Заговорщиков час и юношей (1/1)

В окно спальни Геллерта звонко стучит клюв совы. Грин-де-Вальд, уже почти проснувшийся, тут же встаёт с постели, надевает поверх пижамы тёплый халат и впускает в комнату сову, а вместе с ней — холодное промокшее утро, сереющее лишённым солнца небом. Сова остаётся сидеть на подоконнике. Стряхивает росу с крыльев, и капли тают на влажном дереве.Очень тихо. Так тихо по утрам не бывает ни в Мюнхене, ни в Дурмстранге.Дамблдор, похоже, спешил: не запечатал письмо и подписал коротко, просто ?Альбус?. Зато потрудился написать по-немецки.Дорогой герр Грин-де-Вальд!Прошу прощения за то, что беспокою Вас в столь ранний час. Могу ли я к Вам прийти?С уважением,АльбусГеллерт достаёт перо и пишет ответ, не тратя время даже на то, чтобы сесть:Приходи. Я не сплю. Только тихо, не стучи.Размашистые крылья совы прохладным вихрем сметают остатки сна, и записка уносится к Дамблдору. Грин-де-Вальд пробегает по комнате вприпрыжку, посмеивается от странной радости в рукав халата и только потом вспоминает, что шум может разбудить Батильду в соседней спальне. Впрочем, остаётся надежда, что она привыкла к дурмстранговской традиции рано вставать и не обратит внимания.На то, чтобы переодеться к приходу Альбуса, остаётся не больше пяти минут.Через три Геллерт стоит на крыльце, причёсанный, надушенный и одетый в любимый черный камзол с серебряными пуговицами, такие же угольно чёрные брюки и рубашку, жилет с тёмно-серой вышивкой. Поправляет бордовый шейный платок и, должно быть, впервые в жизни радуется, что дома и в Дурмстранге его тренировали одеваться по горящей спичке. Альбус появляется помятый, красноглазый, в той же белой рубашке и кофейном жилете, в которых был вчера. До крайности трогательный в своей взъерошенности. Его, такого, хочется сбежать из его проклятого дома куда-нибудь в Европу или дальше, чтобы брат в жизни не нашёл. Дамблдор падает на колени на досчатые ступени и снова целует руку Грин-де-Вальда. Похоже, он хочет, чтобы Геллерт умер сегодня же, от разрыва сердца. Стоило один раз связать, и Альбус начинает вести себя, как образцовый герой любовных романов.— Идём, — шёпотом зовёт Геллерт и тянет за руку, переплетая его пальцы со своими.Не понятно, отчего острее в груди страх: от того, что старая лестница на второй этаж скрипит на весь дом под каждым шагом, или от того, что стоило один раз связать Альбуса, и Геллерт потерял от него голову, как впечатлительные души в романтических историях.Щёлкает второй оборот замка и запечатывается, без заклинания уже не открыть. Геллерт отставляет посох обратно к шкафу и поворачивается к Альбусу:— О чём ты хотел поговорить?Пусть первый рассказывает, что у него на уме. Геллерт и так со вчерашнего вечера успел напредставлять себе невесть что. Чем раньше мысли разобьются о реальность, тем лучше.Альбус прохаживается от двери до окна, напряжённо трёт пальцы, оставляет волшебную палочку на столе, возвращается и останавливается напротив Геллерта, глядя в пол. И что он собирается сказать? Что ему вчера досталось от брата и что…— Я не спал всю ночь, — выдыхает Альбус и обхватывает пальцами стёртое запястье. — Я думал. О том, что было вчера. Вы… — он заставляет себя опустить руки, сцепляет ладони за спиной и делает шаг в сторону шкафа, повернувшись плечом. — Когда Вы и я… Когда мы… Я не вполне понял то, что произошло. Я не хочу сказать, что я против, мне… — он жмурится, но в следующее мгновение расслабляет лицо и дальше говорит уже чётче. — Это было более чем хорошо. Я и раньше думал о подобном. В последнее время я хотел этого именно с Вами. Но мне нужно понять, как это понимаете Вы. Я соглашусь на всё. На любую предложенную Вами роль. Мне нужно просто знать.— На всё? — удивлённо поднимает бровь Геллерт, подходит к столу и изучающе проводит пальцем по гладкой желтовато-белой палочке Альбуса. Вроде, это кедр. — Ты знаешь, что такое ?всё??Жаль, что он ещё плохо говорит по-немецки. На немецком ?Вы? звучало бы волшебно. Впрочем, и сейчас обожания в срывающемся голосе Альбуса хватает, чтобы начать терять голову. Если Геллерт не потерял её вчера.