Глава 48 — Неизбежные глаза (1/1)

На импровизированную трибуну, сооружённую на площади, поднимается волшебник. Его осунувшееся, посеревшее, ожесточившееся лицо кажется чужим. Только синие глаза, яркие и пронзительные, как у Эльдюра, до отвратительного знакомо смотрят из-под неровно обрезанной жёсткой соломенной чёлки. По левую и правую руку от него стоят волшебники, черты которых не разобрать, сколько ни смотри.Их отчаянно не хочется узнавать. Не рядом с Грин-де-Вальдом.На одного из них сердце отзывается, как на родную кровь. — Дорогие друзья! — объявляет Грин-де-Вальд, счастливо улыбаясь сухими бескровными губами и чуть щурясь от солнца. — Я горжусь тем, что мне выпала честь поздравить вас с победой. Вы доблестно сражались, и сегодня, благодаря отваге, смелости и мужеству, которые проявил каждый из вас, Норвегия, Дания, Швеция и Исландия обрели долгожданную свободу. Магловская диктатура свергнута: вы свергли её. Вы разрушили стены тюремной крепости Алглейми, воздвигнутой для того, чтобы не позволить волшебникам сражаться за свои права. Потому я сейчас стою перед вами и могу продолжать борьбу. Война только начинается, нам предстоит преодолеть долгий путь, чтобы прийти к справедливому будущему. Мы понесли потери. Ни один павший за свободу не будет забыт. Вместе мы докажем, что наши братья и сёстры, не вернувшиеся с поля боя, погибли не зря. Новый мир, который мы построим…Диск яркого света прорезает сон. Хульда со злостью бьёт матрас кулаком, несколько мгновений дышит, пытаясь успокоиться, и одевается быстрее, чем обычно, раздражённо дёргая форму. Была бы это обычная одежда — порвалась бы. Сукин сын Грин-де-Вальд! Мало ему приложить руку к смерти Хульды — он снова и снова лезет в её пророческие сны! Тычет в нос своей треклятой войной, до начала которой она даже не доживёт! Так его ещё и отправят в ту же тюрьму, что и Рубена!?Нужно успокоиться, — Изольдоттир останавливается, зажмуривается и трёт виски. — Он мне снится из-за того, что я о нём думаю. Это же всем известный факт: видения о будущем можно вызывать намеренно. Я просто хочу знать, к чему это приведёт, только и всего. Однажды я увижу конец, получу ответ, и кошмары прекратятся?.Видеть исход войны хочется меньше всего. В конце Грин-де-Вальд умрёт. Потому что бунтовать против маглов — самоубийство.Застегнуть шубу, надеть шапку, перчатки, взять посох… Хульда пинает тумбочку. Доска трескается под сапогом. Изольдоттир хлопает дверью и уходит на тренировку, поставив на свою спальню всего одно защитное заклинание. Теперь весь день ходить разбитой из-за этого глупого сна. И голова до вечера не пройдёт.Вот он. Только что не было, и материализовался.— Господин Грин-де-Вальд! — требовательно окликает Изольдоттир. — Сегодня после уроков в мой кабинет. Вместо обеда.Не может быть, что ему нечего сказать о будущей революции. Такие идеи не рождаются за одну ночь. И вдобавок среди сторонников, которые выпустят его из тюрьмы, будут те, кого Хульда хорошо знает.— Не пойду, — надменно заявляет Грин-де-Вальд и вздёргивает подбородок, пытаясь самому себе казаться смелее, чем есть.Щенок. Зубы ещё не выросли, чтоб скалить их.— По краю ходите, господин Грин-де-Вальд, — цедит Хульда. — Смотрите, не сорвитесь.— Вы тоже, — усмехается тот, изображая бесстрашие. — Вы до сих пор не в тюрьме только благодаря тому, что я молчу.Ах вот он как заговорил. — Готовьтесь попрощаться со всем, что вам дорого, — фыркает Хульда.Глаза б её не видели этого негодяя. А как он смешно побледнел. Трус. Или не болтай зря — или не бойся, когда болтаешь.