с корабля и двинулся по пояс в воде с одним длинным дротиком в руке, как размахнувшись бросил его и копье воткнулось в землю всем наконечником. Символично!Ты заявлял свои права на новые земли, и все бывшие на галерах ответили дружными криками одобрения. Повторяю, я не видел этой сцены, я смотрел назад на исчезавшую вдали Македонию, придерживая завязки плаща, чтобы его не унесло порывом морского бриза. Я уже тогда знал, что больше не увижу, ни мать, ни отца, сестры так и останутся для меня маленькими девочками с куклами в руках, я оставлял жертвенник выстроенный в честь Филандера и только… Полидевк, поняв брата, подошёл и молча обнял меня. Так мы и стояли на последнем корабле, ничего не в силах изменить.- Завтра мы принесём жертвы на холме Ахилла. И Патрокла, разумеется.- Ты хочешь, чтобы я…- Чтобы ты показал всему миру, кем являешься для меня! Хватит, устал прятаться по темным углам, нам нечего стыдиться! Грязные слухи замолкнут, когда все увидят наш ритуал.- Значит следует подготовиться, я займусь этим немедленно.Ты нежно привлёк меня за талию и долго не отпускал, вдыхая аромат тела, закрыв глаза, ласкал губами шею. Нам уже не хватало ночей, занятые подготовкой вторжения, вынужденные разлучаться на долгие десятки дней, мы словно старались наверстать упущенное в короткие минуты уединения. Занимаясь сексом порой до пяти раз за день. Отбросив бумаги, ты вдруг обхватывал меня, шепча нежности, начинал любовную игру. Для вида, я противился, возражал. Бурчал, - нам надо закончить с разработкой будущей стратегии! На что, ты резонно замечал, - стратегия подождёт, тогда как твоё естество ждать не может, хочет немедленного соединения.- Упрись руками в стол, - горячо шептал на ухо, - чуть присядь, вот так, хорошо.Как бы я не хотел, но природа взяла своё и твой филэ оказался выше своего возлюбленного на целую голову, но тебе это даже нравилось, нравилось дёргать меня за длинные волосы, зарываться носом в них, отрывисто дышать и сладко стонать, на пике блаженства. Я тоже был счастлив, и когда ты предложил обнародовать нашу связь перед всем миром, только задохнулся от радости. Пусть все знают – мы любим друг друга и наша любовь, как любовь Ахиллеса и Патрокла нерасторжима. И вечна. Утром, под звуки труб в длинных ритуальных одеждах белого цвета, босиком, держась за руки мы проследовали к двум высоким курганам, под которыми согласно сказанию почивали тела легендарных героев. Лавровые венки возложенные на головы, стали нашим единственным украшением. Мы шли по широкому проходу устроенному войском, как две половинки одного целого, глядя строго перед собой. С необычайной серьёзностью, в том месте где тропинка расходилась на две стороны, ты остановился и опустив ресницы, произнёс.- О мой достойный возлюбленный. Возрадуйся, ибо сегодня самый лучший день в нашей жизни, мы вступаем на путь величия, как Ахиллес и Патрокл, и покроем себя бессмертной славой.- Я знаю, Александр и не сомневаюсь.К нам подошли девушки и протянули каждому по гирлянде, сплетённых из цветов олеандра, тебе алый, мне белый. Огромные венки, сладкий аромат исходящий от них кружил голову и все происходящее казалось нереальным. Скорее, разворачивающееся действо походило на свадьбу, ведь мы открыто требовали от всех признать нашу любовь. Неся на вытянутых руках гирлянду, я приблизился к холму, на вершине которого стояла маленькая фигурка Патрокла, отлитая из бронзы. Герой был обнажён и только плащ перекинутый через правое плечо, закрывал одну руку. Патрокл, опирался на поставленное вертикально копьё, спокойно смотрел на людей у подножья, с лёгкой грустью на устах. Человек ставший для легендарного Ахиллеса его жизнью, его любовью, единственный, кому сын Пелея разрешил надеть свои доспехи и кто погиб, вместо возлюбленного. Я помню те строфы из Илиады, ты всегда с содроганием в голосе читал мне о гневе Ахиллеса, узнавшим о гибели Патрокла, о его безумии, когда ослепнув от горя герой бросился в бой без защитного панциря. О его мести, о смерти Гектора, троянского царевича убившего филэ Ахиллеса, о