Дамблдор шагает ближе, кладёт пальцы на манжет левого рукава, колеблется, наконец застёгивает пуговицу и закатывает рубашку до локтя. Открывая покрытое шрамами предплечье.— На всё, — увереннее повторяет он. — А это, если Вам не нравится, можно… убрать. Мой сосед хороший зельевар.Геллерт протягивает руку, болезненно сжимает запястье Альбуса, заставляя его вздрогнуть, рывком притягивает к себе и обводит пальцами другой руки следы то ли от бритвы, то ли от ножа, сливающиеся с бледной кожей в утреннем полумраке.— Кто? — сквозь зубы спрашивает Грин-де-Вальд.Наверняка Альбуса резали давно, раз уже всё зажило, но ревность от этого не слабеет.— Я сам, — опускает рыжие ресницы Альбус. — Мне не хватало боли. И ощущения чьей-то власти надо мной.Становится спокойнее, но задетые собственнические чувства Геллерта всё равно недовольны. Альбус должен знать боль только от его руки.— С тех пор, как Вы приехали, я могу думать только о Вас! — отчаянно шепчет Дамблдор и падает на колени. — Я каждый день боялся, что Вы уедете обратно в Германию, а мне так и не хватит смелости признаться. Я буду Вашим лакеем, Вашим рабом, я поеду с Вами куда угодно, но я не смогу жить без Вас.Его слова растекаются по крови, бьют в голову, уносят в другие миры стремительнее, чем абсент. Грин-де-Вальд прислоняет Альбуса к себе за плечи и гладит по волосам. Они совсем друг с другом не знакомы. Геллерт ещё даже не рассказал, зачем приехал в Годрикову Впадину. Альбус не может обещать истинную вечную преданность, пока не знает ничего. Узнает.Пусть лучше передумает сейчас.— Я собираюсь найти Дары Смерти, стать самым могущественным волшебником и уничтожить магловскую диктатуру.На лице Альбуса расплывается хищная улыбка, а голубые глаза вспыхивают нехорошим огоньком:— Я ненавижу маглов.Никогда прежде Геллерт не видел Альбуса жаждущим чужой крови. Увидел бы — никуда бы не выпустил без ошейника, чтобы никто не тянул к нему руки.Раньше Грин-де-Вальд был просто влюблён в Дамблдора. Как в красивого компаньона, разделяющего его интеллектуальные интересы к изучению магии и истории. До сегодняшнего дня Грин-де-Вальд не видел отражения своей души в его глазах.В мыслях мелькает предположение: а что, если попробовать? Геллерт берёт со стола палочку Альбуса, смахивает с полки ладонью пыль, концентрируется на пылинках и произносит заклинание:— Schaffen!Магия устремляется из пальцев в палочку с неожиданной лёгкостью. Трансфигурация подходит точно и без усилий, будто палочка делает всё сама. Она слушается Грин-де-Вальда, как своего владельца. Видимо, они с Альбусом похожи больше, чем Грин-де-Вальд ожидал.Несколько длинных красных верёвок отпускаются на стол. Геллерт берёт первую верёвку и подносит к его лицу, чтобы рассмотрел получше. Дамблдор трётся о неё лицом, прикрыв глаза, и целует пальцы Грин-де-Вальда. Кожу то греет, то холодит его прерывистое дыхание.— Простите, если мне не позволено говорить такое, — шепчет коленопреклонённый Альбус и прижимает верёвку к губам. — Я не мог спать, потому что хотел принадлежать Вам. Полностью. Я хотел… Я представлял… как Вы воспользуетесь мной. То есть, моим телом. То есть… если Вы захотите взять меня. Желание отдаться Вам едва не спалило меня. Но я не посмел… ничего сделать. Мне бы хватило одного прикосновения, чтобы… успокоиться. Но я не посмел.Теперь ясно, отчего у него такие шальные возбуждённые глаза. Геллерт усмехается и заставляет его поднять лицо, зажав подбородок:— Это ты называешь ?принадлежать полностью?? Секс? — недоверчиво переспрашивает Грин-де-Вальд. — Мне мало чьего-то тела. Мне нужна вся жизнь и вся душа.Жаждущим только извращений, без истинного служения, был Рагнар. Альбус не похож на поверхностного любителя экзотики. Но пусть подумает о том, чего просит. Подумает, готов ли отдать всё за сердце Грин-де-Вальда.— Без Вас у меня не будет ни жизни, ни души! — громким шёпотом заверяет Альбус, и его голубые глаза широко распахиваются, будто от страха. — Я хочу принадлежать целиком. Без оговорок и исключений. Давно хочу.— Все полтора месяца, что мы знакомы? — продолжает издеваться Геллерт и проводит большим пальцем между его приоткрытых губ.