***После тренировки и завтрака эмоции стихают. Упражнения, хороший бой и сытный завтрак — лучшее лекарство. Давно она не дралась от души, чтоб прямо не бояться убить и не сдерживаться, а ведь это удивительно умиротворяет. Хульда уже не носится по коридорам смерчем, а идёт привычным, пусть и стремительным, но спокойным, уверенным шагом.Профессор Шульц должен быть у себя. И на этот раз обязан открыть. Провести бы с ним воспитательную беседу о том, что директор не имеет морального права запираться в кабинете и делать вид, что его там нет. Рыба гниёт с головы. Но у него теперь появляются свои взгляды на всё. Не послушает. Хульда стучит посохом об пол. Кирпичи разъезжаются. Профессор Шульц сидит на краю стола, опираясь ногами на деревянную скамью для посетителей, и сосредоточенно сверяет свитки, а его кресло, стол и часть скамьи усеяны отчётами об успехах студентов на зимних соревнованиях этого года и предыдущего. Расстёгнутый директорский мундир небрежно лежит на острых плечах, а бузинная палочка вообще зажата в зубах.— Это ты? — морщится Шульц, убирает палочку изо рта и сдвигает стену за спиной Хульды.— На ваше счастье я, — сдержанно отвечает Изольдоттир.Он бы предпочёл, чтобы его кто-то другой застал в неподобающем виде?— Что случилось? — Шульц дотягивается до пера и делает пометку на пергаменте. — Только быстро.— Господин Грин-де-Вальд отказался выполнять моё распоряжение. Вы должны продемонстрировать ему, что, не подчиняясь мне, он не подчиняется руководству школы, — докладывает Изольдоттир. — Что ты от него хотела? — устало спрашивает Шульц, подперев голову рукой.— Я велела ему явиться в мой кабинет на допрос.— Зачем? — Шульц выдыхает сквозь зубы и явно едва удерживается от того, чтобы закатить глаза. — Ты допрашивала его полгода. Всё, что мы узнали, это что он под конец допросов согласился поддакнуть тебе, будто он в самом деле затевает революцию. Мне кажется, он соврал на этот счёт, потому что ты ему надоела и он готов уже в чём угодно сознаться.— Грин-де-Вальд признался не мне, а профессору Дамблдору, — напоминает Хульда. — Надеюсь, слова профессора Дамблдора вы не подвергаете сомнению?Утихшее было негодование вновь начинает жечь душу. Что за глупости! Она же объяснила, что пророчество проверено и не может быть ошибочным. Что революция Грин-де-Вальда поставит под угрозу само существование волшебников. Что борьбу с ним необходимо вести уже сейчас. Профессор Шульц это понимал. — Хорошо, — фыркает Шульц и отводит взгляд. — Я верю профессору Дамблдору. Грин-де-Вальд — будущий революционер. А если это ты навела его на мысль своими разговорами?Упрямец. Хульда прохаживается по кабинету и прислоняется спиной к стене рядом с камином. Продолжать этот разговор, похоже, бессмысленно.— Подобное поведение недопустимо для студента. Для любого студента, — глухо отвечает Изольдоттир, расфокусированно глядя перед собой.— Студенты не обязаны выполнять приказы преподавателей, у нас нет такого правила. Если бы меня волокли на пытки, я бы тоже кричал ?не надо? и упирался, — криво усмехается Шульц. — Я уже предупреждал тебя. В последний раз прошу, оставь его в покое. Когда он нарушит школьные правила, тогда и ответит, как положено. Если я узнаю, что ты снова крутишься вокруг него, будешь уволена.Камин уютно потрескивает, так же, как и вчера. Так же, как и вчера, от него веет теплом, обволакивающим немеющие ноги. Хульда часто моргает, пытаясь прогнать настойчивое ощущение нереальности происходящего. Профессор Шульц вздыхает, поправляет чёрный мундир с золотой вышивкой на плечах и воротнике, разворачивает свитки, которые изучал, и продолжает читать с таким видом, будто Хульды тут вообще нет.