том, как тело несчастного было несколько раз протащено за кудесницей рыдающего мармидонца и о костре, на котором было сожжено прекрасное тело, прекрасного друга. Задумавшись, я в одиночестве поднялся на холм и обвил гирляндой фигурку полубога, почитая его, расстегнул фибулы скрепляющие одеяние на плечах и изящно сбросил его к ногам, оставаясь обнажённым. Теперь нас было двое: я и Патрокл, и никого рядом. Наступал обряд священнодействия. Надрезав ножом сосуд на запястье, окропил кровью бронзовую статуэтку. Возливая её как драгоценное вино, пропел славу герою, опустившись перед ним на колени воззвал к духу Патрокла, умоляя дать мне сил на совершение великих предначертаний. Ты сделал тоже самое, на могиле Ахиллеса и наши действия были настолько синхронны, что мы даже спустились одновременно, готовясь в знак почтения обежать трижды вокруг погребальных холмов. Ты по солнцу, я против, и соединиться. Обнажённые, разгорячённые бегом, мы крепко обнялись, даря поцелуи и вместе сошли к ликовавшему войску. Весь день пировали, за неимением лож, а ты приказал не брать с собой ничего лишнего, сидели на подушках. Пили из одной чаши и ели с одного блюда. Роскошные яства, хотя я бы предпочёл единственный в своём роде ритуальный хлеб. Да, тот самый, который готовят во всех македонских семьях на свадьбах, из грубомолотого зерна, ячменный или овсяной. Самый обычный, серый каравай, разрезаемый мечом жениха и подаваемый им невесте. Я утешал себя, говорил - это неважно, у нас теперь новые обычаи и клёклый грязного цвета хлеб остался в прошлом, но Аид меня раздери, - я хотел его! Всю жизнь хотел отведать с тобой кусок пресного, жёсткого хлеба. Боги посмеялись над моей незамысловатой мечтой, и я действительно один раз в жизни ел вожделенный свадебный дар, на пару с самым презираемым мною человеком. Жрал! Давился! Рыгал, от выпитого вина, как уличный пёс, подъедал объедки, брошенные с хозяйского стола. Мучимый ненавистью и злобой.Все это было еще впереди, а сейчас ничто не предвещало печального конца, возбуждённый твоим вниманием, целовал любимые губы не скрываясь и открыто ласкал твою грудь. Ночь была восхитительна, словно в первый раз, ты стал предупредителен, боясь оскорбить меня настойчивостью, осыпал нежностью. Приказав рабам устлать наше ложе лепестками роз и лилии. Утром я нашёл шип, глубоко вонзившимся мне в спину. Со смехом выдрал и выбросил. Глупец, это было последнее предупреждение оскорблённой богини, и она готовилась обрушить на нас свой гнев. Троя тогда представляла собой небольшой городок и от былого величия там остались только разрушенные стены Илиона, да храм, где на деревянной стене, ссохшейся от времени, висел щит Ахиллеса, сберегаемый жителями как святыня. Ты высказал желание взять его, мотивируя тем, что являешься прямым потомком знаменитого героя, даже согласился оставить свой, отличный бронзовый щит взамен, с золотой и серебряной насечкой стоивший три таланта! Необдуманно решил поменять на ветхую рухлядь! Я не понимал твоей цели, но как и всегда не возражал, только тайно отсыпал в руки жрецов некую сумму за молчание. Ты же до сего дня считал будто бы троянцы отдали щит только из почтения к тебе, эх ты, доверчивый, если бы не моё золото не видать тебе раритета. Умело скрыв факт продажи, я лишь мило улыбнулся и приготовился восхищаться старьём.- Александр царствует, а Гефестион правит.Поговорка, ставшая притчей во языцех, со дня поклонения могилам героев вышла на поверхность, и даже самые недоверчивые воины, с скрипом в сердце согласились с её достоверностью. Нет, я никогда не возражал тебе открыто, на советах всегда сидел молча. Порой за все время обсуждения, не поднимал глаз от земли давая возможность высказаться всем твоим стратегам и военачальникам. Не оспаривал, на взгляд разумного человека провальные проекты и только, если ты излишне начинал горячиться, клал ладонь на вздрагивающее запястье. Ты понимал, и успокаивался. Вечером, вдвоём, мы заново обсуждали события следующего дня и порой на утро ты был совсем противоположного мнения. Воины ворчали, заметив, как утром я выхожу из твоей палатки. Усталый и разбитый ночными совещаниями, заканчивающимися всегда одинаково – бурным изъявлением чувств на влажных простынных.