Умирающий от желания и от избытка чувств Альбус слишком красив, чтобы облегчать его страдания просто так. Он тихо вздыхает, осторожно касается кончиком языка пальца Геллерта и тут же одёргивает себя.— Все восемнадцать лет, что живу. Я ждал Вас. Прошу, сжальтесь. Не отказывайте мне в счастье быть рядом с Вами там, куда Вы пойдёте, — умоляет он и, не выдержав, сползает к полу.Целует ноги Геллерта от колен и ниже. Такой беззащитный в своей зависимости. Такой не похожий на грозного себя во время разговоров с братом.— Аберфорт, хватит! — Альбус поднялся из-за стола, резко оттолкнув стул к стене. — Ты переходишь все рамки. Прекрати вламываться в мою комнату, когда у меня гости!— Твой гость здесь торчит безвылазно, словно это его дом! — негодовал в ответ Аберфорт, красный от злости. — Раз хочет тут жить, пусть не будет эгоистом! Пусть пойдёт козу покормит, пока ты занимаешься Арианой! Заперлись тут и сидите целыми днями, заговоры плетёте, в учёных играете, а ума ни у одного, ни у другого…Альбус схватил брата за воротник застиранной рубашки со взрослого плеча и прижал к его подбородку, зло сверкая глазами.— Закрой свой рот, мелкий гадёныш, — прошипел Альбус. — Ещё раз услышу, как ты оскорбляешь меня или Геллерта — останешься без языка.Напуганный Аберфорт безо всякой магии онемел на месте. И только через несколько секунд состроил обиженную физиономию, вырвался и удрал. Слишком спешно, чтобы скрыть страх.— Встань и повернись спиной, — приказывает Геллерт.Страшно отдавать приказы, не зная того, кем владеешь. У ?готовности на всё? всегда есть граница и очень острый взгляд, замечающий каждое несоответствие идеалу. Тому богу, которому на самом деле служит человек, мечтающий о подчинении.Альбус подчиняется и убирает руки за спину, скрещивая их в запястьях. Геллерт затягивает верёвки крепче, чем вчера, заставляя Дамблдора уже сейчас, до первого узла, передёргивать плечами и пытаться пошевелить пальцами.— Можете чуть ослабить? Передавливает. Я не буду пытаться выбраться, обещаю, — виновато просит Альбус. — Но если Вы пожелаете, я могу потерпеть.— Ещё не хватало, чтобы у тебя что-то затекло, — Геллерт целует его в висок и поправляет узел. И перевязывает поверх в несколько витков, чтобы крепче держало, а после перетягивает локти и привязывает руки к телу. Дамблдор безукоризненно подчиняется, выгибается так, чтобы его было удобнее связывать. Только когда Геллерт закрепляет последний узел, Альбус пробует пошевелиться. Верёвки красными полосами перечёркивают его свободу, едва позволяя вздрагивать. Только кулаки сжимаются и разжимаются. Даже сейчас, со спины, заметно, насколько Альбус возбуждён. Тяжело, с полустонами дышит, натягивая верёвки, обмотанные вокруг груди. Тянется к каждому прикосновению. Откидывает голову, открывая шею, стоит коснуться его волос.— Я не ходил в дуэльный клуб, мне было не до того. Но в глубине души я всегда хотел, — признался Альбус, вытянулся на траве и зажмурился от маленького лучика, пробившегося ему на лицо сквозь крону ивы. — Почему ты уверен, что тебе бы понравилось, если ты никогда не дрался? — удивился Геллерт и прихлопнул мошку, которая чуть не села на лицо Дамблдора.Уголок губ Альбуса дёрнулся в странной ухмылке.— Дрался. Я надеялся, об этом никто не узнает. На втором курсе я выбил зуб слизеринцу, который обозвал меня занудой. Не помню уже, почему я так разозлился. Я думал, он всем расскажет. Но он не рассказал, — до забавного гордо рассказал Альбус.— Похвально для студента Хогвартса, — коротко усмехнулся Геллерт.— То есть, неплохо для слабака? — Альбус приоткрыл один глаз. — Найду себе учителя магического боя и буду не хуже студента Дурмстранга. Или даже лучше.— Ложись. На спину. На кровать, — отдаёт Геллерт следующий приказ.— Я бы упал прямо здесь, у Ваших ног, если бы Вы не уточнили, — шепчет Альбус, медленно опускается на кровать, глядя прямо в глаза Грин-де-Вальду с коварством опытной куртизанки.И раздвигает ноги, одну согнув в колене, а ступню другой свесив к полу. До крайности соблазнительный. Такой яркий в своём кричащем желании принадлежать, такой искрящийся на фоне серого раннего утра.