— Разрешите вернуться к своим обязанностям, — холодно произносит Изольдоттир.— Разрешаю. В директорском кабинете воздух душит. Перед Хульдой расступаются кирпичи, и волшебница шагает в прохладный полумрак коридора. Когда свет камина не выжигает усталые глаза, и рассудок вновь становится холодным. Поразмыслив, Изольдоттир направляется в учебный корпус.Профессор Шульц был ценным союзником. Директор Дурмстранга может многое, над ним нет закона, кроме Международной Конфедерации, да и та не имеет власти совать нос во внутренние дела школы. Его отказ сражаться с Грин-де-Вальдом — настоящая потеря.Главное, не думать о том, кто ещё окажется на стороне войны. О ком-то, кто близок Хульде, как сердце в груди.Только бы не отец. Или…Зато Дамблдор свой долг не забудет. Своей рукой или чужой, он положит конец беззаконию.Нужно сегодня попросить его зайти.Вспомнишь солнце — вот и лучик. Дамблдор спускается по лестнице навстречу.— Доброе утро, профессор Изольдоттир! — улыбается он. — Как у вас дела?— Поднимитесь в мой кабинет, — просит Хульда, окончательно успокаиваясь после разговора с Шульцем. — Нам нужно обсудить дальнейшие действия.— Всё хорошо, я надеюсь? — вполголоса уточняет Дамблдор и участливо заглядывает в лицо.— Неоднозначно, — поразмыслив, отвечает Хульда.То, что произошло, не провал, пусть приятного мало.***Родной класс прорицаний. Просторный кабинет с синими шторами. Здесь девочкой Хульда узнала, что, пусть она никудышный лекарь, видеть будущее способна лучше, чем кто бы то ни было. Здесь уже взрослой знала счастье в четверг на скорую руку закидывать вещи в сумку и прыгать в портал домой. И горе сидеть в опустевшей аудитории до поздней ночи, потому что идти больше некуда. Смотрят в душу строго и упрямоТе же неизбежные глаза— Садитесь, — Изольдоттир жестом пододвигает Альбусу стул. — Господин Грин-де-Вальд отказался явиться на допрос. Он никогда прежде не позволял себе подобной дерзости. Вы что-нибудь знаете о причинах?— Боюсь, что да, — виновато опускает голову Дамблдор. — Мы недавно говорили о том, что волшебникам свойственно позволять маглам дурно с собой обращаться. Грин-де-Вальд упоминал, что хотел бы искоренить в себе то, что он назвал трусостью, и я был вынужден поддержать его, чтобы он меня не заподозрил. Я сожалею. Очевидно, я должен был вмешаться.Ах вот до чего он додумался. Знала Хульда, что дыма без огня не бывает. Волшебница прислоняет посох к стене, садится напротив Альбуса и постукивает пальцами по столу.— Значит, господин Грин-де-Вальд по-прежнему доверяет вам?— Безусловно, — по лицу Альбуса скользит гордая улыбка. — Помните, как я взял на себя вашу вину и сказал инспектору, что Круциатус использовал я? Грин-де-Вальд думает, что в тот день я защищал его, и не сомневается в моей преданности. Я должен убедить его прийти под благовидным предлогом?В самом деле: Грин-де-Вальд и на допросе называл кого угодно, но не профессора Дамблдора. Грин-де-Вальд так легко позволяет себя обманывать, что это даже разочаровывает. Он казался умнее. Впрочем, способности Дамблдора не стоит недооценивать.— Профессор Шульц запретил мешать Грин-де-Вальду, — признаваться в слабости директора стыдно, но Дамблдор должен знать, что происходит. — Проводить допросы я больше не смогу. Отныне вам нужно стать вдвое внимательнее и осмотрительнее, чем прежде. Нашим врагом стал наш союзник. Сообщайте мне обо всём, что замечаете, о каждом шаге и слове Грин-де-Вальда. — Разумеется, — понизив голос, отвечает Альбус, и его прежде по-юношески мягкое лицо обретает решительность настоящего сына Дурмстранга. — Я сделаю всё, что потребуется. — Я буду следить за профессором Шульцем. Не верю, что он мог внезапно изменить точку зрения без влияния извне. Может быть, у вас есть предположения?