- Этот сын Аминтора приобрёл небывалую власть, вертит Александром как пожелает. Потеряв стыд, тот смотрит на мир между раздвинутых бёдер Гефестиона. Позор царю.- И правда, - слышалось в ответ, - единственный, перед кем пасует наш лев Александр, это его филэ. Вот увидите, скоро он потребует, чтобы мы воздавали тому равные с монархом, почести.Не хочу описывать наши битвы и походы, найдётся немало желающих рассказать о них и их рассказы будут много красочнее моего повествования, я и не преследую цель дать хронологию твоих побед, я хочу понять когда… когда ты разлюбил меня. Я ищу в наших отношениях первую трещинку, ставшую в последствии непреодолимой пропастью. Возможно, алмаз попал под резец огранщика после завоевания Тира?Ты пришёл ко мне, с ходу обнял и мягко укусив за ухо, прошептал.- Нам пора обзавестись наследником. Мне уже двадцать четыре, да и ты не мальчик.Не первый раз, ты заговаривал о наследнике повергая меня в ужас возможностью измены, вот и на этот раз, я встрепенулся, испугано посмотрел на возлюбленного.- И что ты предлагаешь?- Помнишь Барсину, вдову Мемнона? Лучшего греческого наёмника Персии и наместника Тира. - Толстую, простоволосую бабу, истошно голосящую у твоих ног? - Не утрируй Гефестион, не такая уже она и толстая, к тому же ты видел четырёх её мальчиков, в возрасте от пяти до двенадцати лет. Они прекрасны! Так вот. Я хочу, чтобы она родила нам сына! Здорово, правда!Мир перевернулся в моей душе, а тело затрясло в ознобе, я едва усидел на стуле, забывшись, запустил ногти тебе в руку.- Александр, это плохая идея. - Напротив, отличная, филэ. Я проведу с ней ночь, она забеременеет, а когда придёт время родить, ты ляжешь рядом в постель и будешь орать во все горло, так словно тебя сотрясают муки и тогда выношенный её лоном ребёнок, станет твоим. Нашим! Гефестион разве не об этом мы мечтали! Неужели ты смирился и уже не хочешь Геракла!Ты был настолько воодушевлён и настолько захвачен новым чувством предстоящего отцовства, что даже на время забыл о воинских подвигах. Как я мог возражать, да и вынужденный секс с женщиной не измена.- Тогда я хочу видеть все! И если она позволит себе лишнее, клянусь, убью на месте!- Вот и договорились, значит, как только Аристандр высчитает лучшее время для зачатия, мы вместе потрудимся и получим долгожданного сына!Ушёл. А я ещё долго не мог прийти в себя, вновь и вновь вспоминал ту женщину, пытаясь понять чем она привлекла тебя. После изнурительной осады Тира, когда под градом камней из катапульт я возводил со своими инженерами дамбу, рискуя каждое мгновение погибнуть, а ты бросался в атаки, на высокие стены островного города, мог ли я тогда предполагать, что там нас там ждёт. Сгорая от мучительной ревности, не нашёл ничего лучше, чем встать и приказать притащить мне эту женщину, но не бить и упаси вас Гефест, не оскорблять.Она не была толстой, даже напротив, сохранила в свои тридцать с небольшим неплохую фигуру, тонкую талию и широкие, даже слишком женственные бедра. Облокотившись, на слоновой кости подлокотник,я некоторое время смотрел на неё, теряющуюся в неведенье. ?И эта женщина станет матерью моего сына. Интересно, унаследует ли ребёнок светлые кудри Александра, его стать и ум, сможет ли будущий правитель Македонии быть таким же отличным воином и мудрым царём?? Наверное мой взгляд очень пугал Барсину и она пыталась уйти от оценивающих глаз, сжавшись, мелко дрожала.- Александр говорил с тобой?- Нет, господин.- Значит это буду я. Слушай меня, женщина и подчиняйся. В ночь, какую пока не знаю царь войдёт к тебе и ты зачнёшь от него ребёнка.Барсина перестала дрожать с надеждой и страхом взглянула на меня.