— Где ты за одну ночь набрался манер дам полусвета? — смеётся Геллерт, берёт ещё четыре верёвки садится рядом и ставит его ногу на кровать, рядом с другой.Только вчера Дамблдор не был таким. Решительным. Наглым.Красная петля обхватывает лодыжки Альбуса поверх брюк, и каждый новый виток верёвки зажимает его ноги всё крепче. На Геллерта с новой остротой накатывает власть в самом пьянящем варианте: власть нарушить чужое личное пространство, лишить свободы мыслящую сильную личность, сделать с другим человеком то, что никто не захотел бы терпеть.— А Вам разве не нравится? — вздёргивает бровь Альбус. — Я хочу себе Вас. И я сделаю всё, чтобы Вас получить.Слушая его, невозможно не улыбаться. Геллерт гладит его по колену и достаёт следующую верёвку.Нет, Альбус таким не стал. Он таким всегда был.— Ерунда. Еду можно трансфигурировать, — надменно сообщает Дамблдор и отодвигает в сторону конспект Геллерта по трансфигурации. — Тот, кто считает иначе, просто ленив и нелюбознателен.— Я в трансфигурации, конечно, не разбираюсь, но почему ты так уверен? — хмурится Грин-де-Вальд и помешивает чай из калины, озадаченно ковыряя ягоду ложкой. — Еда — это то, что было живым, растение или животное. Мы же не магловские боги, чтобы из неживого живое создавать.Вместо ответа Альбус выхватывает палочку, направляет на пустое пространство посреди стола и сосредотачивается:— Рэстрэката!Над скатертью возникает комок чего-то тёмного. Сначала бесформенный, но вскоре превращается в шоколадный кекс, всё более чёткий и правдоподобный. В его верхушке вырастает вишенка, а сверху, как снег, осыпается кокосовая стружка. Кекс подпрыгивает, кружится вокруг своей оси и опускается на белую плетёную салфетку. От него даже пахнет свежей выпечкой.Геллерт неверяще протягивает руку, берёт кекс и нюхает. Прямо как настоящий.— Вы в Хогвартсе трансфигурируете еду? — спрашивает ничего не понимающий Геллерт и отставляет кекс обратно на стол.Кекс не похож на видимость, на что-то искусственное. Крошки шоколадного теста и кокоса остаются на лице. Грин-де-Вальд смахивает их и трёт в пальцах. Пальцы остаются липкими, как после чего-то сладкого.— Нет, — самодовольно улыбается Дамблдор и откидывается на стуле. — Я научился сам. Всего-то стоило изучить литературу из запретной секции.Верёвки оплетают ноги Альбуса над и под коленями и его бёдра. Он ещё пытается скрыть возбуждение. Кусает губы, чтобы не стонать, старается не дёргаться и лежать неподвижно. Только его стояк всё равно проступает сквозь брюки. И в верёвках Альбус всё-таки вздрагивает. Ёрзает ногами, перекатывается на живот, напрягает связанные за спиной руки, вдавливая верёвки в кожу.Грин-де-Вальд ухмыляется и легко проводит пальцами по его плечам, рукам, заднице и бёдрам. Дамблдор срывается на тихий униженный стон и притягивается к ладони Грин-де-Вальда, как намагниченный. Как легко было бы его такого взять. Но не сегодня. После. Когда он докажет свою преданность делом. А пока придётся Альбусу мучиться. Потерпит.Палочка Альбуса подчиняется Геллерту с той же готовностью, что и сам Альбус. Заклинание тишины ложится на дверь и стены. Даже если Дамблдор сорвёт голос, не выдержав пытки собственными ощущениями, Батильда ничего не узнает.***Промозглое раннее утро становится солнечным и по-настоящему летним. Геллерт устраивается с книгой в кресле спиной к открытому окну. Ветерок гладит лицо и треплет чёлку. Блёклая тень ветвей калины покачивается на страницах учебника. Совершенно замученный Альбус лежит на животе, прикрыв глаза и вытянув связанные ноги. Сил извиваться в верёвках у него уже нет, а может он и вовсе уснул после бессонной ночи. В своей усталости и смирении перед несвободой он выглядит до трогательного покорным.Геллерт снова отвлекается от чтения и смотрит на него, не отводя взгляд, несколько минут. Запомнить бы навсегда, чтобы вечно стояло перед глазами.По подоконнику катится неспелая, жёлтая с рыжим боком ягода калины. Грин-де-Вальд протягивает руку и задумчиво постукивает ягоду ногтем. Альбус хочет быть готовым на всё. А как узнать, готов ли на самом деле?