Дамблдор хмурится. Сглатывает.— Мне не известно, как это может быть связано с профессором Шульцем… И я пока не знаю подробностей… — Говорите, — просит Хульда и подаётся вперёд, опираясь на локти.Сведения в любом случае обещают быть ценными.— Недавно Грин-де-Вальд и Расмуссон помирились. Грин-де-Вальд просил меня помочь ему скрыть возобновление любовных отношений с Расмуссоном, сделать так, чтобы их не считали даже друзьями, как прежде. Он не говорил, собирается ли посвящать Расмуссона в свои планы. Мне показалось, они не так близки, как когда-то. Это всё, что изменилось.— Давно?— В начале ноября. Я не сообщал, потому что не был уверен, что это важно. Господин Расмуссон не производит впечатление человека, готового следовать за господином Грин-де-Вальдом на войну.Дамблдор прав: проследить связь сложно. И то, что именно в начале ноября Шульц приказал перевести Грин-де-Вальда на другой этаж, а после запретил Хульде узнавать, где он теперь живёт, может оказаться не более чем совпадением.— Все сведения важны, — настаивает Изольдоттир. — Вам известно, на каком этаже теперь живёт господин Грин-де-Вальд?— Да, — подтверждает Альбус. — Как я понимаю, с этого дня я должен следить за господином Расмуссоном тоже?— Именно так. Можете быть свободны.С ним приятно иметь дело: никаких лишних вопросов и сомнений. Возможно, его рука окажется твёрже руки Хульды, когда придёт время. Но ему понадобится союзник. Это определённо необходимо обдумать.Оставшись в одиночестве, Изольдоттир достаёт список дел и с досадой поджимает губы. Придётся явиться на медосмотр, сегодня последний день. Её бы, конечно, приняли и завтра, но смысла откладывать дальше нет. Да и ей наверняка, как обычно, скажут, что она полностью здорова. Вот только в пятку стреляет при ходьбе и ноги иногда покалывает, но вряд ли это что-то серьёзное.***— Раздевайся и ложись, — просит Брунгильда, а сама с головой уходит в чтение личного дела Хульды, завесившись прямыми белыми волосами. Будто она что-то оттуда не знает.— На ноги посмотри, — Хульда пытается сжать и разжать пальцы.Сейчас, вроде, всё хорошо, только кажется, что суставы немного болят. Или дело в усталости.— А чего на них смотреть? — хмыкает сестра. — Ты плохо питаешься. Часто трапезы пропускаешь. Мяса вообще почти не ешь. Вино — это не еда. Ешь всё, что дают в столовой, и пройдёт. Пока не станет лучше, можешь на ночь брать дополнительный кусок мяса или пару яиц. Рекомендую положить мягкие стельки в сапоги, мы с тобой высокие.От зависти хочется скрипеть зубами. Брунгильда всегда была талантливой лекаршей, ещё в детстве. Захочет — сможет ставить диагнозы и назначать лечение, повернувшись к пациенту спиной, но любит проводить классические осмотры. Говорит, когда держишь руку над кожей человека, чувствуешь, как его тело говорит с тобой.Обидно до слёз, что такие способности достались ей, а не Хульде, всю жизнь мечтавшей о медицинской службе, но так и оставшейся всего лишь военфельдшером.— Половой жизнью живёшь?— Ты сама знаешь.— Как вештица я должна спросить. Я вижу болезни, а не всю историю.Её всевидящие очи внезапно ослепли?— Да, — подтверждает Хульда и подкладывает руку под голову.Пусть лучше спрашивает Брунгильда. Она хотя бы сплетничать не станет, а про других новых вештиц не известно ничего.— Как сестра я могу сказать, что нужно использовать презервативы, у него же есть невеста, мало ли, какую заразу он принесёт из своей Австрии, — пожимает плечами Брунгильда.