- Выносишь и передашь мне. Твой малыш будет усыновлён царской семьёй. Он вырастет правителем и его ждёт прекрасное будущее. На большее не рассчитывай, ты лишь лоно, нужное Македонии, потому начинай с сегодняшнего дня молиться Гере и Гестии покровительницам женщин, дабы они как можно скорее наполнили твоё чрево. Я со своей стороны, беру тебя под покровительство, тебе будут выделены покои, слуги, выдана одежда. До зачатия буду платить по одной тетрадрахме в день, что вполне щедро. Позже, так как твои запросы возрастут, увеличу довольствие вдвое. Я все сказал, целуй мою руку и благодари.В то время я ненавидел Барсину, позже мы стали чуть ли не друзьями. Оценил, её если не ум, то хотя бы сообразительность и готовность подчиняться. Вскоре день был назначен, готовясь к ночи, ты нервничал. Пожалуй, ты меньше волновался когда вёл войска на приступ, сейчас же собираясь переспать с женщиной, казался растерянным.- Как и обещал, я буду рядом.- Да, так будет лучше.Больше мы ни о чем не говорили. Накуренные душистым ладаном комнаты дворца и широкое мягкое ложе с обнажённой Барсиной ждали нас. - Филэ!- Люблю тебя, Александр, помни об этом.- Разве я могу забыть как дышать, разве моё сердце может забыть, как биться? Ты моя жизнь Гефестион, и если кто-то попытается отнять тебя, клянусь, я пойду даже против Зевса и всех богов вкупе с ним. Поэтому будь спокоен, я тоже люблю тебя и эта ночь, ничего не изменит.Сколько раз я потом говорил себе твои слова: – одна ночь, одно лёгкое увлечение, одно удовлетворённое желание – ничего не изменит! Неправда! Изменяло! Да, ты всегда возвращался, вымаливать прощение, с подарками и слезами на глаза, а я создавая видимость примирения все глубже погружался в горестное отчаянье, которое и привело к закономерному концу. Накрытая полупрозрачной кисеёй, надушенная сверх меры и уже влажная Барсина ждала раскинувшись на шёлковых подушках. Её не удивило, почему в спальню вошли двое, сбросив одежды легли сбоку и принялись страстно целоваться. Вскрикивая от любовных прикосновений, завели постельную игру. Наученная мною, женщина ждала знака, и не смела даже шевелиться. Мне хватило совсем мало времени чтобы довести любовника до оргазма, изучивший твои предпочтения я несколько раз потёрся пахом о член, закинув левую ногу на поясницу, и сразу почувствовал готовность к соитию. Надо было только щёлкнуть пальцами и направить… но, о боги, как сложно отдать возлюбленного другой, даже на время, даже под моим ревнивым оком, даже ради ребёнка. Задыхаясь от горячности, жадно ласкал тебя, шепча в сотый раз о своей любви. Умолял, быть верным и не покидать моего тела. Я уже не хотел малыша, и мне было наплевать на гнев, я хотел только одного, чтобы ты принадлежал мне всецело, и если на поле сражения, согласен был делиться с военачальниками и солдатами, то на ложе желал царствовать в одиночку. - Гефестион, мне надо! Я вот-вот кончу! Отпусти!- Нет Александр, не хочу, не могу! Умоляю только в меня, заполни моё тело, нам не нужен Геракл.- Нужен, филэ! Я никогда не забуду, как ты резко вышел из меня и рывком раздвинув ноги Барсины вбился в её влажную промежность. Я рыдал, кусая подушки, не сдерживая крики боли, я хотел задохнуться, как некогда Протей, только потому что, сейчас был тебе не нужен. Впервые, осознание оторванности сотрясало, рвало душу на куски. Я обезумел. Схватив тебя за плечи, попытался стащить с Барсины, располосовал кожу ногтями, вырвал, не один клок золотых волос и по мелкой дрожи твоих ягодиц догадался об испытанном оргазме. Не помню, как и почему, я покинул спальню, побрёл куда-то, натыкаясь на запертые двери и мебель, заковылял прочь, ища место где можно выорать, рвущееся из груди вопль израненного сердца. Утром ты нашёл меня, нежно успокоил и на руках отнёс в нашу спальню, ты был предупредителен, ты был трепетен, ты был таким …каким я хотел. А вскоре мы узнали радостную весть – у нас будет Геракл!Не желая сидеть на месте, мы вскоре отправились дальше на восток, перешли с боями Граник, впервые встретились с персидским войском и наголову разбили его. Казалось, ты забыл Барсину. Во всяком случае не упоминал её имени, помня об испытанных мною страданиях и только однажды, войдя в палатку и снимая потный панцирь, просто так сказал.- Меня известили о приближающихся родах. Барсина едет сюда, чтобы родить нам сына в походной палатке.- Возможно, будет девочка.- Невозможно, филэ. И перестань уже ревновать. Лучше приготовься к ритуалу.Нежность уходила из наших отношений, точно по капле из дырявого шлема капала на раскалённый песок, чтобы никогда не возвратиться.- Конечно, Александр. Давай поговорим о греческим наёмниках, мне кажется они слишком многое требуют, в то время как последний бой, показал их несостоятельность.- Несостоятельность заметил только ты, потому что скакал позади меня, а вот Кратер говорит обратное и ему следует доверять. Смирись филэ, воинские стратегии не по твоей части, лучше занимайся своими инженерными штуками и поставками на армию.- Согласен, Александр. Прости мою бестактность.- Ничего, я не сержусь. Иди ко мне филэ, в твоих объятьях я забываю все тревоги.Барсина приехала в конце весны и судя по огромному животу, там действительно находился мальчик. Поддерживаемая под руки служанками, она сошла с повозки, приветствовала тебя поклоном. Со своей стороны ты мило поинтересовался её здоровьем, погладил живот и вдруг пригласил на ужин. Я к месту прирос, когда так просто ты предложил ей место за нашим столом, от злости ничего не ел и только косился на колыхавшееся чрево."Потаскуха! Дрянь! Ничтожество! Да как она может смотреть на моего Александра! Скорей бы роды, и я самолично выкину её из лагеря, а если будет возражать – придушу".Три дня длилась моя вежливость, три дня внутренне бесился, не показывая вида и услышав первый стон Барсины понял, кончено!- Несите простыни. Грейте воду. Больше воды! Несите её, осторожнее. О боги, помогите нам!Носился как угорелый царь Македонский, устраивая Барсину на заранее привезённом широком ложе. - Гефестион! Гефестион! Где тебя носит! Ложись рядом!- Александр!- Все хорошо дорогой, ты сейчас будешь рождать. Вот, положи под спину эту подушку. Не бойся, я никуда не уйду. Держись за мою руку. Барсина перестала существовать, был только я, только мои глаза и мои крики. А кричал я знатно, играя роль даже порвал на тебе хитон, и чуть не сломал пальцы. Включившись в ритуальную игру, ты умолял меня потерпеть, ругался на врачей, заклиная дать обезболивающего настоя своему филэ и вырвав из рук стакан, поил меня обычной водой, расстраиваясь фальшивыми муками. Стирал невидимый пот и целовал в лоб. К счастью, роды Барсины продлились недолго, как и наше совместное представление. Врач принимавший роды, поднял над головой новорождённого и провозгласил.- Мальчик.Немедля, даже не обмыв младенца понёс ко мне. Положил между раздвинутых бёдер, пачкая их в родильной крови. Тёплый комочек шевелился, пиная меня и смешно крякал, вместо обычного крика. - Александр, я родил сына! О боги, благодарю, благодарю вас! У нас сын Александр. Возьми его!Заходясь в радостном вопле заорал я на весь лагерь, пугая даже лошадей и охраняющих псов. Ты, покачиваясь приблизился и нагнувшись поднял ребёнка, улыбаясь, благословил и передал врачам для купания и пеленания. Бросился ко мне, душа в объятиях. Бешено целуя. - О мой филэ. Ты родил Геракла, а говорил - невозможно! Смотри – вот он! Так кто был прав?! Все, все исполнится филэ, все о чем мы мечтали ещё в Миезе, все начинает исполняться!Вцепившись, я всхлипывал в тебе плечо, чувства отцовства переполняли. Странно, но ты быстро охладел к Гераклу, за множеством забот, вскоре забыл о его существовании. Оставив сына с Барсиной, объявленной его кормилицей, погрузился в военные тяготы. Я же напротив, полюбил малыша, пусть и не похожего на тебя – весь в мать смуглый, черноглазый малыш, заполнил моё сердце. Понимая невозможность оставить его в обозе, я постарался окружить его заботой издалека, позволяя Барсине жить в дворце Тира,но, приказал каждую декаду посылать мне письма с отчётом о здоровье сына и сам, с любой оказией посылал ему подарки. Если получалось, приезжал, на день, два, играл с Гераклом, возил его на спине, кормил мёдом с ложки, ловил ему жуков, неосознанно ища в каждом движении Геракла твои черты. Ведь мы настоящая семья: ты, я и наш ребёнок.