— Ты всё равно говоришь как вештица.— Как именно сестра я могу спросить, что ты будешь делать, если забеременеешь от него. Но ты девочка взрослая, сама разберёшься. Могу поинтересоваться, любишь ли ты его. Но это тоже не моё дело.Чем хороша Брунгильда, так это тем, что она никому не читает нотаций. Наверняка её лекарской репутации это приносит не меньшую пользу, чем волшебные способности.— Кроме ног, жалобы есть? — Брунгильда возвращается в привычную роль лекарши, даже голос меняется. Встаёт, всё-таки вытягивает руку над Хульдой и закрывает глаза.— Нет.— Одевайся, — сестра возвращается за стол и откладывает личное дело, не добавив никаких пометок.Может ли Брунгильда перейти на сторону Грин-де-Вальда? Хульда встаёт, чёткими движениями натягивает на себя бельё и форму и вспоминает ощущения от пророческого сна. Тоже родная кровь. Роднее некуда, от одной матери в один день родились. Но не то.— К тебе приходил Грин-де-Вальд?— Сюда вся школа приходила, — Брунгильда поворачивается к Хульде, складывает ногу на ногу и с вызовом скрещивает руки на груди. — Я не имею привычки запоминать фамилию каждого посетителя.Она не скажет — а её жесты скажут. Брунгильда с детства так садится, когда ей есть, что скрывать. Грин-де-Вальд у неё был, судя по всему, по личному делу. Молчать об обычном медосмотре смысла нет.— Тебя видели с Онандром и пустили слух, что я замужем за здухачом, — Хульда достаёт палочку, заклинанием разглаживает брюки и садится на кушетку, отзеркалив позу сестры. — Он видел. Другой не придал бы значения.— Ничем не могу тебе помочь, — со смешком отвечает Брунгильда. — Я не собираюсь скрывать отношения с собственным мужем. Я, кстати, беременна. Можешь покрасить волосы, если не хочешь, чтобы подумали, будто это ты с животом ходишь.— Я тебя поздравляю, — сдержанно улыбается Хульда. — Ещё один здухач — это хорошо.— Я говорю, как вештица, а ты, как заместитель директора Дурмстранга, — смеётся Брунгильда и, расслабившись, опирается локтем на край стола. — Могла бы спросить, кого я больше хочу, мальчика или девочку.— И так понятно, что мальчика, — Хульда тоже оттаивает и откидывается на ладони. — Дочь у тебя уже есть.— А вдруг я хочу двух девочек? — хитро прищуривается Брунгильда. — Не проведёшь тебя. Да, Онандр хочет мальчика и я тоже. Будет у него друг, когда меня не станет. Одной женщины в доме хватит, чтобы не одичали.— Уже думаешь о смерти? — удивляется Хульда. — Нам только шестьдесят летом будет.Не хочется сейчас думать, как многого Хульда уже не увидит: ни празднования их с сестрой шестидесятилетия, ни рождения племянника. Брунгильда печати скорой смерти не видит, значит, правда убьют.— Задумаешься, когда от тебя зависит целый детский сад бессмертных, — вздыхает Брунгильда.Сказать ей, чтобы Рубену писала, или рано? Да и стоит ли…С Брунгильдой про Рубена говорить сложно. Как и с отцом. Проще делать вид, что сына у неё вообще больше нет.— Я своему внуку мстить не буду, хоть он и подонок, — так сказал отец вечером перед судом. — Его определят в хорошую тюрьму, для политических. Алглейми. — Алглейми?..В груди у Хульды похолодело. Алглейми, тюрьма забвения! Жуткая крепость, из которой нельзя даже письма писать! Рубен будет всё равно что покойником!— Чего раскисла? — отец прислонил её к себе за плечи, но даже тёплые, как всегда, отцовские объятия казались стальными, удушающими. — Контингент там хороший. Не с уголовниками сидеть будет, с образованными людьми. — Хотя бы я смогу ему писать? — глотая слёзы, пробормотала Хульда.Папа хочет, как лучше. Когда идёшь на пожизненное, нужно думать об условиях. Это важнее, чем возможность видеться.— Что ты за мать? — с глухой, чёрной ненавистью произнесла Брунгильда незнакомым голосом. — Вытри свои лживые сопли! Сама давала показания против него, сама отказалась, когда папин знакомый предложил вывезти Рубена из страны, а теперь горюешь? Лицемерие это, а не горе.— Брунгильда, пойдём в гостиную, — спокойно, будто ничего не произошло, позвала мама и увела сестру за руку.Едва дверь за ними закрылась, Хульда уткнулась в грудь отца и разревелась в голос. — Тише, тише, хорошая моя, — гладил её отец по голове, — что поделаешь, если он вырос такой дурной. Взрослый уже, его вина — не наша.Только папа понимает, что по-другому нельзя. Преступник должен сидеть в тюрьме, будь он хоть сама душа твоя, иначе в мире не будет порядка. — Как назовёшь? — отстранённо спрашивает Хульда.— Будет ему хотя бы года три, разберусь. Или ей. Я же не провидица, как ты, не знаю, каким человеком он или она вырастет.Скажи Брунгильда эти слова чуть жёстче — они бы звучали как издёвка. Но сестра, похоже, не имеет в виду самого очевидного, о чём можно подумать.— Если увижу вещий сон, расскажу тебе, — Хульда заставляет себя ответить приветливо.Обрадуется ли Рубен, если рассказать ему про будущего кузена?***Очередное испытание зимних соревнований начинается в классе прорицаний. Студенты заходят по одному со своими стеклянными шарами, задают вопросы о том, что с ними случится в горах на следующем этапе испытаний и выбирают предметы магловского обихода, которые, по их мнению, могут пригодиться. Оценки за свою часть Изольдоттир выставляет сразу же. Неверный подход к прорицанию видно безо всякой интуиции: кто-то отвлекается, кто-то расплывчато и неоднозначно формулирует вопросы.Под конец голова уже гудит, и фамилии расплываются перед глазами. И пальцы мелко дрожат. Брунгильда права, не стоит так часто пропускать обед. Себе Хульда уже ничего не должна, а выучить студентов по-человечески — её долг.— А почему нет компаса? — удивляется студент.Первокурсники — как дети. Всё им объясни.— Потому что рядом с полюсами компас работает с большими погрешностями, — терпеливо повторяет профессор магловедения уже раз в десятый, — пользуйтесь теми способами определения сторон света, о которых вам рассказывали на магической географии.В одиннадцатый раз, наверно, Изольдоттир не выдержит и предложит организовать им экскурсию, чтобы убедились лично. Аж зубы от них сводит.Профессор Дамблдор понял бы с первой лекции. Дурмстранг лишился прямо-таки золотого студента. Хульда достаёт список дел и вносит новую запись: поговорить с профессором Шульцем об избирательном приглашении на обучение юных волшебников из стран, приписанных к другим школам.***26 ноября 1898 г.ДурмстрангЗдравствуй, Рубен!Каждый раз я порываюсь начать письмо с вопроса о том, как у тебя дела и вкусно ли тебя кормят. Дедушка утверждает, что неплохо, пусть к вам и не привозят продукты из Франции, как к нам в Дурмстранг.Зимние соревнования проходят весело: студенты так и рвутся бегать по заполярью с компасами. Посмотрела бы я на то, как они плутают по горам с этим бесполезным инструментом.Тётя Брунгильда сообщила, что ждёт ребёнка. Я уверена, что у неё будет мальчик, но ей пока не сказала, говорю только тебе.Жди новых историй, зимние соревнования только начинаются!Целую. МамаЗа окном темнеет вечер четверга и воет вьюга. На столе пустеет бутылка вина. В этот четверг Хульду снова некому ждать домой на выходные, потому что дома больше нет. И её писем тоже, может быть, давно никто не ждёт.